«Низы» Пролеткульта и рабочие клубы 1920-х: что делали и чем жили

Print PDF

Людмила Булавка

Эта статья является продолжением авторской серии работ по теме Пролеткульта: первая была посвящена тому, как понималась пролетарская культура в общественных дискуссиях 1917–1920-х гг.[1], вторая – отношению Пролеткульта к культурному наследию, в том числе к так называемой «буржуазной культуре»[2].

Но тема Пролеткульта включает в себя много и других аспектов, без понимания которых очень трудно подобраться к целостному представлению о сущности этого феномена. Вот некоторые из них:

• культурная политика идеологов Пролеткульта и культурные практики рабочих клубов и студий;
• взаимоотношения «низов» и «верхов» Пролеткульта с художественной интеллигенцией;
• взаимоотношения Пролеткульта и Наркомпроса;
• художественные и культурные практики Пролеткульта;
• противоречия Пролеткульта;
• назначение Пролеткульта: дискуссия между Лениным и Богдановым и т. д.

Исследование темы Пролеткульта вызывает много вопросов, в частности такие:

• Чем Пролеткульт с его практиками почти вековой давности актуален сегодня, когда не то что революционная, но уже просто культура как таковая вытесняется такими понятиями, как «культурные услуги» или «акультурность»?
• В чем состояло принципиальное расхождение позиций «верхов» и «низов» Пролеткульта, если таковое имело место?
• В чем состоял конфликт между идеологами Пролеткульта и Лениным, если при этом учесть то обстоятельство, что политика руководства Наркомпроса изначально была ориентирована на всяческую поддержку Пролеткульта (например, на его содержание выделялось средств больше, чем на всю высшую школу)?
• В какой мере практики Пролеткульта являлись формой преодоления отчуждения между культурой и революционными массами?
• Какие противоречия Пролеткульта являлись скрепами всех составляющих этого феномена?

Третья статья посвящена тому, чем и как занимались «низовые» структуры Пролеткульта, в чем состояла суть этих практик, их формы и проблемы. Этот вопрос уже сам по себе чрезвычайно объемен, ибо связан с необходимостью осмысления огромного количества исторических фактов и документов, каждый из которых вскрывает какие-то важные смысловые оттенки этого феномена, тончайшие узлы общественных взаимосвязей и противоречий. Не имея возможности охватить их во всей полноте, особенно в рамках отдельно взятой статьи, автор, тем не менее, попытается на основе анализа культурных практик некоторых рабочих клубов и студий, составлявших базовую сеть Пролеткульта, выявить те закономерности, которые можно рассматривать как имманентные черты этого феномена. Это первая сверхзадача данной статьи. Вторая – попытаться передать дух деятельности активистов Пролеткульта, атмосферу той общественной ситуации, в которой они работали, стиль общения, язык того времени, образ мыслей, приоритеты интересов. Вот почему в статье приводится так много оригинального текста.

***

 

Ситуация первых послереволюционных лет, в которой начинал свою работу Пролеткульт, была очень трудной. Кто-кто, а активисты Пролеткульта это понимали в полной мере, ибо в большинстве своем это были те, кто так или иначе, но лично участвовал в революционных событиях.

Атмосфера первых революционных лет, несмотря на всю сложность ситуации, была периодом общественного подъема, бурного культурного творчества, экспериментов и массового энтузиазма, основанного на глубоко сознательном отношении к построению новых форм жизни[3]. Вот что об этом писал в 1921 г. журнал «Грядущее»: «Странное дело. Все те факты, на которые указывают враги Октябрьской революции, правильны. Действительно, ученые вымирают, несмотря на академические пайки; действительно, в школах нет тетрадей и учеников, и вдобавок холодно, так что занятия идут из рук вон плохо; действительно, бумаги у нас в 12 раз меньше, чем до войны, и нет свободы печати для врагов Октября, и книга стала недоступной для всякого желающего. Все это верно. Однако вывод наших врагов из всех этих фактов, будто у нас установилась диктатура невежества, неверен. Факты говорят против этого вывода.

«В царской России среди крестьян было около 80% неграмотных, теперь этот процент, благодаря работе школ по ликвидации неграмотности, уменьшился втрое или вчетверо, а через 3–4 года и совсем уничтожится. В нашей 3-миллионной красной армии, состоящей в большинстве из крестьян, уже теперь нет ни одного неграмотного.

В царской России слой интеллигентных людей, имевших потребность в том, чтобы почитать газету или книгу, едва ли составлял 10% всего населения, теперь этот процент увеличился по крайней мере в 5–6 раз»[4].

В этот период создается система рабочих клубов практически во всех крупных городах и населенных центрах, причем не только на территории России (Иваново-Вознесенск, Рыбинск, Тула, Ижевск, Самара, Пенза, Кострома, Одесса и мн. др.). Так, например, в 1921 г. при Тифлисском клубе железнодорожников был создан Клуб железнодорожной молодежи им. Бориса Джеладзе и Саши Окоева, куда входили как грузинские, так и русские активисты. Средняя посещаемость клуба была около 300 человек в день[5].

Если говорить о художественных студиях, то к 1920 г. в стране активно работало уже 128 литературных пролеткультовских студий; в литературной студии Витебского Пролеткульта (далеко не самой крупной из них), например, занималось 300 человек[6].

Проблема перспективы развития культурного фронта была поставлена в Пролеткульте сразу. «Необходимо создать единый фронт от Каспия до Белого моря для распространения пролетарской культуры»[7], – писал журнал «Гудки» в 1919 г.

Студийцы литературной студии Московского Пролеткульта обеспечивались жильем, столом и стипендией в размере 450 руб. в месяц. В студию принимались лица, делегированные местными пролеткультами, губернскими и городскими профсоюзами и рабочими литературными кружками[8]. Пролеткульт получал существенную помощь от Советского государства (через Наркомпрос): в частности, предоставлялись лучшие помещения под студии, театры и клубы; низовые структуры обеспечивались кадрами преподавателей и др. Наряду с этим, поддержку Пролеткульту оказывали местные органы Советской власти, профсоюзы, рабочие предприятия и др. Например, в 1918 г. Самарский Пролеткульт получил от местных органов народного образования – 15 тыс. руб., от губревкома – 8 тыс. руб; Пермский Пролеткульт – 700 тыс. руб. В мае 1922 г. Моссовет принимает решение о выделении Пролеткульту единовременной субсидии в 10 млрд. руб[9].

В первой половине 20-х гг. масштабы деятельности Пролеткульта снижаются. В 1920–24 гг. число местных пролеткультов сократилось с 300 до 77, а в 1927 г. их осталось всего 6 (Московский, Ленинградский, Иваново-Вознесенский, Саратовский, Рыбинский и Тверской)[10]. Это, с одной стороны, было составной частью того кризиса, который в условиях перехода к нэпу, с введением хозрасчета и свертыванием государственного субсидирования, пережила культурно-образовательная система страны в целом; с другой стороны, Пролеткульт в эти годы все более утрачивает самостоятельность, подчиняясь партийному и профсоюзному контролю. С 1925 года он окончательно переводится в подчинение ВЦСПС, в каковом статусе существует до своего роспуска в 1932 году[11]. Тем не менее, система рабочих клубов, включая культурно-просветительскую и художественно-творческую работу в ее рамках, в 20-е годы продолжает существовать и развиваться – при ключевой роли, в первую очередь, профсоюзных организаций. Излагаемый ниже материал охватывает как пролеткультовскую активность периода гражданской войны, так и деятельность рабочих клубов времен нэпа.

Для чего нужны рабочие клубы?

Система художественных студий и, прежде всего, рабочих клубов, по сути, являлась организационной и демократической базой Пролеткульта, интегрированной затем в систему культурной работы 1920-х гг. Их деятельность строилась главным образом на основе энтузиазма тех, кого принято называть «революционными массами». Прежде чем будет раскрыто содержание этой деятельности, посмотрим, как понимали назначение рабочих клубов сами активисты. Это понимание складывалось в четкую целевую программу, основные положения которой они формулировали следующим образом.

- Рабочий клуб – это школа управления государством.

- «Рабочий клуб – одна из форм активного творческого общественно-коммунистического участия рабочих масс в строительстве своего государства, в борьбе за него»[12].

— «Рабочий клуб не только и не столько школа коммунистического просвещения и воспитания масс, он – ячейка, форма массовой творческой общественно-коммунистической самодеятельности, и не только в области искусства, но и в области политической, профессиональной и производственной»[13].

— Рабочий клуб был еще и механизмом выявления общественных настроений и отношений рабочих к происходящим событиям текущей жизни[14].

— Рабочий клуб – это орудие организованной борьбы с бюрократизмом, его «предупредитель»[15].

Уже на основе только этих положений можно понять, как были расставлены приоритеты в определении целей деятельности самими активистами рабочих клубов Пролеткульта. И такой главной целью, сверхзадачей было прежде всего даже не освоение культуры, тем более – «культуры ради культуры». Главную цель рабочих клубов составляли три приоритета:

• первый – строительство своего, т. е. рабочего государства, понимаемого прежде всего не как институт власти, а именно как политический инструмент в деле реализации интересов человека труда (это позже, уже в сталинский период, «государство» понималось прежде всего как институт власти);
• второй – формирование низового (революционного) субъекта этого государства:
• третий – обеспечение демократической смычки между революционными массами и представителями высших органов революционной власти. «Рабочий клуб – это форма смычки руководящих слоев класса и «низов», смычки, где встречаются товарищи, где отсутствует неизбежная в текущей работе официальность отношений»[16], – писал журнал «Рабочий клуб» в 1924 г.

Исходя из этого порядка целевых приоритетов, определялись и главные сверхзадачи деятельности рабочих клубов. Так, например, первый приоритет диктовал в качестве главной задачи – подчинение всех форм клубной деятельности практическому решению существующих социальных проблем; второй – формирование идейного самосознания и высокого культурного уровня революционного индивида; третий – борьбу и изживание бюрократизма.При этом каждая из этих трех сверхзадач была тесно связана с проблемой культуры. Так, например, первая задача была связана с формированием у индивида оптики неотчужденного (гуманистического) видения окружающей действительности во всех ее проявлениях и, самое главное, – понимания того, какое решение той или иной конкретной проблемы дает возможность развития одновременно всех и каждого; вторая – с преодолением отчуждения революционного индивида от культуры; третья – с формированием политической культуры демократии как механизма прямого и деятельного участия революционных масс через включение их в систему контроля и учета и тем самым в работу пролетарского государства.Этот реальный выход на культуру – с позиции всех этих разных задач – в итоге как раз и формировал основные узлы нового остова новой культуры, и не только на уровне представлений, по поводу которых и в рабочих клубах, и студиях, и за их пределами проходили тогда целые дискуссионные баталии.

Причем здесь под словом «новая культура» понимается не какая-то новая, особая наука или искусство, а именно новый дух общественных отношений в культуре, основанный на энтузиазме совместного сотрудничества. В сущности, рабочие клубы занимались созданием таких общественных форм, посредством которых было бы возможно соединение революционных масс с культурой на основе преодоления отчуждения между ними.

А вот как формулировали эти задачи сами пролеткультовцы:

«…программа журнала («Рубежи» – Л.Б.) – объединить вокруг себя все живые силы округи, развернуть в себе широкую работу культурно-творческих исканий, стремясь к идейному прогрессу через горнило строжайшего критического анализа своей собственной работы и всей идеологической жизни современности: оживить собою революционную, культурную мысль в массах»[17];

«Нужно оживить нашу застоявшуюся жизнь свежей струей: надо поддержать в минуту кризиса одинокие, расщепленные, слабые культурные искания и творческие порывы: нужно развязать, пробудить, развернуть все наши духовные ресурсы. И прежде всего, в рабочей среде. Но нужно эту развертывающуюся культурную жизнь подчинить идейному влиянию Пролеткульта, насквозь прошить ее революционными тенденциями, направить в русло пролеткультовских принципов»[18];

«….строительство новой, своей собственной культуры. Культуры, проникнутой идеями социализма»[19].

При этом в качестве знамени «новой культуры» активистами рабочих клубов брались такие имена, как Верхарн, Уитмен, Горький, Ван Гог, Менье[20].Каждый рабочий клуб имел свое название. Вот некоторые из них: «Красный Октябрь», «Красные огни», «Красный деревоотделочник», «Красный луч», «Крылья коммуны», «Авиаприбор», клуб имени «Ивана Федорова» и т. д. Идейные принципы деятельности рабочих клубовДеятельность рабочих клубов, несмотря на их самодеятельный характер, исходила из целого ряда принципов, одни из которых активистами использовались сознательно, другие – стихийно, но их организационный и содержательный эффект прослеживается во всех формах их практики. Вот ее основные принципы:

• Ориентация всех форм деятельности даже не столько на политическую пропаганду, сколько именно на общественную практику, понимаемую прежде всего как преобразование и обустройство новой жизни.
• Активисты рабочих клубов всегда проводили ту позицию, что реальность пронизана классовой борьбой, и не только в форме гражданской войны, но и в виде продолжающихся в обществе даже после ее окончания жестких идеологических противостояний.

