На волне национализма

На волне национализма, поднявшейся в августе-сентябре, разные доброхоты из цензовых слоёв и, увы, в «известных левых изданиях» стали советовать левым отказаться от «чокнутого интернационализма». Надо, мол, защищать «русских рабочих» от «демпингущих» нерусских мигрантов[1]; мол, влияния в массах не обретёшь, если сопротивляться волне национальной ненависти, запущенной правящим классом для успешного проведения неолиберальных реформ, а не подыгрывать ей. Это – опасная западня, в которую уже попадались наши товарищи в Европе, и нам не следует ещё раз на те же грабли.

«Негативное отношение общества к иммигрантам, происходившим главным образом из Алжира, питалось имперской ностальгией по утраченным землям и возмущением по поводу того, что арабы не только одержали победу в Алжире, но и пытаются заселить и метрополию. К этому добавлялись реваншистские и расистские настроения у 2 млн бывших военных, служивших в Алжире, и миллиона «черноногих», вынужденных бежать оттуда в 1962 г. Вместе с тем, несмотря на деятельность ультраправых, иммигранты превратились в «общественную проблему» лишь в 1973-1974 гг., когда они сформировали крупную диаспору и привлекли внимание ведущих политиков. И подобно тому, что наблюдалось в Великобритании, в беспорядках и негативных процессах были обвинены иммигранты, а не расистски настроенная публика. Аналогичным образом, принятие антиммигрантского закона 1974 г. не остановило иммиграцию, а напротив, привело к воссоединению семей и оседанию их на территории Франции.

 

Это, в свою очередь, обострило проблему и привело к резкому росту антииммигрантских настроений, которые, наряду с консерваторами, разделяли многие коммунисты. При этом последними двигала забота о положении местных рабочих, благосостоянию которых якобы угрожали иммигранты. В этих условиях принципы интернационализма утратили свою ценность, и мэры-коммунисты пытались препятствовать вселению иммигрантов в подконтрольные им коммуны. Во Франции заговорили о «пороге толерантности», устанавливая его на уровне 15% — якобы при его повышении обществу грозили серьёзные потрясения[2]. В 1978-1981 гг. в погоне за голосами избирателей коммунистические лидеры неоднократно обращались к антииммингрантской риторике. Придя к власти в 1981 г., социалисты поначалу пытались проводить либеральную политику в отношении иммигрантов, но, когда в 1983 г. их экономическая политика потерпела фиаско, они тоже сдвинулись вправо. В этой обстановке неожиданную популярность в 1083-1984 гг. получил Национальный фронт, ранее прозябавший на задворках большой политики. В итоге, идя на выборы 1984 г., все ведущие французские политические партии пытались апеллировать к расистским антииммигрантским настроениям избирателей. Именно в контексте этого дискурса определённую популярность получила идея «защиты французской идентичности», типичная, как мы видели, для «нового расизма». Именно расизм, демонстрируемый французами в отношении выходцев из Магриба, затрудняет их интеграцию во французское общество».

Виктор Шнирельман. «Порог толерантности»: Идеология и практика нового расизма. Т.1. С.84-85.

То есть вопреки Алену Бадью виновен не «расизм интеллектуалов», естественным образом преувеличивая значимость собственной страты, а буржуазная демократия как таковая. Ибо в погоне за голосами она заставляет даже антисистемные и прогрессивные партии обращаться к национализму, сексизму и другим предрассудкам большинства, которые естественным образом предохраняют и воспроизводят главное, классовое угнетение. Плюс естественная динамика капитализма постоянно ставит социальные права трудящихся под угрозу, демократия[3] требует демонстрации умения защитить их здесь и сейчас, и проще всего это сделать за счёт «чужаков» — тогда как прогрессивные изменения общественного устройства дают эффект лишь на «длинной дистанции»[4].

Дальше, ради краткосрочного выигрыша компартия (и особенно её союзники, «старые социал-демократы», потом и другие левые, в силу большего прагматизма и меньшей «идеологичности») сделала ксенофобию дозволенной для своих сторонников и сочувствующих (а тем более электората). А затем закономерно проигрывала «на длинной дистанции», поскольку в этой риторике Национальный Фронт и другие правые по-любому выступят естественнее и убедительнее коммунистов. В чём сугубое зло буржуазной демократии — она коррумпирует антисистемные силы, подталкивая ради краткосрочного выигрыша эксплуатировать существующие предрассудки масс, вместо долгосрочного выигрыша от увеличения сил угнетённых после их уменьшения или преодоления. Плюс важный момент – все обещания буржуазных политиков «прекратить миграцию» невыполнимы целиком и полностью, против интереса своих хозяев они не пойдут. Поэтому «белым» рабочим выгодно не слушать этих сирен, а объединяться с «чёрными» в общие профсоюзы (примеры чего появляются и в России), и совместно давить на буржуев.

Плюс общесистемное соображение. Для всякой сложной проблемы всегда есть «минимум одно простое, логичное, напрашивающееся как бы само собой и неверное решение» (Генри Луис Менкен). Верное решение контринтуитивно, как и поведение сложных системами; здесь – не подыгрывать предрассудкам, а дискредитировать их, как в случае мифа об «этнической преступности».