Экономический способ мышления

Рыночное регулирование рыбной промышленности и её перспективы

«Вы полагаете, что китобойная промышленность – это организация, которая заинтересована в поддержании поголовья китов? На самом деле лучше рассматривать её как огромное количество [финансового] капитала, который пытается получить наибольшую прибыль. Если китов можно истребить за 10 лет и получить при этом прибыль в 15%, либо поддерживать их состояние и получить при этом прибыль в 10%, значит, киты исчезнут через 10 лет. А денежные средства после этого просто направят на уничтожение других видов ресурсов

…В Токио в начале 1990-х гг. цена на голубого тунца на рынке суши составляла $100 за фунт. В Стокгольме в 2002 г. – цена на треску – обычный продукт питания для беднейших слоёв населения – достигла немыслимого уровня в $80 за фунт. В результате такие высокие цены только стимулируют продолжение лова и, чем больше истощается рыбная популяция, тем больше стимул». Но при этом повышение цены замедляет рост спроса и смещает структуру спроса на данный продукт. Эту рыбу теперь потребляют богатые, кто в состоянии за неё заплатить, и она исчезает из рациона бедных, для которых была основным продуктом питания» [1].

Иными словами, какой  из эксплуатируемых ресурсов ни возьми, рынок не даёт обратной связи, которая скорректировала бы тенденции, ведущие к его истощению, и обуздала бы деятельность рыболовных, лесорубных и пр. корпораций раньше того предела, за которым начинается подрыв популяций ресурса. Наоборот, рынок активно вознаграждает тех, кто опередил других и наловил больше, чем заставляет «отстающих» в этом губительном стремлении подражать «лидерам», не думая о подрыве ресурсов, даже когда поступают тревожные сигналы от учёных или обеспокоенной общественности [2].

Если рынок подаст сигнал об истощении ресурсов в присущей ему форме повышения цен, мировой «потребительский класс», описанный в статье Гарднера с соавт. (2004)[3] сможет эту цену уплатить, так что вылов только усилится.

Вообще, рыночные стимулы, как только становятся достаточно велики, преодолевают любые преграды, устанавливаемые научными знаниями или человеческими чувствами, вроде любви к родной природе, нежелания исковеркать родной ландшафт и т.п. T.J.Dunning в «Trade’s Unions and Strikes». London, 1860, стр. 35-36 высказал мысль, которую привёл в «Капитале» Маркс (гл.24., примечание в конце п.6) и любили цитировать марксисты:

«Капитал — говорит «Quarterly Reviewer», — избегает шума и брани и отличается боязливой натурой. Это правда, но это ещё не вся правда. Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживлённым, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы. Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать тому и другому. Доказательство: контрабанда и торговля рабами».

Сейчас, в XXI веке, это правило действует намного сильнее, чем в XIX. Тем более что у современного капитала в виде транснациональных (или национальных) корпорации намного больше финансовых средств для вложений в «шум и брань» (в нашем случае – в истощительную эксплуатацию природных ресурсов). Больше также организационных возможностей и технических средств, чтобы вести эксплуатацию практически, и поддерживать интенсивность промысла (или тем деградации вмещающего ландшафта) на уровне, который не компенсировать естественными процессами популяционного воспроизводства или восстановления экосистем.

Сходный вывод делают авторы «Пределов роста…»:

«Игроки на рынке, энергично уничтожающие ресурсы, убийственно рациональны. То, чем они заняты, имеет смысл, поскольку поощряется обществом [4]. И даже больше: существующая система вынуждает игроков к такому поведению. Вина лежит не на отдельных людях, а на системе в целом. Нерегулируемая рыночная система, управляющая общим ресурсом с медленной скоростью восстановления, неизбежно приведёт к выходу за пределы и к разрушению сообществ».

И дальше они объясняют, почему так получается –

«… С технической точки зрения, когда люди говорят о том, что технологии и рыночная экономика могут устранить проблемы с пределами [и следующим отсюда истощением биоресурсов, разрушением природных ландшафтов и пр.] они имеют в виду примерно следующее:

- Возникает некая проблема, связанная с пределами: истощается некий ресурс и в среде происходит накопление загрязнителя.

- Рыночная цена истощающегося ресурса начинает увеличиваться в сравнении с ценой на другие ресурсы, или же за загрязнитель приходится платить больше,  так как растут цены на продукцию или услуги, которые позволяют с этим загрязнителем бороться. (И здесь обычно следует признание: рынку нужны существенные внешние корректирующие воздействия, чтобы отразить такие экстерналии, как загрязнения [5]).

