Теленасилие и агрессия: доклад Эрона

Введение

В США «в вечерних программах акты насилия отмечаются в среднем 5 раз в час; в субботних утренних мультфильмах – 2025 раз в час (Gorbner et al., 1994; Murray, 1997). Самые высокие уровни насилия обычно отмечаются в программах широкого вещания между6 и 9 часами или между 14 и 15 часами, то есть в то время, когда маленькие дети могут смотреть телевизор. Кабельное ТВ в настоящее время доступно 60% семей в США и вносит дополнение в этот рацион насилия, как и видеоигры с насилием, которые становятся всё более популярными и замещают просмотр телевизора. Насилие в этих различных программах и в СМИ представлено в качестве социально приемлемого или успешного способа решения проблем; оно часто вознаграждается тем, что люди, демонстрирующие насилие, получают то что хотят (Sege, 1988).

Приводит ли просмотр такого количества сцен насилия к более высоким уровням агрессии или насилия у детей? Демонстрация этой каузальной связи  немного напоминает демонстрацию каузальной связи между курением и раком лёгких. Недвусмысленные данные обычно требуют проведения эксперимента – стратегии, которая отклоняется по очевидным этическим причинам. Нельзя в случайном порядке отобрать людей, чтобы они курили 30 лет подряд, нельзя отобрать людей, чтобы они годами наблюдали насилие на телеэкране, тогда как у других такой бы опыт отсутствовал.

Однако мы располагаем рядом экспериментальных доказательств другого типа, которые указывают строго в направлении существования каузальной связи.

Теленасилие, влияние на поведение зрителей и группы риска

Самый распространённый вид исследования, чисто корреляционный по дизайну, включает сравнение уровней агрессии у детей, которые отличаются по времени просмотра телевизора в повседневной жизни. Почти универсальные данные свидетельствуют о том, что те, кто больше смотрит ТВ, более агрессивны по сравнению с их сверстниками, проводящими мало времени перед телевизором (Huston & Wright, 1998). Как и для всех корреляционных исследований, подобных этому, такой результат не решает проблему интерпретации. В частности, дети, которые уже ведут себя агрессивно, оказывается, предпочитают много смотреть телевизор и передачи с большей агрессией. И семьи, в которых много смотрят телевизор, могут также чаще использовать такие способы дисциплинарного воздействия, которые воспитывают агрессивность у ребёнка.

Частичное решение этой дилеммы заключается в проведении лонгитюдного [1] исследования детей. Таким способом мы получим возможность увидеть, может ли то количество насилия, которое ребёнок видит по телевизору, предсказать агрессивность в будущем, учитывая тот уровень агрессии, который ребёнок уже демонстрировал в начале исследования. Мы располагаем несколькими хорошими исследованиями этого типа, которые показывают небольшое, но существенное влияние насилия по телевидению на последующую агрессивность. Самое известное исследование в этой категории – 22-летнее исследование выборки испытуемых от 8 до 30 летЛеонарда Эрона (Eron, 1987). Эрон обнаружил, что самым хорошим предиктором агрессивности молодого человека в возрасте 19 лет был просмотр телепрограмм с насилием в 8 лет. Когда Эрон ещё раз интервьюировал испытуемых в 30-летнем возрасте, он обнаружил, что те самые испытуемые, которые в 8 лет очень много времени проводили перед телевизором, гораздо чаще имели эпизод серьёзного криминального поведения  во взрослом возрасте. При низкой частоте просмотра телевизора в 8 лет средний показатель  по шкале криминальных правонарушений в 30 лет был 11, при средней – 30, при высокой – 47 (Отсюда + здесь).

У женщин отмечался точно такой же паттерн зависимости от ТВ, с  той только разницей, что уровень криминальных правонарушений – и агрессивности в детском возрасте – был пропорционально ниже [2].

