Print 
PDF
В продолжение темы критики «дарвиновской эстетики». Автор пытается решить вопрос, который её сторонники старательно обходят: почему наряды райских птиц, павлина, фазана аргуса кажутся прекрасными нам, а не только самкам павлинов с фазанами? Или почему облик рыбы-капли и демонстрации мускусной савки Biziura lobata кажутся нам отвратительными, вопреки «мнению» самок этого вида?
Суслов В.В.
Аннотация. Неспецифичность – существенная черта красоты. Эстетически может оцениваться любой объект или ситуация. Утрата неспецифичности ситуативно ограничивает эстетическую оценку, наподобие ритуала животных. Теория, связывающая возникновение эстетического чувства с дарвинизмом должна объяснять не только адаптивность, но и неспецифичность. Предложен сценарий возникновения эстетического чувства в ходе парфорсной эволюции — отбора на устойчивость к собственной стресс-реакции.
Дарвинова эстетика (Darwinian aesthetic, DA) полагает: формы вещей, которыми человек окружил себя, считаются красивыми, так как выбор подобных форм повышал репродуктивный вклад выбирающих [1-4]. Основные аргументы взяты из анализа брачной привлекательности: отсюда, понятие о красоте – эстетическая оценка – возникла в ходе полового отбора, а затем сигналы-релизеры были перенесены на формы вещей. Но такой перенос затруднен тем, что релизеры брачной привлекательности редко действуют изолировано и теряют привлекательность вне контекста ритуала[1]19. Так, узор павлиньего хвоста сам по себе не способствует образованию пары: наиболее успешен ♂, верно демонстрирующий весь ритуал, включая пробежку за ♀ с развернутым хвостом. Этот элемент наиболее труден для ♂, но, до 1997 г. (NB!) ускользал от внимания ученых [6]. Самый эстетически невзрачный элемент ритуала оказался критически важен для ♀.
Хотя брачные ритуалы сложны, в них удается выделить сигналы дальнодействия (СД), служащие для быстрого опознавания и потому видоспецифичные[2], сигналы близкодействия (СБ), служащие для консолидации пары и потому неспецифичные[3]21, но часто дополненные сигналом сверхблизкодействия (ССБ) – специфичным, для проверки правильности половых, социальных и др. ролей[4]. Так винная горлица (Streptopelia vinacea) и южноафриканская горлица (Streptopelia capicola) дают жизнеспособное потомство.
Ритуал ухаживания начинается с элемента “воркование на насесте”, вслед за которым следует, если партнеры сближаются на небольшую дистанцию, “воркование в поклоне”. “Воркование на насесте” – видоспецифичный СД. “Воркование в поклоне” – СБ, консолидирующий пару и сходный у обоих видов. Следом за ним следуют видоспецифичные копулятивные сигналы, но если партнеры “недопоняли” друг друга, но по каким-то причинам сразу не разлетелись, пару может вновь консолидировать “воркование в поклоне” [12, 13]. Структура брачного ритуала СД+СБ объясняет парадокс: межвидовые семьи формируются реже, но они в среднем прочнее (даже если потомства нет, семья в этом сезоне не распадется) – сформировать их могут только особи, настойчиво демонстрирующие СБ (точно: не по хорошему мил, а по милу хорош) [14, 15]. Структура СД+СБ выявляется уже у колониальных прокариот [16, 17], она может видоизменяться[5], но ее не скомпенсированное правилом Кёльрейтера [32] разрушение фатально для вида [14, 15, 33][6], особенно малочисленного и малоплодного[7].
Напротив, для DA характерно произвольное разрушение связки СД+СБ и изучение сигналов поодиночке[8][1-4].Структура СД+СБ хорошо просматривается в человеческой коммуникации [9], но в произведениях искусства и техники выявляется тем легче, чем больше они связаны с этой коммуникацией[9]. Отсюда логично предположить, что аналогии DA связаны с коммуникациями, а не с красотой как таковой.
Предположив, что эстетическая оценка – ароморфоз, позволяющий в наиболее общей форме анализировать действительность в целом в поисках партнера, ряд авторов [4, 38-42] предпринял систематизацию закономерностей эфферентного синтеза для поиска параллелей этим принципам в искусстве. Отметим евроцентризм и образоцентризм – анализ видов искусства, ориентированных на образные, часто терминализованные, векторизованные[10] произведения. Однако, обнаружив многочисленные параллели между критериями эстетической оценки, физическими характеристиками сигналов и физиологией рецепторов/анализаторов, авторы [4, 39-41] не смогли объяснить, почему данные параллели в ходе отбора не стали понятиями или хотя бы эмоциями? Почему “прекрасное познается без посредства понятия”[47].
Так, В.Рамачандран [42], избежавший евро-, но не образоцентризма, вывел 9 принципов эстетики:
— группировка (1 – поиск целого путем комбинаторики элементов);
— максимальное смещение (2 – выявление ультранормальных релизеров[11]);
— контраст (3 – выделение элементов из целого);
— изоляция (4 – выделение из целого одних элементов за счет игнорирования других);
— перцептивное решение проблемы (5 – снижение общей контрастности целого с целью поиска и выделения его элементов);
— отвращения к совпадениям (6 – самоуникальность целого, отсутствие в нем повторенных мотивов и совмещений);
— порядок (7 – поиск повторенных мотивов в целом);
— симметрия (8 – поиск в целом совмещений вплоть до самосовмещения);
- метафора (9 – переформулировка проблемы).
Согласованное применение этих принципов по [42] позволяет оценить красоту. Абстрагируясь от отсылок [42] к половому отбору и отношениям “мать-детеныш”[12] получаем: принципы 1,7,8 связаны с выявлением целого (надсистемы) по подобию элементов/признаков; принцип 2 – с выявлением уже известных элементов – признаков целого; принципы 3-6 – с разделением целого на элементы для поиска признаков с целью идентификации целого; принцип 9 – с изменением правил такого разделения. Почему отбор мозга не “сформулировал” принципы столь же ясно: сформировав соответствующий умвельт или создав предпосылки к быстрому формированию аналогичной перцептивной схемы [см. тез. IV]?
Создается впечатление, что красота – результат не согласованности 9 принципов в эфферентном синтезе, а их взаимных помех, интерференции. Почему отбор сделал так, что мозг не только работает в сумерках, но и создает их, предпочитая сумерки свету? Отсюда совершенно непонятно позитивное значение красоты[13] и формирование в эволюции эстетического удовольствия. Так, [42] связывает возникновение эстетического любования с положительной эмоцией при опознании образа целого по элементам. Такая ассоциация предетерминирована в эксперименте: испытуемый в безопасности. При опознании целого в опасной, т.е., как правило эфферентнонедостаточной [тез.IV], обстановке эмоциональный фон меняется вплоть до нейтрального при серьезной опасности из-за сужения перцептивного поля при стрессе[14]. Феномен описан в литературе по психологии [тез.I-33] и в воспоминаниях[15] [49]. Отсюда, отбор должен ограничить применение эстетической оценки лишь безопасными, а значит эфферентнодостаточными [тез.IV] ситуациями, т.е. в пределе, на заре возникновения эстетики – отношениями между партнерами или “мать-детеныш”[16], где целое по определению знакомо.
Эволюционный же перенос релизеров генетической привлекательности/здоровья партнера/матери/детеныша, на предметы окружающего мира, лишь опасно затуманивает реальность[17]35 и, как прочие ИМ [тез.IV], легко блокируется ПЗА[18]. Возникнув как разновидность ИМ, эстетическая оценка должна была заблокировать расширение области своего применения в ходе КЭ [тез.IV]. Что и наблюдаем у животных: все, что нам кажется красивым, имеет хорошо ограниченную область применения. И чего нет в человеческой эстетике – область применения размыта, а если человеческий ритуал1 ставит границы, то они временны[19] и масштаб времени мал для дарвинистского отбора[20].