Сегодня это чаще всего вызывает иронию и воспринимается как некая идеологическая обязанность, навязанная Советской властью. Но в стране, где шла гражданская война, развязанная сторонниками монархической власти, втянувшей ее в ужасы первой мировой войны, и сделавшей все возможное для того, чтобы вооруженные силы Антанты (военного блока ведущих «цивилизованных» стран) подавляли и уничтожали свой же народ, – в такой ситуации оптика классовой борьбы была не идеологическим знаком, а результатом самой реальности.

И эта классовая позиция в ее активном пульсировании была характерна не только для большевиков, но и их противников. Вот что писала в своих дневниках в январе 1918 г. З. Гиппиус, которая, казалось бы, была далека от стихии классовой борьбы:

«Спросить себя (и ответить), почему я помогаю эсерам? …А потому, что сейчас у нас (всех) только одна задача, узкая, самая узкая цель! Свалить власть большевиков. Другой и не должно быть… Все равно чем, все равно как, все равно чьими руками»[21].

И далее:

«Не могу вообразить сейчас таких обстоятельств, при которых наши «умеренные», наши либералы, не оказались бы «никудышниками». В крови у них нет микроба борьбы, а без этого политика невозможна. Одно из несчастий России – это ее стоячие, безрукие интеллигенты-государственники»[22].

Следующий принцип деятельности клубов – это солидарность, которая рассматривалась активистами Пролеткульта как обязательный принцип нового революционного сообщества, особенно применительно уже к практической деятельности.

Особо следует отметить такой принцип деятельности активистов Пролеткульта, как интернационализм. Он происходил из самой основы освободительной тенденции советской культуры – общего дела по преобразованию действительности. Этим определялись и сами интернациональные формы деятельности активистов Пролеткульта. Так, например, когда советские физкультурники выехали на соревнование в Париж и Берлин, то более 15 тыс. рабочих зрителей восторженно приветствовали их появление пением «Интернационала». Советские спортсмены заняли 9 первых мест и 2 вторых места в состязании по атлетике. На третий день было организовано бесплатное соревнование, привлекшее несколько тысяч народа в Париже[23]. Как писал журнал «Рабочий клуб», советские спортсмены «были на приеме у тов. Раковского и посетили Французскую секцию красного спорт-интернационала, устроив товарищеский прием в кооперативной столовой, организованной коммунистической партией Франции»[24].

Принцип интернационализма лежал в основе не только деятельности Пролеткульта и активистов рабочих клубов в целом, но и организации различных конкретных форм этой деятельности, в том числе сотрудничества с зарубежными организациями. Так, например, в Берлине на примере советского опыта был создан Пролетарский театр, а в 1922 г. в Чехословакии была организована «Синяя блуза», которая была очень популярна в революционной России[25].А вот как написал журнал «Рабочий клуб» о поездке советских спортсменов в Берлин: «Несмотря на неудачную погоду, ветер с ураганом и дождем, состязание состоялось при 20 тыс. зрителей. Русские заняли все первые места по велосипедному состязанию и 6 вторых, а по легкой атлетике – 2 первых места. … Любопытно отметить, что русские спортсмены, проезжая рабочие кварталы, были страшно удивлены сжатыми кулаками, которые им все показывали. Впоследствии недоразумение выяснилось, когда оказалось, что …. это знак красных фронтовиков»[26].

Рабочий клуб – это форма коллективной критики. Это было принципиальным положением. И действительно, деятельность рабочих клубов, как правило, была открыта для критики и самокритики. И прежде всего эта критика была направлена на отрыв деятельности рабочих клубов от реальной жизни, ее насущных социальных проблем.

Вот несколько примеров, взятых со страниц журналов первого послереволюционного десятилетия:

«В этой работе пролетариату мало что пришлось использовать из наследства дореволюционной эпохи. В этом смысле строительство рабочего клуба дело новое, и вполне простительны многие упущения в этой области. Но упущение одно, а неверное понимание идеи, места и роли рабочего клуба в нашей пролетарской революции, в строительстве пролетарского государства совершенно другое. Чем занимается рабочий клуб в данное время? Зачастую только книжным изучением «коммунизма вообще», почти вне связи с практикой к ближайшему завтра»[27].

«Клубные руководители мыслят рабочие клубы как школу, … как старую школу учебы и муштры. Эта установка неверна… книжное усвоение коммунизма и недостаточно, и вредно, оно может создать «начетчиков от коммунизма»; надо, чтобы коммунизм был воспринят как …конкретная задача социальной практики»[28].

«Пролетарское культурное строительство – это большая, новая и сложная работа. Она не по силам отдельным организациям. Если она будет вестись доморощенным способом, каждым союзом, каждым заводским комитетом, каждым клубом, независимо друг от друга, то получится лишь прежнее топтанье на одном месте, прежнее беспомощное заявленье в болоте мещанской культуры.Сдвиг на путь культурной самостоятельности возможен лишь объединенными общими усилиями…»[29].

«… ни в коем случае нельзя затушевывать грехов комсомольцев и отдельных неудач»[30].

Открытость обсуждений и дискуссионность также являлись обязательными принципами деятельности рабочих клубов. Вот что писал об этом журнал «Рабочий клуб»: «Дискуссия должна стать опытным полем тренировки мысли»[31].

Организационные принципы рабочих клубов

Рабочий клуб – это общественный и организационный центр рабочего предприятия. Клубы были тесно связаны с предприятием и всегда были проводниками его интересов как внутри предприятий, так и за его пределами. Соответственно, они всегда стремились быть в курсе всех его производственных дел, и у них всегда был доступ к заводской информации. При этом каждый рабочий имел доступ к контролю и учету за деятельностью уже и самого клуба.

Рабочий клуб согласовывал свою деятельность (планы и формы) прежде всего с районным завкомом, местным советом и уж затем с местной партийной ячейкой.

Это обстоятельство диктовалось той необходимостью, что, во-первых, деятельность клубов была ориентирована на интересы рабочих, которые были представлены всеми этими органами; во-вторых, для того, чтобы помогать рабочему клубу, всем этим органам необходимо было знать подробно об их планах и перспективах.

Работа за деньги или бесплатная на основе самодеятельности? Это был достаточно серьезный вопрос, вызванный реальной дилеммой: делать клубную работу на основе энтузиазма не умеющих и не опытных активистов, или же нанимать за деньги людей с профессиональным опытом и навыками, но при этом, что вполне вероятно, идейно не близких? И эта проблема, как писал журнал «Рабочий клуб», была принципиальной:

«В самом деле – снять хорошего завклуба и заменить его платным, но ничего в клубном деле не смыслящим председателем правления, привлекать из принципа усталых после тяжелой физической работы рабочих к уборке клуба, организовывать художественные кружки без руководителя, дающие массам идеологическую и художественную халтуру, организовывать комиссии из одних членов правления без привлечения массовика … – все это есть «самодеятельность», все это делается во имя самодеятельности»[32].

Но была и другая позиция: «…мы считаем неверной в применении к современному рабочему клубу «классическую формулу»: «сперва выучись, а потом – управляй»… Конечно, хотя бы без элементарной общей и политической грамотности не может быть никакого серьезного творчества, но первая дается школой (не клубом), предпосылая ко второму, и основание дает жизнь – классовая борьба»[33].

Как правило, работа руководителей клубов оплачивалась, и при этом зарплата была, конечно, маленькой, но в целом те задачи, которые ложились на них, без инициативы и энтузиазма решать было невозможно.

Демократизм деятельности рабочих клубов. Основными органами демократии рабочих клубов были: комиссии, общие собрания работников предприятия, судов (над завкомами, над плохими хозяйственниками, над обывателем), производственные совещания, делегатские собрания[34].

Принцип инициативности. Проблема пробуждения низовой инициативы рабочих масс для активистов рабочих клубов была одной из насущных, ибо от ее решения зависело, в какой мере он станет притягательным как центр заводской общественности. Эту же проблему поднимал журнал «Рабочий клуб»: ««Опыт годовой работы» с совершенной полностью отвечает на вопрос, как вызвать заинтересованность в работе, чтобы все строилось на началах широкого добровольчества и методам принуждения не было места в клубе»[35].

Рабочие активисты не боялись менять формы своей клубной работы: одни угасали, не получая поддержки рабочих, другие возникали как реакция на новые запросы интенсивно развивающейся исторической действительности.

Наряду с этим (в том числе в рамках Пролеткульта) создавались также и национальные рабочие клубы. Так, например, 10 ноября 1918 г. было открытие Петроградского Латышского рабочего театра, репертуар которого составляли пьесы Уолта Уитмена, Эптона Синклера, «Смерть Дантона» Бюхнера. Со вступительным словом на открытии выступал Карл Озоль-Преднек[36]. В этот же время вышел первый литературный альманах латышской пролетарской поэзии[37].Позже был создан межсоюзный московский еврейский рабочий клуб «Коммунист», в котором в конце 1926 года «была впервые показана одноактная пьеска тов. Иоффе «От Хишлавича до Херсона», посвященная ОЗЕТ’у (общество земледельцев еврейских трудящихся)»[38].

Во Владивостоке, кроме русских клубов, были организованы китайские, корейские клубы (их было два) и клубы иностранных моряков[39]. Китайский рабочий клуб «1-го мая» объединял несколько тысяч человек (секции коммунистической партии, свой комсомол и даже отряд юных пионеров-китайцев)[40].. «Это отвлекает китайцев от азартных игр и страшного зла – опиокурения»[41], – писал журнал «Рабочий клуб».И далее сообщал этот журнал: «Невероятный фурор китайцев вызвала организованная недавно радиопередача китайских концертов и докладов на китайском языке»[42].В клубе иностранных моряков была библиотека на европейских и восточных языках, а также «живой журнал» (см. ниже) на английском языке[43]. Интересно, что администрация судов, как писал В. Март, иногда пыталась воспрепятствовать своим командам посещать клуб моряков, но это, однако, ни к чему не приводило. Более того, иностранные моряки даже участвовали в совместных демонстрациях 1 мая и 7 ноября. И, как писал журнал «Рабочий клуб»: «Это участие иностранцев в советских революционных празднествах вызвало особый восторг в населении, которые еще хорошо помнят иностранных интервентов на своих улицах»[44].

Рабочие клубы и партия.

По вопросу партийности в рабочих клубах шли большие дискуссии. И главный вопрос состоял в том, должны ли рабочие клубы держать тесную связь с большевистской партией? И если да, то каким должен быть характер этой взаимосвязи: подчинение или товарищеское сотрудничество? При этом – речь идет о взаимодействии рабочих клубов с заводской партийной организацией или с отдельными коммунистами?На этот счет были разные позиции. Некоторые выступали против тесного сотрудничества. Но преобладал другой взгляд на этот вопрос: «… некоторые товарищи договаривались до того, что самодеятельности членов клуба угрожает организация… партколлективов…»[45].

И далее:

«… можно ли руководить клубной работой без партколлективов, только через отдельных коммунистов, входящих в правление? Конечно, нет. Вопросы клубной работы настолько сложны и новы, методика ее настолько неустойчива, что каждый рядовой член правления – коммунист не ориентируется в том, насколько то или иное разрешение вопроса клубной работы поведет действительно к нужным результатам. До последнего времени мы имеем в правлениях клубов большинство коммунистов (при неорганизованном партколлективе), и тем не менее, клубы эти часто ведут в основе неправильную работу. Для коммунистов, членов правления клуба, может быть, больше, чем для руководителей другой общественной организации с устойчивыми методами работы, есть необходимость в организационном обсуждении итогов и перспектив работы данного клуба»[46].

Эти вопросы возникали в связи с тем, что у активистов клубов накапливались проблемы, с которыми они собственными силами не всегда справлялись. Вот, в частности, такая проблема: для вовлечения в клуб значительного числа рабочих, по мнению клубных работников, необходимо иметь организованное ядро взрослых рабочих, вокруг которых могла бы собраться беспартийная масса. Другими словами, нужны были те, кто умел привлечь людей, заинтересовать их новым делом, вызвать в них энтузиазм коллективного творчества. То есть те, кто четко понимал стратегию общественного развития и при этом умел работать с людьми в сложных ситуациях, связанных с налаживанием нового общего дела.

Понятно, что такие люди, как правило, составляли партийный заводской актив, ибо большей частью это были те, кто прошел и революцию, и гражданскую войну и потому умел работать с людьми и в самых сложных условиях. И действительно, это были, прежде всего, люди дела и энтузиазма. Вот почему молодые клубные работники в первую очередь обращались к ним.В связи с этим возникал вопрос: «Но тогда, может быть, для руководства клубом следует организовать только партфракцию правления (есть и такой уклон)? Опыт показывает, что этого недостаточно… Правление …нуждается в тщательном руководстве со стороны партийной организации. Ни общее собрание, ни бюро ячейки партии не может так детально и часто, как это необходимо, ставить на обсуждение вопросы клубной жизни, а для клубов, объединяющих несколько предприятий, это почти невозможно. Естественно, поэтому, что руководство клубной работой должно принадлежать партколлективу»[47].