Конечно, эти результаты   исследования существуют лишь в виде корреляции и пока не доказывают, что просмотр телевизора каким-то каузальным способом повлиял на криминальность в будущем, поскольку те дети, которые предпочитают смотреть много насилия по ТВ в 8 лет, уже могут быть детьми с самым высоким уровнем агрессии. Действительно, Эрон обнаружил именно этот паттерн. Восьмилетние мальчики, которые наблюдали много насилия по телевидению, уже были  более агрессивными по сравнению со своими сверстниками.Это указывает на то, что агрессивные мальчики выбирают программы, демонстрирующие больше насилия.

Однако лонгитюдная стратегия позволила Эрону выявить и многие дополнительные паттерны. В частности, он обнаружил, что среди уже агрессивных 8-летних детей наиболее делинквентными или агрессивными в подростковом и взрослом возрасте были те, кто смотрели телевизор наибольшее количество времени (Eron, 1987; Huesmann et al., 1984). Менее продолжительные лонгитюдные исследования, проведённые в США, Польше, Финляндии, Израиле и Австралии, демонстрируют аналогичные связи между просмотром телевизора и последующей повышенной агрессивностью у детей (Eron et al., 1991).

Современное лонгитюдное исследование Фразиер, охватывающее часть детей в возрасте от 5 до 12 лет, вносит дополнительное замечание: влияние частого просмотра передач, содержащих сцены насилия, в 5 – летнем возрасте существенно сильнее среди тех детей, в семьях которых применяются физические наказания (Frazier et al., 1997). Сочетание физических наказаний и частого просмотра телепередач со сценами насилия связано с более высокими уровнями агрессии в будущем в большей степени, чем какой-либо фактор сам по себе.

Эти данные вместе с данными Эрона показывают что дети в разной степени подвержены влиянию сцен насилия, показываемых по ТВ. Не только действительно агрессивные  дети предпочитают такие передачи, но и те дети, в чьих семьях используются агрессивные формы наказания [3].

Однако результаты этого исследования говорят о том, что  насилие, рекламируемое телевизором, приводит к тому, что такие дети становятся более агрессивными.

Самые лучшие доказательства наличия каузальной связи получены из нескольких десятков истинно экспериментальных исследований, в которых одной группе детей предлагалось посмотреть несколько эпизодов из телепередач, характеризующихся умеренной агрессивностью, тогда как другие группы смотрели нейтральные передачи. Все вместе эти исследования демонстрируют кратковременное существенное увеличение наблюдаемой физической агрессии среди тех детей, которые смотрели программы, содержащие агрессию (Huston & Right, 1998; Paik & Comstock, 1994; Wood et al., 1991). В одном из исследований этого типа Крис Бойяцис (Boyatsis, 1995) обнаружил, что учащиеся начальной школы, которые были в случайном порядке отобраны для просмотра эпизодов популярной в то время детской программы (с высоким содержанием агрессии), демонстрировали в 7 раз больше агрессивных актов во время последующей свободной игры со сверстниками, по сравнению с теми детьми, кто не смотрел эту передачу. Фактически все психологи после анализа комбинированных данных согласились бы с докладом Эрона, с которым он выступил перед комитетом Сената:

«Не может быть никаких сомнений в том,что интенсивное воздействие телепередач, содержащих сцены насилия, служит одной из причин агрессивного поведения, преступлений и насилия в обществе. Доказательства получены как в лабраторных, так и в естественных условиях. Насилие, демонстрируемое по телевизору, влияет на детей любого возраста, обоих полов, всех социально-экономических уровней и всех уровней интеллекта. Этому влиянию подвержены не только дети, уже имеющие склонность к агрессии, и это влияние не ограничивается одной страной (Eron, 1992 + эта ссылка, которая почему-то не работает).

Группы риска в России

Аналогичная группа риска обнаруживается и в нашей стране. «Юных зрителей можно разделить на три типологические группы *:

* Здесь и далее указан интервал, в который укладываются результаты социологических замеров, осуществленных по репрезентативной выборке в Москве (1995 и 1998), Белгороде (1999), Новгороде и Петрозаводске (2000).