Понимание красоты в естественных науках идет от Аристотеля (красота в соразмерности величины и порядка частей целого [64]). Колебание сторонников этой линии между эвтелизмом (красиво с точки зрения кого) и псевдотелизмом (красиво вследствие чего) зависят от ответа на вопрос, как понимать целое и не противоречат оптимизационно-балансовой [тез.IV] парадигме DA. Не противоречит дарвиновой – точнее дарвинистской – эстетике и разработка проблемы красоты в гуманитарных науках [4], если она отталкивается от амфителичного[21] определения Канта («Красота – это форма целесообразности предмета, поскольку она воспринимается в нем без представления о цели» [47]) – отбор на эволюционную гибкость, к которому сводятся популярные сценарии эволюционного прогресса [тез.I-8,27, тез.II-3], это также отбор на целесообразность без цели. В такой парадигме эстетическое восприятие – ароморфоз, по механизму возникновения не должный отличаться от других ароморфозов. Дарвинистская парадигма не признает иного способа оценки адаптивности кроме как по собственной численности[22] [тез.III].
В дарвиновой парадигме адаптивность – алгоритм построения системы, обеспечивающий воспроизведение содержащейся в ней информации в данных условиях среды [66] в ответ на рецептируемые системой факторы внешней среды [67]. Причем рецепция возможна как специфически – через рецепторный умвельт [тез.II-IV], так и неспецифически – по собственному стрессу, когда внешняя среда рецептируется через внутреннюю и возможен не только гомеостаз, но и гиперкомпенсация [тез.III-IV]. Такое определение учитывает и репродуктивный вклад, и выживаемость, которая ему предшествует.
Отсюда возможны различные, взаимодополнительные оценки адаптивности. Все известные живые системы – взаимодополнительное объединение трех типов систем: организма (матричное адаптивное – по принципам гомеостаза и гиперкомпенсации – воспроизводство генома), популяции (объединение функционально однородных объектов для адаптивного воспроизводства/поддержки себе подобных по принципу параллельного гомеостаза [68]) и сообщества (объединение функционально разнородных объектов[23] для гомеостатирования и воспроизводства условий среды). Отсюда теоретически возможно оценить адаптивность через сообщество, популяцию, организм [тез.I-III] и комбинировано[24]. В свою очередь каждый тип оценки разбивается на подтипы в зависимости от подсистем[25]. Важно: только оценка через организм – по уровню стрессируемости – работает in situ, остальные оценки адаптивности по определению постериорны [тез.I-III], но их комбинирование с оценкой через организм придаст им свойство in situ’ативности[26]. С другой стороны, популяция – наименее интегрированная и наиболее простая система, поэтому оценка по ней наиболее проста, легко комбинируется, что дает ей, соответственно, легкость формализации (безусловное достоинство) и широкую (но небезграничную) применимость: вплоть до смешения с самим понятием адаптации[27]45 в дарвинистской парадигме.
Ахиллесова пята всех дарвинистских сценариев – постериорность, делающая их прямо или опосредовано (например, через размерный класс организма) чувствительными к масштабам по времени и\или численности популяции, потребным для формирования адаптации. Для преодоления этой чувствительности приходится вводить ad hoc гипотезы [Тез.I-IV]. Анализ эволюции техники и эстетической оценки ее достижений позволяет абстрагироваться от таких дарвинистских ad hoc как половой отбор, косвенный отбор, отбор родственников и т.д. и их следов в образном, особенно, реалистическом искусстве. Выдающийся авиаконструктор Р.Бартини в ответ на известную максиму – красивая конструкция и летает красиво – сказанную Ф.Фербером еще в начале ХХ в. риторически замечал – почему же самолеты начала ХХ в. вызывают умиление, правда, лишь у историков авиации? Действительно, степень оптимальности конструктивного совершенства могут оценить лишь потомки (a posteriori, в согласии с дарвинистской парадигмой), но не современники, которых, тем не менее, восхищал лишь факт полета, но далеко не всегда конструкция его совершающая. В авиалитературе начала ХХ в., подчас сквозит удивление – как может столь некрасивая конструкция так красиво двигаться? Интересно отметить, что конкурент авиации – дирижаблестроение (чья история увлекает меня более 20 лет) – дает обратный пример. Однозначно проигравшие борьбу за существование дирижабли оцениваются как красивые с момента своего появления и до заката, причем не только современниками, еще не знавшими чем закончится конкуренция с самолетами, но и потомками, которым результат хорошо известен. В истории дирижаблестроения, как и везде, были удачные и неудачные конструкции, погибшие в первом полете. Но, лишь немногие такие неудачники (например, дирижабли Шварца и Моррела[28]) оценены современниками как некрасивые. Итак, налицо аттрактивность (i) – долгое (минимум, три поколения) персистирование эстетической оценки, вопреки ее несовпадению с адаптивностью (ii), как бы ее не оценивали: на уровне “организма” (функциональная целесообразность), популяции (темп серийного производства и затраты на него), экосистемы (транспортная эффективность) или комбинативно (по критерию “эффективность — стоимость”). На эстетическую оценку не повлияли даже соображения безопасности: исходно дирижабли считались надежнее самолетов, но гибель LZ129 “Гинденбург” все изменила[29].
Важно (iii): эстетическая оценка современников, возникнув практически с момента появления дирижаблей[30] (т.е. почти без отбора), воспроизводится, вопреки гибели R101 и LZ129 и перерыву традиции. Аналогична картина в других областях техники. Паровозы остались легендой железных дорог – лишь они запечатлены в живописи и музыке. И если у И.Штрауса (соч. 89 «Удовольствие от железной дороги» и др.) не было альтернативы, А.Онеггер (“Пасифик-231”) застал их успешных конкурентов. Образец красоты в парусном флоте – чайные и шерстяные клипера, хотя победившие их в конкурентной борьбе многомачтовые корабли, барки и шхуны совершеннее как парусники и рентабельнее как средства транспорта [74][31].
Красотой по Аристотелю (соразмерность величины и порядка частей целого) отличались трансатлантики постройки до конца 1930 г.г. ХХ в. Они красивы в любых ракурсах на ходу и на якоре. Современные лайнеры красивы в основном в бортовой проекции [79]. Но дирижабли позволяют концентрировано проследить тенденцию: их выпущено немного (порядка 800) – можно визуально сравнить порядка 80% экземпляров и проследить их летную судьбу. Передача личностного знания – с 1883 по 1939 г.г. (в СССР по 1948 г., в США по 1964 г.), затем перерыв и забвение, искажающее письменную традицию (прекращение эксплуатации парусников и паровозов шло без забвения, наоборот легенда работала на их положительный образ). Итак, наиболее адаптивные конструкции далеко не всегда эталоны красоты, причем это выявляется сразу – in situ, а не a posteriori. Эстетические критерии затрудняются определить сами творцы (хотя принципы 3-5,9 [42] гомологически повторяют независимо сформулированную теорию решения изобретательских задач [80], направленную именно на утилитарную пользу). Интуитивно красота хорошо выявляется как творцами, так и посторонними людьми, что говорит об универсальности критериев эстетической оценки.
Пункты i-iii справедливы и для искусства античной Греции. Оно безусловно аттрактивно, вопреки перерывам традиции (и даже формированию продуктивных контртрадиций – иконопись, готика). Оно сформировалось быстро[32] (“греческое чудо”) в ходе снятия запрета сперва на утилитарно бесполезные, а потом и на любые идеи в обществе с высокой мобильностью, населяющем естественно защищенный биотоп. Гибель государств Крито-Микенской цивилизации, вызвала глубокую деструкцию социальной стратификации, но совпала с ростом производительности труда после внедрения низкокачественного железа (преимущественно в сельское хозяйство, что высвободило бронзу для войны). С другой стороны вмещающий ландшафт – полуизоляты из иерархии тесно расположенных гор, островов и полуостровов, которые трудно завоевать, но легко оборонять – спасли малочисленные греческие общины от ассимиляции соседями, законсервировали их малочисленность в сочетании с низкозатратной (корабль, а не караван) географической мобильностью[33]. Все это породило высокую социальную мобильность, одновременно оставив аристократию не у дел: несмотря на накопленные богатства, ее функции в государстве не были определены.