Надо сказать, что инициатива сотрудничества с большевиками шла, прежде всего, от самих клубных активистов, которые сами говорили о необходимости фракционного обсуждения итогов и перспектив работы своих клубов. Позднее из самих клубных партийных активистов начали формироваться в клубах и свои партийные коллективы. Но в данном случае речь вовсе не шла о подмене клубного актива партийным ядром. Вот что по этому поводу писал журнал «Рабочий клуб» в 1924 году: «Совершенно ясно (и положение о партколлективах об этом определенно говорит), что партколлективы не возьмут на себя всей работы клуба, не заменят собой клубных организаций и не будут предрешать … мелкие текущие вопросы клубной работы»[48].

При этом надо поднимать, что в данном случае речь шла не о подмене клубного актива партийным, а лишь об усилении первых силами последних. Это понимали и сами клубные активисты: «Совершенно ясно (и положение о партколлективах об этом определенно говорит), что партколлективы не возьмут на себя всей работы клуба, не заменят собой клубных организаций и не будут предрешать мелкие текущие вопросы клубной работы….»[49].

Вот как можно в самом общем виде сформулировать основные принципы взаимодействия заводских партийных организаций и рабочих клубов в период первой половины 1920-х гг.

• контроль и руководство содержанием клубной работы;
• внесение в содержание клубной работы партийных и советских задач;
• включение в ряд комиссий членов партколлектива;
• вовлечение в клубную работу коммунистов.

С чем и за что боролись рабочие клубы

Борьба с мещанством

Деятельность Пролеткульта и активистов рабочих клубов имела две составляющие: созидательную и ту, что была связана с борьбой. Но с кем и с чем они боролись?Откуда возникали эти интенции борьбы?Они возникали не только из необходимости отстаивания своей позиции в обществе, которое в период гражданской войны являло собой сложное противостояние разных, в том числе, антагонистических интересов.

Необходимость борьбы рождалась из стремления революционных масс удержать ту историческую линию развития, на основе которой только и можно было решать насущные проблемы жизни для всех и каждого (налаживание железных дорог и школ, заводов и фабрик; решение проблем с беспризорными детьми и сохранением памятников культуры и т. д.); обретать те смыслы жизни и труда, которые связаны с развитием, а не подавлением человека; выстраивать сообщество людей на основе совместной творческой деятельности, а не уничтожающей друг друга конкуренции.

И все, что сознательно мешало этому, активистами Пролеткульта рассматривалось как классово враждебное, то, чему необходимо противостоять. По-другому и быть не могло. А сегодня разве нет этой классовой борьбы, только уже новых собственников с человеком труда? И если при захвате предприятия незаконному собственнику понадобится избить рабочих или даже стрелять в них, то он это сделает, не задумываясь, как это было на Выборгском целлюлозно-бумажном комбинате в 1999 году. О таких проявлениях классовой борьбы адепты прав человека (как российские, так и западные) предпочитают молчать.

Но эта классовая борьба активистов Пролеткульта была не абстрактной и тем более не самодостаточной. Она имела свои конкретные задачи.

Во-первых, одной из таких задач была борьба с «обывательщиной» (мещанством), о затаенной опасности которой они постоянно предупреждали рабочих. Борьба с мещанством, по сути, была формой продолжения гражданской войны, но уже в сфере общественных отношений и культуры. Образ этого мещанского бытия был дан в одном из номеров журнала «Рубежи»: «Белев – захолустье: он спит особенно глубоко, он грамотен еще меньше, он совсем неподвижен: живет он вчерашним днем и задним умом»[50].

В борьбе с таким мещанством лишь одной смелостью да шашкой не возьмешь, здесь требуется его культурно-историческое изживание через включение обывателя в те или иные практики общественного творчества. И надо сказать, что социальные преобразования 1920-х в этом отношении заставляли обывателя «вставать на цыпочки».

Трагический поединок между Новым человеком и мещанином пронизывает всю историю СССР. Незавершенность этого поединка в итоге стала одним из тех факторов, который прямо «сработал» на распад СССР.

Сегодня, в эпоху торжества мещанских норм жизни, такое жесткое неприятие обывательщины расценивается скорее как атрибут советского тоталитаризма, заслуживающий в лучшем случае ироничную насмешку. Кстати, апологеты «тоталитарной» парадигмы толкования практик СССР, причем как российские, так и зарубежные, как правило, никогда не поднимают проблему мещанства как такового и тем более – не критикуют его.

Впрочем, это и понятно: исходя из идеи частного индивида, подпираемой представлениями о неприкосновенности собственности, свободе обособления и отчуждения от других, а также правовым фетишизмом, они, в сущности, защищают мещанство, но в «цивилизованных» формах.

Ситуация, в которой работали активисты Пролеткульта, была непростой: с одной стороны, поддержка со стороны Советской власти, с другой – напряженное идеологическое противостояние со стороны тех, кто не принял революции, причем даже не столько политически, сколько внутренне, и здесь в первую очередь имеется в виду мещанин, который особенно поднялся в период нэпа. Сложность этой ситуации отмечали и некоторые журналы.

Вот что об этом говорилось в редакционной статье журнал «Рубежи»:

«…с одной стороны, культурная спячка, массовая безграмотность, мертвый индифферентизм; с другой стороны, – литературный рынок наводняется потоком новых (верней, конечно, самых старых) изданий и изданьиц, выросших, как фениксы из пепла, из нэповского навоза: и центр, и провинция покрываются плевками мерзких театров и театриков, в том числе и многих из так наз. «рабочих театров»; лекционные залы переживают резкий подъем богоискательства, философского и литературного, и т. д., и т. п. И вся эта муть, поднявшаяся со дна взбаламученного нэпом обывательского моря, без труда находит себе аудиторию: всеобщая деклассация как следствие разрухи; нервная издерганность и умственная отупелость; чем более затаенная, тем более острая ненависть к Революции одних, непонимание происходящего и отсюда моральная растерянность других, неверие в свои силы и безграничная разочарованность третьих – вот психологическая база идеологии нэпа»[51].

Многие активисты Пролеткульта и рабочих клубов поднимали, и достаточно жестко, проблему борьбы с мещанством, раскрывая его социальную природу и причины возникновения. Вот из каких «щелей», по мнению одного из идеологов Пролеткульта, проникает мещанство в революционную среду:

«искание наибольшего довольства,стремление к обеспеченности и карьеризм,искажение коллективизма, заражение старыми формами общежития, индивидуализация психики, осознание неравенства не как несправедливости, а как необходимого условия самообеспечения»[52].

А вот что, по мнению активистов Пролеткульта, питало «обывательщину»: усталость, желание твердо установленной нормы, «тенденция к статированию форм работы», «общая осадка температуры и темпа революции»[53].

Отличительными чертами «обывательщины» считались следующие:

«а) Собственничество. б) Семейный деспотизм. в) Антиобщественность. Индивидуализм. г) Подражательность. д) Религиозность (ханжество)»[54]. «Общий стиль: не революция, а эволюция в привычном темпе»[55].

Для ученого-мещанина такими характерными чертами являлись: «Мистический страх перед силами природы. Индивидуальная трусость ученых. Узость горизонта.

• Витализм. Фетишизм привычных формул»[56].А вот как В. Плетнев подал основные позиции мещанина:

• «Мой дом – моя крепость»
• «Дети, церковь, король, кухня (формула Вильгельма II) – вот что должна знать жена»
• «День прошел и слава богу»
• «Тишь да гладь, да божья благодать»
• «Покой, застойное, не волнующее состояние»
• «Всяк сверчок – знай свой шесток»
• «С суконным рылом в калашный ряд»
• «Так и надо – не ходи куда не надо»
• «Не нами мир начался, не нами и кончится»[57].

К атрибутам мещанства относилось следующее:

«Фуксия. Герань. Кенарка (канарейка – Л.Б.).Граммофон. Часы с музыкой. Лампадка по субботам.Пироги и варенье.Чувствительный романс (со слезой). «Интересное» чтение. Лавочка за воротами. Промывка косточек. Общественное мнение улицы. Сплетня»[58].

Конечно, это перечисление может вызвать улыбку, но в целом сама постановка этой проблемы в те далекие 20-е годы как одной из центральных говорит о точном понимании коммунизма как идеи, противостоящей идее частного человека, частной собственности, частного (не путать с понятием «личное») взгляда на действительность. А ведь именно частный взгляд на вещи и частное измерение человека и составляет суть того, что называется «пошлостью».

Эта борьба с мещанством, при всех ее перегибах, на которые не стоит «закрывать глаза», тем не менее, сегодня является идейно-этическим вызовом современному российскому обществу и индивиду, принципу его существования, его взглядам, его вкусам.

Опасность мещанства, по мнению пролетарских активистов тех революционных лет, заключалась в том, что оно несло в себе потенциал «контрреволюционной разлагающей силы»: обывательщина – это «туберкулез борющегося класса»[59]. Более того, история показала, что мещанство способно разложить не только личность, но и общество (и это одна из предпосылок фашизма), ставя под угрозу перспективу развития уже и самого человечества, свидетелями чего мы сейчас являемся.

Вот почему в революционный период борьба с мещанством формулировалась как одна из важнейших актуальных задач Пролеткульта: «…новая линия Пролеткульта есть подведение культурного фундамента под массовое строительство пролетарской культуры, она есть идеологическая борьба пролетариата, занявшего в обществе господствующее положение, с частно-собственнической, мещански-интеллигентской культурой, борьба за психологию и с психологией широких трудящихся масс и, прежде всего, рабочих, она есть смычка с их идеологией»[60]. Ибо: «Белев – захолустье; он спит особенно глубоко, он грамотен еще меньше, он совсем неподвижен: живет он вчерашним днем и задним умом. И если не весьма еще распоясалась у нас мещанская, анти-общественная идеология, то в скрытой форме она еще хуже и опасней»[61].

Против идеологических ритуалов

Сегодня идеология (имеется в виду коммунистическая) воспринимается только как отчужденная и принудительная форма сознания. И это не без оснований, ибо, выродившись в бюрократические формы, идеология коммунизма уже в 1980-е гг. воспринималась чаще всего неким негативным атавизмом, некоторой «обязаловкой». Да, эти превращения надо видеть, и видеть во всей полноте их проявления, но обязательно в неразрывной связи их с не-превратными формами коммунистичности (взглядов, позиции, поступков). Односторонность видения лишь одной из этих сторон есть следствие недиалектического отношения к противоречивой реальности, предельной формой выражения которой являлась советская действительность.

Эта действительность имела ярко выраженную двойственную природу, обусловленную мощным противостоянием между освободительной тенденцией (разотчуждением), связанной с созданием новых форм социальных отношений и, соответственно, со становлением индивида как субъекта истории и культуры, – и тенденцией его подавления. Поэтому коммунизм и как общественный идеал, и как идея, и как личная позиция всегда имел и разные, нередко антагонистические формы выражения: подлинную (сущностную) и превратную (искаженную). Поэтому толковать советскую систему как систему тоталитарного типа, не различая меру соотношения социального творчества, энтузиазма, с одной стороны, и авторитаризма, бюрократизма – с другой, на каждом из этапов ее развития, означает не понимать сущности общественной истории СССР.

Неразличение их как раз и есть верный признак отсутствия диалектического подхода. Это недиалектическое видение порождается, прежде всего, оторванностью человека от общественной практики.Первый послереволюционный период, несмотря на военную ситуацию, тем не менее, характеризовался включением масс в процессы общественного обустройства. Вот почему коммунистическая идеология в этот период была прежде всего не абстрактной идеей, не ритуалом, а принципом такого бытия индивида, которое было связано с решением самых насущных проблем. Да и сама коммунистичность в этот период была не «верой в светлое будущее», а убеждением, формирующимся на основе личного участия в созидании новой общественной реальности.Это проявлялось, в частности, в отсутствии культового отношения к вождям революции. Так, например, в журнале «Рабочий клуб» в 1924 г. была опубликована статья с критикой ритуального и культового отношения к Ленину. Особое значение этому факту придает то обстоятельство, что статья была опубликована в тот год, когда В .И. Ленина не стало.

Вот один из ее фрагментов: «На двери входа в уголок изображен склеп Ильича с надписью «Ленин». Над склепом – его портрет. Дневной свет отсутствует: окна тщательно задрапированы. Стены покрыты красными обивками. Потолок белым. На нем посредине красная с черным звезда, окаймляющая люстру. Вдоль левой стены сверху вниз протянуты две широких черных ленты с надписями …Материала очень много… Торжественная обстановка, сочетание цветов, плакатов, которыми убрана комната, и проч. – все это создает впечатление храма или богато убранного склепа, отрывающего мысли от жизни, от великой борьбы, которую вел Ленин»[62].

Ликвидация безграмотности

Во-первых, в самих кружках решалась проблема ликвидации безграмотности, наряду с этим изучалась литература. Кроме того, в рабочих клубах создавались «пятерки», «восьмерки», «тройки», которые на основе соревнования вели работу по ликвидации литературной и политической неграмотности рабочих.

