Детский труд и «право семьи на ребёнка»

Введение

«Во всё большей степени семья теряет свои охранительные функции в отношении эксплуатации детского труда. Труд детей и подростков становится одним из условий выживания семьи. При этом эксплуатация детского труда может носить различные формы – от участия в наёмном труде вместе с другими взрослыми до сдачи ребёнка «в наём», нищенства и проституции…

Особой формой детского труда является ученичество. Девочки используются как служанки. В странах Восточной Африки многие представители средних городских слоёв используют в качестве слуг детей 10-15 лет, которые выполняют различные обязанности по дому, в то время как дети хозяев посещают школу.

…на рубеже второго и третьего тысячелетий нашей времени детский труд в Африке постоянно продолжает расширяться, несмотря на высокий уровень безработицы среди взрослых…. В большинстве африканских стран… детский труд рассматривается не как дополнительный, а как основной для семейного бюджета. Особенно характерно такое положение для сельской местности и для городской бедноты. Однако использование детского труда является иллюзией помощи семье в её стремлении выжить. Напротив, доходы семей сокращаются… Ложное ученичество, эксплуатация детского труда родственниками или же использование низкооплачиваемого труда детей, не имеющих других средств к существованию, — всё это необходимо для выживания существующей экономической системы…

Важной особенностью детского труда является то, что он включает значительно больший элемент личной зависимости, чем у взрослых, особенно у мужчин. В патриархальных формах эту зависимость детей – нетрудно обнаружить и в семьях – как работающих на собственный счёт, так и выполняющих надомную работу. Патриархальная семья, утратив самостоятельный экономический базис, активно вовлекается в рыночные отношения найма. Тем не менее, и в новых условиях она порой продолжает суще6ствовать как производящая единица, используя традиции беспрекословного повиновения старшим. Традиционное распределение социальных ролей в африканском обществе, основанное на подчинении старшим, приводит в производственной сфере к дискриминации молодёжи и в первую очередь – детей и подростков. Известно много случаев, когда родители устраивают детей на работу с тем, чтобы целиком забирать себе их зарплату. Так, например, поступают мигранты, занятые выращиванием какао в Гане. Они посылают девочек работать в город домашней прислугой, а затем периодически навещают хозяев, чтобы забрать причитающиеся дочерям деньги.

Широко распространённый в традиционном африканском обществе обычай усыновления детей при живых родителях сегодня также трансформируется и используется для эксплуатации детского труда. Например, ребёнка посылают на определённый срок в семью опекуна, как правило, зажиточного родственника, нуждающегося в дополнительной рабочей силе. Так, в частности, поступают женщины Нигерии, использующие труд «усыновлённых» для продажи товаров, изготовления ремесленных изделий. Иногда детей передают «кормильцам», которые не являются родственниками. В таких случаях ребёнку обычно выплачивается зарплата, но опекун при этом пользуется определёнными родительскими правами, позволяющими принуждать приёмышей к работе. На мелких предприятиях и в сельском хозяйстве государственный контроль за соблюдением законов о труде практически отсутствует. Это ведёт к тому, что дети и подростки занимаются многочасовым тяжёлым и монотонным малоквалифицированным трудом, получая при этом минимальную заработную плату. Нередки случаи производственного травматизма, так как на фабриках не соблюдаются правила техники безопасности. Общей тенденцией в 90-е годы являлось, таким образом, постепенное сокращение детского труда в современном секторе экономики при неуклонном его росте в традиционном, неформальном секторе [обгоняющем современный].

В отдельных случаях в некоторых видах с/х работ дети были заняты в течение года больше времени, чем взрослые. Таким образом, становясь частью экономически активного населения, дети обречены на такой продолжительный труд, какой иногда непосилен даже для взрослых. Нередко их трудовой день продолжается более 12 часов. Было бы неверным считать, что нагрузка детей чрезмерна только тогда, когда они трудятся по найму, непосредственно на предпринимателя. То же самое происходит и в тех случаях, когда они выступают в роли неоплачиваемых семейных рабочих. Развитие товарного производства сопровождается существенным расширением круга потребностей мелких производителей в городе и в деревне. Поэтому родители вынуждены шире привлекать детей к труду в ущерб их естественному развитию и даже принуждать их трудиться на стороне. Причём такое привлечение может принимать непосильные, экстремальные формы, особенно когда кормилец, покидая семью, уходит на заработки. Ещё более ухудшается положение детей, если родители выступают в роли ремесленников, сдельно работающих на дому. В таких условиях эти ремесленники заставляют детей трудиться рядом с ними в течение многих часов для увеличения выработки. Это, в свою очередь, способствует снижению расценок, поскольку уже не сам производитель, а вся его семья становится совокупным рабочим. Получаемый им заработок, призванный обеспечить воспроизводство рабочей силы, определяется трудом не только его самого, а всей его семьи.

Издержки, связанные с использованием труда детей, намного ниже издержек, обусловленных эксплуатацией труда взрослых. Это происходит потому, что когда дети отрабатывают своё содержание, они потребляют значительно меньше, че6м взрослые работники. Кроме того, денежная зарплата малолетних также меньше обычной, поскольку у них менее развиты потребности. В странах тропической Африки подросток получает за одну и ту же работу всего 50-80% зарплаты взрослого. Иногда «хозяин» заведения, предоставляя ребёнку возможность работ у себя, вообще ничего ему не платит. Так поступают, в частности, владельцы крупных магазинов. Делая покупки и развозя их по адресам, подросток фактически существует лишь за счёт чаевых. В данном случае ребёнок – наиболее низкооплачиваемый работник, имеющий самый продолжительный рабочий день.