Аристократия нуждалась в самоидентификации, роль которой в условиях ослабления отбора (отсутствие серьезных внешних и внутренних опасностей: неурожаи успешно компенсировались синкретичной торговлей/пиратством[34], а внутренние войны не достигали интенсивности синхронных войн в Малой Азии и Междуречье [84]) сыграл атлетический агон (соревнование ради славы, а не ради выгоды). Далее высокая социальная и географическая мобильность в условиях ослабленного отбора привела к стремительному расширению агональной культуры на все сферы жизни. Социальная норма реакции, раз начав, продолжала расти [55].
Греческое чудо развивалось не по Дарвину[35], а по Ницше – не от недостатка, а от избытка (не нужда, а доблесть [85]). Ранее мной обоснован сценарий парфорсной эволюции, согласно которому наиболее общей формой дарвиновской адаптивной эволюции организмов является отбор на оптимизацию стресса, эвтелично запускаемого организмом в ответ на любое ухудшение среды [тез.I-III]. Стресс сужает пространство возможностей для эволюции, подставляя под отбор, прежде всего, собственные гены и гены обслуги.
Одновременно стресс позволяет in situ оценить и степень пессимальности среды, и степень собственной адаптивности – готовности противостоять этой песcимальности. В итоге, эволюция ускоряется, приобретая свойство целесообразности, но сказать к какому фактору среды идет адаптация невозможно (амфителичная целесообразность без цели). Действительно, адаптация идет к собственному стрессу, а факторы среды – лишь релизеры стресс-реакции.
Консервативность стресс-реакции и ограничение стрессом пространств возможностей для эволюции порождают гомологичности Вавилова-Соболева (между таксонами [82]) и Болдуина-Турессона (между наследственной и модификационной адаптациями [тез.IV])[36]. Отсюда – возможность in situ оценить не только собственную адаптивность, но и адаптивность любой другой целостности, прямо выявив среди ее элементов признаки стресс-реакции (и особенно признаки фазы стресса), либо оценив трудность выявления таких признаков. Причем, если мы хотим сохранить инситуативность, то оценку трудности выявления признаков придется, в конечном итоге, вести по собственному стрессу. Собственная стрессированность не должна быть ни высокой, ни низкой – в пределах фазы ПР [тез.I-III].
Адаптивная ценность инситуативной оценки адаптивности очевидна. Кроме того, такая оценка из-за неспецифичности стресса плохо блокируется ПЗА, не ограничена каким-либо ритуалом, т.е. применима в эфферентнонедостаточных ситуациях. Конечно, она небезошибочна, но гарантии от ошибки не дают и оптимизационно-балансовые сценарии исследования новизны, требующие гораздо больше времени и ограниченные ПЗА [тез.IV]. Отсюда, способность чувствовать красоту возникла в ходе отбора на способность оценивать адаптивность любого объекта одновременно по степени его стрессированности (реальной для живых существ или мнимой для неживых)[37] (I) и по степени собственной стрессированности в ходе такого анализа (II)[38].
Отсюда, красивым должно быть сложное действие, выполняемое с легкостью, но не чрезмерной, за время, достаточное для оценки сложности зрителем. Безотносительно цели этого действия (амфителизм). Анализ литературы по цирковому искусству – уникальному среди искусств по сочетанию демонстрации стресса и его роли в творчестве – показал: именно так определяется красивый номер. Безотносительно жанра [тез.II-38, 88-91]. Отклонение в любую сторону: усложнение действия (большая виртуозность [88-90]), его упрощение (приближение цирка к жизни [91]), усиление демонстрации натурализма нагрузок и/или риска [тез.II-38, 88, 91] всегда вело к сокращению сценической жизни номера. Аналогично, в искусстве арабского орнамента – внеобразном, нетерминализованном и, в круговом варианте, невекторизованном[39] – красота связана с амфифонизмом – вязь орнамента и фон в ходе эстетического любования должны меняться местами. Сложный орнамент имеет несколько фонов, причем важно: ощущение красоты c точки зрения арабов дарит не сам орнамент, а момент перехода “вязь↔фон”, который не должен быть ни слишком легок, ни слишком труден для зрителя[40].
Смещение чередования рефренов – один из способов получить амфифонизм. Но желательно сохранить ритмику чередования рефренов (исключения – аритмичный орнамент – возможны, но редки, кроме того, амфифонизм сохраняется) [44]. Хотя в наскальной живописи палеолита орнамент редок[41], игра “рисунок↔фон” была неотъемлемой чертой этой живописи, видимо, возникшей из стремления подчеркнуть аниморфные особенности рельефа камня [54]. А бриколлаж вообще – неотъемлемая черта традиционной культуры [94].
Даже золотое сечение требует бриколажа: чтобы выявить отношение целого и его большей и меньшей частей [95], нужно, минимум, выделить эти части в целом60. Классическая древнегреческая скульптура – обобщенное тело, несущее себя различными способами – рафинированный, образец красивого, как низкострессированного. Зато признаков мужской и женской плодовитости в ней мало [96], что говорит не в пользу DA[42]. В эллинистической скульптуре с сюжетностью и портретностью [96] появляется эвстресс – нормальная, допустимая степень стрессированности. Исключением из канона красоты были панкратисты.
Но вопреки их популярности как олимпиоников, среди изображений панкратистов общепризнанных шедевров нет, и тот факт, что этих изображений дошло до нас мало говорит о низкой популярности. Панкратистов любили, но их статуи копировали мало [55]. Анализ генезиса “греческого чуда”, проведенный [55] свидетельствует: в ходе культурного переворота отбор шел на максимальную неспецифику (что, прежде всего, отражается на общественной иерархии – она неразвита, а то, что от нее сохранилось – замаскировано, ничего подобного феодальной иерархии, отмаркированной одеждой [98]), на широкий кругозор, а не на педантизм c дивергенцией по узкоспециализированному мастерству[43].
Социальная норма реакции росла, пока позволяла обслуживающая инфраструктура (возможности полисной экономики и военного дела), которые из индуцибельной на заре античной истории становились все более и более рутинными[44]. Отсюда, в стремлении к оптимизации стресса, а не в пролонгации его, корень заката “греческого чуда” [ср. тез IV] ([55] связывает закат с внешними факторами, вроде македонского завоевания, навсегда угасившего греческий свободный дух[45]). Греческая полисная цивилизация оказалась неадаптированной к долговременному напряжению и это показала уже Пелопонесская война [84]. Оптимизация, которую [55] считает сравнительно поздним явлением и связывает с утратой свободы мышления из-за ограничения социальной мобильности в эллинистических империях, изначально свойственна атлетическому агону: в спорте греки оптимизировали стресс, строго следя за чередованием нагрузок и отдыха в палестре и на играх [55], а марафон – единственное состязание на выносливость – появился лишь после греко-персидских войн. Таким образом, искусство Эллады отражает не дарвинистскую приспособленность, а агональность – неутилитарное напряжение с оптимизированной стрессированностью.
Возвращаясь к технике, отметим: cбой эндогенной ритмики – характерный признак дистресса или момента перехода с одного ресурса на другой (второе дыхание). Устойчивая плавная ритмика – признак эвстресса [тез II-III, 4, 9]. Эстетическая оценка дирижаблей при киносъемке менялась от того летят они или садятся – в момент посадки движения наземной команды выглядят суетливыми, а сам дирижабль раскачивается. Об особой плавности качки парусника говорит тот факт, что “Cедов” и “Крузенштерн” исходно использовались в…ВМФ СССР как научно-исследовательские суда для особо чувствительной аппаратуры [77].
Паровоз на стоянке и, особенно, на ходу демонстрирует множество наплывающих друг на друга ритмичных рефренов[46]. Современные локомотивы и лайнеры ритмически невыразительны. Итак, объект, демонстрирующий в данной среде свойственное ему поведение и попутно набор признаков, соответствующих нашему стереотипному представлению об уверенной в себе – низкострессированной или эвстрессированной – особи будет восприниматься нами как более красивый, нежели объект, с тем же поведением (и даже с более высокой степенью адаптивности), но с явными признаками дистресса или объект, степень стрессированности которого определить затруднительно. Возможно, в этом секрет холодности красоты кристаллов. Стресс придает любой адаптивности живой стиль[47].