Антирелигиозная пропаганда

Почти все рабочие клубы имели то направление деятельности, которое называлось антирелигиозной пропагандой. Как правило, в клубах создавались «уголки безбожника», в которых были следующие рубрики:

• «Мир по Библии – мир по данным науки»
• «Что говорит о вере в бога сама церковь»
• «Как церковь борется с наукой»
• «Корни религии»
• «Новости науки и техники»
• «Революция и церковь»Наряду с этим проводились открытые дискуссии, на которых обсуждались такие вопросы:

• «Возможны ли чудеса?»
• «Эволюция креста»
• ««У нас» и «за границей»»
• «Классовая принадлежность святых»
• «Кому нужен рай и ад»
• «Социализм и христианство»
• «Бога бойтесь, царей – чтите»
• «Классовая подкладка христианства первых времен»
• «Украденные боги»
• «Богатство церквей и монастырей»
• «Нравственность по Евангелию и пролетарская нравственность»
• «После собак и женщин алтарь надо святить»
• «Что говорит религия о женщине»?[63]

Этим вопросам посвящались спектакли, выпуски «живого журнала» (см. ниже), писались специальные инсценировки. В качестве примера приведем один из фрагментов такой инсценировки – диалог между Аллахом и Господом:

– Аллах: Выпьем, Господи, за погибель человека!

– Господь: Выпьем, Алла… Мы без людей обойдемся. А человек без нас никогда… Уж такова порода человечья, только и ищет, чтобы кто-нибудь да властвовал над ними… раскаются! …Вот мы им покажем, что значит гнев Божий![64]

Формы были самые разнообразные, в частности, была даже выпущена антирелигиозная колода карт (8 черной масти – поповские и 8 красной масти – советские)[65].

Надо сказать, что антирелигиозная пропаганда имела широкую поддержку, в первую очередь – среди молодых людей и тех, кто лично прошел горнило революций и войн (первой мировой и гражданской). Сознанию сегодняшнего, нередко образованного и хорошо владеющего современными технологиями, но при этом забитого российского индивида, все это представляется революционным варварством. Но тогда сама история заставляла человека либо приспосабливаться к ситуации (сегодня к белым, завтра к красным), либо погибать, либо включаться в происходящие события, беря ответственность за других людей, рискуя при этом собственной жизнью. И здесь уже вопрос жизни решался не упованием на кого-либо, а умением организовать себя и других на борьбу в отстаивании своих интересов.

Другой дело, что активисты рабочих клубов нередко пытались решить вопрос антирелигиозной пропаганды лишь методом кавалерийской атаки, в то время как здесь требовались долгосрочные методы, ориентированные на историческое изживание этой формы сознания.

Втягивание рабочих в изучение своего производства

Для повышения сознательного отношения рабочих к своему труду активисты клубов составляли специальные анкеты, с которыми они шли в трудовой коллектив. Необходимость этого диктовалась несколькими обстоятельствами. Во-первых, в то чрезвычайно трудное время сам труд рабочих, как правило, был физически тяжелым, содержательно малоинтересным и скромно оплачиваемым. И именно поэтому особенно важным было то, насколько рабочий понимал, зачем и во имя чего он выполняет столь тяжелую работу. Не просто принуждение к формальной дисциплине труда, как это характерно для наемных работников, но именно распредмечивание его социального смысла становилось главным содержанием деятельности.

Во-вторых, в условиях экономической разрухи, вызванной гражданской войной, жизненно важным становилось сознательное, бережливое отношение к материальным ресурсам, а также творческий подход (смекалка) к разрешению постоянно возникающих проблем разного рода. В тех условиях задача обеспечения необходимых условий для трудовой деятельности зачастую была значительно сложнее и труднее, чем сам труд.Вот почему одной из важнейших задач рабочего клуба была проблема вовлечения рабочих в изучение производства.Одним из средств этого вовлечения было «ведение в клубе работ по обследованию производства и созданию музея по производству»[66]. Вот те вопросы, на которые такой «музей», – говоря по-современному, информационный центр, создаваемый самими рабочими, – должен был давать ответы:

«1) сколько стоят старые материалы в местах их производства; 2) сколько они стоят при поступлении на фабрику; 3) во сколько обходится их перевозка; 4) сколько идет на комиссионные расходы; 5) сколько и где именно продает фабрика; 6) какова в продаже оптовая и розничная цены; 7) по какой цене продукты берутся индивидуальным потребителем; 8) сколько на душу расходуется данного продукта у нас и за границей; 9) оплата труда рабочих: а) число рабочих на фабрике, б) сколько часов они работают в день и сколько дней в году, в) высота их заработной платы, г) сколько идет на содержание администрации, д) сколько тратится на ремонт машин и построек и т. д.; 10) условия труда в данном производстве в былое время и теперь, у нас и за границей?11) качественный состав рабочих»[67].

Борьба за новый быт

«Общественный быт – быт классовой борьбы.Завод, профсоюз, партия – первые рычаги, где обывательщина встречает отпор.Товарищество, коллективность, единство цели»[68].

Ликвидация картежных игр[69]

Борьба против рекламы

Активисты Пролеткульта выступали за формы непосредственной деятельности и живой связи с массами. Вот почему они категорично выступают против рекламы: «…долой рекламу, приклеенную к стене, мы и сейчас боремся против рекламы… Вы хотите сблизить пишущего с читающими, так идите на заводы, в чайные, устраивайте вечера…»[70]

Какие формы работы велись в клубах

Но все новые формы самодеятельной работы возникали в зависимости от тех целей, которым они были подчинены. И главная из них, как писал журнал «Грядущее», – стремиться «к восстановлению разорванных империализмом товарищеских уз»[71]. Это определяло и соответствующие задачи. Одной из наиболее приоритетных из них было просвещение на основе обращения революционных масс к книге. В связи с этим активисты Пролеткульта занимались организацией таких широко распространенных форм, как книжные выставки, читальни при книжных магазинах, библиотеки, вечера книги.И, конечно, ее важнейшей составляющей было политическое просвещение, для чего создавались такие формы, как обзоры текущих событий за рубежом, вечера вопросов и ответов, воспоминания о жизни и быте рабочих до революции и после и даже агитсуды.Сегодня всем хорошо известна такая форма интернет-общения, как «ЖЖ». Так вот, это название – «живой журнал» – возникло еще в послереволюционные годы, когда активисты Пролеткульта создали форму политического просвещения, посредством которой они давали свои комментарии к текущим политическим событиям. Кстати, эти комментарии писали сами активисты, в массе своей беспартийные; и готовились они без партийной цензуры, как это принято считать сегодня. Потом все это слушали и смотрели сами рабочие, и, если что-то было не так, открыто высказывали свою на этот счет позицию – включая самую жесткую критику.

Почти все рабочие клубы создавали формы антирелигиозной пропаганды, например, такие, как коммунистическая пасха в рабочих клубах или запись в безбожники.

В обязательном порядке во всех рабочих клубах велась работа с развитием художественной самодеятельности. Здесь использовались такие формы, как концерты, вечера самодеятельности, в том числе – красноармейской самодеятельности. Кроме того, большинство клубов вели физкультурные занятия, игры и нередко даже экскурсии.

Деятельность в клубах имела самые разные формы. Некоторые из них воспроизводили старые (дореволюционные), но адаптировали их уже к новым условиям, – например, политлотереи, политаукционы, политбазары или политфанты.

Нередко это вызывало жесткую критику со стороны самих рабочих. Вот что по этому поводу писал журнал «Пролетарская культура» в 1919 г.: «Подавляющее большинство вечеров, устраиваемых рабочими организациями, ничем не отличаются от обыкновенных мещанских вечеринок, устраиваемых обывательскими семейными клубами. В Петрограде не прошло и двух месяцев с начала Революции, как все углы улиц Петроградских пригородов покрылись афишами, извещающими о «свободном бале», «красном бале», «социалистическом бале», «революционном бале» и т. д. с беспрерывными танцами до самого позднего часа утра, с беспримерным боем конфетти, с летучей почтой и всеми остальными избитыми банальностями и атрибутами мещанской тупости»[72].

Но возникали и новые формы. Вот некоторые из них.

— Выступления боевых музыкально-драматических групп Пролеткульта для обслуживания сражающихся частей Красной Армии на фронтах Гражданской войны. Эта форма деятельности использовалась очень широко, особенно в 1919 году. Так, например, 1-я Центральная драматическая студия была предоставлена в распоряжение ПУРа[73] и затем отправлена на Восточный фронт; Центральная музыкальная студия вместе с хором – на Западный фронт; 6-я Центральная драматическая студия – на Западный и Юго-Западный фронты[74]. Хотя наряду этим существовала и активно действовала на фронтах система Красноармейских театров[75], которые находились в ведении сначала Всероссийского бюро военных комиссаров, а затем уже – ПУРа.

— Исторические суды.Была широко развита и такая форма, как исторические суды. Сегодня все эти телевизионные суды в основном посвящены разбору собственности и наследства. Тогда же это носило принципиально иной характер – публичный анализ той или иной исторической проблемы с позиции революционного времени. Об этом хорошо написано в книге В. Каверина «Два капитана». Конечно, активисты специально и предварительно готовили некую основу инсценировки, но затем уже в дискуссии это получало развернутое и живое обсуждение. Вот некоторые фрагменты из материалов таких судебных разбирательств над Парижской коммуной:«Обвинительный акт по делу рабочих-коммунаров Парижа, обвиняемых в недостаточной энергии и классово-выдержанном использовании завоеванной в 1871 г. власти, результатом чего было падение Парижской коммуны, казни рабочих и разгром рабочего движения во Франции»[76].

И далее: «Да, судить мы их можем, но мы не сможем их обвинить….. потому что, будучи марксистами, мы обязаны принять во внимание объективные исторические условия, в которые были поставлены деятели коммуны»[77]. И в завершение этого судебного процесса прозвучал такой вердикт: «В сознании всего величия дела Парижской коммуны, не обвинения выносит суд, а свое преклонение перед великим пролетарским подвигом, трагический исход которого был исторически неотвратим»[78].

— Работа с «пьющими». Еще одна форма – работа с «пьющими». Вот как эта задача была сформулирована на страницах журнала «Рабочий клуб»: «Каждый вступающий в область этой работы должен поставить своей целью сближение с одним из пьющих незаметно для него, наполняя его досуг чем-либо интересным (подобно тому, как член РКП ставит своей целью сближение с одним из беспартийных с целью его обработки»)[79].

— ЖЖ – «живой журнал». Эта форма была очень популярной у активистов рабочих клубов. Эта форма по определению самих рабочих рассматривалась как

• трибуна пролетарского творчества;
• живой агитатор;
• воспитатель масс;
• ступень к пролеттеатру;
• инсценировки в живом журнале;
• почтовый ящик;
• хроника. Кроме того, ЖЖ рассматривался еще и как бич неграмотности. Также он решал просветительские задачи. Так, например, ЖЖ «Кайла» инсценировал весь Кодекс законов о труде[80]. «Живой журнал» становился реальным организационным центром рабочих клубов. Так, например, первый на Дальнем Востоке ЖЖ «Рычаг» возник 21 октября 1922 г. Поначалу в работу включилась группа из 3–7 человек, но затем вокруг него организовывались до 100–200 сотрудников (опыт журнала «Кайла», «Черновские копи»)[81].

- Познавательный туризм.Рабочие клубы занимались и организацией туризма. Но это был уже новый – целевой туризм, и одной из его форм был «разведочный (познавательный) туризм». Как писал Г. Нагорный, задача теперь в том, чтобы заставить землю отдать свои богатства пролетарскому государству[82]. Другой формой был пролетарский туризм, ставивший целью ознакомление с жизнью страны. «Следствием будет сближение наших народностей и национальностей, усиление взаимного понимания, сплочение народов СССР в еще более тесную и дружную семью»[83], – так писал журнал «Рабочий клуб».

- Борьба с библиотечными преступниками.Эта проблема стала особенно актуальной в связи с тем, что численность библиотечной сети возросла с января 1925 г. по январь 1926 г. на 1947 библиотек[84].

- Исследовательская работа.Так, например, кабинет клубной работы Московского пролеткульта 6 месяцев был занят исследовательской работой на заводе «Динамо»[85].

- Культурно-просветительские рейды. «Культурно-просветительский отдел рабочих Водного транспорта предложил Пролеткульту пароход, который будет крейсировать по Волге и остановится во всех населенных местах»[86].

— Соревнования по музыкальной работе.«В программе кружков: Григ, Шуберт, Бетховен, Чайковский, Мусоргский и другие композиторы. Когда слушаешь игру многих, очень многих кружков, то забываешь, что перед тобой люди, занятые на производстве и отдающие музыке только свой досуг. … Такие соревнования показывают нам, что не только традиционные и надоевшие «Кирпичики» и «Цыганочка» живут по рабочим клубам»[87], – писал журнал «Рабочий клуб».

