Об агрессии

Агрессия служит социальным отношениям, она защищает их. Она проявляется всегда, когда связи находятся под угрозой, когда они не развиваются позитивно или отсутствуют. Люди, которые видят угрозу важным для них отношениям, лишённые доверия или исключённые из общества, реагируют на эти обстоятельства проявлением агрессии.

Одно из последних исследований в этой области принадлежит Рагнару Биру из института психологии в Гёттингене. В ходе масштабных исследований ему удалось доказать, что большинство людей, столкнувшихся с серьёзной угрозой их отношениям с партнёром, реагируют на неё проявлением агрессии. О чувстве гнева в этих ситуациях говорили 72% женщин и 49% мужчин, о повышенной раздражительности – 67% женщин и 56% мужчин, о ненависти – 22% женщин и 13% мужчин. [1].

Взаимосвязь между развитием отношений и агрессией можно доказать и нейробиологическими методами. Примером являются наблюдения американского учёного Пола Зака, который показал, что недоверие к человеку повышает уровень важного «гормона агрессии» в крови – дигидротестостерона (ДГТ). Зак провёл эксперимент, в ходе которого двое испытуемых могли совершить сделку.

Участник эксперимента А получает от руководителя денежную сумму. Он может инвестировать любую часть этой суммы, отдав её участнику Б, у которого инвестированная сумма увеличится, потому что [в этом случае] руководитель опытов увеличивает переданную участнику Б сумму в 3 раза. Как и в жизни, так и в этом эксперименте инвестирование со стороны участника А (т.е. передача им части денег участнику Б) является вопросом доверия, потому что Б, обладающий теперь суммой в три раза большей, свободен решать, какой % от неё он вернёт участнику А.

Поскольку ход эксперимента с самого начала был изложен обоим партнёрам, то сумма, которую А в начале опыта передаст партнёру, зависела только от доверия. Исследователей интересовало, как участник Б отреагирует на проявленное (или не проявленное) недоверие со стороны А. Результат был следующим: крупная инвестиция со стороны А вызывала у Б повышение уровня «гормона доверия» окситоцина. Ограниченное доверие или недоверие вызывало у другого испытуемого повышение уровня ДГТ (у мужчин много более сильное, чем у женщин [2]).

Подобные эксперименты показывают, что доверие рождает доверие. Недоверие и неприятие благоприятствуют развитию агрессии, поскольку причиняют боль.

Существует поговорка, англосаксонское происхождение которой неслучайно: «If you can’t beat them, join them» — «(Только если) не можешь драться – заключай мир». Результаты новейших психологических и нейробиологических исследований заставляют перевернуть её с головы на ноги: «If can’t join them, beat them» («Не умеешь заключать мир – дерись»). Эта новая формулировка принадлежит калифорнийскому исследователю агрессии Джин Твенже (Jean Twenge). Только в тех случаях, когда не удаётся найти понимания у других людей, присоединиться к сообществу или при угрозе распада личных отношений наступает необходимость реагировать на сложившиеся обстоятельства агрессией и борьбой (если ты не готов уступить и сдаться – иначе реакция на них исчерпывается печалью и депрессией). Исследования показывают, что насильственные действия (как со стороны детей и подростков, так и взрослых) имеют место главным образом тогда, когда людям угрожает опасность разрыва важных для них отношений, когда общество не хочет принять их, унижает или отталкивает. [3].

Непосредственной причиной агрессии у человека является боль, причём мы устроены так, что сознание не делает различия между болью физической и душевной болью от разрыва/нарушения близких отношений от унижения и т.п. На уровне мозга то и другое проявляется и действует совершенно одинаково.

Исследования Наоми Эйзенбергер показывают, что неожиданная социальная изоляция имеет не только психологические последствия, но отражается и на нейробиологии человека.