- Растущие цены вызывают отклики. Геологам платят за поиск новых месторождений ресурса, биологам – за выведение новых сортов, химикам – за синтез новых веществ. Недостаток ресурса стимулирует производителей искать ему замену среди более доступных ресурсов, а также организовывать переработку и поваторное использование. Потребители начинают использовать меньше продукции, содержащей редкий ресурс, или же её использование становится более эффективным. Инженеры разрабатывают устройства для борьбы с загрязнением; ищут места для улавливания загрязнитьеля; модифицируют методы, чтобы загрязнитель вообще не образовывался.

- Эти отклики меняют и спрос, и предложение на рынке, а взаимодействие продавцов и покупателей определяет, какие технологии и схемы потребления решат проблему быстрее всего и при наименьших затратах.

- Наконец проблема «решена». Система преодолела недостаток какого-то ресурса или уменьшила ущерб окружающей среде из-за какого-то загрязнителя.

Всё произошло при затратах, приемлемых для общества, и достаточно быстро, чтобы предотвратить непоправимый вред.

Рассматриваемая модель [6] не описывает отдельно технологии и рынок, она предполагает, что между ними налажено эффективное взаимодействие. Рынок должен дать сигнал о том, что возникла проблема, направить средства на поиск её решения, а затем среди разных вариантов решения выбрать лучший. Технология необходима для того, чтобы найти конкретные технические решения и воплотить выбранный вариант в жизнь. Совокупность рынка и технологий должна работать эффективно. Без сигналов от рынка технология не начнёт работу по поиску [7]. Без технических разработок и изобретений никакие сигналы от рынка ничего не дадут….

…Современная история мирового рыболовного промысла – иллюстрация того, как технологии и рынок могут неадекватно реагировать на приближение к пределам. В случае с мировой рыболовной отраслью свою роль сыграло привычное сочетание: отрицание пределов; усилия, направленные на сохранение прежних объёмов вылова; изгнание иностранных рыболовецких судов; субсидии местным рыбакам [8]; нерешительные социальные меры. В некоторых случаях – как произошло с зонами лова трески у восточного побережья Канады – социальные меры были приняты слишком поздно, и ресурс спасти не удалось.

Попытки регулировать работу отрасли постепенно охватили все основные зоны лова. Эра «открытых морей» закончилась. Пределы стали очевидны и приобрели для мирового рыболовства решающее значение. Истощение ресурса и принятие мер привели к тому, что мировой вылов рыбы перестал расти. В 1990-е гг. ХХ в. мировой вылов морской рыбы колебался на уровне 80 млн.т/год. Только через много лет можно будет точно сказать, являлся ли этот уровень устойчивым или это было начало катастрофы. В начале 1990-х гг. Организация ООН по вопросам продовольствия и с/х (ФАО) предполагала, что Мировой океан не в состоянии обеспечить устойчивый улов на уровне более 100 млн.т в год, если применять обычные методы, а это больше, чем вылавливалось в 1990е гг.

Неудивительно, что в этот период значительно возросло разведение рыбы на рыбных фермах. В 1990 г. такие фермы давали только 13 млн.т. рыбы в год, сейчас уже 40 млн. т. В настоящее время треть всей потребляемой в мире рыбы выращена на рыбных фермах. Не правда ли, это счастливый пример эффективности рынка и технологий? Разве расширение рыбных ферм не иллюстрирует способность технологий и рынка решать все проблемы? На самом деле нет, и тому есть 3 причины. Ловля рыбы раньше была источником продовольствия, а теперь отрасль превращается в сток, потому что эту рыбу надо чем-то кормить. Рыба и другие морские формы жизни раньше составляли рацион питания бедняков, теперь же они пропадают на стол всё больше к богатым. В дикой природе рыбные косяки составляют органичную часть среды, они экологически нейтральны, в то время как рыбные фермы наносят среде ощутимый ущерб.

Во-первых, океанские «рыбные пастбища» — истинный источник продовольствия для человечества. Рыба «нагуливает вес», питаясь растительной пищей [9], и приобретает отличный вкус. Рыбные фермы  — это не чистый источник продовольствия, он скорее преобразует один вид продовольствия в другой, и потери на каждой стадии неизбежны. Как правило, выращенную на ферме рыбу откармливают зерном или специальным кормом, приготовленным из рыбы же. Во-вторых, рыба раньше была важным источником продовольствия для бедных людей, она была доступна в местном масштабе и либо с минимальными финансовыми затратами, либо вообще без затрат. Артели, работающие вместе неполный рабочий день, могли с помощью несложных приспособлений добыть достаточно продовольствия для собственного потребления. Рыбные фермы, напротив, нацелены на обслуживание рынка и получение высоких прибылей. Выращенные на ферме лосось или креветки идут на стол богатым людям, а не беднякам. Вдобавок, проблему усугубляет разрушение прибрежных зон лова. Многие местные запасы уничтожаются, а цены на оставшиеся начинают расти, поскольку продукция уходит к удалённым потребителям, на другие рынки.