— Ясли для детей.В одном из рабочих клубов Одессы были организованы ясли для детей на период проведения тех или иных мероприятий. Как было написано в объявлении – «Чай и легкая закуска за счет клуба»[88].

Кроме того, были такие формы, как юридическая работа в клубах[89]; учеба по радио[90].

Конечно, не обходилось без «перегибов» и глупостей. Вот лишь один пример, связанный с неприятием такого нового для пролетариата вида искусства, как балет: «Резко раздаются негодующие голоса против так называемого «пролетарского балета», где пара почти голых людей начинает выделывать какие-то канканы, так что многие женщины отворачиваются, а молодежь «подхрапывает»»[91].

Кружки в клубах

Студии и кружки, которые велись в рамках рабочих клубов, создавались самими активистами, хотя и в результате разных инициатив: и как ответ на запрос рабочих того предприятия, к которому был прикреплен данный клуб; и как поддержка инициатив, идущих от других общественных и политических организаций; и как исполнение решений местных органов Пролеткульта, если речь шла о пролеткультовских студиях; и как воплощение собственных инициатив.Все пролеткультовские клубы и рабочие клубы 20-х годов, как правило, имели кружки, но состав их был разным, и зависел он от того, сумеют ли активисты найти необходимых лекторов, музыкантов, режиссеров, которые готовы были бы сотрудничать с ними. Похожие проблемы возникали и при организации художественных студий. В те первые послереволюционные годы это было достаточно проблематично.

Чтобы понять, насколько это было непросто, приведем фрагмент из воспоминаний одного из активистов Пролеткульта И. С. Книжника (Ветрова). Вот что он писал о сложностях налаживания одной из литературной студии Пролеткульта весной 1919 г.:

«В то время у большинства лекторов телефонов еще не было, трамваи не действовали, и чтобы переговорить и условиться о чтении курса с каким-либо лектором, надо было идти к нему пешком, иногда несколько раз, если не заставал его дома в первые разы. Многие лектора отказывались. Деньги никого не привлекали, так как на них нельзя было ничего купить вследствие отсутствия частной торговли и почти полного отсутствия товаров в советских кооперативах. К тому же многие не могли ходить пешком большие расстояния и боялись выходить их дому вечером. Мне стоило больших трудов завербовать первых семь лекторов, основы же политической грамоты читал я. В лектора студии пошли лишь те, кого интересовали пролетарские писатели. Но и из этих лекторов некоторые, позанявшись один-два раза, больше не являлись. Иные пропускали занятия, отвлекаемые заседаниями по своей основной службе»[92].

И все же, несмотря на эти сложности, и студии, и кружки создавались и работали. Вот как об этом И. С. Книжник:

«Помню только, что Пролеткульте в то время было свыше 300 служащих и свыше тысячи учащихся в различных студиях и в музыкальной школе Пролеткульта, так что здание Пролеткульта было похоже и днем и ночью на шумный улей. Часто партии сотрудников направлялись на фронт в качестве пропагандистов и простых бойцов, ездила на фронт и Театральная Арена Пролеткульта во главе с тов. В. Чекан-Мгебровой»[93].

В 20-е годы система рабочих клубов и кружков при них получила дальнейшее развитие. Вот какие кружки были в Бежецком клубе им. Ленина в 1924 году: «1) марксистский; 2) по истории революционного движения; 3) антирелигиозный; 4) профдвижения; 5) политграмоты; 6) школа политграмоты; 7) школа ленинского набора; 8) по изучению женского движения; 9) газетный; 10) литературный; 11) шахматный; 12) школа по ликвидации неграмотности; 13) школа малограмотных; 14) драмкружок взрослых; 15) хоркружок; 16) музыкальный кружок (народные инструменты); 17) драмкружок молодежи; 18) 2 кружка по изучению юндвижения; 19) 3 кружка политграмоты для молодежи; 20) кружок материнства и младенчества»; в этих школах и кружках было занято в общей сложности 500 чел. Бюджет клуба составлялся «из отпускаемых средств Упрофбюро, Уполитпросвета и собственных доходов»[94].

В киевских клубах (1926–27 гг.) создавались школы шитья и кройки[95]. В Кольчугино работала ячейка художественной самодеятельности («действенная ячейка»), проводились соревнования гармонистов, был организован детский театр, проводились детские утренники и киносеансы[96]. В этот период создавались кружки даже для инвалидов. Например, был создан Московский рабочий клуб глухонемых, в котором действовали драмкружок, стенная газета и «живая газета» (аналог «живого журнала» – с использованием языка жестов, как и в драмкружке). В среднем его посещало около 100 человек в день[97].

В литературных студиях каждую субботу устраивались субботники, которые были посвящены изысканиям новых форм и путей в области пролетарской литературы. В Доме печати студийцы еженедельно проводили литературные вечера с разборами литературных произведений, с диспутами. На них обсуждались не только проблемы литературного творчества, но и роль поэта и писателя в контексте уже новой революционной истории, его отличие от «буржуазного» поэта. «Почему от пролетарских поэтов требуют чуть ли не ежедневно «творить» по стихотворению, да при этом обязательно гениальному, тогда как буржуазная поэзия совершенствовалась веками?»[98].

А вот какой должна была быть программа для шестимесячного обучения в литературных студиях Пролеткульта:

1. Основы естествознания (астрономия, геология, биология, дарвинизм) – 16 часов.
2. Методы научного мышления – 4 часа.
3. Основы политической грамоты – 20 часов.
4. История материального быта – 20 часов.
5. История форм искусства – 30 часов (13).
6. Русский язык (этимология и синтаксис) – 20 часов.
7. История литературы всеобщей и русской – 150 часов.
8. Теория литературы – 36 часов.
9. Психология художественного творчества – 4 часа.
10. История и теория русской критики – 36 часов.
11. Разбор произведений пролетарских писателей – 20 часов.
12. Основы газетного, журнального и книгоиздательского дела – 20 часов.
13. Устройство библиотек – 8 часов.План преподавания предполагалось окончательно установить в процессе самой работы студии, причем совместно с учащимися и преподавателями. Творческие студии выстраивали свою деятельность в тесном сотрудничестве с предприятиями. Так, например, московские студии Пролеткульта подготовили программу для вечера по случаю чествования героев труда на заводе «Динамо», на котором присутствовало более 4000 рабочих[99].

Театральные инсценировки и пьесы

Во всех клубах без исключения шли театральные инсценировки и пьесы. Они писались и готовились самими активистами. Все инсценировки, как правило, ставились под конкретную задачу: просветительскую, агитационно-политическую, информационную, критическую и т. д. Более того, многие из них завершались предложениями конкретных политических решений, например: «Инсценировка «Признание» … имеет, однако, интересное разрешение: отказ с нашей стороны признать Америку, как запятнавшую себя нефтяными скандалами»[100].«Живой журнал» «Кайла» инсценировал весь Кодекс законов о труде в 8 действиях; «Рычаг» – землетрясение в Японии, а также «Ноту Керзона» 1923 г.[101]Вот лишь часть репертуара таких инсценировок, ставившихся в различных клубах и самодеятельных студиях:

• «Коропотрясение в Японии»
• «Фронт сурьезный»
• «Великий коммунар»
• «Мы смена павшим, в борьбе уставшим»
• «Октябрьские дни»
• «Багаж старого года»
• «Крест и винтовка»
• «Об одном пустозвоне – лорде Керзоне» (отклик на антисоветскую ноту 1923 г.)
• «И все-таки она движется»
• «Иванов Павел»
• «На дворе во флигеле»
• «Суд в театре Шатлэ»
• «Ревизор»
• «На дне»
• «Марат»
• «Голод»
• «Перекоп»
• «Белый генерал»
• «Стенька Разин»
• «База Совнаркома»
• «Поезд 2.30» (из эпохи германской революции)
• «Двенадцать»
• «Тихая обитель»
• «Кровавое воскресенье»
• «Тони Муален»
• «Кончилось счастье»
• «Дневник Парижской коммуны»
• «Красный генерал»
• «Мы или они»
• «Свадьба на эшафоте»
• «Комсомольский балаган»
• «В зареве пожара» (1924)
• «Песни солдата»
• «Фабрикант и рабочий»
• «Карл Крафт»
• «Улыбки солидарности»
• «Свадебная вечеринка»
• «Дядя Ваня на Маевке» (песни для деревни и для города)
• «Железный мессия»
• «Зори грядущего»
• «Дети города»
• «Товарищ Варвара»
• «Завод весенний»
• «Мона Лиза». Поэма М. П. Герасимова
• «Завод огнекрылый»
• «Мститель» Клоделя

Значительная часть этих инсценировок и пьес носили сатирический характер. Вот некоторые из них:

• «Шефы заседают, подшефные ожидают»
• «Без дешевой спички не будет смычки»
• «Чистка вузов»
• «Суд на самогонщиком»
• «Хамка»
• «Буржуй в аду»
• «Жена ответственного работника»
• «Курыниха» (суд над знахаркой)
• «Богомолы»«Наиболее интересной кажется нам инсценировка, построенная на подлинных документах, – «Ленин и Октябрь»»[102].

Журналы Пролеткульта и рабочих клубов

Пролеткульт и рабочие клубы издавали свои журналы, и их было немало. Уже одни их названия говорят о тех базовых понятиях (труд, творчество, культура, мир, человек), которые выступают ориентиром и ценностью как для авторов, так и для читателей. Вот некоторые из них.

• «Красное утро»
• «Наш горн»
• «Гудки»
• «Труд и творчество»
• «Мир и человек»
• «Зарево заводов»
• «Грядущая культура»
• «Развитие форм жизни (введение в биологию)»
• «Теория культуры и марксизма»
• «Горн»
• «В буре пламени»
• «Рабочий клуб» (тираж 3 тыс. экз.),
• «Твори» (тираж № 1 за 1920 г. – 10 тыс. экз., № 2 за 1921 г. – 5 тыс. экз., и это в условиях острого дефицита бумаги)[103],
• «Пролетарская культура»
• «Грядущее»
• «Зори»
• «Труд и творчество»
• «Рубежи»

Почти каждый журнал определял цели своей деятельности, так сказать – сверхзадачу, и главная из них – это обустройство новой жизни. Вот формулировка, данная редакцией одного из художественных журналов Пролеткульта – «Рубежи» (г. Белев): «И подписывать себе смертный приговор, отказываясь от устроения новой жизни, мы как люди не можем»[104]. Свою позицию по отношению к читателю журнал определил следующим образом: ««Рубежи» отказываются от пролеткультовской замкнутости и нетерпимости, от идеологического гувернантства; страницы журнала доступны каждому вне зависимости от политического, литературного или философского вероисповедания; единственно, чего требуют «Рубежи», это дух человечности и общественности»[105].

Вот некоторые штрихи к тому, какими были пролеткультовские журналы тех лет.Например, журнал «Рубежи» на самой первой странице после титульного листа размещал не оглавление и не редакционное обращение к читателю, а список допущенных в журнале опечаток. Этот же журнал настоятельно просил своих авторов подавать материалы уже в новой орфографии. Журнал «Грядущее» работал и с теми авторами, которые получили отказ в публикации своих материалов. При этом редакция в конце журнала публиковала персональные замечания каждому из них. Вот, например, какие замечания к авторам были опубликованы в первом номере журнала «Грядущее» в 1919 году:

• Иванову – «попробуйте написать что-нибудь свое»;
• Шумскому, Исаковскому – «слабо, товарищи, напечатано не будет»;
• Тютикову – «старайтесь избегать мертвой ходульности»;
• Голубеву, Юдин-Соловьеву – «щадите, товарищи, свое и наше время!»;
• Комикову – «и на будущее вашей музы, судя по присланному, надежды нет»;
• «Мистер, уволь – интеллигентскому нытью в пролетарской поэзии места нет»[106].

В этом же журнале (1918, № 9) был дан список тех стихотворений, которые редакция отказалась печатать. При этом в качестве редактора был указан «коллектив».Конечно, вопрос цензуры, особенно в такое время, вставал, и достаточно остро. Вот, например, как этот вопрос решался автором журнала «Рабочий клуб»: «Мы говорим, конечно, не об «изъятии вредных книг», а о соответствующем освещении их путем бесед в читальне, лекций и докладов»[107].

А вот другой пример: «Ставятся иногда пьесы, запрещенные местными губполитпросветами («Живые покойники», «Подлец у власти» проходит под названием «Камера пыток», «Бедный Федя», «» переделана в «Красный фонарь»)»[108].

Детский Пролеткульт

Далее автор хотел обратить внимание читателей на такой малоизвестный, но достаточно яркий феномен общественной практики тех лет, как «Детский Пролеткульт». И прежде всего речь идет об органе Тульской детской коммунистической партии (большевиков). Он тогда находился по адресу: Тула, ул. Бундуринская, 43. Свою организацию активисты называли так: «Детский Пролеткульт – преданный сын Международной Мировой коммунистической революции». Соответственно, их лозунгом был призыв: «Дети пролетариев всех стран, соединяйтесь!».