Литература
Ссылки на предыдущие тезисы: тез. I, II, III – cм., cоответственно, тезисы Cуслов В.В. Оптимизация стресса и ароморфная эволюция. I, II, III // XXV Любищевские чтения. – Ульяновск, 2013. – С. 173-197; тез. IV – тезисы Cуслов В.В. Оптимизация стресса и ароморфная эволюция IV. Целеполагание в поведении и эволюции // в текущем выпуске Любищевских чтений; cсылки на литературу, приведенные в предыдущих тезисах даются по схеме тез.I-1 = тезис I, пункт 1 в его списке литературы.
1. Benner S.A. Aesthetics in synthesis and synthetic biology // Curr. Opin. Chem. Biol. 2012. V. 16, N 5-6. P. 581-585.
2. Grammer K., Fink B., Møller A.P., et al. Darwinian aesthetics: sexual selection and the biology of beauty // Biol. Rev. Camb. Philos Soc. 2003. V. 78, N 3. P. 385-407.
3. Tadinac M. Why do we all want to be young and beautiful (and women especially)? From the evolutionary psychological perspective // Acta Clin. Croat. 2010. V. 49, N 4. P. 501-508.
4. Ренчлер И., Херцбергер Б., Эпстайн Д. и др. Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики – М., 1995. – 335 с.
5. Хейзинга Й. Homo Ludens. – М., 1997. – 416 с.
6. Arita H., Toshikazu H., Mariko H.-H. Sexual ornamentation, display behaviour and male mating success in the blue peafowl, Pavo cristatus// Advances in Ethology. Supplements to Ethology. V.32. Contr. XXV Int. Ethol. Conference. Vienna, Austria. 20-27 August 1997. P. 196.
7. Clark C.W., Ellison W.T. Potential use of low-frequency sounds by baleen whales for probing the environment: evidence from models and empirical measurements // Echolocation in Bats and Dolphins – Chicago & London. – P. 564-582.
8. Croll D.A., Clark C.W., Acevedo A. et al. Only male fin whales sing loud songs // Nature. 2002. V. 417, N 6891. P. 809.
9. Бутовская M.Л. Язык тела: природа и культура. – М., 2004 – 440 c.
10. Фоули Р. Еще один неповторимый вид – М., 1990. – 368 с.
11. Jukema J., Piersma T. Permanent female mimics in a lekking shorebird // Biol. Lett. 2006. V. 2, N 2. P. 161-164.
12. den Hartog P.M., Slabbekoorn H., Ten Cate C. Male territorial vocalizations and responses are decoupled in an avian hybrid zone // Philos. Trans. R. Soc. Lond. B. Biol. Sci. 2008. V. 363, N 1505. P. 2879-2889.
13. de Kort S.R., Ten Cate C. Response to interspecific vocalizations is affected by degree of phylogenetic relatedness in Streptopelia doves // Anim. Behav. 2001. V. 61, N 1. P. 239-247.
14. Фридман В.С. Ещё про ренессанс биологической концепции вида, на примере птиц // http://wolf-kitses.livejournal.com/320290.html [прочие публикации по теме см. 1-2-3]
15. Панов Е.Н. Гибридизация и этологическая изоляция у птиц. – М, 1989. – 512 с.
16. Kroos L., Maddock J.R. Prokaryotic development: emerging insights // J. Bacteriol. 2003. V. 185, N 4. P. 1128-1146.
17. Crespi B.J. The evolution of social behavior in microorganisms // Trends Ecol. Evol. 2001. V. 16, N 4. P. 178-183.
18. Bravery B.D., Goldizen A.W. Male satin bowerbirds (Ptilonorhynchus violaceus) compensate for sexual signal loss by enhancing multiple display features // Naturwissenschaften. 2007. V. 94, N 6. P. 473-476.
19. Coleman S.W., Patricelli G.L., Borgia G. Variable female preferences drive complex male displays // Nature. 2004. V. 428, N 6984. P. 742-745.
20. Uy J.A., Patricelli G.L., Borgia G. Complex mate searching in the satin bowerbird Ptilonorhynchus violaceus // Am Nat. 2001. V. 158, N 5. P. 530-542.
21. Borgia G., Presgraves D.C. Coevolution of elaborated male display traits in the spotted bowerbird: an experimental test of the threat reduction hypothesis // Anim.
Behav. 1998. V. 56, N 5. P. 1121-1128.
22. Гоголева С.С., Володин И.А., Володина Е.В. и др. Устойчивый эффект селекции по поведению на вокализации серебристо-черных лисиц // Вестник ВОГиС. 2008. Т. 12, № 1-2. С. 24-31.
23. Богданов Е.А. Происхождение домашних животных. – М., 1937. – 334 с.
24. Боголюбский С.Н. Происхождение и преобразование домашних животных. – М., 1959. – 603 c.
25. Павлов М.П. Волк. – М., 1990. – 351 с.
26. ван Лавик-Гудолл Дж. и Г. Невинные убийцы. – М., 1977. – 176 с.
27. Захаров-Гезехус И.А., Каштанова С.В. Тувинская овчарка – аборигенная пастушья собака Тувы. // Новые исследования Тувы. 2009. № 4. http://www.tuva.asia/persons/5-zaharov-gezehus.html
28. Druzhkova A.S., Thalmann O., Trifonov V.A. et al., Ancient DNA analysis affirms the canid from Altai as a primitive dog // PLoS One. 2013. V. 8, N3. :e57754. doi: 10.1371/journal.pone.0057754. Epub 2013 Mar 6.
29. Власенко А.Н. К вопросу происхождения домашней собаки и первичного (аборигенного) породообразования // Journal of PADS (русская версия). № 36. 2013. С. 4-52.
30. Гурский И.Г. Бродячие собаки, волк и волко-собачьи гибриды // IV Съезд Всесоюзного териологического общества. Т.3. – М., 1986. – С. 43-44.
31. Рябов Л.С., Бибиков Д.И. Пустует ли экологическая ниша волка? // Природа. 1982. №3. С. 26-31.
32. Кёльрейтер Й.-Г. Учение о поле и гибридизации растений. – М.,Л., 1940 – 251 с.
33. Фридман В.С. Системы распознавания «свой – чужой» и ренессанс биологической концепции вида // ХХI Любищевские чтения. – Ульяновск, 2007. – С.201-215.
34. Данилкин А.А. Млекопитающие России и сопредельных регионов. Оленьи. – М., 1999. – 552 с.
35. Yang Z., Swanson W.J., Vacquier V.D. Maximum-likelihood analysis of molecular adaptation in abalone sperm lysin reveals variable selective pressures among lineages and sites // Mol. Biol. Evol. 2000. V. 17, N 10. P. 1446-1455.
36. Дольник В.Р. Непослушное дитя биосферы. – СПб., 2009. – 352 с.
37. Толстой Л.Н. Воскресение. – Махачкала, 1978. – 464 с.
38. Prum R.O. Aesthetic evolution by mate choice: Darwin’s really dangerous idea // Philos Trans R Soc Lond B Biol Sci. 2012. V. 367, N 1600. P. 2253-2265.
39. Fitch W.T. The biology and evolution of music: a comparative perspective // Cognition. 2006. V. 100, N 1. P. 173-215.
40. Sarwer D.B., Grossbart T.A., Didie E.R. Beauty and society // Semin Cutan Med. Surg. 2003. V. 22, N 2. P. 79-92.
41. Авдеев Л.В., Варивода Ю.И., Дубовик В.М., Иванов П.Б. Рождение звукоряда. – СПб., 2006 – 92 с.
42. Рамачандран В. Мозг рассказывает. – М., 2012. – 422 с.
43. Герчук Ю.Я. Что такое орнамент? – М., 1998. – 328 с.
44. Смирнов А.В. Логико-смысловые основания арабо-мусульманской культуры: семиотика и изобразительное искусство. – М., 2005. – 256 с.
45. Мутер Р. Всеобщая история живописи. – М., 2006. – 1004 с.
46. Caдуль Ж. Всеобщая история кино. Т. 2. – М., 1958. – 524 с.
47. Кант И. Критика способности суждения. – М., 1994. – 367 с.