«Взрослые испытуемые находились в камере томографа и могли джойстиком играть в мяч на мониторе компьютера, давая пасы друг другу. Испытуемый должен был передавать мяч на мониторе только двум другим игрокам. Ему сказали, что эти двое тоже испытуемые, а задача эксперимента состоит в изучении реакций головного мозга в игровой ситуации. Никакой иной информации он не получал. Какое-то время игра шла так, что оба игрока в соседнем помещении передавали испытуемому мяч также часто, как и друг другу. Но неожиданно – это было частью эксперимента — поведение невидимых участников игры изменилось. Они стали, по непонятным для испытуемого причинам, передавать мяч только друг другу и тем самым исключили испытуемого из игры. Снимок головного мозга, сделанный в этой ситуации, зафиксировал активизацию болевых центров, которая обычно наблюдается при причинении «настоящей» физической боли [4].

Этот эксперимент доказывает, что чисто социальная изоляция влечёт за собой однозначные биологические последствия».

Реакция замешательства в ответ на социальное исключение (прерывание зеркально отражающей обратной связи телодвижений и мимики, обеспечивающей коммуникацию, и не только невербальную, но и речевую) вместе с её «внутренним следом» в виде реакций стресса проявляется уже у новорожденных. Пожалуй, ничто не приводит младенца к более сильной реакции отторжения и неприятия, чем так называемое «неподвижное лицо» (still face procedure). «Лицо близкого человека находится на нужном расстоянии от лица ребёнка. Если теперь взрослый человек, вопреки собственной эмоциональной интуиции, будет намеренно сохранять неподвижное выражение лица, ребёнок импульсивно отвернётся от него. Если эту процедуру повторить несколько раз, это вызовет у ребёнка эмоциональный спад; у него снижается готовность повторять попытки обмена мимическими сигналами.

Хотя новорожденный в первые недели жизни ещё не умеет отличать себя как отдельную личность, ранний зеркальный обмен взглядами и мимическими знаками создаёт в нём первое интуитивное ощущение социальной связи, которое потом будет сопровождать его всю жизнь. Ведь люди (как вороны, как другие социальные существа) могут понимать мир не с нуля, не абсолютно, но лишь как отклонение от «уже принятого» [5].

Поскольку в это время новорожденный ещё не умеет отличать себя от других, то учёные назвали этот коммуникативный обмен на раннем этапе жизни «intersubjectivity without subject», то есть межличностными отношениями, при которых, однако, ещё нельзя говорить о ребёнке как о действующем субъекте. Тем не менее, у ребёнка развивается принципиальное ощущение интуитивной связи с другими существами того же вида, сосуществования с ними в общем эмоциональном мире. Это чувство, возникающее в результате процессов взаимного зеркального отражения, которое Витторио Галлезе (Vittorio Gallese) назвал S-Identity («социальная идентичность»), соответствует исконной потребности человека.

Томас Инзель, который в настоящее время руководит национальным институтом психического здоровья (NIMH) в США, написал на эту тему обзорную статью с ироничным названием «Is social attachment an addictive disorders?» ([Действительно ли] социальная привязанность – наркомания?»).

Учёные установили, что уже в двухмесячном возрасте маленькие дети активно стремятся к эмоциональному согласию (гармонии) с матерью. Очень изобретательные и тонкие эксперименты показали, что на третьем месяце жизни ребёнок развивает в себе чувство того, что с помощью проявления разных признаков жизни он может вызвать изменение в поведении референтных лиц. В этот период младенец начинает также направлять своё внимание в сторону направления взгляда (то есть внимания) взрослого человека. Это первый признак т.н. joint attention, то есть отражающей настройки на цель совместного внимания…