Но прежде, чем пойдет речь о деятельности Детского Пролеткульта, стоит напомнить о той тяжелой ситуации, в которой оказалась Тула в период гражданской войны. От этого города зависело – быть или не быть революционной России, ибо на Тульских оружейных и патронных заводах держалась вся Красная Армия. В 1918 г. основные запасы оружия и боеприпасов, оставшихся от мировой войны, были уже исчерпаны или оказались захвачены противниками красных. К 1919 г. у красных остались только Тульские оружейный и патронный заводы. Сестрорецкий и Петербургский оружейные заводы не работали в связи с эвакуацией, не говоря уже об их малой мощности.

Ижевский был захвачен Колчаком. Луганский патронный завод в 1918 г. был первоначально захвачен немцами, а затем деникинцами. Строящийся Симбирский начал выпуск продукции только с января 1919 г. и находился под угрозой захвата[109]. К этому надо добавить надвигающийся голод, острую нехватку сырья и особенно топлива.

Эта ситуация усугублялась военно-политическим положением. Не случайно В. И. Ленин в октябре 1919 г. писал: «…в Туле массы далеко не наши. Отсюда – обязательна сугубая интенсивность работы… среди рабочих, среди работниц…»[110]. Дело в том, что в этот период «в губернии насчитывалось до десяти тысяч дезертиров, взбунтовалась посланная в Гомель 2-я Тульская бригада, в 1918 году бастовал оружейный завод, в 1919-м бастовали сразу патронщики, оружейники и железнодорожники, в 1920 году опять бастовал оружейный. Забастовки были вызваны крайне тяжелым материальным и продовольственным положением рабочих. Они создавали перебои в снабжении войск. Однако, несмотря на все неурядицы, тульская промышленность, в основном, справлялась с обеспечением Красной Армии во все годы гражданской войны. Даже в тяжелейшем 1920 году оружейный завод поставил в войска 227722 винтовки и 4424 пулемета, рабочие патронного завода изготовили около 230 млн. патронов. Целеустремленность и бескомпромиссность большевистского руководства, не боявшегося пролить кровь ради достижения поставленной цели, способствовали тому, что в 1920 году из 4744 предприятий губернии работало 3567. На них было занято 80840 рабочих. Давали уголь 29 шахт, под землей трудились 11922 человека.

Тульские шахтеры дали в 1920 году на-гора на 10 млн. пудов угля больше, чем в 1919 году. Сахарные заводы произвели около 150 тыс. пудов сахара. Мельницы перемололи свыше миллиона пудов зерна»[111].

В связи с развернувшимся летом 1919 г. деникинским «походом на Москву» Тульский край становится прифронтовой полосой.

И вот в этих условиях создается и действует Детский Пролеткульт. Вот как описывает историю его создания одна из первых его активисток Е. Черницкая (14 лет):

«Что же это был за Пролеткульт вначале? Это было что-то ужасное! (Во-первых) грязное, запущенное здание, за которым никто не следил. Что же делали члены Пролеткульта? Их же было 350 человек. А что же могли делать дети, вполовину собранные с улицы, вполовину лентяи – буржуйские сынки? Первые были рады, что очутились в тепле и были сыты, вторые же пришли только играть. Получилось то, что в Пролеткульте поднялся Содом и Гоморра, невообразимый галдеж, драки и т. п. гадости. Это продолжалось недели две. Вы спросите, неужели их никто не мог остановить?

Да мог, но не хотел, потому что основатель Пролеткульта хотел, чтобы у детей родилось самосознание. И оно у детей родилось. Нашлись такие, настоящие, чистые, пролетарские дети, которым нужна была работа. И вот они собрались и пошли к т. Пожидаеву и сказали: «Дайте нам занятие. Мы хотим работать». Но их было всего несколько человек, а остальное большинство пока не хотели этого. Т. Пож. сказал, что надо, чтобы работать захотело большинство, тогда можно что-нибудь устроить. Тогда эти дети пошли, собрали всех детей и стали убеждать их бросить галдеж и лентяйничество. Понемногу они взяли власть, покорили эту толпу детей и добились того, что большинство захотело работать.

Только тогда в Пролеткульте появилась I-ая мастерская. Это столярная. С этой первой трудовой коммуны и пошло все строительство Пролеткульта. Дети-столяры поделали скамейки, так как не на чем было сидеть, столы, впоследствии кровати и шкафы для книг в библиотеку. Понемногу остальные дети пришли к заключению, что работать гораздо интереснее, чем бездельничать. С тех пор, как дети начали работать, они уже не хотели жить в грязи. И по их желанию в Пролеткульте появилась необыкновенная чистота. А так как все они делали сами, то уже не позволяли портить и истреблять свой труд никому…. Из Пролеткульта уходили дети, не желавшие работать. Достигнув материального благосостояния, дети не останавливались на этом. Они видели, как кругом них великое множество детей живет ужасной жизнью улиц и подвалов. И вот дети задумались сделать так, чтобы и остальные пользовались тем, чем пользуются они. Для этого они стали ходить по тем местам, где собираются дети рабочих. Стали организовывать их в такие же Пролеткульты. И до сих пор продолжают свою светоносную работу. В этот момент они стараются пробудить также и взрослых своих отцов… И в этот великий, опасный момент дети Пролеткульта не спят …они дают митинги (на которых выступают ораторы дети) в рабочей и красноармейской среде. Для этого они ездили на прифронтовую полосу и по деревням»[112].

И ведь действительно, Детские Пролеткульты создавались в этот период 1919–1920 гг. – при Тульском сахарном заводе, при Тульском патронном заводе, на Судаковском заводе (Косая гора), при 5-м детском питательном пункте, при Детском городке им. Л. Н. Толстого, при Богородицком сахарном заводе.

При открытии Детского Пролеткульта на протяжении всей недели шла запись в его ряды. «Туда попали также дети более состоятельных родителей и буржуа»[113], – писал журнал «Детский Пролеткульт» в 1919 г.

Активисты выполняли самую разнообразную работу, о чем они писали сами: «Хозяйство, начиная с мытья посуды и кончая очисткой снега, а также ведение бухгалтерских и канцелярских книг – все это находится в наших руках»[114]. Причем работа здесь строилась на основе самоуправления и постоянной отчетности. Вот как об этом рассказывали сами дети:

«В итоге за эти 8 месяцев, 8 необыкновенных месяцев всеобщей последней борьбы с капиталом, вот чего добились дети пролетариата. … Во внутреннем устройстве 14 мастерских и студий столярная, слесарная, швейная, сапожная, музыкальная, переплетная, художественная, театральная, литературная… Необыкновенная чистота, за которой следит санитарный отряд. Все мастерские работают не только на себя, но и на все Советские учреждения. Только Советская власть поняла, что надо детям. Да здравствует же наша милая дорогая Советская власть!»[115].

В организованных швейных мастерских дети-активисты шили не только для себя и гражданского населения (наволочки, женские рубашки, мужские брюки), но и выполняли заказы для Красной Армии (походные сумки, кисеты, рубашки, мужские брюки). Работая в обувной мастерской, они с апреля до декабря 1919 г. отремонтировали 850 пар обуви, а также шили ботинки, сапоги, туфли[116]. Примечательно, что отделения Детского Пролеткульта высылали каждую неделю отчеты о проделанной ими работе.

У Тульского Детского Пролеткульта была и своя газета, которую делала литературная студия. Мне удалось найти лишь три номера этой газеты, которые вышли в 1919 г. и в 1920 г. Наиболее активными авторами были Сергей Хайбулин, М. Лебедев, Елена Черницкая, А. Меерович и другие.

На первой странице газеты написано, что все делают исключительно дети. Видимо, это настолько часто вызывало сомнения у читателей, что по этому поводу активисты Детского Пролеткульта дали специальный ответ:

«Многие товарищи сомневаются, не верят тому, что газета «Детский Пролеткульт» издается только детьми, без всякого участия со стороны взрослых. «А кто вам помогает писать стихи и статьи?» На все эти вопросы мы отвечаем вам: «Помогает нам во всех наших делах, а также в издании газеты Великая Октябрьская революция и наш пролетарский разум! Есть ли у нас большой помощник? Есть, имя его Коммунизм!». Но они дали и более конкретный ответ: «Много ли у нас пишут взрослых? На этот вопрос мы ответим иначе. Во-первых, у нас есть председатель Детского Пролеткульта, коммунист, который не допустил бы провокационную надпись, а во-вторых, у нас есть редакционная коллегия, состоящая из детей, и притом коммунистов, которые тоже не допустили бы и не допустят никакого обмана в редактируемой газете. А потому сомневающиеся сами себя глубоко обманывают»[117].

Кстати, в качестве «редактора» этой газеты была заявлена литературная студия Детского Пролеткульта.

Формы деятельности детей-пролеткультовцев были самые разнообразные:

• Чтение политических книг в военных госпиталях в период Гражданской войны. Так, например, в 1920 г. они дважды выступали в 24-м эвакуационном госпитале перед 180 ранеными красноармейцами[118].
• Театральные постановки[119].
• Изготовление плакатов, афиш, рисунков и т. д.[120]
• Работа в мастерских, в которых дети делали столы, кровати, шкафы для книг, занимались переплетным, швейным, сапожным делом[121].
• Написание листовок, призывов, обращений.

Вот некоторые из таких обращений, исключительно интересных и своим содержанием, и языком, и интонацией:

– «Да здравствует наша первая годовщина сознательной жизни!»[122]

– призыв к борьбе против спекулянтов: «До сих пор все еще такие же дети, как и я сама, сидят на улице и предлагают по дорогим ценам яблоки, конфекты и тому подобное. Товарищи! Кончайте же свою работу на улицах! Довольно заниматься спекуляцией! Долой спекулянтство! Долой развратничество! Все как один в Пролеткульт от Чулковского детского районного Пролеткульта»[123].

– «Дорогие товарищи дети! Эта детская газета не будет заниматься шутками, пустяками и прочее. Она будет спаивать и организовывать тесные, дружные, стальные детские батальоны, которые в нужный момент могут смело и сознательно идти туда, куда потребует великая Октябрьская революция…»[124]

– «Товарищи дети! Не долог тот час, когда мы – дети рабочих и крестьян должны будем вступить в ряды стойких борцов за счастье трудящихся всего мира… Долой шалопайничество, игру в орлянку, хулиганство и т. д. Не время разгильдяйничать, а время взяться за строительство новой светлой, коммунистической жизни…»[125].– «Октябрьская революция – наша вторая мать»[126].

– Призыв к детям – товарищам коммунистов: «А что мы должны сделать на пользу нашей избавительнице – Октябрьской революции?»[127]

Наряду с этим активисты Детского Пролеткульта помогали создавать подобные организации в соседних районах, делились уже своим опытом. Для этого приходилось много ездить, но эти поездки были делом непростым, тем более для детей – шла гражданская война. Вот как яркий активист Детского Пролеткульта Сергей Хайбулин описывает одну из таких командировок, которая была им предпринята в 1920 г.:

«В феврале с/г я был командирован Детским комитетом партии в Епифань для организации Детского Пролеткульта… Пробыв там неделю и организовав что было возможно, я с новым жизненным опытом и сознательной радостью… возвращался обратно в Губернский Детский Пролеткульт … Но так как я ехал на лошадях, то приходилось делать несколько остановок для того, чтобы дать отдых лошадям. Во время таких остановок приходилось разговаривать с крестьянами, которые при всем своем желании не знают: что такое коммунизм? Почему он должен быть?.. На все мучившие их вопросы я отвечал, но этого было мало»[128].

И далее Сергей Хайбулин пересказывает обращение встретившихся ему крестьян в его адрес: «Вы вот сами ездите организовывать детей, вы растете стойкими борцами за свободу и коммунизм, вам есть, за что благодарить Советскую власть. Ну, а наши-то дети, как растут, что они видят хорошего в грязной, закопченной избе? Ни школы для них нет, ни культурного кружка, живут с нами, старыми дураками и учатся, как прятать и продавать муку да клясть большевиков. Вы хотите и требуете, чтобы дети были умны и сознательны, а они растут дураками, а подчас и монархистами, так говорят мало-мальски сознательные крестьяне»[129].И вот какой он делает вывод: «И я думаю, товарищи, что их требование света, просвещения в деревню вполне законно и основательно… Пора взяться за просвещение почти забытых детей!»[130]

Кроме этого, активисты занимались подготовкой митингов. Следует специально подчеркнуть, что Детский Пролеткульт отчитывался о своей деятельности. Вот отчет Агиткома по митингам за период с 23 февраля по 1 декабря 1919 г. с указанием числа людей, участвующих в них. (Те мероприятия, которые были специально посвящены детской проблематике, подчеркнуты мной. – Л.Б.)

— 23 февраля – митинг в тульском цирке в честь годовщины Революционной Красной Армии – 1500 чел.

— 1 мая – два митинга в Кремле и клубе «Пролетарий» по случаю 1 Мая – 2000 чел.

— 2 мая – митинг в клубе «Пролетарий» «Долой хулиганство среди детей пролетариев» – 500 чел.