• Первую составляют «высокоактивные» приверженцы экранного насилия (46-66%) *. Большая половина фильмов из числа просмотренных ими в течение четырех недель, предшествовавших социологическому опросу, содержит сцены насилия.
• Вторую группу (9-15%) образуют «активные» потребители «агрессивной кинодиеты», что занимает четверть их индивидуального просмотра.
• К третьей группе (15-30%) относятся юноши и девушки, которых характеризует «умеренная» приобщенность к экранному насилию. За четыре недели, предшествовавших социологическому опросу, подобных фильмов среди тех, что они посмотрели, было «немного».

Обращает, на себя внимание активная приобщенность слабого пола к экранному насилию. Каждая вторая девочка смотрит фильмы, которые содержат) такого рода сцены. Объясняется это разными причинами, прежде всего возрастными. У подростков в возрасте 14-17 лет первичная социализация еще не завершена. К тому же в обществе стираются социокультурные различия между мужчинами и женщинами (например, в спорте, одежде, потреблении табака и алкоголя). Сказывается и то, что в современных фильмах женщина зачастую выступает в качестве не только объекта насилия, но и его носителя.

В системе кино-юный зритель существует своя специфика. С одной стороны, массовое предложение фильмов с насилием, самим своим фактом внушающее, что иным современное кино и быть не может, что их частое восприятие стало своего рода культурной нормой. А с другой — известная неразвитость художественного вкуса у юного зрителя, его склонность к «всеядности» и вообще к просмотру большого числа фильмов.

Однако насыщенность кино- и телеэкрана сценами насилия связана и со зрительским интересом. В реальной жизни социальные нормы либо накладывают табу на применение насилия, либо допускают его в исключительных случаях. Если насилие все же применяется, то это означает нарушение социальных норм либо некое чрезвычайное происшествие, выход человека в пограничную сферу между социальным и биологическим. В условиях участия зрителя в драматическом действии и его идентификации с киногероем сцены насилия оказывают определенное влияние.

Интерес части аудитории к насилию на экране в значительной степени объясняется и тем, что в реальной жизни человек, как правило, выступает в качестве жертвы.

Конкретные проявления насилия в межличностных отношениях обусловлены не столько биологическими, сколько социальными факторами. Акты насилия высвечивают человека главным образом в его социальной ипостаси, и это тоже стимулирует зрительский интерес к экранной репрезентации агрессии.

Феномен группы риска

Наличие третьего условия, а именно склонности значительной части подростков к получению опыта насилия из фильмов, нуждается в более тщательной специальной проверке. С этой целью в конце 2000 г. нами был проведен социологический опрос учащихся 9-11 классов в Новгороде и Петрозаводске и по его результатам проведен своего рода статистический эксперимент.

Нет оснований утверждать, что все подростки склонны впитывать в себе опыт насилия, распространяемый посредством фильмов. Вместе с тем, наблюдая, например, вспышку агрессивности и вандализма после поражения российской сборной на чемпионате мира по футболу в июне 2002 г., можно предположить, что существует некая группа риска, представляющая собой социальную почву, на которой прежде всего и дают свои всходы зерна насилия, распространяемые с помощью фильмов. В первом приближении группу риска выявили с помощью косвенного вопроса. Ребят спрашивали: чему учат фильмы, где насилие совершают их ровесники? В группе (6%) был получен ответ: такие фильмы учат, что нужно овладевать искусством насилия. В крайней форме эта позиция выражена в следующей записи, оставленной в анкете: «Жизнь жестока, и чтобы выжить, надо быть таким же. На земле нет правды и честных людей».

Чтобы убедиться, что, отвечая на косвенный вопрос, подростки на самом деле выражали свою предрасположенность к усвоению из фильмов опыта насилия, мы сравнили группу риска с другой — можно сказать, нейтральной — группой юных зрителей, которые считают, что извлекают вывод о бесперспективности, недопустимости насилия в реальной жизни. Таким образом, мы сравнили две группы, одна из которых в целом предрасположена к усвоению опыта насилия из фильмов, а другая не имеет или почти не имеет такой склонности. Сравнение осуществлялось по целому ряду показателей, индивидуальных особенностей ребят и их причастности к насилию в жизни.