…[у взрослых людей] зеркальные нейроны являются нейрональным форматом надындивидуального, интуитивно данного общего пространства взаимопонимания. Это пространство образует коридор, в полосе пропускания которого находятся нейрональные программы всего того, что члены социального сообщества считают возможным или мыслимым переживанием или поведением. С одной стороны, система зеркальных нейронов имеется у каждого индивидуума. Но в то же время она образует общее кратное (the shared manifold, термин Витторио Галлезе), своего рода фонд, в котором собраны программы всех действий и переживаний , которые принципиально возможны или мыслимы в рамках данного социального устройства. Зеркальные нейроны представляют общее социальное пространство резонанса, поскольку ощущения или действия одного индивидуума приводят других индивидуумов, непосредственно наблюдающих за данным, к такой отражающей активности их нейрональных систем, как будто они сами ощущают или делают то же самое, хотя в действительности они являются только наблюдающими. Из этого, и только из этого, возникает непосредственное, неосознанное чувство своего рода родства душ: «Я, в принципе, таков же, как и все другие, а другие, по сути, такие же как я».

Значение этого чувства мы начинаем понимать, только когда теряем его.

Наличие этого чувства не является само собой разумеющимся. Тем, что оно у нас есть (может быть) мы обязаны зеркальным нейронам [6].

Нарушение этой органической связи индивида с другими людьми (репрезентированной в структурах социальных отношений) вследствие разных форм угнетения или социального исключения индивида вызывает боль, стресс и, соответственно, агрессию.

«Нейробиологические исследования дали интересный ответ на вопрос о взаимосвязи между социальным неприятием и агрессией. То что боль вызывает агрессию, можно понять интуитивно, но почему агрессию вызывает угроза отношениям и их потеря? Оказывается, социально «сконструированные» существа, такие как человек, реагируют на исключение из социума также, как на физическую боль. Головной мозг практически не делает различия между социальной болью («social pain») и болью физической («physical pain») [7]. Социальная изоляция переживается организмом как боль не только с психической, но и с нейробиологической точки зрения, и он отвечает на неё измеримой реакцией биологического стресса.

Как уже было описано, рабочая группа под руководством Наоми Эйренбергер доказала с помощью метода ЯМР-томографии, что социальная изоляция активизирует важные отделы нейробиологических центров боли в головном мозге. Лора Страуд (Lora Stroud) и другие обнаружили, что социальное отторжение не только мобилизует эмоциональные центры мозга, но и вызывает повышение кровяного давления и уровня «гормона стресса» кортизола. О функциональной взаимосвязи (утраченных) отношений и агрессии говорят результаты опытов над животными, у которых с помощью методов генетической инженерии был «отключён» важный для социальных отношений медиатор окситоцин. Поведение таких животных было очень агрессивным; настолько, что матери после «отключения» синтеза окситоцина могли убивать детёнышей».

Далее, если социальная изоляция может причинять боль, оказаться причиной стресса, «выбивающего из седла», наивного индивида, то намеренное причинение изоляции, «поведенческое исключение из коллектива» [при капитализме] может стать эффективным орудием конкуренции. И таки да, становится, в офисном рабстве без кнута не обходится.

Речь идёт о так называемом моббинге. Правда, термин неудачный, ибо преоккупирован. В орнитологии и другой зоологии моббинг – это окрикивание хищника мирными птицами или млекопитающими, его потенциальными жертвами. Видя, что он обнаружен и его перемещения чётко отслеживаются, большинство хищников испытывают стресс и отказываются от атаки. Часто сами крики тревоги потенциальных жертв причиняют хищнику тот же стресс, через который они заставляют беспокоиться других особей своего вида, находящихся поблизости, чтобы заставить их беспокоиться и соответственно, тоже кричать (но это в том случае, если соответствующие крики или телодвижения используются в коммуникации как сигналы-стимулы. Если те же или гомологичные крики/телодвижения у другого/близкого вида используются как сигналы-символы, то они никак не воздействуют на мотивационное состояние реципиентов своего вида, а просто передают информацию об опасности в символической форме; соответственно, они не стрессируют хищников специфически, но лишь «обескураживают» их самим фактов обнаружения.