Предприниматели выигрывают не только на низкой заработной плате несовершеннолетних. Поскольку в большинстве детский труд нелегален, дети являются в основном подёнщиками на временной либо сдельной оплате труда, предпринимателю не надо делать выплат в виде налогов, взносов по социальному страхованию, медицинскому обслуживанию и пр. Давая оценку расходам предпринимателей по минимальной норме ($2/день/чел), А.Боудиба пришёл к выводу, что только за счёт экономии на таких выплатах они имеют ежегодно доход примерно $8 млрд., если исходить при этом из данных Международной Организации труда, то есть заниженной численности детей и подростков, занятых экономически активной деятельностью. Доля расходов, связанных с оплатой детского труда, во вновь создаваемой стоимости крайне мала. Во многих случаях это обеспечивает высокую конкурентоспособность товаров, созданных преимущественно детьми, на внешних рынках. Предпринимателям детский труд выгоден не только благодаря его дешевизне, но и в силу других специфических причин. Так, владельцы хлопковых плантаций в Египте для ухода за растениями предпочитают использовать детей, поскольку маленькие руки последних считаются единственно пригодными для ухода за нежными цветками. Согласно оценкам, в ряде районов АРЕ на выращивании хлопка занято 14% детей 9-10 летнего возраста и 22% подростков в возрасте 10-17 лет.

Следует отметить, что любой интенсивный и непосильный физический труд наносит значительный, зачастую непоправимый ущерб здоровью ребёнка. Специалисты считают, что в результате систематического напряжения и переутомления, вызванных непосильным трудом, у детей-рабочих замедляется или вообще прекращается рост. С раннего возраста вынужденные заниматься интенсивной и однообразной трудовой деятельностью, они также имеют по сравнению со своими сверстниками определённые психические отклонения [примерно те же самые, что имели взрослые узники гитлеровских рабочих лагерей]».

И.Г.Рыбалкина. Некоторые особенности положения детей в африканской семье// Гендерные проблемы переходных обществ. Институт Африки РАН. М.: 2003. Серия «Гендерные исследования». Т.4. С.193-196.

Зависимость детского труда и семейных практик

 

Поскольку вследствие неолиберальной политики путинского режима в нашей стране идёт быстрая социальная деградация, приближающая общество к традиционному, а нормы организации труда – к африканским, становится понятным, кому выгодно отстаивание «права семьи на ребёнка» среди прочих «традиционных ценностей». Тем самым предпринимателям, которые хотят занимать детей, находящихся во власти семьи, на условиях, на которые не пойдёт не только взрослый, но и свободный подросток. Реставрация проявляется ведь не только в черносотенной тенденции церкви, культе белодельцев или Столыпина, но прежде всего в базисе.

И поскольку у нас работников уже начали превращать в батраков и рабов в тех самых тех самых сферах, в которых «традиционное общество» Африки, Индии или Ирана (как и вообще в Южной Азии) эксплуатирует детский труд (и вскрытые случаи рабства у нас или на Украине – это только вершина айсберга), понятно, чем грозит победа «борцов с ювенальной юстицией». Последняя если не пресечёт эксплуатацию детского труда (без уничтожения капитализма сие невозможно), то хотя бы сделает эти случаи достоянием гласности, как фабричные инспектора в Англии 19 века. Особенно с учётом наличия в стране в мирное время, по разным оценкам, от 500 тыс. до миллиона беспризорных детей, 90% которых – не сироты, а имеют живых родителей. С учётом нового возрождения жестокости к женщинам и детям, от подростков до младенцев, идущего вместе с возрождением традиционализма и в рамках вызванной им архаизации в России (1-2-3-4-5) и на Кавказе.

Важно подчеркнуть, что специфическое для традиционного общества отношение к детям, которое сейчас представляется чересчур прагматичным и слишком жестоким, связано не с жестокостью (люди везде люди), но со спецификой его устройства. Во-первых, с присущим ему «идеализмом» в отношениях (см.PS), во-вторых – с прагматическим рассмотрением жены и детей как имущества или рабочих рук, находящихся во власти главы семьи, следующей отсюда заботой «о своих, пока полезны», и не более и пр. Именно поэтому в своё время Советская власть отказалась от помещения, детей, потерявших родителей, в семьи. Вначале они исходили из идеи, что «ребёнок должен расти в семье», и ввиду голодного времени помещали в крестьянские семьи, чтобы подкормить, — а те ожидаемо эксплуатировали «чужих» без устали, жестоко к ним относились и пр. Пришлось создавать детдома.

И сейчас в РФ попытка материально стимулировать усыновление ведёт к тому, что детей берут именно, чтобы эксплуатировать. «…очень многие приёмные родители берут детей не только ради вэлфера, но и ради возможности получения бесплатной рабсилы. Случаи жестокой эксплуатации детей плодятся день ото дня. Вот в Волгоградской области фермер взял из детдома 3-х ребят и «повесил» на них уход за 50 свиньями и 6 коровами. Вот в Костромской области мужчина сдавал 2-х приёмных детей в аренду – колоть дрова чужим людям, за неповиновение жестоко бил. А в Башкирии одна семья взяла аж 5 приёмных детей – и все они вкалывали по хозяйству, за малейшие проступки их избивали и прижигали калёным железом» (link). И чем шире пойдёт возрождение «традиционных ценностей», тем больше приблизимся к вышеописанному для Африки.

В третьих, среди подростков и взрослых – с тем специфическим подчинением младших старшим, а слабых – сильным, которое характеризовал Джехад Мазарва для арабов и аз грешный для всех:

«У меня есть книжка папуасских мифов, записанных в основном немецкими пасторами на Земле Бисмарка. И там рассказана история дружбы и общения пастора с одним из туземцев-лучших рассказчиков и вообще незаурядной натурой (обладал явным художественным и актёрским дарованием и пр.).
Короче, личность. Как-то раз одна из его жён что-то не так сказала или подала, он стукнул её поленом, сварил и съел. Когда миссионер выразил другу некоторое недоумение, он получил более чем достойный ответ: «Неужели у вас в деревне [это значит в Европе] люди настолько невежественны, что вторгаются в чужую частную жизнь?»

Специфика частной жизни и «свободы»

 

Слушая обличителей тоталитаризма и защитников «частной жизни», я понимаю отчётливо что в основе таких обличений и в основе чувств, с которыми обличения эти высказываются, лежит то же самое «папуасское» убеждение в священности и естественности собственной расправы с теми, кто слабее тебя и от тебя зависит.
Жена и дети в семье обывателя, рабочие для работодателя, гастарбайтеры для «потребляющей» их экономики, и прямые рабы, которых в начале 21-го века не меньше, чем в начале 19-го (в 20-м же было существенно меньше).