Что же показало сравнение? Вот некоторые факты. Оказалось, например, что у 82% из группы риска индивидуальный кинорепертуар, как минимум, наполовину состоит из фильмов, насыщенных сценами насилия. В нейтральной группе ребят с такой «агрессивной кинодиетой» 56%. Если насилия в фильмах будет меньше, то половина группы риска потеряет интерес к кино. В нейтральной группе этого мнения придерживается одна четвертая часть аудитории. Подобные факты говорят о том, что группа риска более приобщена к кинематографу насилия и получает от него удовлетворение. У них реже происходит идентификация с положительным героем. Реже возникает и желание, чтобы преступник был пойман и наказан. Одна из причин этого — идеализация злодея. Даже в нейтральной группе каждому четвертому респонденту преступник кажется симпатичным, интересным и вызывает восхищение. А в группе риска такое восприятие свойственно чуть ли не подавляющему большинству (61%).

Выше отмечалось, что финальные сцены наказания зла, которыми обычно оправдывают широкий показ насилия, могут попросту выпадать из сознания и чувственного переживания зрителя. Такую концовку фильма практически не замечают или не придают ей значения только 2% ребят из нейтральной группы, но 13% из группы риска.

Примечательно и то, что чувство одобрения по поводу наказания отрицательного героя возникает только у 26% ребят из группы риска и у 69% из нейтральной группы. Можно сделать вывод, что, опираясь на кинематограф, юные зрители конструируют в своем сознании такой фрагмент социального мира, в котором происходит инверсия положительного и отрицательного героев. В итоге наказание отрицательного героя вызывает не одобрение, а сожаление.

Манок насилия зачастую рассчитан на то, чтобы вызвать положительное чувство. В разумных пределах это естественно. Неприемлемо, когда оно заставляет подростка подражать насилию в фильме. Так, насилие в жестокой форме вызывает положительную реакцию у 39% ребят из группы риска, а в нейтральной только у 2%.

Демонстрация кровавых сцен, казалось бы, должна вызывать только негативные чувства. Но и здесь, увы, есть место восторгу: нейтральная группа — 10% ребят, группа риска — 43%.

Кино и телеэкран оказывают на ребят общее эмоциональное воздействие. Здесь различие между сравниваемыми группами тоже подтверждает обозначенную выше закономерность. Образы насилия для группы риска представляют значительно большую привлекательность и ценность, чем для остальных, что можно истолковать как свидетельство повышенной склонности прибегать к насилию в реальной жизни. Хорошее, приподнятое настроение наблюдалось у каждого второго зрителя из группы риска, но только у каждого десятого из контрольной группы.

Группа риска отличается от нейтральной и по индивидуальным характеристикам ребят, например, по их предрасположенности к агрессивному поведению в конфликтных ситуациях. Такие подростки часто совершают хулиганские поступки и чаще участвуют в драках. Они больше опасаются физического насилия по отношению к себе и острее его переживают. В группе риска больше ребят, отрицающих общепринятые ценности. Из них 61% выбирают такое социальное положение, когда можно не работать, иметь много денег и вести красивую, легкую жизнь. Значение ума, интеллекта для устройства собственного будущего в группе риска отвергается в пять раз чаще, чем в нейтральной.

Таким образом, мы располагаем рядом фактов, показывающих, что группа риска на самом деле существует, и она отличается от нейтральной позитивным отношением к насилию в фильмах, большей агрессивностью в поведении и причастностью к насилию в реальной жизни. Весь этот комплекс отличий в целом согласуется с объединяющей группу риска идеей, что нужно овладевать искусством насилия, включая то, которое можно увидеть в фильмах. Таким образом, гипотеза о существовании группы риска получила подтверждение. А раз так, то есть основания утверждать, что в России наличествуют все три выше названные условия, при которых насилие в фильмах провоцирует насилие в реальной жизни.