«Опыт исключения из социального сообщества, выпадения из пространства социального резонанса имеет доказанные нейробиологические последствия. В тех случаях, когда люди намеренно и на долгое время исключаются из сообщества, такими последствиями могут быть болезни, в экстремальных случаях – смерть. Исключение из сообщества означает систематическое лишение отражательных моделей поведения в повседневной жизни, с помощью которых мы непроизвольно демонстрируем друг другу, что рассматриваем другого человека как принадлежащего к общему социальному пространству. Эти модели касаются всех вариантов зеркального отражения: человека лишают интуитивных сигналов языка тела, таких как короткие резонансные реакции при мимолётных встречах или различные возможности установления взаимопонимания при помощи взглядов. При отсутствии таких сигналов человек чувствует себя окружённым стеной льда. Кроме того, при акциях исключения выпадает совместное внимание (joint attention), то есть рассмотрение того, на что направлено внимание исключённого человека, или на что он хочет обратить внимание других. Человека лишают – и это уже орудие крупного калибра – взаимных реакций в разговорах, игнорируя его высказывания или вопросы, как будто бы их и не было».

«Систематическое лишение социального резонанса на работе, так называемый моббинг, в настоящее время считается важным фактором развития заболеваний. И это неудивительно, потому что «цель» моббинга состоит именно в том, чтобы вымотать, измучить и разрушить личность. Новейшие исследования показывают, что среди представителей руководящей элиты высокий процент составляют психопатические личности, а это позволяет предположить, что проблемы, связанные с моббингом, скорей всего, будут возрастать. Среди прочих такие результаты были получены в рамках исследования «корпоративной психопатии», проведённого американским специалистом в области экономической психологии Полом Бабиаком (Paul Babiak)»

Моббинг настолько часто используется как средство конкуренции среди разного рода менеджеров, что я бы даже предположил избирательное накопление «на верхах» управленческой иерархии крупных фирм этих самых лиц с психопатическими наклонностями – поскольку они в моббинге будут наиболее успешны. Во всяком случае, в ФРГ и других странах это уже становится общественной проблемой, волнующей психиатров и самих управляемых, так что, глядишь, такое исследование и проведут.

И самое интересное – также как и родительское поведение, агрессия воспроизводится путём обучения, когда повышенная агрессия связана в первую очередь с опытом пережитого насилия.

«Исследования Дарио Маэстрипиери на приматах показывают, что ранний опыт влияет на развитие поведения сильней, чем имеющаяся биолого-генетическая конституция животного, причём эффект этого влияния передаётся следующему поколению. Маэстрипиери показал решающее влияние пережитого человеком насилия на развитие у него агрессивного поведения. Готовность к проявлению насилия возникает главным образом в результате того, что индивидуумы испытали насилие над собой. Учёный исследовал поведение самок обезьян в приматологическом центре. Поведение большинства самок характеризовалось защитой потомства и заботой о нём после каждой беременности. Но некоторые самки с момента рождения детёнышей относятся к ним грубо, деспотично и жестоко, причём такое поведение сохраняется после каждых родов.

Маэстрипиери выделил 2 группы беременных самок, при этом половине заботливых матерей он оставил после родов их собственных детей, а у другой половины (заботливых) матерей сразу после родов забрал их детей и дал взаимен – в качестве приёмных – детёнышей, рождённых жестокими самками. То же самое было проделано с самками, оказавшимися жестокими матерями: половине из них оставили собственных детей, а половина получила приёмных, рождённых заботливыми самками. Когда детство обезьян закончилось, они были разлучены со своими матерями и содержались в общих условиях, одинаковых для всех.

Когда они достигли половой зрелости, и самки этого поколения принесли потомство, то предметом наблюдения стало их отношение к собственным детёнышам.