Обличители тоталитаризма и защитники права на частную жизнь автоматически отдают всех перечисленных – жена, дети, бедняки, рабочие, особенно иностранцы — в полное распоряжение тех, кто имеет над ними власть — экономическую, социальную и иную. Ведь чтобы соответствующее угнетение можно было обнаружить и пресечь, следует вмешаться в частную жизнь работодателя, почтенного бюргера, «заглянуть на задворки» экономической жизни общества — скажем как сделал в ФРГ Гюнтер Вальраф (см. его книгу об эксплуатации турок-гастарбайтеров «На самом дне», актуальную и посейчас). А это вмешательство тоталитарно — любой либерал подтвердит» («О тоталитаризме»). И пример – иллюстрация:

“В иерархии приоритетов, способствующих наиболее частому проявлению домашнего насилия, всегда оказываются беременные женщины, вынашивающие желанного ребенка. Они же указали, что до начала зачатия и в период гестации, т.е. фактически за весь последний год они периодически страдали от обидчика (рис. 2). На эту ситуацию хронического домашнего насилия указали более трети (35,7%) родивших женщин.

Наиболее часто за последний год в зоне семейной агрессии оказывались женщины с психологическим насилием (66,6%) почти в два раза реже было зафиксировано физическое насилие (28,6%), каждая пятая пострадавшая испытывала сексуальное насилие. В дополнение к приведенному наступившая беременность не останавливала обидчика. В каждом третьем случае среди беременных различные формы домашнего насилия, физические воздействия со стороны мужа были отмечены у трети всех женщин (33,4%), психологическое насилие – в 57,1%случаев, сексуальная агрессия – у 19%. У 25% таких женщин и при предыдущих беременностях встречалось насилие в любой форме.

Женщины, которые живут с агрессивными мужчинами, нередко испытывают страх перед ними. Такое состояние испытывали 5,1% женщин, закончивших беременность родами, перед членами семьи – 7,7%.

Оценивая причины, которые являются побуждающим мотивом агрессивного поведения мужчин, было отмечено, что в трети случаев (31,6%) ими являлись эмоциональные и нервные срывы, связанные с материальными и социальными проблемами, в два раза реже (15,8%) респонденты ссылались на особенность характера, не поддающегося воспитанию. Пример насилия в семье, в которой он воспитывался, имел место в 13,2% случаев, на психологическую несовместимость характера супругов было указано в каждом десятом случае, опыт насилия, которому он подвергался в детстве, проявлялся в 5,3%. Несбывшиеся надежды на идеал супружеской жизни был оценен таким же показателем.

… Рассматривая различные составляющие домашнего насилия над женщинами нельзя обойти стороной вопрос агрессии со стороны родственников мужа. Среди родивших женщин с различными формами домашнего насилия на этот фактор обратили внимание 52,4% респондентов. Выявленный факт приобретает еще большую значимость, если учесть периодичность данного вида насилия, которое у 16,7% была очень частой и в совокупности с мужской агрессией оказывала существенное негативное влияние на психическое и репродуктивное здоровье”.

Гарбер Ю.Г., 2008. Медико-социальные аспекты домашнего насилия в отношении женщин// Социальные аспекты здоровья населения. №4.

Традиционализм как он есть

 

Я же добавлю — нет ничего тоталитарнее истины. Когда научный подход во имя прогресса и человечности вмешивается в разные стороны социального бытия «традиционной семьи», чтобы уменьшить риски и дезинфицировать предрассудки, отстаивающиеся что в сфере санитарии и гигиены, что в сфере педагогики, что в сфере религии с социализацией – защитники «частной жизни» и «традиции» негодуют солидарно.

У горских евреев есть поговорка: мышь не виновата, что ворует, виновата норка, не будь у неё норки [куда можно утащить краденое], ни за что не осмелилась бы воровать. И как в той самой норке, в семье, в её «частной жизни» отстаиваются наиболее архаичные формы господства и угнетения, всё, что составляет «традицию», противоположную и прогрессу, и человечности. И наоборот, то и другое в семью идёт извне, из «большого общества», из его новых установлений и форм общежития.

Отсюда специальный общественный контроль нужен за всякой сферой избыточной личной зависимости, будь то «традиционная семья», религия, армия и пр. Ибо везде «традиционное» требование «послушания старшим», «скоромности», исполнительности и пр. плодит риск. Это домашнее насилие, следующее из взгляда на ребёнка как на «моё», «собственность», сексуальные преступления у служителей культа (1-2-3), издевательства по возрастному или национальному признаку в армии и пр.

Понятно, кому традиционное общество – привычная норма или (хуже) единственно достойный образ жизни, будут рассматривать всякую попытку общества пресечь насилие или воспроизводство предрассудков в семье как тот папуас: недопустимое вмешательство в личную жизнь, нарушение privacy и этого самого «права семьи на ребёнка». Последнее, к слову, строго гомологично «праву», которое церковь, синагога, мечеть и пр. заведения предъявляют на верующего просто по праву рождения в неком национальном коллективе; в том и другом случае конкретная личность не субъект права, а объект и предмет.

Чему в истории (и в дне сегодняшнем) мы тьму примеров слышим. См.какую реальность поддерживают борцы с ювенальной юстицией. Или ещё. С другой стороны, они порождаются ею же — ведь весь этот ужас надо или оправдывать, или бороться с ним современными мерами социального государства (пока капитализм; при коммунизме для этого не будет порождающих факторов – включая демографические). Но в условиях навязчивой пропаганды архаизации (ака «возрождения традиционных ценностей») первое выглядит естественнее и легче. Круг замыкается.

Откуда это берётся? Не только из капитализма, когда как норма внедряется желание заработать побольше за счёт «чужих», кто умеет прибыльно пользоваться их трудом – молодец, не умеющий и тем более не хотящий – лузер. Нет, ещё и эмоционально-любовное отношение к детям (и жене) – что мы пока привыкли считать нормой – дитя современного общества, ему не более 300 лет. В традиционном обществе же всё иначе. Да, «внутри себя» его члены любили детей (младших родственников) не меньше, для чего есть существенные основания в нашей общественной жизни, в биологии приматов и пр. Но вот выразить эту любовь через персональные эмоции, личную привязанность и пр. в традиционном обществе крайне сложно, почти невозможно – только через предписанное традицией отношение, одобряемые ритуалы и пр. Оно же вполне определённо – свои дети (принятые в семью, не биологически) это вложение капитала, которое надо растить и рационально использовать, с заботой, но в строгости. Чужие, приёмыши, доставшиеся от общества – они и есть чужие, их надо грузить работой и использовать как ресурс для «своих».