В результате рыба всё меньше доступна бедным слоям населения. В третьих, разведение на фермах рыбы, креветок и других водных форм жизни создаёт большую нагрузку на окружающую среду. Рыбным фермам сопутствуют такие негативные явления, как попадание выращиваемых видов в окружающую среду, где их раньше не было; просачивание отходов и антибиотиков в морские воды; распространение вирусов; разрушение прибрежных заболоченных территорий и т.д. Все эти последствия не случайны, это результат работы рыночных принципов. И раз такие последствия никак не влияют на рыночные цены на рыбу или на доходы [предпринимателей], то так всё и будет продолжаться.

По оценкам ФАО в 202 г. примерно в 75% океанических зон мирового лова объёмы вылова были на пределе самоподдержания или даже превышали его. В 9 из 19 [обследованных] мировых рыболовных зон объёмы вылова превышали нижний предел, предположительно обеспечивающий устойчивость рыбной популяции.

[10]

Несколько заметных событий иллюстрируют серьёзные проблемы, которые испытывает мировая рыболовная отрасль. Как мы уже говорили, в 1992 г. Правительство Канады запретило у восточного побережья весь промысел, включая ловлю трески. Он оставался под запретом и в 2003 г., поскольку запасы рыбы ещё не восстановились. В 1994 г. Вылов лосося у западного побережья США был резко сокращён. В 2002 г. 4 прикаспийские государства договорились, наконец, о мерах по защите осетровых рыб, дающих знаменитую чёрную икру, но только после того, как годовой улов упал с 22 тыс.т. в 1970 г. до 1 тыс.т в конце 1990-х. Популяции голубого тунца, особи которого обычно живут по 30 лет и набирают вес до 700 кг, за 20 лет с 1970 по 1990 гг. Сократились на 94%. Суммарный улов рыбы в норвежских территориальных водах поддерживается на прежнем уровне только за счёт того, что начался вылов менее ценных пород рыбы, в то время как лов более ценных видов прекращён.

С другой стороны, десятилетний мораторий на вылов позволил восстановить в норвежских водах популяции сельди и трески, подтверждая тем самым, что негативные тенденции можно преодолеть, если вести правильную государственную политику. Это служит примером для Европейского союза, который пытается ограничить размеры своего рыболовецкого флота. Рыболовецкие суда Евросоюза всё больше смещаются из европейских территориальных вод в зоны лова бедных развивающихся стран, отбирая рабочие места и источник продовольствия у бедного населения. Нет никаких сомнений в том, что мировая рыболовная отрасль вплотную подобралась к глобальным пределам.
В то время как примерно до 1990 т. мировая рыболовная отрасль наслаждалась свободой и надёжностью рынка, в промышленности происходил необыкновенных прорыв в технологиях. Рыболовецкие суда с холодильными установками на борту (рефрижераторные сейнеры-траулеры) позволяли постоянно держать флот в зонах лова, а не возвращать его в порт с ежедневным уловом. Радарные установки, гидролокаторы и системы слежения со спутника приводят суда к скоплениям рыбы с беспощадной эффективностью. Дрифтерные сети длиной под 50 км позволяют даже в глубоководной зоне вести лов с высокой прибылью. В результате вылов рыбы выходит за пределы устойчивости в большинстве зон лова. Вместо того, чтобы защищать рыбные ресурсы и увеличивать запасы рыбы, применяемые человеком технологии стремятся выловить всю рыбу до последней.

Хотя большинство людей интуитивно понимает, что это ведёт к чрезмерной эксплуатации рыбных запасов, рынок не даёт обратной связи, которая скорректировала бы эти тенденции и обуздала деятельность морских рыболовных компаний. Наоборот, рынок активно поощряет тех, кто опередил всех, и наловил больше. Если он подаст сигнал об истощении ресурсов, то есть если цены на рыбу повысятся, богатые люди смогут эту цену уплатить».

Ibid., c.252-256.

