Замечания к книге Л.И.Гинцберг. Раняя история нацизма. Борьба за власть

Книжку прочёл запоем, как детектив. Автор – известный специалист по новейшей истории Германии, вот скажем, его публикации в академических изданиях по истории.

Помимо массы интереснейших фактов, книжка ценна тем, что автор подчёркивает ряд моментов истории гитлеризма, которые в советский период казались естественными, а за последние 20 лет были сильно размыты волной телевизионно-книжно-журнального вранья, — и прекрасно обосновывает каждое фактами.

1. Исключительная роль итальянского опыта и примера, а также итальянских денег для финансирования движения, особенно в период первого штурма Республики, летом и осенью 1923. Уде в начале ноября 1922 положение НСДАП в Баварии стало резко улучшаться, и Гитлер связывал это именно с итальянским примером. 20 лет спустя, говоря о значении итальянского примера для судеб нацизма, он писал: «Уже самый факт, что такое возможно, дал импульс нашему развитию».

Опять же, как только итальянские фашисты пришли к власти, это резко повысило акции НСДАП в глазах местных реакционеров, военных и штатских, мечтающих о походе «Бригады Эрхарда» на «растленный Берлин» и об уже успешном повторении капповского путча. Гитлер сразу стал более чем приемлемым партнёром, в том числе его штурмовиков военные стали обучать стрельбе, и давать оружие (вместе с полицией). В том числе сразу после прихода итальянских фашистов к власти Гитлера принял баварский министр внутренних дел Шпейер, которому Гитлер в числе прочего дал обещание никогда не устраивать путчи. Через несколько дней, выступая в ландтаге, Шпейер отметил резкую активизацию фашистов под влиянием итальянских событий, но отверг утверждения депутатов от левых партий, что НСДАП представляет собой угрозу республике (а как же иначе? – в документах, не подлежащих огласке, баварские военные и гражданские власти чётко фиксировали, что НСДАП их более чем устраивает).

Впрочем, действия итальянских фашистов привлекли внимание НСДАП ещё до похода на Рим. Внешними связями с «Западом» в партии тогда занимался некий К.Людеке – авантюрист со средствами и связями (в том числе в США), примкнувший к движению в начале 1922. Ранней осенью 1922, ещё до взятия фашистами власти, он посетил Муссолини, который тогда не знал имени Гитлера, и не проявил к движению никакого интереса. А вот Гитлер крайне заинтересовался двумя вещами – то, что родственное движение бросило открытый вызов государству, и опытом чернорубашечников при подавлении забастовок. 17 ноября 1922 г. Гитлер встречался с Тедальди – итальянским депутатом в межсоюзнической рейнской комиссии, и изъявил желание установить непосредственный контакт с дуче, чтобы «получить у него установки и советы относительно методов, которым следует руководствоваться». Контакт был установлен и установки получены в начале следующего, 1923 года, и сотрудничество простиралось вплоть до того, что подготовку нацистов к «пивному путчу» летом-осенью 1923 года оплачивали в том числе из средств военно-морского атташе Италии.

То есть между итальянским фашизмом и немецким нацизмом есть прямая преемственность, идейная и организационная, это одного рода движения, также как, например, русские черносотенцы или испанские фалангисты.

2. Существенным источником идей и денег для нацистов была белая эмиграция. Так, именно от них нацисты заимствовали идею «иудобольшевизма», то есть что евреи — это не просто низшая раса, которых надо гнобить и загонять в гетто (как мыслило предшествующее поколение немецких расовых антисемитов), но агенты распространения марксизма-коммунизма-большевизма, которых следует изводить подчистую. Было и ответное движение — берлинская белая эмиграция очень хотела использовать нацистов также, как она использовала добровольческие отряды их военных покровителей — для свержения советской власти (что было с успехом проделано в Прибалтике). Основные связи Гитлера с белогвардейцами шли через одного из его ближайших помощников, Шойбнер-Рихтера, тоже остзейского немца, близкого к герцогу Корбургскому и бывшей герцогине Кобургской — жене великого князя Кирилла, в недалёком будущем провозглашённым «претендентом на русский престол». Из немецких титулованных особ герцог первым стал последователем нацизма, потом его примеру последовали и другие особи. Контрагентом Шойбнера в этих контактах был генерал Бискупский, человек из близкого окружения Кирилла.

Шойбнер был связан также с бароном Врангелем. Заинтересовав группу южногерманских промышленников, он в 1920 г. даже ездил в Крым, для организации немецкой помощи местным белым, но по понятным причинам этого не получилось. Были также контакты и с украинской белогвардейской эмиграцией, в первую очередь с окружением давнего Германского ставленника гетмана Скоропадского, связным со стороны украинских националистов выступал «канцлер» гетмана Полтавец фон Остраница.