Именно с этим столкнулась Советская власть, когда в первые годы гражданской войны, создавая систему соцобеспечения, пыталась обойтись без детских домов, пристраивая сирот/беспризорников в семьи. Естественно, в основном крестьянские – в городах голодали, а так, думали, они хоть подкормятся. Однако крестьяне относились к таким детям крайне жестоко, перегружали работой, что вынудило отказаться от этого и перейти к концепции интерната. Сейчас подобное отношение к приёмышам возвращается ввиду прогресса «традиционных ценностей», поэтому усиленно пробиваемая идея, что «ребёнок без семьи не может», «в семье всегда лучше чем в детдоме», обернётся новыми детскими страданиями.

И если на уровне гг.либералов из оппозиции лозунг «только семья!» звучит ещё как-то гуманистически, то как только они оказываются у власти, точно та же идея показывает свою откровенно людоедскую сущность. «…надо не забывать, что это сироты, они не должны выглядеть и жить лучше, чем ребята в семьях, надо отучать детей от потребительской позиции». Это говорит «председатель комиссии Общественной палаты Ярославской области по вопросам здравоохранения, демографической политики, охраны материнства и детства. Депутат Ярославской областной думы от «Единой России», естественно».

Ещё раз подчеркну – либеральное отвержение общественного воспитания детей в форме «каждый из них должен быть в семье» фактически означает что условия в детдомах (их аналогах – фостерной системе и пр.) будут хуже, чем в семье того же достатка[1]. А должны быть лучше, ибо общественное воспитание детей связано с плюсами, отсутствующими в семье, см. опыт Макаренко, Ф.И.Эгермана («Красный детгородок» в Саратове) и пр. коммун 30-50 гг. Или израильских кибуцев: «В школах не было разделения учеников на сильных и слабых, отсева (в редких случаях дети с дефектами развития посылались в специальные школы), второгодничества. С отстающими учениками проводили дополнительные занятия, позволяющие им догнать остальных. Кибуцные учителя стремились дать детям навыки самостоятельной работы в получении знаний. Показательно, что при сравнении потребительских расходов в семьях кибуцников и в семьях мошавников в середине 320-х годов в расчёте на одного взрослого уровень потребления в кибуцах был на 15% ниже, чем в мошавах [другой тип кооперативов, где при той или иной степени обобществления труда потребление и быт индивидуальны. В.К.], но расходы на воспитание и образование в расчёте на одного ребёнка в кибуцах были в 1,5 раза выше, чем в мошавах (Б.И.Дубсон, 2008. Кибуцы. Путешествие в светлое будущее и обратно).

Поэтому в СССР суверенность семьи допускалась ровно настолько, насколько семья проводит прогрессивные импульсы, исходящие от общества, придаёт им конкретность. Никакое «право семьи на ребёнка» и прочая privacy не предполагается, и понятно почему. Иначе семья будет отстойником всего архаичного, отжившего, уродующего тело и душу, от собственно телесных наказаний до воинствующего мещанства и религиозных предрассудков (что автоматически значит связанное с большим насилием в отношении слабых, низших и младших). Оно висит грузом на молодом поколении, тянет назад, не даёт присоединиться к привлекающим прогрессивным идеалам. Вот тому общее правило, а вот частный пример.

Собственно, этого и боятся выступающие против «ювеналки» Кургиняны с Чаплиными – что молодёжь будет усваивать «подрывные идеи», и хотят её загнать под власть «глав семьи», пока удерживается «реставрационный консенсус».

Поэтому меры по защите чад и домочадцев от «семьи», ликвидирующие «право семьи на ребёнка» в принципе, впервые ввела именно Советская власть в 1920-30-е годы; ювенальная юстиция Запада – запоздалое (c конца 1970-80-х гг.) и неполное их заимствование, поскольку капитализм, неприкосновенность частной жизни etc. См. книгу про сабж и мнение современного исследователя из США «Достоинства и проблемы советских учреждений социального обеспечения». Но заимствовали не зря, по причине более чем насущной: ранее издевательство над детьми, сравнимое с фашистским, что в семьях, что в детдомах было нормой (1-2-3).

Поэтому в данной сфере стало лучше, и по мере введения институтов защиты детей от домашнего насилия + гуманизации суда-заключения для подростков, преступивших закон, этих ужасов стало меньше. «В США проблемой домашнего насилия стали заниматься в 70-е годы. Тогда процент “семейных” убийств был примерно таким же, как сейчас в России. Теперь этот показатель в США уменьшился в 4 раза. При разбирательстве дел об избиении жены мужем суд рассматривает ситуацию не как сугубо внутрисемейную, а как общественно значимую. Мужа там наказывают по полной программе [3, 4]» (Ю.Г.Гарбер, ibid.).

И преступность стала снижаться, поскольку привычка учить чад ремнём способствует их криминализации когда вырастут. Есть такой психолог, Мюррей Страусс, он это показал для 32-х стран мира (1-2). В том числе нынешнее уменьшение криминогенности в развитых странах (и особенно резкое в США) он связывает именно с прекращением телесных наказаний и прочей гуманизацией воспитания в семьях, отходящих от «традиционных ценностей».

Поскольку общественное воспитание при прочих равных лучше и прогрессивней семейного, семья как общеобязательная норма – идея реакционная[2]. В том числе культ семейных ценностей при капитализме связан с тем, что семья – это отдушина, где её «глава», маленький человек, гнущийся перед начальством на работе и незначимый в обществе, может оттянуться на жене и детях.

Взгляд на ювенальную юстицую

 

Тут переходим к природе ювенальной юстиции: что это за институт, зачем он в современном обществе и почему очерняется архаизаторами. Показательно, что делают они это целиком посредством вранья, страшилок и полуправды, поданной так, чтобы была неотличима от вранья. Одновременно они же закрывают глаза на ужасы обращения с детьми в семьях в нашей стране (1-2), и даже не по злонамеренности, а просто что в традиционном обществе так принято.