— 3 мая – митинг в клубе «Пролетарий» «Октябрьская революция и дети пролетариата» – 300 чел.

— 4 мая – митинг в клубе «Пролетарий» «Завоевания рабочих и крестьян для детей пролетариата» – 300 чел.

— 7 мая – митинг «Наши достижения в области пролетарского строительства» – 1150 чел.;

— митинг в ремесленной школе оружейного завода «Октябрьская революция и завоевания пролетарских детей» – 500 чел.

— 16 мая – митинг на сахарном заводе «Что делает революционная Красная армия для детей пролетариата» – 800 чел.

— 18 мая – митинг в Кремлевском саду «Почему на нас наступает Деникин и Колчак?» – 2000 чел.

— 22 мая – митинг в цирке «День всеобщего обучения» – 2500 чел.

— 25 мая – митинг в театре «Олимпия» «Наступление контрреволюционеров и натиск мировой контрреволюции» – 1500 чел.

— 30 мая – митинг в цирке «Завоевания детей пролетариата и детей пролетарских стран» – 2000 чел.

— 3 июня – митинг – проводы коммунистов на фронт – 3000 чел.

— 6 июня – митинг в Кремлевском саду «Наступление Деникина и что должен делать детский Пролеткульт» – 1500 чел.

— 8 июня – митинг «Что делает на фронте революционная Красная армия?» – 1000 чел.

— 8 июня – митинг на станции Узловая «Кто делает подрыв Советской власти?» – 2000 чел.

— 9 июня – митинг в г. Богородицке «Что делает тульский пролетариат в революционную ответственную минуту» – 500 чел.

— 10 июня – митинг в 5-й советской школе I ступени в г. Богородицке «Что делают дети пролетариата?» – 800 чел.

— 10 июня – митинг в 7-й советской школе I ступени в г. Богородицке «Какая должна быть наша пролетарская культура?»

— 11 июня – митинг на вокзале станции Жданка «Наступление Деникина на рабочий класс, и что дала свобода» – 1000 чел.

— 12 июня – митинг на копях Товарково «Дети пролетарской культуры и как пол. дол. быть стар. отц. и братьев» – 3000 чел.

— 15 июня – митинг в Кремлевском саду «Что из себя представляет Октябрьская революция для детей пролетариата?» – 200 чел

— 24 июня – митинги в поезде «Октябрьская революция» «Что дала Октябрьская революция для детей пролетариата и что дала детям Красная армия?» – 5000 чел.

— 19 июля – Открытие интерната (митинг по текущему моменту) – 200 чел.

— 22 июля – митинг «Что из себя представляют Деникин и Колчак?» – 2000 чел.

— 26 июля – митинг в суворовских казармах «Почему у нас сейчас дезертирство?» – 4000 чел.

— 30 июля – митинг в Тульском караульном батальоне «Почему буржуазия устраивает против рабочих заговор» – 300 чел.

— 31 июля – митинг в Тульском караульном батальоне «Как расправляется революционная Красная армия со всей белогвардейщиной» – 300 чел.

— 3 августа – митинг в барачном городке «Советская власть и как к ней относится контрреволюция?» – 4000 чел.

— 5 августа – митинг в барачном городке «Революционные рабочие и крестьяне на юге» – 4000 чел.

— 6 августа – митинг в ЧК «Борьба с контрреволюцией и наша очередная задача» – 200 чел.

— 8 августа – митинг в красных казармах «Наше положение» – 800 чел.

-9 августа – митинг в 37-й советской школе I ступени «Задача детей пролетариата» – 100 чел.

— 10 августа – митинг в Скобелевских казармах «Пролетарская культура» – 1000 чел.

— 15 сентября – 8 митингов по детским столовым с резолюцией по поводу покушения в Москве – 6000 чел.; митинги в Скобелевских казармах «Покушение на пролетарских вождей в гор. Москве» – 800 чел.

-5 октября – 2 митинга «Достояние детей пролетариев с момента Октябрьской революции» – 3000 чел.;митинг в Корачевских комитетах города Епифани «Октябрьская революция и дети пролетариата» – 80 чел.

-6 октября – митинг в театре «Олимпия» «Призыв к защите красной Тулы» – 10000 чел.

-7 октября – митинги в бараках гор. Епифань – 2080 чел.

-8 октября – митинг в Малоденовской коммуне гор. Епифани «Достояние детей пролетариата и Октябрьская революция» – 100 чел.

-9 октября – митинг «Положение детей до Октябрьской революции» – 300 чел.

-11 октября – митинг в шахтах для детей «Положение детей пролетариата до Октябрьской революции» – 500 чел.

-12 октября – митинг в вагоне среди дезертиров «Долой проклятое дезертирство!» – 30 чел.

-19 октября – митинг в Детском Пролеткульте для районной библиотеки «Буржуазная культура и пролетарская культура» – 70 чел.

-20 октября – митинг на станции Горбачево в местном гарнизоне «Наступление генерала Деникина» – 1000 чел.; митинг в бронепоезде «Смерть директории»«Наступление Деникина на рабоче-крестьянскую Россию» – 200 чел.

-22 сентября – митинг в «доме Карла Маркса» в г. Белеве «Наступление на красную Тулу и что в мом. дел.» – 1500 чел.

-23 октября – митинг в «доме Карла Маркса» в г. Белеве для детей «Наступление Деникина и работа Детского Пролеткульта» – 1500 чел.

-24 октября – митинг в «доме Карла Маркса» в г. Белеве «Дети пролетариата и Октябрьская революция» – 15000 чел.

-25 октября – митинг в школе им. Ломоносова «Как организовался Детский Пролеткульт» – 200 чел.

-27 октября – митинг в театре деревни Манаенки «Призыв к защите рабоче-крестьянской Советской России» – 500 чел.

-28 октября – три митинга во Мценске «Советская власть и дети пролетариата» – 1000, 1000 и 1500 чел.

-29 октября – митинг на вокзале ст. Чернь «Наше положение на всех фронтах» – 100 чел.

-7 ноября – митинг в Петровском городке «Наш детский пролетарский день» – 300 чел.

-9 ноября – 9 митингов во всех театрах и кинематографах «День пролетарских детей и юношества» – 13000 чел.

-23 ноября – митинг в 30-м воздухоплавательном отряде «Год детской пролетарской культуры» – 800 чел.

-26 ноября – митинг в агентпункте на Курском вокзале «Работа детей пролетариата в тылу» – 300 чел.

-29 ноября – митинг в 36-м авиационном отряде «Наши очередные задачи» – 800 чел.

-30 ноября – митинг в 30-м воздухоплавательном отряде «Прежде и теперь и наши очередные задачи» – 800 чел.

-1 декабря – митинг в агентпункте на Курском вокзале «Наше положение теперь и раньше» – 500 чел.

Итак, в 1919 году Детский пролеткульт г. Тулы в тесном сотрудничестве с другими организациями участвовал в подготовке и проведении 83 митингов суммарной численностью 105380 человек. На этих митингах выступали такие активисты Детского Пролеткульта, как Лебедев, Хайбулин, Иванов, Владимиров, Томкин, Довгард, Жабров, Александров, Пономарев, Пирогов[131].

Этот отчет показывает, как работали, отдавая все силы, а то и жизнь, как взрослые, партийные и беспартийные, так и дети в том 1919 году, когда решался вопрос – быть или не быть революции, а значит – жить или не жить всем этим людям. Вот почему этот отчет – пощечина сегодняшней российской власти и вызов российскому обществу. Несмотря на все трудности положения того времени, вопрос о детях для большевиков был главным, вопрос защиты Советской власти – средство для его решения.Сегодня, в либеральной России отношение к детям – это не только боль, позор и преступление, но еще и приговор всему политическому курсу власти, приговор режиму в изначальной бесперспективности либеральной стратегии. У российского либерального курса есть только одна перспектива, ставшая уже реальностью: для властного режима – позорное поражение, для российского общества – тотальное разложение.

Проблемы клубов Пролеткульта и рабочих клубов 20-х гг.

Практика рабочих клубов была чрезвычайно богата и своими достижениями, и своими противоречиями, и проблемами, с которыми сталкивались их активисты. И причин для этого было много: гражданская война, разруха, отсутствие элементарных условий для жизни и учебы, низкий уровень культуры и образования рабочих и крестьян, неизжитость мещанства и других сторон дореволюционного патриархального наследия. Кроме того, создание и налаживание деятельности рабочих клубов для активистов было делом новым и достаточно сложным. Этот вид деятельности требовал от них многого, в том числе:

• налаживания реального содержания рабочего клуба;
• обеспечения и поддержания его организационного ритма;
• создания творческой атмосферы в рабочем клубе;
• умения убедить заводских рабочих в том, что для них почему-то жизненно важно после тяжелой смены заниматься творчеством;
• способности выстроить отношения конструктивного сотрудничества с разными общественными организациями;
• понимания той общей стратегии, которое определяет значение клубной работы в общем деле созидании нового общества и мн. др.

Соответствовать всем этим требованиям было очень непросто. Во-первых, сам состав приходящих в клубы был очень разным и по уровню культуры, и по мотивации. Приходили в клуб не только те, кто хотел включиться в общественную и творческую жизнь, но и те, кого можно было назвать сторонними наблюдателями. Сломать это любопытствующее равнодушие, вызвать конструктивный интерес к делу совместного выстраивания новой культурной политики – такую задачу нельзя было решить лишь одними агитационными атаками, она требовала долгосрочной работы.Далее мы перечислим те проблемы клубной деятельности, которые, по мнению, самих активистов, требовали своего первоочередного решения.

Вот как они сами их определили:

«слабо развернуто массовая работа,маленькие помещения клубов,проблема повышения квалификации культработников, неправильный уклон в работе драмкружков, проблема дисциплины, ругань в стенах клубов, драки молодых с чужими ребятами, пришедшими в наш клуб,скандалы пьяных,семечки без конца, кое-какство, разгильдяйство, нет учета в работе клуба,слабая самодеятельность,почему взрослые не идут в клубы?»

Но были проблемы, вызванные положением уже самих клубных работников, причем нередко они обретали настолько серьезный характер, что по этому поводу был даже организован анкетный опрос. Результаты этого опроса показали, что одной из важнейших проблем был вопрос уровня образования самих клубных работников и качество их деятельности. Вот какие типичные ответы были даны заведующими клубами в московском Cоюзе металлистов на вопросы о том, сколько часов ими тратится на различные виды работы в клубе:

«Днем – 8 часов, вечером – 6 часов. Всего 14–18 час. [тратится на работу в клубе – Л.Б.]… На работу среди членов клуба [уходит – Л.Б.] прибл. 4 [часа – Л.Б.]. Остальное на административно-хозяйственную работу. Самоподготовка и чтение газет – ночью с 1–3 час., на посещение курсов – 4 часа в неделю. … Штат – 1 уборщик. Когда он убирает клуб, я топлю печи и наоборот»[132].

«С 9–10 час. утра до 5 вечера ежедневно подготовительная работа; с 5 веч. до 12–2 ночи практическое проведение работ. В среднем 12–14 часов в день. … на самоподготовку остается очень мало времени, иногда не успеваешь прочесть газет. Самоподготовка – ночью, перед сном, и участие в различных комиссиях»[133]

Наряду с этим клубные активисты указывали и на другие проблемы:

«Правление неработоспособно»[134].

Трения между завклубом и ячейкой[135].

«…оклад 44 руб. 40 копеек. Безусловно, не хватает, нужно покупать товары, пособие, литературу, а у меня – семья. Жалованье выплачивают с опозданием»[136].

«Как дать интересное массовое содержание работы, когда, например, агитпроп не разрешает поставить вечер вопросов на тему «Партия и оппозиция», а фабком – тему о колдоговоре»»?[137].

Следует отметить, что в пролеткультовских и других журналах, посвященных клубной работе, всегда публиковались критические и самокритические статьи – о халтуре, о хулиганстве в клубах и т. д.[138].

По-марксистски завершить эскизный портрет того, чем жили и что делали клубные активисты и студийцы, следовало бы противоречиями Пролеткульта, но этот вопрос, требующий специального рассмотрения, как раз и будет предметом следующей статьи автора.Заключая, можно сказать, что практики низовой самодеятельности Пролеткульта имели огромное значение, но оно обреталось именно в обход богдановской установки на создание пролетарского искусства как нового и особого вида искусства, создаваемого преимущественно пролетариатом.

Это не значит, что в рамках Пролеткульта не было создано ни одного подлинно художественные явления. Отдельные явления и события были, но не искусство в целом как таковое. Что же тогда рождалось в процессе той творческой и неутомимой деятельности, которую осуществляли массовые низовые структуры Пролеткульта?