48. Толстой Л.Н. Крейцерова соната. – М., 2007. – 120 с.
49. Ливингстон Д. Путешествия и исследования в Южной Африке. – М., 2009. – 222 с.
50. Stetson C., Fiesta M.P., Eagleman D.M. Does time really slow down during a frightening event? // PLoS One. 2007. V. 2, N 12:e1295.
51. Островский А.Н. Повелители бездны. – М., 2009. – 232 с.
52. Бромлей Г.Ф. Уссурийский кабан. Sus scrofa ussuricus Heude, 1888. – M., 1964. – 108 с.
53. Арсеньев В.К. Дерсу Узала. – М., 2009. – 640 с.
54. Окладников А.П. Утро искусства. – Л., 1967. – 135 с.
55. Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции. – СПб., 2001 – 320 с.
56. Колониальность у птиц: структура, функции, эволюция. – Куйбышев, 1983. – 164 c.
57. Дьюсбери Д. Поведение животных. – М., 1981. – 480 с.
58. Wilson J.W., Mills M.G., Wilson R.P., et al. Cheetahs, Acinonyx jubatus, balance turn capacity with pace when chasing prey // Biol. Lett. 2013. V 9, N 5: 20130620. doi: 10.1098/rsbl.2013.0620. Print 2013 Oct 23.
59. Кожечкин В.В. Росомаха в лесных экосистемах северо-западной части Восточного Саяна. Автореферат дисс. к.б.н. – Красноярк, 1999 – 24 с.
60. Zahavi A. The cost of honesty // J. Theor. Biol. 1977. V. 67, N 3. P. 603-605.
61. Абрамова И.Ю. Структурно-семантическая и синтаксическая организация агиографических текстов стиля «плетение словес». дисс. к.ф.н. – Н.Новгород, 2004. – 155 с.
62. Бодэ А.Б. Русское деревянное зодчество. – М., 2012. – 670 с.
63. Раппопорт П.А. Зодчество Древней Руси. – Л., 1986. – 161 с.
64. Аристотель. Поэтика. Об искусстве поэзии. // Аристотель. Этика. Политика. Риторика. Поэтика. Категории. – Минск., 1998. – С. 1064-1112.
65. Любищев А.А. Проблема целесообразности // Проблемы формы, систематики и эволюции организмов. – М., 1982. – 280 с.
66. Корогодин В.И., Корогодина В.Л. Информация как феномен жизни // Корогодин В.И. Феномен жизни. Т.2. – М., 2012. – С.173-338.
67. Урманцев Ю.А. Природа адаптации // Вопр. Философии. 1996ю № 12. С. 21-36.
68. Расницын А.П. Теоретические основы эволюционной биологии // Жерихин В.В., Пономаренко А.Г., Расницын А.П.. Введение в палеоэнтомологию. М.: КМК. 2008. 371 с.
69. Юшкин Н.П. Биоминеральные взаимодействия // 42-е чтение им. В.И. Вернадского. – М., 2002. – 62 с.
70. Лашин C.А., Суслов В.В., Матушкин Ю.Г. Моделирование эволюции трофически замкнутых сообществ с компенсаторным и некомпенсаторным метаболизмом // Вестник ВОГиС. 2009. Т. 13, № 1. С. 150–158.
71. Алифанов В.М. Палеокриогенез и современные черноземы // Почвенные процессы и пространственно-временная организация почв. – М., 2008. – С. 45-70.
72. Арие М.Я. Дирижабли. – Киев, 1986. – 264 с.
73. Кэмпбелл Дж. Ф. Чайные клипера – Л., 1985. – 208 с.
74. Креславский А.Г. Новый взгляд на адаптивную природу полиморфизма. Концепция псевдонейтральных мутаций // Ж.О.Б. 1993. Т. 54, № 6. С. 645-658.
75. Митрофанов В.П., Митрофанов П.С. Крупнейшие парусные суда мира. Судьба парусников-гигантов // Катера и яхты. 1980, № 3-6; 1981, № 1-6 //
http://publ.lib.ru/ARCHIVES/K/%27%27Katera_i_yahty%27%27/
76. Полани М. Личностное знание. – М., 1985. – 344 с.
77. Шнейдер И.Г. Операция “Парус”. – Л., 1977. – 128 с.
78. Перестюк И.Е. Парусник для круизов // Катера и яхты. 1974, № 6. С.21 // http://publ.lib.ru/ARCHIVES/K/%27%27Katera_i_yahty%27%27/
79. Белкин С.И. Голубая лента Атлантики. – Л.,1990. – 243 с.
80. Альтшуллер Г.С. Творчество как точная наука. – М., 1979 г. – 176 с.
81. Вавилов Н.И. Линнеевский вид как система // Труды по прикладной ботанике, генетике и селекции. 1931. Т. 26, Вып. 3. С. 109-134.
82. Вавилов Н.И. Закон гомологических рядов в наследственной изменчивости. 2-е переработанное и расширенное издание. – М.-Л., 1935. – 56 с.
83. Вавилов Н.И. Мировые центры сортовых богатств (генов) культурных растений // Н.И. Вавилов Избранные труды в 5 томах. Т.5. – М., 1965. – С. 108-119.
84. Сергеев В.С. История Древней Греции. – М., 1963. – 524 с.
85. Ницше Ф. Воля к власти. – М., 2005. – 880 с.
86. Рипли А. Кризисы и катастрофы: кто и почему выживает. – М., 2009. – 320 с.
87. Докинз Р. Эгоистичный ген. – М., 1993. – 318 с.
88. Селезнёва-Редер И.А. Формирование эстетики циркового представления. Цирк в Санкт-Петербурге первой половины XIX века : дис. канд. искусствовед. – СПб.,
2006. – 383 с.
89. Куприн А.И. Ольга Сур // Цирк! Цирк! Цирк! – М., 1989. – С. 311-321.
90. Кох З. Вся жизнь в цирке – М., 1963. – 20с.
91. Кузнецов Е. Цирк. Происхождение, развитие, перспективы. – М.-Л. 1931. – 448 с.
92. Деревянко А.П. Верхний палеолит в Африке и Евразии и формирование человека современного анатомического типа. – Новосибирск, 2011. – 560 с.
93. Kuhn S.L., Stiner M.C., Reese D.S. et al. Ornaments of the earliest Upper Paleolithic: new insights from the Levant // PNAS USA. 2001. V. 98, N 13. P. 7641-7646.
94 Леви-Строс К. Первобытное мышление. – М., 1994. – 384 с.
95. Шевелев И.Ш., Марутаев М.А., Шмелев И.П. Золотое сечение. Три взгляда на природу гармонии. – М., 1990. – 345 с.
96. Вощинина А.И. Античное искусство. – М., 1962. – 396 с.
97. Галич М. История доколумбовых цивилизаций. – М., 1990. – 408 с
98. Бродель Ф. Cредиземное море. Ч.2. – М., 2003. – 808 с.
99. Циркин Ю.Б. Карфаген и его культура. – М., 1986. – 254 c.
100. Гальперин А.И. Очерки по стилистике. – М., 1958. – 459 c.
Источник: XXVIII Любищевские чтения. Ульяновск, 2014. С.127-144.
Комментарии:
[1]Избегая смешения понятий [5] отметим разницу ритуалов животных и человека. Первые – генетически ограничены, вторые – игра с творческой компонентой близкой к нулю (полное ее обнуление противоречит определению [5] игры). Но для проблемы эволюционного возникновения эстетики это неважно: произведение искусства, не вписанное в контекст человеческого ритуала (традиции, стиля) редко сразу воспринимается как эстетический образец, если даже и оценено как красивое (ср. ниже [6]). Отсюда, если не оговорено, ритуал – животный ритуал.
[2]Пределом дальнодействия в пространстве служат инфразвуки усатых китов [7,8] и феромоны насекомых [тез.I-34], а дальнодействия во времени – запаховые и визуальные (затеси у млекопитающих) метки территории [тез.II-48].