Ювенальная юстиция есть средство социализации быта и общественного контроля за семейной сферой – также как общество контролирует прочие закрытые институты, вроде армии. Для тех детей и подростков, которые вроде бы нормально растут во вроде бы обычных семьях – это защита от семейного насилия, издевательств и эксплуатации, вроде вышеописанной. Для подростков, ставших правонарушителями или опасно подошедших к этой черте – это социальная работа с ними, чтобы черты не переступали, с психологическим сопровождением, гуманизация суда и наказания (включая отдельные суды с участием экспертов-психологов), поскольку «обычный» суд и тюрьма их профессионализируют в криминале, а не исправляют.

«Отдельное» правосудие – обычная мера защиты прав уязвимых и зависимых членов общества; ввиду распространённости работающих против них предрассудков не могут ожидать объективного рассмотрения дел в обычных судах. Скажем, в Индии ещё вчера женщина была существом «второго сорта», эмансипация идёт с большим трудом. И сейчас началась волна демонстративных изнасилований, направленных на то, чтобы «поставить на место» женщин, решающих воспользоваться своим правом. И для рассмотрения этих дел индийские власти были вынуждены создать специальные суды, ввиду снисходительного отношения к такого рода преступлениям судом обычных. То же самое с делами несовершеннолетних в обществе, инфицированном традиционализмом, в рамках которого «право семьи» есть, а «право ребёнка» отсутствует.

Поэтому нужен контроль общества за тем, чтобы второе не возобладало над первым, а быт не принимал форм, опасных для жизни, здоровья и человеческого достоинства чад с домочадцами. Не случайно «против ювеналки» что у нас, что на Западе выступают три категории людей. Первая — эмоциональные людоеды, отстаивающие своё право лупцевать «младших», просто потому что они «старшие», их нужно «слушаться» и «почитать» (пример). Вторая — уже людоеды идейные, считающие что так надо заради восстановления «исконных традиций», из числа черносотенной публики:

«…Главное, что заботит церковь сейчас, это вопрос ювенальной юстиции. Мне это и рядовые священники говорили, и прихожане, и это одна из вещей, обозначенных в семейной концепции комитета Госдумы. В семейной концепции, помимо прочего, прописана идея поддержки православных детских домов, передача детей в монастыри и прочее — это все такие розовые мечты, и на практике таких успешных православных социальных проектов на всю Россию, я думаю, в пределах пяти десятков. Степень их выживаемости — тоже открытый и неисследованный вопрос. Отдавать детей в руки церкви я считаю крайне опасном делом. Ювенальная юстиция понимается в церкви предельно просто — что православным запретят бить своих детей. И что если они продолжат это делать, то у них их отберут.

— То есть дети воспринимаются, по сути, не как субъект права, а как объект собственности.

Да. В концепции написано, что надо четко зафиксировать, что такое насилие над детьми. Это значит, что если детей бьют, но не убивают, это не должно классифицироваться как насилие. Кроме того, детей под православной опекой, в том числе в монастырях, нередко плохо кормят, если не морят голодом. Это опять же отражено в концепции: что недостаток материального обеспечения и жилищные условия не могут быть основанием для отъема детей. Это связано с тем, что детей заставляют в монастырях соблюдать те же посты, что и взрослых, активно используют на тяжелых физических работах. Как благословят, то и будут делать, — кирпичи таскать от рассвета до заката, грядку целый день полоть под палящим солнцем.

— А сколько детей в монастырях находятся?

Этого никто не знает. Органы соцопеки туда не пускают».

Николай Митрохин. Православие, модернизация, администрация.

А вот третья совсем иная. Это напуганные обыватели с плюс-минус традиционным складом мышления, и пугают их в основном страшилки про то, что будут отбирать детей по любому поводу, а не то, что нельзя будет мордовать своих детей когда хочется. За их внимание надо бороться путём просвещения, поскольку всякий разумный человек предпочтёт объективное знание, позволяющее выбирать и действовать самому, участи манипулируемого агрессивной, чаще всего лживой пропагандой — единственной, которую ему оставляют «антиювенальщики».

Так что не зря говорил Плотник из Назарета, что враги человеку домашние его, в атмосфере «традиционных ценностей» смирения и послушания — в особенности. В классовом обществе эта мысль напрямую подтверждается криминологией: «обычные предположения о грозящем нападении неизвестных людей, прячущихся в тени домов, во многих случаях оказываются необоснованными. Результаты исследований, проведенных комиссией, показывают, что «около 70% всех преднамеренных убийств, почти ²/₃ всех серьезных преступлений против личности и значительный процент случаев изнасилования (64%-в Вашингтоне, согласно отчетам полицейского управления округа Колумбия, и 57%-в Филадельфии) совершаются членами семей в пределах семьи, друзьями или лицами, известными их жертвам». (Случаи ограбления, по данным комиссии, необязательно связаны с родственными отношениями между преступником и его жертвой.)».

Э.М.Шур, 1977. Наше преступное общество.

Не случайно экспансия идеи «права семьи на ребёнка» с нападками на ЮЮ парализует даже ту социальную работу с подростками, которую ведёт такой традиционный институт, как Русская Православная Церковь, о чём ниже, в обзоре ситуации, подготовленном ЖЖ-юзером marina_fr:

 

«Я разберу прежде всего не конкретные случаи, а законы, законопроекты и организации, так или иначе имеющие отношение к ЮЮ. Во-первых, потому, что «детская тема» очень больная, и при её обсуждении недоверие к власти транслируется с такой силой, что эмоции практически забивают всё остальное. Во-вторых потому, что только так можно понять, где личный произвол, а где – системный сбой, который может повторяться многократно. За возможность познакомиться со многими из этих документов я благодарна преподавателям Филипповской школы, где 19 октября прошлого года происходило обсуждение проблем, связанных с ювенальной юстицией, а до и после этой встречи на форуме школы выкладывались различные материалы по ЮЮ. Я буду очень признательна за дополнения – тоже прежде всего в том, что касается законов, законопроектов, организаций и тенденций, а не частных случаев. Там, где я от анализа документов перехожу к мнениям и суждениям – это мои личные мнения и суждения, и за них несу ответственность только я.

Напомню, что ЮЮ направлена прежде всего на работу с несовершеннолетними правонарушителями и на профилактику таких правонарушений, что предполагает и работу с проблемными семьями.