Много позднее, уже во время второй мировой войны фюрер отдал должное роли белоэмигрантов в создании нацистского движения, сказав, что ранний «Фюлкишер беобахтер» следовало бы называть «Мюнхенер беобахтер» — балтийское издание, а про Шойбнера, убитого во время пивного путча, что «он открыл мне все двери». В т.ч. именно Шойбнер свёл фюрера с Людендорфом, и с представителями разных прослоек баварского и общегерманского истэблишмента — промышленниками, дворянами, католическим духовенством. Именно это позволило Гитлеру освободиться от той роли осведомителя армейских кругов в среде баварских крайне правых, в лучшем случае политического агента военных заговорщиков вроде Кара и Лоссова, и начать самостоятельную игру.

3. С деньгами у нацистов было всё в порядке уже с первых лет – и это при аховом, постоянно ухудшающемся экономическом положении Германии! Скажем, в 1923 году, когда партия впервые показала себя на общегерманском уровне, когда о ней стали говорить в правых политических салонах Берлина, инфляция была настолько велика, что деньги надо было тратить в час-два после получения, иначе они обесценивались. А вот газета НСДАП «Фёлькише беобахтер» в тот год была единственной, улучшившей свой формат (число полос, объём, тираж, цветность) — настолько хорошо было у партии с деньгами. Как понятно, деньги собирали с «помещиков и капиталистов», то есть с промышленников, фабрикантов и юнкеров под обещания «искоренить большевизм навсегда» и «полностью исключить забастовки из экономической жизни германии».

Скажем, Гитлер в 1924-1929 гг. всё время жаловался, что Муссолини получает от промышленности намного бОльшую помощь, не только деньгами, но и автомашинами. С 1929 года всякие поводы для жалоб отпали, но даже и раньше фюрер скромничал, преуменьшал свои способности открывать путь к уму, сердцу и кошельку членов разного рода «Союзов господ» с помощью одного только обещания избавить от «красной опасности». Так, в 1927 году, когда НСДАП была в тяжёлом кризисе, теряла своих членов и пр., фюреру сумел привлечь стратегически важного спонсора – промышленника Кирдорфа, возглавлявшего Союз Горнодобывающей промышленности Рура, распоряжавшегося обширными финансовыми средствами союза, а также контролировавшего Объединение металлургической промышленности Северо-запада. Он предложил Гитлеру составить краткую деловую брошюру для своих коллег-капиталистов, которая б объясняла, почему им надо вкладываться именно в НСДАП, а не в другие правые партии, с которыми НСДАП часть промышленников ещё путала, и не в «обычные» буржуазные партии, которые были куда респектабельнее.

В партии текст сочиняли три месяца, вот основные тезисы этой брошюры. Во-первых, завоевание жизненного пространства, в т.ч. как рынков сбыта для немецкой промышленности. Для достижения этой цели «новое движение категорически отвергает любое деление на классы и провозглашает безусловный авторитет – и приоритет – личности». Монополия обещана защита от забастовок, армии и другим «силам порядка» — полная ликвидация «большевистской угрозы», и высказывалась твёрдая уверенность в сближении армии с фашизмом в дальнейшем.

Брошюра подействовала – Кирдорф разослал её почти двум тысячам видных деятелей промышленности, банков и торговли, а в начале декабря 1927 года Гитлер выступал перед той же публикой в конференц-зале Круппа в Эссене. Зал на 800 чел. был набит до отказа, господа слушали фюрера с полным внимание и напряжением, слышно было как муха пролетит, хотя «на улице» поддержка НСДАП со стороны ширнармасс продолжала по прежнему падать. И т.д., и т.п.

Интересная чёрточка – уже в 1923 году руководители пропаганды отметили, что для улучшения сборов промышленников надо обязательно приглашать с жёнами – на их супруг идеи покончить с красной угрозой и полностью прекратить марксистскую агитацию на предприятиях действовали куда сильнее. А супруги оказывали исключительно сильное идеологическое влияние на своих мужей, которые до соответствующего внушения НСДАП брезговали.

4. В национал-социалистической рабочей партии практически не было рабочих. В ноябре 1928 г. на совещании гауляйтеров в Веймаре Гитлер признал провал попыток не только привлечь в партию рабочих, но и собрать их голоса. Членами и сторонниками НСДАП были в основном представители низших слоёв среднего класса, в условиях экономических кризисов быстро теряющие почву под ногами (главное, это ставило под угрозу их статус «чистой публики», в отличие от рабочих) и заражённые en masse националистическими и ксенофобскими предрассудками поголовно. Рабочий класс, и даже безработные был организован тремя марксистскими партиями – КПГ, НСПГ, СДПГ, которые, главное, проповедовали рациональную политическую культуру и боролись с националистическими/расистскими предрассудками и основанным на них «патриотизмом» (движение Volkische – почвенников), которые средний класс культивировал. Поэтому организованные рабочие, единые в любви к Родине и неприятии Версаля (см. героическое сопротивление франко-бельгийской оккупации Рура) не были склонны связывать беды Версаля с интригами «ноябрьских предателей», а бедность и безработицу – с всемирным заговоров банкиров, владельцев универсальных магазинов и пр. тайных агентов известной нации. По мере электоральных успехов нацистов с 1929 года в партию стали вступать высшие слои среднего класса и высший класс – вплоть до руководителей немецкой промышленности и принцев крови, но рабочих в относительном выражении больше не стало.