А создавали они, прежде всего, те общественные механизмы и формы, которые были необходимы для преодоления их отчуждения от культуры: это и организация дискуссий по поводу самой этой проблемы; это и просветительские трибуны для восполнения образовательного уровня рабочих; это и кружки для творческих занятий и т. д. Кроме того, это требовало создания механизмов взаимодействия с другими общественными организациями на основе деятельностной солидарности. Одним словом, для решения такой задачи, как преодоление отчуждения от культуры, революционные массы должны были становиться субъектом социального творчества, понимая под этим творчество новых общественных отношений, в данном случае по поводу культуры.

А это в свою очередь было связано с необходимостью решения целой цепи социальных противоречий. Конечно, такой путь связан с большим риском, причем как для его субъекта, и для самой действительности. И, тем не менее, все это вместе становилось живой и потому самой прочной предпосылкой развития и обретения диалектического единства культуры, революции и масс. Разрешение этих противоречий рождало новую жизнь и Нового человека. В связи с этим хотелось бы привести выдержку из обращения редакционной коллегии журнала «Рубежи» к своим читателям:«…мы живем не в обычное время. Революция до последних глубин всколыхнула нашу жизнь, сломала и выбросила привычное и установившееся. И подписывать себе смертный приговор, отказываясь от устроения новой жизни, мы как люди не можем.

«Суждены нам благие порывы, Но свершить ничего не дано…» – язвит скептик. Ничего не свершает только тот, кто не имеет этих порывов; и, вам, наши милые скептики, мы вверяем судьбу своего начинания. Неизбежные первые неудачи – наша вина, необходимые дальнейшие успехи – ваша заслуга»[139].

 

Примечания:

[2] Булавка Л. Пролеткульт: проблема наследия. Отношение Пролеткульта к «буржуазной культуре» // Альтернативы. 2012, № 1. С. 4–32.

[3] Воспоминания оппозиционера 1920-х годов были представлены публике в Петербурге. От нашего корреспондента 8 декабря 2001 г.

http://www.wsws.org/ru/2001/dez2001/pres-d08_prn.html

[4] Книжник Ив. Октябрьская революция и культура. (К четырехлетней годовщине) // Грядущее. 1921, № 9–12. С. 73.

[5] По СССР // Рабочий клуб. 1926, № 8. С. 63.

[6] См.: Пинегина Л. А. Советский рабочий класс и художественная культура. 1917–1932 гг. М., 1984. С. 99.

[7] Культурная поездка по Волге // Гудки. 1919, № 2. С. 29.

[8] См.: Пинегина Л. А. Советский рабочий класс и художественная культура. 1917–1932 гг. М., 1984. С. 100.

[9] См.: Пинегина Л. А. Советский рабочий класс и художественная культура. 1917–1932 гг. М., 1984. С. 73–74.

[10] См.: Там же. С. 74, 75.

[11] См.: Там же. С. 116–118.

[12] Иванов А. Вновь о принципах клубной работы // Рабочий клуб. 1924, № 5. С. 4.

[13] Там же.

[14] Там же.

[15] Там же.

[16] Там же

[17] От редакции // Рубежи. Художественно-литературный и критико-публицистический журнал литературной студии Белевского Пролеткульта. Книга первая. 1922. С. 5–6.

[18] Там же. С. 5.

[19] Пролетарская культура. 1919, № 1 (30 марта). С. 2.

[20] Там же.

[21] Гиппиус З. Ничего не боюсь // Черные тетради. М., 2004. С. 430–431.

[22] Там же. С. 448.

[23] См.: Маркевич Т. Советские физкультурники на Западе // Рабочий клуб. 1926, № 11. С. 76.

[24] Там же. С. 77.

[25] Скачков М. «Синяя блуза» в Чехословакии // Рабочий клуб. 1926, № 11. С. 75.

[26] Рабочий клуб. 1926, № 11. С. 77.

[27] Иванов А. Вновь о принципах клубной работы // Рабочий клуб. 1924, № 5. С. 3.

[28] Там же.

[29] Шо. Пролетарская культура // Пролетарская культура. 1919, № 1 (30 марта). С. 21.

[30] См.: Херсонская Е. Дискуссия в клубе // Рабочий клуб. 1924, № 5.

[31] См.: Рабочий клуб. 1924, № 5. С. 23.

[32] Гинзбург Р. Партколлективы и самодеятельность // Рабочий клуб. 1925, № 7 (19). С. 3.

[33] Иванов А. Вновь о принципах клубной работы // Рабочий клуб. 1924, № 5. С. 4.

[34] Там же.

[35] М.Р. Клубная работа в комвузе // Рабочий клуб. 1924, № 9. С. 82.

[36] Петроградский Латышский рабочий театр // Грядущее. 1918, № 9. С. 22.

[37] Грядущее. 1919, № 7–8. С. 31.

[38] Гербек З. Еврейский рабочий клуб и ОЗЕТ // Рабочий клуб. 1927, № 1. С. 62.

[39] Март В. Клубы на далекой советской окраине (Владивосток) // Рабочий клуб. 1927, № 2. С. 56.

[40] Там же. С. 57.

[41] Там же.[42] Там же.

[43] Там же.

[44] Там же.

[45] Гинзбург Р. Партколлективы и самодеятельность // Рабочий клуб. 1925, № 7 (19). С. 3.

[46] Там же.

[47] Там же. С. 4.

[48] Трутко Р. Партколлективы в клубах // Рабочий клуб. 1924, № 6. С. 3.

[49] Там же.

[50] От редакции // Рубежи. Художественно-литературный и критико-публицистический журнал литературной студии Белевского Пролеткульта. Книга первая. 1922. С. 5.

[51] От редакции // Рубежи. Художественно-литературный и критико-публицистический журнал литературной студии Белевского Пролеткульта. Книга первая. 1922. С. 4.

[52] Плетнев В. Что такое обыватель (тезисы доклада) // Рабочий клуб. 1924, № 5. С. 41.

[53] Там же.

[54] Там же. С. 39.

[55] Там же. С. 40.

[56] Там же.

[57] См.: Там же. С. 39.

[58] Там же. С. 41.

[59] Плетнев В. Что такое обыватель (тезисы доклада) // Рабочий клуб. 1924, № 5. С. 40.

[60] От редакции // Рубежи. Художественно-литературный и критико-публицистический журнал литературной студии Белевского Пролеткульта. Книга первая. 1922. С. 5.

[61] Там же.

[62] Клуб «Крылья коммуны». (Фамилия автора не указана.) // Рабочий клуб. 1924, № 5. С. 63.

[63] Иркутов А. Как строить уголок безбожника // Рабочий клуб. 1925, № 12. С. 30–32.

[64] Волков Мих. Из прошлого // Твори. 1921, № 3–4 (20 сентября). С. 23.

[65] Вительс. Поповские слезы // Рабочий клуб. 1925, № 8–9. С. 64.

[66] Как клубы должны втягивать рабочих в изучение производства // Рабочий клуб. 1924, № 5. С. 25.

[67] Там же. С. 26.

[68] Плетнев В. Что такое обыватель (тезисы доклада) // Рабочий клуб. 1924, № 5. С. 40.

[69] См.: Сербский А. Ликвидация картежных игр // Рабочий клуб. 1925, № 8–9.

[70] См.: Гудки. 1919, № 2 (апрель). С. 15.

[71] См.: Грядущее. 1918, № 9. С. 21.

[72] Шо. Пролетарская культура // Пролетарская культура. 1919, № 1 (30 марта). С. 20.

[73] ПУР – Политическое Управление Реввоенсовета республики.

[74] См.: Пролеткульт и фронт // Твори. 1920, № 1. С. 19.

[75] За первую половину 1920 г. только в одной 16-й армии Западного Фронта было сыграно 259 спектаклей, которые посмотрели 149470 бойцов. (Пинегина Л. А. Советский рабочий класс и художественная культура. 1917–1932 гг. М., 1984. С. 200.)

[76] Материалы по организации суда над Парижской коммуной // Рабочий клуб. 1925, № 1. С. 52.

[77] Там же. С. 61.

[78] Там же. С. 65.

[79] Вольдемар. Задачи работы кружка по быту и способы выполнения их на практике // Рабочий клуб. 1924, № 6. С. 40.

[80] См.: Рабочий клуб. 1924, № 9. С. 24.

[81] Гудист Ст. Живой журнал в рабочих клубах // Рабочий клуб. 1924, № 9. С. 23.

[82] См.: Нагорный Г. Молодежь в туристы-разведчики (массовый туризм и индустриализация) // Рабочий клуб. 1927, № 6. С. 25.

[83] Нагорный Г. Массовый пролетарский туризм // Рабочий клуб. 1927, № 5. С. 31.

[84] См.: Библиотечные преступники // Рабочий клуб. 1927, № 6. С. 37.

[85] Сосенко С. 6 месяцев на заводе «Динамо» // Рабочий клуб. 1928, № 9–10. С. 64.

[86] Гудки. 1919, № 2. С. 29.

[87] Соревнования по музыкальной работе // Рабочий клуб. 1927, № 6. С. 63.

[88] См.: Рабочий клуб. 1926, № 8. С. 61.

[89] См.: Симкин Б. Юридическая работа в клубах // Рабочий клуб. 1927. № 3–4.

[90] См.: Голубничий И. Учеба по радио // Рабочий клуб. 1928, № 11–12.

[91] Савельева Т. Художественная работа // Рабочий клуб. 1925, № 12. С. 72.

[92] Книжник Иван Сергеевич. В Ленинградском Пролеткульте в 1919–1921 гг. (Воспоминания). http://proletcult.ru/?p=219

[93] Там же.

[94] Якимов М. Бежецкий клуб им. тов. Ленина // Рабочий клуб. 1924, № 6. С. 64.

[95] См. Рабочий клуб. 1927, № 1. С. 67.

[96] Там же. С. 68–69.

[97] Ходоровский И. Звуки на пальцах // Рабочий клуб. 1927, № 2. С. 56.

[98] Д. С. Литературные среды // Твори. 1921, № 2. С. 34.

[99] См.: Твори. 1921, № 2. С. 34.

[100] Р. Г. Агит-репертуар // Рабочий клуб. 1924, № 9. С. 83.

[101] Гудист Ст. Живой журнал в рабочих клубах // Рабочий клуб. 1924, № 9. С. 24.

[102] Р. Г. Агит-репертуар // Рабочий клуб. 1924, № 9. С. 83.

[103] См.: Твори. 1920, № 1.

[104] От редакции // Рубежи. Художественно-литературный и критико-публицистический журнал литературной студии Белевского Пролеткульта. Книга первая. 1922. С. 6.

[105] Там же.

[106] Ответы авторам // Грядущее. 1919, № 1. С. 24.

[107] Рабочий клуб. 1926, № 6. С. 51.

[108] Савельева Т. Рабочий клуб. 1925, № 12. С. 72.

[109] См.: События 1919 года в Туле и губернии.

http://www.tounb.ru/tula_region/historyregion/histori_fakts/sobitiya_32.aspx

[110] Г. Н. Каминскому, Д. П. Оськину, В. И. Межлауку // Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 51. С. 65.

[111] Участие туляков в гражданской войне. http://tula-foto.ru/?page_id=1036

[112] Черницкая Е. Восемь месяцев работы // Детский Пролеткульт. 1919, № 1. С. 2.

[113] Там же.

[114] Детский Пролеткульт. 1920, № 4. С. 4.

[115] Черницкая Е. Восемь месяцев работы // Детский Пролеткульт. 1919, № 1. С. 2.

[116] См.: Детский Пролеткульт. 1919, № 3. С. 4.

[117] Детский Пролеткульт. 1920, № 4. С. 1.

[118] См.: Детский Пролеткульт. 1920, № 4. С. 3.

[119] См.: Детский Пролеткульт. 1920, № 3. С. 3.

[120] Там же.

[121] См.: Детский Пролеткульт. 1920, № 3. С. 4.

[122] Там же.

[123] Детский Пролеткульт. 1920, № 4. С. 3.

[124] Хайбулин, Лебедев. От редакции // Детский Пролеткульт. 1919, № 1. С. 1.

[125] Там же.

[126] Детский Пролеткульт. 1919, № 1. С. 3.

[127] Там же.

[128] Хайбулин Сергей. Моя командировка // Детский Пролеткульт. 1920, № 4. С. 2.

[129] Там же.

[130] Там же.

[131] См.: Отчет Агиткома с 23-II по 1-XII 1919 г. // Детский Пролеткульт. 1920, № 4. С. 3–4.

[132] Условия работы завклубов // Рабочий клуб. 1924, № 2. С. 52.

[133] Там же.

[134] Там же. С. 53.

[135] Там же.

[136] Там же.

[137] Рабочий клуб. 1926, № 11. С. 33.

[138] См.: Почему взрослый рабочий не идет в клуб // Рабочий клуб. 1926, № 3. С. 59–61; Рабкоры и клубкоры о хулиганстве // Рабочий клуб. 1926, № 2. С. 76-81; Дм. Богомолов. Хал-протокол-тура // Рабочий клуб. 1927, № 6. С. 53–57.

[139] От редакции // Рубежи. Художественно-литературный и критико-публицистический журнал литературной студии Белевского Пролеткульта. Книга первая. 1922. С. 6.

Источник «Альтернативы«. 2012. №3