Примечательна в этом плане программа, реализующаяся в Ростовской области. По ссылкам можно убедиться, что было бы ошибкой рассматривать подобные программы как потворство правонарушителям, способные лишь увеличить преступность. Происходит реальное уменьшение числа преступлений несовершеннолетних и их рецидивов. Подобные упрёки отчасти можно обратить к традиционной системе, когда подросток, впервые совершивший правонарушение, часто получает условный срок, но воздействия, необходимые для его исправления, предпринимаются в недостаточной степени.

Общественная потребность в таких воздействиях, конечно, велика, поскольку в качестве альтернативы (и не очень работающей) можно предлагать только нечто вроде привлечения к уголовной ответственности с 12 лет.

[И действительно, результаты Ростовской области позитивны. «В 2005 г. всеми судами Ростовской области было осуждено 2092 несовершеннолетних, из них в отношении 1085 лиц дела рассматривались 14 судами (имеющими помощников с функциями социального работника). Социальное сопровождение помощниками было обеспечено в отношении 911 несовершеннолетних, в адрес органов профилактики этими 14 судами вынесено 98 частных постановлений (а всего всеми судами области их вынесено 159). Этими 14 судами освобождены от уголовной ответственности за примирением (прекращено дел по ст.25 УПК РФ) 196 несовершеннолетних, помощниками были проведены примирительные процедуры с участием 128 несовершеннолетних лиц [5].

Сведения о результатах работы судов Ростовской области в 2005 г. показывают, что преступность среди несовершеннолетних в тех судебных районах, где нет ювенальных судов, в 1,6 раза выше, чем в тех, где такие суды работают.

В 14 судебных районах, где действуют ювенальные суды, показатель по количеству поступивших дел в отношении несовершеннолетних на 10 тыс. населения составляет 4,9, а в остальных судебных районах — 7,8 [6].

По данным Информационного Центра ГУВД Ростовской области в зоне действия 14 ювенальных судов отмечена на протяжении последних 4-х лет стабилизация и снижение рецидивной преступности несовершеннолетних.

На основании частного постановления судьи, вынесенного в соответствии с ч.4 ст.29 УПК РФ, «запускается» индивидуальная программа реабилитации несовершеннолетнего после судебного разбирательства, помощники судей с функциями социальных работников взаимодействуют с уголовно-исполнительными инспекциями, другими органами и службами системы профилактики по социальному сопровождению несовершеннолетних, оказанию им помощи и предупреждению совершения ими новых преступлений.

Помощник судьи с функциями социального работника по поступившим в суд уголовным делам о преступлениях несовершеннолетних проводит работу по следующим основным направлениям:

1) в соответствии со ст.421 УПК РФ собирает данные об условиях жизни и воспитания несовершеннолетнего, уровне его психического развития и иных особенностях его личности (социально-психологическое обследование несовершеннолетнего подсудимого с целью уточнения данных о его личности и подготовки предложений о мерах по его реабилитации и ресоциализации);

2) о проведенном социально-психологическом обследовании несовершеннолетнего подсудимого представляет отчет (доклад) суду (судье) — составляет карту социально-психологического сопровождения несовершеннолетнего правонарушителя (в соответствии со ст.ст. 73, 86, 58, 285 УПК РФ);

3) взаимодействует со специалистами органов и учреждений государственной системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних при социально-психологическом обследовании несовершеннолетнего подсудимого, и подготовке этими органами адресной (индивидуальной) реабилитационной программы несовершеннолетнему подсудимому, и осуществлении контроля за исполнением ими судебного решения (обвинительного приговора, постановления или частного постановления суда) и оказанием со стороны органов профилактики помощи несовершеннолетнему и его семье в соответствии с Федеральными Законами «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» и «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации»;

4) готовит предложения суду (судье) о необходимости направления частного постановления в соответствующие организации либо должностным лицам для принятия мер по предупреждению преступлений несовершеннолетних, по поручению судьи готовит проекты судебных постановлений, частных постановлений в адрес органов и учреждений государственной системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних;

5) проводит процедуры примирения потерпевшего и преступника;

6) обобщает судебную практику рассмотрения дел о преступлениях несовершеннолетних и материалов о применении ФЗ «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних».

Ростовский областной суд также рекомендует помощникам судей с функциями социального работника во исполнение ч.7 ст.88 УК РФ направлять в уголовно-исполнительную инспекцию информацию о несовершеннолетнем осужденном, а именно: карту социального сопровождения несовершеннолетнего правонарушителя, с тем, чтобы при исполнении наказания учитывались особенности личности при организации с ним работы по исправлению и перевоспитанию». То же примерно и в Пермской области.

Косолапова Н.В., 2007. Ювенальная юстиция: от практического опыта к концептуальной модели// Социальные проблемы здоровья населения. №4. В.К.].

Борьба с ЮЮ в данной сфере – это борьба с гуманизацией отношения к подросткам-правонарушителям, она ожидаемо приносит в этой области совсем не те плоды, которые хотелось бы (наверное) видеть самим борцам. В Санкт-Петербурге есть центр для подростков, осужденных на условный срок. Поскольку он по документам является организацией, осуществляющей ювенальные технологии (работу с несовершеннолетними правонарушителями), его теперь не финансируют ни государство, ни РПЦ, размахивая подписями противников ювенальной юстиции. Причём в деятельности центра принимают активное участие православные, включая священнослужителей (что должно бы заставить задуматься верующих противников ЮЮ). Но это его не спасло от проблем.

Вообще, не так уж мало организаций занимается социальной работой с проблемными подростками (примеры 1-2). Очень хотелось бы, чтобы волна борьбы с ЮЮ их деятельности не помешала.

Однако в сознании большинства ЮЮ ассоциируется прежде всего с проверкой семей и изъятием детей из семьи. К сожалению, «промежуточных вариантов» воздействия на проблемную семью сейчас практически нет (см. дальше о патронате, который мог бы стать таким вариантом). Увы, специфика РФ состоит в том, что ещё до принятия законов по ЮЮ, масштабы изъятия детей из семьи у нас много больше, чем в тех странах, «на примере которых» нас пугают ювенальными технологиями [и, как говорилось, ожидаемо врут. В.К.].

Наиболее чётко в этом плане прописана работа органов, связанных с милицией и призванных, собственно, предотвращать правонарушения, совершаемые детьми и подростками и в отношении детей и подростков.