[3] Часто они включают элементы ритуалов обычных социальных контактов (груминг) или сигналов “мать-детеныш” у видов с заботой о потомстве [тез.I-34, 9].
[4] Особенности морфологии половых органов или копулятивной позы часто играют роль ССБ [10]. У турухтанов (копуляция непосредственно клоакой) описана репродуктивная стратегия, связанная с отсутствием ССБ [11]. Имитирующий окраску ♀ куроперый ♂, спариваясь в качестве таковой с нормальноокрашенным ♂, реципрокно обменивается с ним спермой. При следующем спаривании с нормальной ♀ первая порция спермы нормального ♂ содержит значительную примесь спермы куроперого ♂, чьи сперматозойды более многочисленны и живучи.
[5] Так, у шалашников СБ разделились на специфические (♂демонстрирует себя на дворике шалаша, стараясь заманить ♀ в шалаш; украшение дворика видоспецифично) и “специфически-неспецифические” (♂ отвлекает внимание ♀ необычным в контексте украшения дворика предметом). Попытка спаривания будет удачной только если внимание ♀ достаточно отвлечено [18-21]. Так как СБ часто содержат сигналы “мать-детеныш”, по мере взросления роль СБ падает, а СД растет. Но у социальных и доместицированных видов, включая человека (самодоместикация) роль СБ высока в ходе всей жизни [22]. Однако, хотя СБ сильно усложняются, элиминации СД не происходит. Наконец, у доместицированных видов искусственный отбор выработал СД и СБ специально для человека. Наиболее ярки они у собак. Действительно, если для всех домашних животных систематические связи с дикими популяциями безопасны для человека (и в ряде случаев приветствовались [23, 24]), то дружба собаки с волком – социализация на несколько стай характерна для волков [25], гиеновых собак [26] и бродячих собак – для человека фатальна настолько, что в пределе он вынужден прибегать к кастрации части собачьей популяции [27], хотя это и снижает их рабочие качества. Отсюда, вектор селекции при доместикации предков собак и только собак, кроме отбора на толерантное отношение к человеку, должен одновременно включать агрессию к ближайшему похожему – волку и выработку отличительных сигналов специально для человека (эти сигналы человеком намеренно утрируются – исходная мотивация купирования ушей у кавказской овчарки). Уже ископаемые породы собак визуально отличаются от волков [28]. В Европе самые древние ископаемые охотничьи породы шпицеобразны и существенно слабее волков (радикальное средство затруднить социализацию на волчью стаю).
Собака была вахтером, а не сторожем. Волкодавы-сторожа появляются лишь с одомашниванием копытных и лишь с ослаблением волчьей опасности превращаются из сторожей в пастухов, активно взаимодействующих со стадом [24]. Напротив, во Вьетнаме, где исторически волков не было, волкоподобная порода сохранилась, но лишь в контексте других пород (волкоподобные породы Европы– исторически недавняя селекция вне волчьей опасности). Этнокультурная пестрота Северного Вьетнама создала очаг разнообразия пород, конвергентно повторяющий разнообразие экстерьеров Старого Света, но без конвергенции поведения. Отсюда, все гомологическое морфоразнообразие, вскрытое отбором на доместикацию, зафиксировано во Вьетнаме лишь для быстрого опознавания хозяина по собаке: собаки разных племен резко отличны внешне [29]. В отличие от косуль (см. ниже) собака и волк знают, что они разные виды: cобака не подвид, а антивид волка. Одичавшие собаки формируют собственные стаи.
Тысячелетняя “фоновая” гибридизация волка с собакой не разбавила волчий фенотип. Волкособачьи гибриды обильны лишь при депрессии численности волка, но как только она начинала расти, гибридизация прекращалась [30, 31]. Очевидно действие правила Кёльрейтера – гибридное потомство обречено на поглотительные скрещивания [32], в данном случае из-за социализации либо по волчьему, либо по собачьему типу [33].
[6] Так, гибриды горлиц [12, 13] плохо воспроизводят СД, что затрудняет поиск пары. Хуже ситуация у европейских и сибирских косуль [34]. Некогда один вид, они разделились при формировании пояса степей Евразии, получили хромосомные различия, но СД не сформировали – они не знают, что уже разные виды и, встречаясь в лесополосах, формируют общие стада, несмотря на большие пренатальные потери и затрудненные роды гибридов, особенно если ♀ – “европеянка” (более крупные ♂-“сибиряки” чаще побеждают в турнирах).
[7] Такое упрощение обычно лишь у седентарных видов (двустворчатые моллюски [35]) и у видов с низкой плотностью (абиссальные головоногие [тез.II-33] и рыбы с паразитарными ♂ [тез.I-46]) – высокоплодовитых, не нуждающихся в СД, но со сложными ССБ от морфологических до молекулярно-биологических.
[8] Характерный пример внеконтекстности в DA – утверждение, что красавцам и красавицам легче, т.к. общество склонно прощать их ошибки [36]. При этом игнорируется, что неадекватная оценка красавиц и красавцев обществом провоцирует само общество на ошибки по отношению к ним – красота туманит разум и число красавиц и красавцев именно поэтому, например, сбитых машинами в [1-4, 36] не учтено. Зато Л.Н.Толстой строит на этом завязку “Воскресенья” [37] – красота подсудимой приковывает разные (от низменных до возвышенных) мысли присяжных, равно фатально мешая всем им разбираться в юридических тонкостях приговора. Наконец, любая провокация на ошибки, в конечном счете, вредна самому обществу (многократно описано в искусстве, бичующем фаворитизм).
[9] Например, ее просто выделить в театре, литературе и архитектуре, труднее в музыке и живописи.
[10] Образность – здесь реалистичность в прямом (автология) и переносном (металогия) значении. Т.е. абстрактная живопись может быть как образной, так и внеобразной (супрематизм). Зато орнамент – внеобразное искусство, даже если составлен из реалистичных элементов [43, 44]. Терминализация – здесь самоограниченность объекта в пространстве и/или времени: картина терминализована, орнамент нетерминализован, если может быть продлен в любую сторону. Векторизация – здесь порядок восприятия: танец, театр, кино векторизованы по определению во времени и пространстве, музыка – во времени, образная живопись и европейский [43], но не арабский [44] орнамент – в пространстве (векторизацию во времени задает физиология зрительного восприятия и перцептивная схема [4, 42]). Векторизация наиболее предетерминирована спецификой искусства. Так если в живописи объемность (вектор пространства) потребовало долгого совершенства технических навыков [45], в кино построение кадра в глубину открывалось параллельно выдающимися режиссерами (в России – Е.Бауэр) независимо от общего технического уровня [46].
[11]Т.е. сигнально утрированных СД, СБ и ССБ, которые [42] не различает.
[12]Наиболее характерны отсылки при анализе принципа 2 – поиск утрированных релизеров во внеобразном (абстрактном у [42]) искусстве. Рамачандран совершенно не смутило, что в системе “мать-детеныш” отбор не смог повторить столь выдающиеся достижения Н.Тинбергена и П.Пикассо в утрировании релизеров на основе пятен и полос, но тот же отбор справился с этим в системе “хищник-жертва”, создав как подманивающих хищников, так и обратную стратегию хищничества – провокацию паники жертв путем сочетания принципов 2 и 5 [тез. IV]. Не говоря уже о том, что поиск ультрарелизеров, например, у И.К.Айвазовского гораздо трудней, чем у Пикассо. Почему красив парусник, игре снастей в такелаже которого позавидует любой абстракционист?
[13]Л.Н.Толстой в “Крейцеровой сонате” на примере музыки приводит аналогичный вывод [48].
[14] Или опознание происходит вовсе постфактум, при воспоминании [50]. Если оно сохранится [тез. IV].
[15] Мне самому выпал случай убедиться в полной эмоциональной нейтральности выявления целого путем последовательного (3→1) применения принципов [42] в безнадежной ситуации. Работая в зоопарке, я, в уверенности, что передо мной пустой вольер, вдруг выявил перед каменной горкой вольера снежного барса буквально на расстоянии вытянутой лапы. Единственной реакцией было необыкновенно четкое осознание безнадежности каких-либо действий, пришедшее с одновременным рефлекторным отводом глаз и замиранием. В свою очередь рассмотрев меня, зверь, не меняя позы, прикрыл глаза, вновь слившись с камнями и демонстрируя полное безразличие. Страх появился лишь по завершении отступления на безопасное расстояние.