Результат: все самки-матери, которые провели своё младенчество у заботливых матерей, относились к своим детёнышам с заботой и вниманием. Таким образом, это поведение животных совершенно не зависело от их происхождения, то есть на него не повлияло то, какие гены они носили в себе, заботливых или жестоких матерей. И наоборот – те животные, которые выросли у жестоких матерей, в большинстве случаев (50-60%) вели себя по отношению к потомству жестоко, даже когда речь шла об особях, рождённых от заботливых самок и, следовательно, имевших их гены. Когда речь идёт о поведении, то жизненный опыт, особенно опыт на этапе обучения, обладает, очевидно, более сильным действием, чем генетическое происхождение. [8].

Целый ряд новейших исследований, в том числе рабочей группы американского этолога Крэйга Андерсона свидетельствует о том, что там, где агрессивность выступает как основной образец поведения, решающую роль наряду с опытом пережитого насилия играют процессы обучения. И, в частности, просмотр видеофильмов со сценами насилия и так называемые киллерские компьютерные игры» [9].

[1] См. оригиналы 1, 2 (обе на немецком) и partnerschaftstest

[2] См. оригиналы neuroeconomics of distrus, Работа Zak, Kurzban, Matzner, Zak neurobiology of trust, Статья с plosone

[3] См. prosocial, An integrated review of indirect, relational, and social aggression, Interpersonal Rejection, Teasing, rejection, and violence: Case studies of the school shootings, С сайта психфака Унив.Сан-Диего

[4] Боль регистрируется в нескольких центрах головного мозга; это таламус, островок, сенсорный кортекс и, главное, поясная извилина Gyrus cinguli. Те же самые центры активизируются, когда боль на твоих глазах причиняют не тебе, а близкому (и «социально-близкому») человеку. В.К.

[5] Как показывают современные исследования по т.н. зеркальным нейронам (Изложение теории, Зеркальные нейроны, краткий научный обзор, TED: Рамачандран — нейроны, которые сформировали цивилизацию), это «уже принятое» = та «печка», от которой пляшет индивид в своём собственном познании и действии, не его индивидуальное «я», а интерсубъективная связь с другими людьми. Это «уже принятое» вкладывает в нас социум, в том числе с помощью зеркальных нейронов – почему их открытие так замечательно. В.К.

[6] Отсутствующим у низших позвоночных, и тем что у нас они опосредуют весь спектр действий, переживаний и чувств, а не только узкий сектор моделей поведения, как у попугаев и певчих птиц, где зеркальные нейроны работают лишь для обучения пению.

Я думаю, что идея социального равенства вырастает именно из этого чувства родовой общности, также как и чувство справедливости есть протест против нарушения этого изначального, естественного равенства. Собственно, всякая идея начинается с осмысления чувства; в основе идеи равенства лежит биологический факт наличия этого самого общего кратного данного сообщества, а сейчас уже – и всего человечества, и те чувства справедливости/несправедливости, которые вызваны подтверждением или отрицанием этого факта во взаимодействиях людей. Или в наблюдении за подачей соответствующих взаимодействий в СМИ, что даёт нехилый источник манипуляции. Но так или иначе, это самое общее кратное представляет собой то, что принимается без доказательств, ту самую «печку», от которой танцует индивид в процессе познания и понимания мира, о чём см. выше. В.К.

[7] См. исследования Jaak Panksepp

[8] См. оригинал

[9] An update on the effects of playing violent video games, Interactive eﬀects of life experience and situational cues on aggression: The weapons priming eﬀect inhunters and nonhunters

Источники, из которых цитаты в кавычках

Иоахим Бауэр. Почему я чувствую то, что чувствуешь ты? Интуитивная коммуникация и секрет зеркальных нейронов. СПб.: изд-во Вергнера Регена, 2009. 112 с. [вот о ней рассказывает progenes]

Иоахим Бауэр. Принцип человечности. Почему мы по своей природе склонны к кооперации. СПб.: изд-во Вернера Регена, 2009. 152 с. Эта книжка подпорчена повторяющимися нападками на «дарвиновский принцип борьбы за существование», явно с христианских позиций; параллельно идущее показательное сечение Докинза и социобиологии в целом вполне оправдано.