Сложнее с органами опеки (социальный патронат – второе направление ювенальной юстиции). Какое-то отношение к ним имеют минсоцздрав и минобразования, но формально они — структуры муниципалитетов. Изъятие ребёнка по представлению опеки изъятие происходит внесудебно. До суда по лишению родителей родительских прав ребенок сидит в приюте, а суд может тянуться весьма долго. Кроме того, при принятии решений органы опеки и попечительства по существу бесконтрольны. В настоящее время по отношению к ООиП нет системы вертикального подчинения. Единственными организациями, осуществляющими контроль за их работой, являются прокуратура и суд (см.1-2).

Надо сказать, что именно в тех странах, где осуществляется система ЮЮ, подобной бесконтрольности существенно меньше. Отсюда разумнее было бы бороться не с ЮЮ, а с этой бесконтрольностью и неопределённостью подчинения. Поскольку для злоупотребляющих этой властью они создают множество возможностей, а адекватно действующим органам опеки не дают убедить граждан, что они действовали разумно и адекватно. [но власти удобно снять с этой борьбы идеологические сливки, а минусы архаизации в виде увеличения уровня риска для жён и детей их не волнуют. В.К.]

Ещё одна проблема – условия жизни детей оцениваются опекой, исходя из желаемого в сферическом вакууме. А не из возможного для подавляющего большинства населения. Есть семьи с насилием, пьющие семьи с заброшенными детьми. А есть семьи просто бедные – и в некоторых населённых пунктах или депрессивных регионах их большинство. У нас, простите, не только у многих семей, но и во многих школах сортир во дворе – куда уж до соответствия красивым нормам.

Ещё один, важный, на мой взгляд, момент – добиться того, чтобы условия жизни детей в детских домах и интернатах оценивались по тем же критериям, что и условия жизни детей в семьях. Чаще всего критики ЮЮ выступают за максимальную закрытость семьи, но в действительности проблемы детских учреждений часто возникают из того, что они ещё более закрыты от общества и общественных воздействий. Травма или смерть семейного ребёнка будут расследоваться, и это правильно. А всегда ли расследуются травма, болезнь или смерть ребёнка из закрытого учреждения? Ну да, в учреждениях дети не самые благополучные и здоровые, а в семьях они всегда такие? Примеры см.тут или тут.

Причём в обоих случаях речь может не обязательно идти о том, чтобы наказать или заклеймить, а, например, о том, чтобы материнский капитал или деньги воспитанника могли использоваться для его лечения, сопровождения и обучения.

Это помогло бы уравновесить позиции «лучше в любой семье, чем в таком детдоме» и «лучше в любом детдоме, чем в такой семье», т.к. действительно была бы возможность сравнивать риски. Пока что расформировывают главным образом маленькие «неэффективные» детские учреждения, для детей наиболее комфортные.

Ещё один близкий вопрос – единые и разумные критерии нормальных условий для развития ребёнка. Хотя бы старшие подростки должны обладать достаточной свободой действий для того, чтобы общаться с друзьями, совершать небольшие покупки, выбирать себе класс и школу для учёбы, посещать учреждения внешкольного образования, курсы, работать по официальному трудовому договору. Без этого последующая адаптация – что семейного ребёнка, что ребёнка из учреждения — проблематична. В своё время большая часть этих возможностей у детей из учреждений была. Сейчас они практически закрыты. Даже их школьное обучение осуществляется сейчас обычно отдельно от семейных детей, хотя это один из тех случаев, когда плюсы интеграции скорее перевешивают её минусы.

При этом надо чётко понимать, что все эти возможности создают для подростка неизбежные риски, с которыми приходится мириться. В настоящее время, к сожалению, происходит наоборот – действия и воспитателей, и родителей часто оцениваются, исходя из идеи, что ребёнка, чтобы с ним ничего не случилось, надо посадить под замок и держать под непрерывным наблюдением, всякое же иное поведение преступно. Да, если подросток злоупотребляет своей свободой (возвращается с улицы пьяный, например) и родители, и учреждения имеют право и обязанность её ограничить. Но никак не по умолчанию. Наоборот, к этой свободе ребёнка надо постепенно приучать и с более раннего возраста. И подобные действия родителей и воспитателей должны рассматриваться как правомерные и дозволенные.

Ребёнок должен иметь возможность пожаловаться на невыносимые условия – создаваемые часто не только родителями, но и учителями, и сверстниками (см.п.37). Не только семейный ребёнок, но и ребёнок из учреждения – но там-то таких возможностей обычно нет. Понятно, что в случае приёмной семьи или учреждения имеет смысл сначала переждать какой-то период адаптации, но ведь и после этого ребёнку, даже подростку, не к кому обратиться с просьбой, скажем, о переводе.

Да, изъятие ребёнка из проблемной семьи в части случаев лекарство, которое хуже болезни. Но проблемы-то при этом никуда не деваются… Видимо, в попытках чем-то заполнить лакуну между «отобрать ребёнка» и «ничего не делать» возник законопроект, уточняющий положение о патронате. Он был принят в первом чтении и сейчас завис в Думе ввиду серьёзных протестов общественности.

Протесты, в общем, не вполне безосновательны.

Из сомнительных формулировок:

«Социальный патронат устанавливается органом опеки и попечительства в случае, если по результатам обследования условий жизни, воспитания и развития несовершеннолетнего, проведенного органом опеки и попечительства в порядке, предусмотренном статьей 122 Семейного Кодекса Российской Федерации, установлено, что родители или иные законные представители несовершеннолетнего, находящегося в социально опасном положении, создают своими действиями (бездействием) условия, препятствующие его нормальному воспитанию и развитию, и (или) отрицательно влияют на его поведение.

Дефиниции «нормального воспитания и развития» не даются, предполагается, что они будут зависеть от подзаконных актов, что уже непорядок. Непонятно, что значит упоминаемое в законе «социально опасное положение» несовершеннолетнего и его семьи.

Ещё более странно, что предполагается следующее: «мероприятия, направленные на обеспечение надлежащих условий жизни, воспитания и развития несовершеннолетнего в семье, безопасности несовершеннолетнего, ухода за несовершеннолетним, оказание социально-педагогической, медико-психологической помощи семье, помощи родителям или иным законным представителям несовершеннолетнего в его воспитании и обучении, а также иные мероприятия, в том числе реабилитационные, обеспечивающие осуществление работы с семьей в соответствии с выявленными проблемами развития несовершеннолетнего и потребностями семьи».