Здесь можно скачать модель “пределов роста» (World3-91) и поиграться с ней, пытаясь «отвернуть» от экологического кризиса и вырулить на устойчивое развитие, здесь – чем отличаются устойчивые сценарии от кризисных.

P.S. То есть «в теории» предполагается, что сигналы в экономической системе запускают отрицательную обратную связь изменений, ликвидирующих проблему, и восстанавливающих равновесие. На деле же они запускают положительные обратные связи «вторичных негативных изменений», ещё больше удаляющих систему от состояния равновесия и приближающих момент окончательного подрыва ресурса. То есть может быть, в неких стерильно-лабораторных условиях соответствующие обратные связи и существуют – не скажу «действуют» — но во всякой реальной ситуации приведённые положительные более мощны и устойчивы. Проблема состоит в критериях эффективности – для капитализма важна эффективность использования вложенного капитала, его максимальная прибыльность, а всё прочее приносится в жертву, если только не защищено заранее запретами и регуляцией, тогда как природе и людям важны максимальная устойчивость эксплуатации природных ландшафтов + уменьшение с ней экологических/социальных рисков.

В заключение – ещё история про сабж, рассказанная Д.Медоузу известным геологом М.Кингом Хуббертом (автором знаменитого «пика Хубберта»):

«Во время ВМВ Великобритания, зная что японцы готовят вторжение на Малайский полуостров, мировой источник каучука, предприняла грандиозные усилия  к тому, чтобы собрать все имеющиеся каучуковые изделия и запасы на одном огромном складе в Индии – предполагалось, что они будут там храниться в безопасности. Это удалось сделать. Когда японцы начали вторжение, в Индии были уже накоплены такие количества каучука, что этого хватило бы на всё время войны – на производство покрышек и другой необходимой продукции. Однако все эти запасы за одну ночь сгорели при пожаре. «Да ничего страшного» — заявили некоторые британские экономисты, услышав эту печальную новость. Всё же было застраховано!».

Ibid., c.317

«Рыбные запасы Европы могут быть уничтожены к середине века

Если европейские министры будут и дальше игнорировать научные данные, рыбным запасам останется жить всего сорок лет.

На 2012 год намечена дорогостоящая реформа Общей политики в области рыболовства ЕС, но она обречена, если, как обычно, будут введены квоты, основанные не на рекомендациях учёных, а на политических соображениях.

Бетан О’Лири из Йоркского университета (Великобритания) и её коллеги проанализировали, в какой степени соглашения, заключённые между европейскими министрами с 1987 по 2011 год, были основаны на научных рекомендациях об общих допустимых уловах (ОДУ — то есть о том, сколько рыбы можно вылавливать для поддержания её численности). Специалисты сосредоточились на 11 видах рыб (треска, камбала, пикша и др.). На сегодня это наиболее полный анализ европейского рыболовства.
Выяснилось, что более чем в двух случаях из трёх ОДУ оказывался выше рекомендованного. В среднем ОДУ были на 33% выше должного.

В рыболовных зонах Испании, Португалии и Бискайского залива ОДУ хека был на 1100% выше, чем в 1993 году просили учёные. С другой стороны, почти всегда слушались специалистов политики Исландии.

Документ «Общая политика в области рыболовства» вступил в силу в 1983 году. Его идея, понятное дело, заключалась в создании процветающей и устойчивой рыбной промышленности в единой Европе. Тем не менее эта сложная и дорогостоящая система оказалась одной из наименее эффективных в мире. В 2002 году её реформировали, но это ничего не дало. После 2002 года резко возросло количество рекомендаций ввести мораторий на ловлю определённых видов, но к ним ни разу не прислушались.

Между тем, по одной из оценок, только в 2003 году ЕС потратил $1 млрд на научную оценку рыбных запасов и выработку мер по сохранению рыбных ресурсов. Получается, деньги просто выбросили на ветер.

Результаты исследования опубликованы в журнале Marine Pollution Bulletin.
Подготовлено по материалам Planet Earth». [11]

А ведь эти страны — с прекрасной прикладной наукой, способной очень точно и допустимые уловы вычислить, и оценить общий запас. К слову, недавно выяснилось, что ряд стран Европы фальсифицирует данные о выбросе парниковых газов. Иными словами, при капитализме научное знание, обслуживающее общественное благо, раз за разом не перебарывает  частную корысть – даже в самых цивилизованных странах и в ситуации, когда частная корысть «рубит сук, на котором все сидят»[12].