[16]Действительно, уже в системе “хищник-жертва” опознание целого играет подчиненную роль: хищник и жертва, прежде всего, опознаются по ключевым признакам, т.е. по принципу 2, игнорируя остальные 8 (что и объясняет элементарный альтруизм [тез.III], неоптимальное поведение жертв [тез.IV] и эволюционную инерцию в системах типа “крылатый термит-хищники” [тез.II]). У лягушек принцип 2 закреплен генетически, умвельт фасеточных глаз дает не столько образ, сколько распознает движение [тез. III-34]. Еще недавно морской леопард был безопасен: человек не имел признаков жертв [51]. Кабан (кроме крупного секача), увидевший атаку тигра обоими глазами, наиболее уязвим, т.к. спасаясь бегством, будет поворачивать, теряя время и устойчивость [52]. Аналогично, бесперспективен охотник, не опознавший дичь, иначе как выявив ее целиком [53]. Самые распространенные ключевые признаки – следы, чья эстетическая нейтральность и низкая представленность в искусстве (даже первобытном [54]) сравнимы лишь с высокой значимостью на охоте.
[17] Аналогично с помощью ПЗА можно заблокировать перенос-модификацию, если красота туманит реальность: одежда в судебном присутствии была регламентирована в Древней Греции именно с этой целью [55].
[18] 36 Собственно, формирование релизера, подменяющего целостный образ партнера/детеныша и есть такие простейшие ПЗА. Их можно разбить на две группы: либо общие релизеры экранируют индивидуальные (кормление детеныша только на гнезде [56], встреча с партнером только на токовище [11, 14, 15, 18-20], внимание не к партнеру/детенышу, а к частям его тела/cигналам [тез. I-34, 13, 14]); либо наоборот (индивидуальное опознание партнера/детеныша по голосу, запаху и т.д. [тез. I-34, 13, 14, 57]). Более сложные ПЗА – включение релизера в контекст ритуала (а в пределе и в умвельт) в пространстве или во времени, причем последнее возможно в обоих смыслах: как угашение сигнальной роли релизера с возрастом [тез. I-34], так и самоподдержание на поколения вперед [тез.IV]. Отсюда понятно, почему утрированные релизеры формируются лишь в системе “хищник-жертва”, члены которой, в отличие от системы “мать-детеныш” не связаны ритуалом и имеют пересекающиеся, но всегда разные умвельты [тез.IV]. Очевидно, что невыполнение этого правила делает устойчивое существование пары “хищник-жертва” бесперспективным (проблема абсолютного хищника [тез.II]), хотя отбор побуждает и хищника, и жертву стремиться к этому. Гепард [58] и росомаха [59] при преследовании стремятся навязать жертве затратный режим по скорости или маршруту, соответственно. Если это удалось – сами переходят на экономический режим. Теперь попытка жертвы сделать то же воспринимается хищником как сигнал слабости и провоцирует атаку. Жертву может спасти только неспецифическая выдержка. Аналогичный паттерн поведения жертвы описан как гандикап [60].
[19] Показательна исламская миниатюра, обошедшая запрет на реализм за счет металогической образности [44].
[20] Так появление принципа 8 (симметрия) объясняется половым [9] или групповым отбором. В последнем случае животные должны лучше опознавали друг-друга на фоне неживой природы — в силу требований среды животные более симметричны [42] или, по аналогии с компьютером, симметрия позволяет скомпрессировать информацию [4]. При этом игнорируется история искусства. Так теории компрессии противоречит история стилей музыки (от полифонии до джаза) и орнаменталистики (например, славянская вязь и стиль плетения словес, укорененные в русской словесности балканскими книжниками в XIVв. превращали сам текст в орнамент образов и смыслов). Эстетика русского деревянного зодчества требует асимметрии [62], а каменного, пришедшего из Византии – симметрии [63], как вся европейская (и индийская) традиция архитектуры. В истории нашей архитектуры обе линии эстетики то шли параллельно, то рекомбинировали (Собор Василия Блаженого), то вытесняли одна другую. Причем последнее вытеснение асимметрии симметрией – за два поколения (от нарышкинского до петровского барокко [63]) – нереально быстро для отбора.
[21] Связанные с целесообразностью (греч. telos — цель) термины даны по А.А.Любищеву [65], кроме лежащей вне его классификации амфителизма, который, следуя Канту [47] , можно рассматривать либо как цель в себе (это определение ляжет в основу философии игры [5]), либо как целесообразность без целеустремленности, то есть без четко определенной внешней цели. Анализ красоты как игры за рамками тезиса. Амфителизм здесь – целесообразность без целеустремленности. В этом смысле амфителизм – любищевская апория ко всей классификации Любищева [65], в которой нарастает компонент целесообразности: от ателичности – чистой целеустремленности к эвтеличности, где целесообразность и целеустремленность равнозначны.
[22] Отсюда [тез.I-92], репродуктивный вклад организма определенного генотипа определяет адаптивность и, в конце концов, подменяет ее, стирая само понятие адаптации, адаптивного признака (например, у гетеротопных видов [тез.II]). У Дарвина все наоборот – адаптивность, которую можно оценить и для организма, и для его органов, и для коллектива организмов, определяет и выживаемость организма, и его репродуктивный вклад.
[23]Объектами могут быть как организмы, так и неживые матрично воспроизводящиеся объекты. Популяции из них [тез.I-6] – квазивиды – предсказаны теоретически, реконструированы in vitro, воспроизводят естественные матрицы (микроколонии РНК на геле). Вопрос существования квазивидов “in vivo” — в мире минералов и минераллойдов дискутируется [69]. Сообщества типа биогеоценоза по определению содержат и организмы, и неживые самовоспроизводящиеся (вирусы) и несамовоспроизводящиеся объекты. Вопрос автономного существования биогеоценозов только из вирусоподобных объектов и биотопа дискутируется [тез.I-6].
[24]Так, в трофическом цикле, состоящем из разных видов, последовательно обменивающихся метаболитами в ходе усвоения общего для всех – неспецифического – пищевого ресурса, выживание при голодании по этому неспецифическому ресурсу определялось любой мутацией, усиливающей эффективность потребления метаболита, выделяемого видом-соседом по циклу. Но только если за время t, в которое мутант набирает достаточную численность, цикл не размыкался из-за вымирания любого вида в цикле. Длительность же t зависела от численности предка мутантов на момент мутации. Таким образом, адаптивность нельзя однозначно оценить ни через репродуктивный вклад, ни через численность соседей по сообществу [70].
[25] Так, оценивая адаптивность по сообществу, можно использовать численность неродственных видов или изменение биотопа [тез.III]. Первый случай ограничено, а второй вовсе не попадает под правило Гаузе – вместо конкуренции в общей эконише один из филумов разрушает ее, строит новую из собственных мортмасс и консервирует, замыкая на себя регуляторные связи. О надежности такой консервации говорит память почв: хотя полигональный криокарст плейстоцена исчез на Русской равнине, его следы в виде различия подтипов почв прослеживаются до современности. Различия в гидротерморежиме на краях и в центре полигона отражается на почвенной микрофлоре, что, в свою очередь изменяет и консервирует ход педогенеза [71].
[26] 44 Пример такой инситуативной комбинированной оценки адаптивности – оценка адаптивности по Клаузевицу [тез. III-10], которую можно реализовать только при наличии организма в живой системе.
[27] Аналогично, формула Шеннона – удобный способ оценки количества информации, но не определение информации [66].
[28]NB: в этой паре технически безграмотен дирижабль Моррелла. Дирижабль Шварца – ароморфоз, первый взлетевший цельнометаллический дирижабль – построен на уровне современной ему науки, а его основные решения – жесткий каркас c закрепленными на нем гондолами – развиты в цеппелинах [72].