Но при этом финансовое обоснование закона предполагает выделение средств главным образом на оплату социальных педагогов. Что делать семье, которая не в состоянии оплатить рекомендуемые ей в рамках патроната мероприятия? Есть, правда, такой вариант разрешения материальных проблем. Но там финансовое бремя переложено на регионы, и с патронатом он никак не увязан. В отдельных случаях выходом может быть вмешательство волонтёрских групп – там, где они есть, это может стать большим подспорьем, но все регионы они вряд ли смогут охватить:

При этом в законопроекте подчёркивается, что «в случае возникновения достаточных оснований для лишения или ограничения родителей (одного из них) родительских прав во время осуществления социального патроната или по завершении установленного срока его осуществления орган опеки и попечительства обязан предъявить иск в суд о лишении родителей (одного из них) родительских прав либо об ограничении их (его) в родительских правах».

Сама по себе это абсолютно разумная норма, но смущает её введение в таком контексте – неудивительно, что установление патроната было воспринято многими, прочитавшими закон, как прелюдия к изъятию детей, которых не удаётся сразу изъять из семьи на законном основании.

Делается ли сейчас что-либо для помощи проблемным семьям, а не репрессий по отношению к ним? О ситуации в центрах социальной помощи населению рассказано в конце этого интервью, и кое-что здесь

Главная проблема такой помощи, в общем, в том, что она не индивидуализирована и включает довольно ограниченный набор возможностей. О примерах более гибкого воздействия можно прочитать здесь + см.интересные суждения о ситуации с ЮЮ вообще и с законом о патронате».

 

Выводы

Таким образом, атаки на ЮЮ со стороны архаизаторов-традиционалистов понятны и предсказуемы. Всякая социальная работа есть формирующее воздействие со стороны общества, а значит – вызов эксклюзивному праву на оное со стороны (главы) семьи. Подобно тому, как распространение идей либеральных ультра вроде Рейгана-Тэтчер в средних и высших слоях ведёт к распаду (гражданского) общества на «эгоистических индивидов», ценящих бытовые удобства выше свободы в любом смысле слова, так экспансия «традиционных ценностей» среди низов ведёт ровно к тому же результату. Общество исчезает, остаётся конгломерат семей, каждая на особицу, со своим неизменным «моля хата с краю» и «умри ты сегодня, а я завтра». Одно дополняет и усиливает другое, оба они исключительно удобны для капитализма, угнетающего нас всех (и интеллигентов с предпринимателями тоже).

Ergo: ювенальная юстиция институт правильный, содействующий общественному прогрессу, а не противостоящий ему; нападки на него идут со стороны реакции, их надо разоблачать, и им не поддаваться. С другой стороны, в нашей российской реальности самый лучший институт будет использован понятно как – примерно как свобода и демократия, которыми наслаждаемся уже 22 года; особенно при нынешнем курсе на Реставрацию, с чёткой черносотенной тенденцией. И уже используется — попытками отобрания детей у Гали Дмитриевой, Ал.Пчелинцева, Чириковой и Бароновой. И если «борцы с ЮЮ» хотят завоевать доверие общества, им надо для начала выступить против таких попыток; но тут они ожидаемо как в рот воды набрали. Плюс этот аргумент важен:

«Как бы демократично не принимались законы в буржуазной демократии, они пишутся средним классом и от имени жизненных стандартов среднего класса как нормы. Поскольку распределение доходов при капитализме гиперболическое (в советское было колоколообразное), то «нормой» оказывается жизненный стиль меньшинства, а большинство — угнетённым. Наиболее показательно здесь поведение полиции в США, где она, охраняя эти нормы, фактически ведёт необъявленную войну против бедняков, в которой число запытанных в полицейских участках без суда и следствия за 2007-2009 гг. (1353) больше числа казнённых по суду за период с 1976 г. (1273).

Другой пример — вызвавший волну возмущения закон о патронате, легализующий широко распространённую до него практику, когда с т.з. органов опёки единственным нарушением является бедность, «нормальные условия» высчитываются по жизненным стандартам среднего класса, а единственно возможной формой реакции на неё оказывается отобрание детей у бедняков, никак не помощь в преодолении бедности.

Про попытки отобрания детей у политактивистов уж и не говорю, буржуазное общество аморально полностью и, имея дело с инакомыслящими, оно не действует по закону, как брежневское КГБ, а бьёт туда, где больнее, чтоб неповадно было. Поэтому самые прогрессивные законы (а постановка семейного и домашнего быта под контроль государства и общества — мера исключительно прогрессивная, ибо именно там отстаиваются и воспроизводятся все дикие предрассудки, унаследованные из прошлого + криминал) без уничтожения капитализма дают результат, обратный ожидаемому. Ещё один довод за уничтожение этого тормоза общественного прогресса» (link).

Так что когда восстановим Советскую власть — или как минимум добьёмся социального государства скандинавского образца, с работающей демократией — тогда можно будет продумать, как организовать службы защиты детей от домашнего насилия, с опорой на раннесоветские образцы. А ныне — понятно, зачем педалируют тему ювеналки гг.черносотенцы. Чтобы нагнетанием страшилок, действующих на эмоции, отвлечь внимание от рационального обсуждения реальных проблем – деиндустриализации, разрушения образования, общественного здравоохранения, инфраструктуры и прочего.

Поскольку власть и стоящий за нею бизнес тут людям ничего хорошего предъявить не может, а вреда оба сделали сопоставимо уже и с ельцинскими временами. Объём ВВП РФ, растущий на расхищении наших общих богатств, уже достиг такового ФРГ, население ФРГ – 60% от нашего, так почему мы живём на порядок беднее, едим мяса меньше, чем в СССР, про образование-лечение и говорить нечего? Потому что социальное неравенство у нас рекордное в мире, миллиардеров прибавляется, но не убавляется бедных, и власть практически самодержавная – кадетский лозунг столетней давности про «правительство, ответственное перед Думой» в РФ остаётся несбыточной мечтой.

Благодарности. Автор признателен ЖЖ-юзеру marina_fr за обсуждение, возражения, и существенную часть анализа.