Положение у нас

Вот как дело обстоит в нашей стране (К.А.Тарасов. «Насилие в фильмах: катарсис или мимесис?»):

 

«…Стоит наугад выбрать фильм в программе ТВ, взять напрокат видеокассету или пойти в кинотеатр, и вас, скорее всего, будут развлекать демонстрацией изощренного насилия. При всем том этот эффект требует своего количественного выражения с помощью контент-анализа, что и было нами сделано. В проведенном исследовании понятие насилия связывалось только с преднамеренным воздействием физической силы (естественной или технической) одного человека на другого. Заметим, что эта тема чаще всего обсуждается в общественных дискуссиях, и именно ей посвящены всемирные исследования. Соответственно насилие в фильме определялось как разновидность социального взаимодействия, в котором одно действующее лицо (или группа лиц) осуществляет негативное принуждение по отношению к другому посредством угрозы или реального применения физической силы через телесные повреждения, моральный или имущественный ущерб.

 

Объектом исследования являлись игровые фильмы, показанные в прайм-тайм (с 19.00 до 23.00) шестью телеканалами (государственный — РТР и частично государственный — ОРТ, независимые — НТВ и Ren-TV, молодежной ориентации — ТВ-6 и СТС) с апреля по май 2001 г.

 

На двух каналах выделялся 20-дневный период вещания, и каждый второй день анализу подвергался один фильм. Если в фильме не было ни одной сцены насилия, это фиксировалось в протоколе, и далее анализ не проводился. Таким образом, объектом исследования стала выборка фильмов из 29 названий.

 

Согласно результатам проведенного контент-анализа, сцены насилия отсутствовали лишь в одном из 29 фильмов, на каждый из которых в среднем приходится около шести сцен насилия. Напрашивается вывод, что в пределах самого оптимального времени для просмотра на ведущих телеканалах фильм и мотив насилия оказываются понятиями почти что нерасторжимыми.

 

Продолжительность среднестатистической сцены насилия — почти 7 мин. На чистый показ менеджеры ТВ отводят 9.5% экранного времени. Уроки насилия зрителю преподносят в среднем 10 персонажей.

 

Полученные факты говорят о том, что перед взором кинолюбителей, включая детей, на телеэкране предстает, по сути, картина некоего маргинального, апокалипсического мира. На протяжении многих десятилетий в сознание россиян еще со школьной скамьи внедрялась мысль, что «человек — это звучит гордо». У определенной части людей может невольно возникнуть представление о насилии как вполне приемлемом средстве разрешения социальных конфликтов. Не исключено и притупление чувствительности в реальной жизни. Такого рода воздействие в сегодняшней России, кстати, более вероятно, чем на Западе, поскольку в нашей стране все еще идет война. В телепрограммах реальные картины происходящего чудовищно перемежаются с виртуальным насильственным миром. Последний, должно быть, обретает иной — более убедительный — смысл, особенно в сознании подрастающего поколения. Деструктивное воздействие в таком случае, надо полагать, усиливается.

 

Тезис о тиражировании картины апокалипсического мира убедительно подтверждается экранным живописанием самого тяжкого преступления — убийства. Подобное зрелище содержится в каждом втором фильме.

 

Живописание кровавых убийств и страданий могут вызвать у зрителей тяжелые сопереживания. Понимая это и пытаясь смягчить эффект отрицательного воздействия, некоторые создатели фильмов прибегают к весьма условным приемам, в результате чего насилие становится больше похоже на игру, нежели на жестокое испытание. Но в каждом пятом фильме (22%) последствия насилия показаны в полной мере, в каждом третьем (39%) — частично.

 

Парадоксальный факт! Кино, призванное врачевать и облагораживать человеческие души, на самом деле оказывается потенциальным психотравмирующим фактором.

 

В реальной жизни насилие часто ограничивается наказанием тех, кто его совершает. Сдерживающим фактором призваны служить и средства аудиовизуального воздействия, в частности телевидение. Такова миссия культуры вообще. Но что происходит на самом деле? В каждом пятом фильме, показанном в прайм-тайм, зритель часто вообще не обнаруживает наказания антигероя, применяющего насилие, что, согласно данным западных исследователей, чревато негативными последствиями. В каждой третьей картине наказание наблюдается только в финале, что тоже может дать отрицательный эффект. Так или иначе реально многие фильмы не показывают зрителю неотвратимость наказания зла и, следовательно, не могут убедить его в этой мысли.