[29] Вопрос объективной оценки безопасности не решен — выборки дирижаблей и самолетов несравнимы по величине и полноте. Однако, катастрофы R101 и LZ129 – единственные с человеческими жертвами за всю историю пассажирских перевозок на дирижаблях в Европе до перерыва традиции. Прочие катастрофы – при эксплуатации военных и экспериментальных образцов [72].
[30] Практическое управляемое воздухоплавание не предшествовало авиации: обе добились широкого применения в одно время – с появлением бензомотора [72]. Поэтому время на эволюцию было общим.
[31]По сути конкурентная борьба многомачтовых винджаммеров с пароходами вела не к вытеснению, а к гаузеанскому разделу экониши (грузов и маршрутов) или разделу субниш по Креславскому [74] (барк со вспомогательной машиной для маневра в узкостях), пока не была абортирована эпохой мировых войн [75], оборвавших передачу личностного знания по М.Полани [76]. Причем, если специализированные навыки управления парусами восстановлены сравнительно быстро [77], то восстановить навыки главной обслуживающей инфраструктуры – портовых служб – оказалось невозможным (закон опережающего развития обслуживающей инфраструктуры [тез.III]). Загрузить и обслужить парусник – особое искусство [73] и его утрата привела к ряду катастроф последних винджаммеров [75]. Последовавшая перестройка портов (разрушение экониши) вывела ситуацию из под правила Гаузе: классическим парусникам с такелажем остались лишь экологические лицензии прогулочных судов [78] и танкеров [75] – характер работ с грузом не менялся.
[32] Конечно, временной масштаб истории воздухоплавания и истории античной Греции различается на порядки. Тем не менее, греческое искусство поражает своей цельностью, особенно на фоне раздробленности Греции и отсутствия такого фактора стабилизирующего искусство отбора, как организованное жречество (египетское искусство мономорфно именно поэтому). Такая цельность говорит в пользу отсутствия долгого периода отбора: канон сформировался быстро и, быстро выйдя за пределы элиты, стал общегреческим [55].
[33] Oчевидно гомологическое сходство с центрами разнообразия Н.И.Вавилова: ландшафтные полуизоляты c малочисленными популяциями-полуизолятами. И вся эта система географически защищена от масштабных инвазий извне, при том, что сама может сбрасывать туда инвайдеров [81-83]. В противном случае [тез.I-IV] центр происхождения неизбежно выродится в биотопостров с неспособными к экспансии эндемиками.
[34] Колонизация вообще сняла проблему: южная Греция жила хлебом итальянских колоний, северная – малоазиатских и черноморских. Провал афинской морской блокады Спарты предопределил исход Пелопонесской войны [84].
[35] Напротив, пример непрерывного исторического развития под прессом дарвинистского отбора – Междуречье – демонстрирует очень медленный темп при безусловной полезности всех достижений, но низкой аттрактивности искусства. Действительно, несмотря на высокую степень развития математики, наука Междуречья так и не стала наукой в современном смысле, т.е. не создала теорию, остановившись на стадии эмпирических формул для конкретных задач [55]. А ее искусство, несмотря на глубокий реализм, прошло через глубокое забвение, а DA его вовсе не замечает.
[36] Интересно отметить и гомологичность более высокого порядка – между сужением пространства эволюции популяции [тез. II, IV] и сужением перцептивного поля особи при сильном стрессе с обострением чувствительности оставшихся рецепторов [тез. I-33].
[37] Анимизм у людей [53], кросс-фостеринг в эксперименте и в природе у животных, а также импринтинг на неживые объекты в эксперименте свидетельствуют [тез. I-34]: дилемма “живое-неживое” [42] менее важна, чем дилемма “стоит-не стоит обращать внимание”. О состоянии объекта оценка стрессированности говорит многое и в этом ее адаптивный смысл. Так, оценка стрессированности по ольфакторным сигналам (у современных людей — в значительной мере неявная) важна при подборе пар [тез.I-96, 9, 40] и в подборе кандидатов на опасную работу [86]. Роль зрительных сигналов в оценке партнера хорошо изучена [1-4, 9], но я не нашел работ, где из общей привлекательности выделялись бы признаки стресса, так же как выделяются признаки активации иммунитета в теориях иммунных гандикапов [9], либо оценивалась трудность выявления таких признаков. Но подборку наблюдений в пользу возможности инситуативного визуального определения стресс-устойчивости в крайне экстремальных условиях собрал Ю.Росциус. Определение степени стрессированности, а не степени напряжения иммунной системы позволяет снять ключевой недостаток теории гандикапа – его нечувствительность к масштабу вредности. Действительно, по теории гандикапа информацию о качестве генома могут нести лишь вредные для выживаемости признаки [9, 60], но как оценить масштаб вредности теория умалчивает. Отсюда в пределе самыми привлекательными партнерами будут калеки [87] (они же по этой логике будут самыми непривлекательными для хищника). Как и в проблеме абсолютного хищника [см. Тез I-III] очищающий отбор постоянно вычищает их из популяции, но не в силах запретить саму ситуацию, которая, однако, не наблюдается (особенно с хищниками).
Ища выход в наличии компенсирующего механизма – чем вреднее гандикап, тем большая компенсация у данного генотипа, [87] заключает: в отсутствие компенсации гандикап не возникнет, а при ее наличии стоит ли тратиться, компенсируя бесполезное? Стресс по определению терминализован и векторизован, более того, терминализована каждая его стадия [см. Тез I-IV]. Ограниченность развития стресса во времени, автоматически ограничивает время и степень демонстрации вредности любого связанного с ним гандикапа. Иммунный же гандикап [9, 60] временем не ограничен, сигнальный гандикап [9, 60] может быть многократно повторен.
[38] Раздельное применение принципов I и II оценивает виртуозность, не всегда коррелирующую с красотой.
[39] Арабский орнамент имеет открытую композицию (орнамент можно продолжить в любую сторону) с замаскированным центром. В простейшем случае центр закрыт однотонным кругом (часто с коранической надписью), сложнее маскировка смещением рефрена узора, в пределе композиция ацентрична. Если в орнаменте геометрические рефрены, эту затрудняло разгадку геометрической закономерности [44].
[40]Аналогично, видимо, справедливо и для музыкальной полифонии и для стиля плетения словес.
[41]Несмотря на это орнамент – древнейший вид искусства [92, 93].
[42]Такие признаки греками изображались часто, но они – атрибут совсем другой скульптуры Видимо, запросы культа и эстетики (а возможно, кича и эстетики) разошлись уже в палеолите. DA часто говорит о гипертрофии плодородия палеолитических венер [36], но мало – о редкости синхронных рисунков животных с гипертрофией плодородия, или о женских рельефах грота Ла Маддалена: без гипертрофии, близких к современным канонам красоты [54]. Жестокость в культовом искусстве майя и ацтеков реалистично подчеркнута [97], но вряд ли кто из сторонников DA видит в этом следствие полового или иной разновидности отбора.
[43]В умении подстроить экономику под вмещающую экосистему греки как раз уступали “гидравлическим” цивилизациям, а в размахе морских экспедиций – финикийцам. Грекам удалось потеснить их лишь в Восточном Средиземноморье, в Атлантике финикийцы доминировали [99].
[44]Спарта не самоустранилась от греческого культурного переворота, как считает [55], а была одним из его условий, защищая от действительно серьезной внешней опасности [84] – играя роль военной обслуги.
[45]При этом [55] “забывает”, что ряд колоний македонцами не завоеван, но “греческое чудо” угасло и в них. Это тем более странно, учитывая многократно отмеченную [55] роль малоазиатских колоний в генезисе “греческого чуда”, хотя эти колонии не раз попадали в вассальную зависимость от империй Азии [84].
[46] В зоопарке я не раз наблюдал: положительная эстетическая оценка тукана менялась на смешную или отрицательную, когда он кормился из кормушки-лотка на земле. Длинный клюв помогает кормиться на деревьях, но пищу из лотка птица вынуждена перемещать по клюву, судорожно дергая головой и/или телом.
[47] По Стендалю стиль – присоединение к данной мысли всех обстоятельств, способных произвести то же впечатление, которое должна произвести эта мысль [100]. Вопрос географического стиля за рамками тезиса.