Ещё при эксплуатации рыбных запасов в морских экосистемах есть один неприятный момент, отсутствующий в экосистемах сухопутных, что снижает риск истощения запасов пушнины и дичи – а вот рыб увеличивает. На суше риск подрыва промысловых запасов быстро возрастает с увеличением линейных размеров вида: крупные виды что копытных, что хищников, что китов наиболее уязвимы, а мелкие существенно более устойчивы.
Раньше считали, что это же правило верно и для рыб в океане – мол, наиболее уязвимы крупные и хищные виды, вроде трески или тунцов, а идущая им на корм мелочь вроде мойвы, анчоусов и хамсы устойчива. Но нет: переисследование данных о динамике уловов разных видов за многие годы промысла показывает, что в группе мелких видов, занимающих достаточно низкие уровни трофической пирамиды, коллапс промысла происходил в среднем в 2 раза чаще, чем среди крупных видов с самых верхних уровней [13].

А это особенно опасно, так как этими рыбами много кто питается, и подрыв их запасов может иметь те же последствия, что выдергивание Котом-Бегемотом в Торгсине самых нижних шоколадных плиток из пирамиды. «Результаты моделирования показали, что негативные последствия на высших трофических уровнях начинают проявляться при изъятии примерно половины биомассы вида планктонофага. К сожалению, это тот уровень, который соответствует существующим нормам вылова для многих из исследованных видов…

Модели говорят еще и о том, что в разных районах эффекты изъятия планктонофагов проявляются по-разному. Особенно уязвимы те экосистемы, где большая часть продукции планктона проходит «наверх» через небольшое число видов как, например, у побережья Перу, где основным промысловым видом является перуанский анчоус, составляющий существенную часть биомассы всей рыбы. Для этого района обе модели показывают существенные изменения на высших трофических уровнях даже при небольших объемах изъятия ключевого вида. В экосистеме Северного моря, где нет столь резко выраженного доминирования одного вида на средних «этажах» пищевой пирамиды, у хищников есть возможность переключения с ресурса на ресурс».

---

[1] Донелла Медоуз, Йорген Рандерс, Деннис Медоуз, 2008. Пределы роста: 30 лет спустя. М,: ИКЦ «Академкнига». С.256.

[2] Собственно рынок и не направлен на это, его обратные связи направлены на другое и в этом он отлично справляется, чему примером дальнейшие рассуждения.

[3] Статья представляет собой типичный пример непонимания работы современного капитализма, при котором ни бедные, в первую очередь рабочие, ни сверхбогатые никуда не исчезают. Попытка же выдать за среднее 7000$ в год, как принадлежность к потребительскому классу, показывает какая путаница царит в головах «эко-социалистов»/»эко-левых». Доходы и их распределение среди трудящихся одной из ведущих стран капитализма разобраны в этой статье. Как из неё видно — подавляющее большинство тех, кто живет в Британии в бедности и буквально вынужден отказывать себе во всем — имеет в год доход больший чем указанная сумма, но по соображениям автора статьи видимо тоже — «объедает» и «грабит» развивающиеся страны.

[4] Поэтому общество должно быть изменено, и соответствующие социальные изменения в сторону борьбы с бедностью и социального равенства обязательная составляющая устойчивого развития. – В.К.

[5] Это со стороны «выхода» системы, а со стороны «входа» — чтобы отразить такие экстерналии, как устойчивость используемых природных территорий/ландшафтов, то есть способность производить/восстанавливать соответствующие ресурсы и в будущем. В.К.

[6] Модель мировой динамики World3-91. W.K.

[7] Перманентная контрпродуктивность и неточность такой «работы», описанная выше, заставляет считать, что сигналы должны идти от учёных, которые работают точнее и честнее «рынка», через посредство правительств, осуществляющих народнохозяйственное планирование на научной основе. В.К.

[8] Точнее, рыболовным компаниям – В.К.

[9] Точней, естественной. В.К.

[10] Примеры см. 1-2-3-4-5. В.К.

[11] http://science.compulenta.ru/646026/

[12] Всё дело в том, что при любом классовом обществе «общественное благо» понимается как благо именно того класса, который и держит в своих руках условия общественного производства. В капиталистическом обществе — это будет буржуазии и именно она будет,явно или же косвенно определять, что именно понимать под этими словами.

[13] См. примеры: перуанский анчоус (1-2), тихоокеанские сардины (1-2), мойва в Баренцевом море (1-2), киты, пикша в Северном море, треска на Ньюфаундленде (картинки в рамочках – из Д.Медоуз, Т.Фиддаман, Д.Шеннон «Всемирное рыболовство»)