Так, в 1926-29 году «Фёлькише беобахтер» постоянно печатала тревожные письма читателей на тему «Почему рабочие не вступают в НСДАП?», на которые редакция в меру сил и способностей пыталась ответить. Один из нацистов, вступивших в НСДАП в 1923 году, рассказывал что он был единственным наци из 200 рабочих своей фабрики, которые его презирали и всяко чморили, называя не иначе как предателем рабочего класса. В полицейских донесениях о коричневых митингах постоянно попадаются фразы: «много молодёжи [1]. Радикальных рабочих практически нет… Люди хорошо одеты, некоторые даже во фраках. Из разговоров видно, что эти люди принадлежат к среднему сословию» (это март 1927 г.).

Бывший гауляйтер Гамбурга Кребс сообщает о составе своей организации в 1926 году: «Большая часть принадлежала к мелкой буржуазии – богатым ремесленникам и розничным торговцам. «Настоящие» рабочие были также редки, как чиновники, или университетская интеллигенция» (впрочем, с началом экономического кризиса в 1929 году доля обоих этих групп стала лавинообразно расти – по мере того, как их положение всё больше и больше оказывалось под ударом) те и другие ринутся в партию просто лавиной).

5. Патриотизм НСДАП крайне сомнителен. Во время франко-бельгийской оккупации Рура и революционные рабочие, и право-националистические движения, и патриотически настроенные военные (почти исключительно правые) сопротивлялись интервенции каждый по своему. Рабочие бастовали, бойкотировали оккупантов, правонационалистические партии и движения объявили о солидарном сопротивлении, отдельные офицеры – националисты перешли как партизанским действиям. Из всех родственных партий и движений НСДАП была единственной, кто не призвал к сопротивлению оккупации и не объявил о своей готовности сопротивляться, маскируя это демагогией на тему что французы в Париже также зависимы от «еврейской власти», как и «предатели в Берлине» и, мол, сначала надо сокрушить «еврейскую власть», а потом уж отваживаться на патриотические подвиги. Возможно, причиной такой сдержанности в условиях, когда как раз надо показывать верность национальному знамени, было то, что именно в это самое время оккупационные власти сделали ряд крупных взносов в партийную кассу НСДАП.

6. Позиция государства — и на земельном, и на федеральном уровне — имела критическое значение для успеха гитлеровцев. Последние делали ставку на прямое уличное насилие — избиения и убийства «красных», разгром редакций газет, срыв митингов противников фашизма и пр. Последние нормально отвечали ударом на удар — свои боевые дружины были не только у коммунистов и «независимцев», но даже у «травоядных» сoциал-демократов (Рейхсбаннер).

Гинцбург подробно прослеживает историю боёв между красными и коричневыми и показывает, что в равной схватке удача всегда была за красными, но дальше вмешивалось демократическое государство и — во имя законности, конечно! — раз за разом разоружало красных, сажало за решётку их активных бойцов, об изъятии оружия и не говорю. А вот коричневых веймарская Фемида как бы и не видела вовсе… Дело доходило до возвращения с извинениями оружия, изъятого у нацистов и явно происходящего из воинских частей — без какого-либо расследования этого вопиющего факта. Вплоть до примерного наказания железнодорожников, отказавшихся вести состав с фашистами, и ими за это избитых до полусмерти.

И такое было даже в социал-демократической Пруссии, что уж говорить о реакционных католических землях, вроде Баварии, Вюртемберга или Пфальца! Я думаю, именно эта позиция государства, которое в каждом из таких «молекулярных» столкновений усиливало фашистов и обессиливало антифашистов, и стала соломинкой, переломившей спину верблюда. И в этом плане те члены СДПГ, которые были правительственными чиновниками, даже премьерами, шли резко против интересов их партийных товарищей из низов — впрочем, СДПГ и не привыкать.

7. В книге очень подробно, год за годом, рассматриваются акты сопротивления нацистам со стороны коммунистов, независимцев, социал-демократов, просто организованных рабочих, сделанные ими разоблачения деятельности или источников финансирования нацистов и т.д., вплоть до самой массовой Антифашистской акции 1932 года, когда наци начали последний штурм Республики при полном одобрении её тогдашней элиты (в первую очередь Католической партии Центра). Нет там только одного – примеров антифашистского сопротивления со стороны либералов в 20-е годы, поскольку их и не было – последние в основном обличали несвободу в Советском Союзе, что было делать легко и приятно. Единственное исключение – К. фон Осецкий с его «Вельтбюне».

При этом автор ни разу не коммунист, все ритуальное необходимые пассажи про «советский тоталитаризм» он совершает во всех подобающих этому местах. Тем более что он специалист по Германии, не по СССР, и такая риторика не влечёт за собой утрату профессиональной репутации, но вполне показывает лояльность. А вот в изложении немецких событий он показывает факты как они есть, без «своей» идеологической шелухи.

Примечания

[1] Студентов, гимназистов