 

Насилие на телеэкране исходит не только от злодеев, но и от тех персонажей, которых зритель считает «хорошими». В девяти из десяти фильмов такой персонаж наказывается либо редко, либо вообще никогда. Насилие, таким образом, реабилитируется. Может ли юный зритель сделать из этого правильный вывод?

 

Однако насилие отнюдь не выдвигается на передний план. Напротив, коммерческое кино сознательно и методично, с дьявольской изощренностью устраивает для зрителя ловушки на экране. Любопытен, например, такой факт: в 1949-1952 гг. создатели первого в мире криминального телесериала «Человек, противостоящий преступности» (США) получали от своего руководства инструкцию следующего содержания: «Было установлено, что интерес аудитории можно поддерживать наилучшим образом в том случае, когда сюжет разворачивается вокруг убийства. Поэтому кто-то обязательно должен быть убит, лучше в самом начале, даже если по ходу фильма совершаются другие виды преступлений. Над остальными героями все время должна висеть угроза насилия». Главный же герой «с самого начала и на протяжении всего фильма должен подвергаться опасности» [1].

 

Показ насилия в коммерческом кино нередко оправдывают тем, что в финале картины торжествует добро. При этом подразумевается квалифицированное прочтение фильма. Но ведь есть и другая реальность восприятия, особенно в подростковом и юношеском возрасте. Существует и иная точка зрения о том, что определяет сюжет. Постструктуралисты, как известно, даже авторство фильма усматривают во взаимодействии текста и читателя. А феноменологическая социология не без оснований настаивает, что «социально значимым является смысл, который приписывают фильму зрители, а не личные намерения самого автора» [2]. В свете этих представлений о воздействии насилия в фильмах необходимо судить исходя из их интерпретации. А она зачастую такова, что сцены наказания зла из восприятия и эмоционального переживания зрителя попросту выпадают. Какое влияние в этом случае оказывают фильмы на чувства, социальные установки и поведение аудитории?

 

К сожалению, есть также основания ставить вопрос о том, реальна ли защита ребят в сегодняшней России, где отсутствуют какие бы то ни было действия со стороны общественности против виртуального насилия. Многие, возможно, не видят здесь особой опасности. Но тогда стоит перечитать басню И.А.Крылова «Бочка». Великий моралист предупреждал наставников подрастающего поколения следующими поэтическими строками:

Старайтесь не забыть, отцы, вы басни сей:

Ученьем вредным с юных дней

Нам стоит раз лишь напитаться,

А там во всех твоих поступках и делах,

Каков ни будь ты на словах,

А всё им будешь отзываться».

К.А.Тарасов. op.cit.

Литература

Хелен Би, 2004. Развитие ребёнка. 9-е изд. СПб.: Питер (серия «Мастера психологии»). С.634-636.

---

Примечания

---

[1] Долговременного – В.К.
[2] Видимо, в связи с сохраняющимся различием гендерных ролей – В.К. — что позволяет определить первоочередную «группу риска»
[3] Дети, уже обладающие повышенной агрессивностью, и те, кто моделирует агрессивное поведение по опыту, полученному из семейной среды. Здесь мы видим ситуацию, крайне сходную с тем, что биологи называют параллелизмом генетической и модификационной изменчивости и, соответственно, эффектом Болдуина – эволюционном процессе, развивающемся на основе данного параллелизма при наличии соответствующих требований среды, он состоит в генокопировании модификаций. С одной стороны, некоторый и очень небольшой %% генетически предрасположен к повышенной агрессивности, которую агрессивные передачи усиливают и развивают. С другой стороны, худшее качество социальной среды (физические наказания в семье и сложившаяся привычка смотреть передачи с насилием) в той же степени увеличивает агрессивность, которая оказывается адаптивной в этой среде, поскольку позволяет моделировать её типичные ситуации это увеличивает тягу к просмотрам и т.д. Включается ли здесь отбор и вообще, действует ли отбор в человеческих популяциях – отдельная интересная тема, про которую рассчитываю написать подробнее. – В.К.