«Генетика и социальный класс»

Print PDF

В популярной статье медгенетик N.A.Holtsmann подробно разбирает доводы, почему данные «за» генетические различия между разными социальными классами (или точней, разными слоями общественной пирамиды) ненадёжны и сомнительны. В общем, это элементарные вещи, но сейчас их приходится растолковывать.

В том числе потому, что данная мысль сильно противоречит обыденной интуиции. В самом деле, значительную часть своей истории человечество находилось под управлением монархов, аристократов, обожествлённых правителей и прочих «лучших», так что мысль о некой особенности их «благородной крови» или «наследственного материала» должна приходить в голову сама собой[1]. В нашей культуре у «наследственности» есть две метафоры, одна «кровь» — для слитной наследственности, другая «семя» — для дискретной и тут, понятное дело, можно задействовать обе.

Если сюда добавить постоянно встречающуюся тенденцию к заключению браков внутри «своего» социального слоя при отрицательном отношении к разного рода мезальянсам, то идея устойчивых генетических различий между социальными слоями, легшая в основу социального расизма и евгеники, рождается сама собой.

Однако нет, не получается; научное знание вообще контринтуитивно и противоречит как «детским» представлениям о мироустройстве, так и «взрослому» здравому смыслу, почему и развивается от кажимости, ложной очевидности, вроде восхода и захода солонца, к доказанной неочевидности.

Самое смешное, что в анализе Гольцмана использованы те самые данные о родословных, которые тщательным образом собирали евгеники для того, чтобы эти самые различия доказать. Что ещё раз подтверждает старую истину – если исследование проведено в соответствии с правилами научного метода, полученный материал может быть использован для установления истины даже при сугубой ложности взглядов собирающего. Поэтому никакие области исследований нельзя запрещать административно – при концептуальной неверности и научной честности они очень быстро опровергают сами себя, а собранный материал с пользой используют учёные, развивающие верные теории. Так «более эффективные» самцы птиц-шалашников помимо большей привлекательности у самок получают больше возможностей воровать украшения из шалашей менее эффективных самцов.

Евгеники считали, что бедные отличаются от богатых наследственно обусловленной меньшей разумностью использования жизненных средств, меньшей заботой о себе, большей расточительностью и т.п., поэтому мол целый ряд болезней (которые они считали наследственными) у бедных встречается чаще, чем у богатых, и именно их частотой они иллюстрировали довод о генетических различиях. Смешно, что «парадным примером этой «наследственной болезни бедных» для евгеников 1920-х гг. была … пеллагра (вид авитаминоза, связанный с недостаточностью питания), почти как для нынешних биологизаторов IQ. Впрочем, социальное неравенство в этой стране убивает и по сей день, только другими средствами.

Отсюда следуют две морали. Одна научная – если некий фенотипический признак наследуется, т.е. мы установили его устойчивое воспроизводство в поколениях людей это совершенно не значит, что он детерминирован генетически, условия существования или инфекционный агент могут создавать точно такую же картину наследования (что является частным случаем общего правила параллельности наследственных и модификационных изменений). См., например, про болезнь куру.

Поэтому гипотезу о генетической детерминированности признака надо прямо доказывать, обнаружением соответствующих генов. Или прямо опровергать – обнаружением средовых воздействий или инфекционных агентов, сама по себе картина наследования – очень слабый и ненадёжный аргумент.

Вторая мораль — политическая. В страшном тоталитарном СССР 30-40-х годов от пеллагры страдали зэки ГУЛАГа, в США – «свободные граждане свободной страны»…

И ещё. Что питает мой оптимизм в отношении коммунизма, и освобождения труда от власти капитала? За 400 лет капитализма рыночный отбор, делящий людей на «лучших» и «худших», позволяющий первым седлать и взнуздывать вторых, «естественный отбор» так и не выполнил роль, отводимую ему социал-дарвинистами — и, судя по всему, так и не выполнит. Известный учёный, создатель евгеники и прадедушка нынешнего биологизаторства Фрэнсис Гальтон, оппонируя социалистам, говаривал «Не трущобы плодят тупиц, а тупицы спускаются в трущобы». Теперь мы знаем, что всё прямо наоборот: трущобы «плодят тупиц» потому, что умные и талантливые в такой среде просто не могут выделиться и стать «образцом», роль которых обсуждалась выше, и, главное, несмотря на 400 лет селекции, среди бедных детей в трущобах продолжают рождать и умные, и талантливые, и успешные (как с высоким, так и с низким IQ, если за норму брать образованную публику).

И этих «устойчивых детей» реально много, никак не менее трети, то есть отбор в рыночном обществе так и не может их элиминировать, несмотря на то, что чистая публика и средние классы всемерно отбор пропагандируют, от всей души хочут ему помочь и т.д. Особенно в таком (нео)либеральном обществе, как США, где каждый предоставлен сам себе, и в первую очередь – бедные и голодные.

«Проводя многолетнее исследование группы детей, родившихся на гавайском острове Кауан в 1955 году, Эмми Вернер и Рут Смит обнаружили, что примерно две трети детей, которые воспитывалис в хаотичных семьях на уровне бедности, имели серьёзные проблемы во взрослом возрасте; другая треть, несмотря на недостаточную поддержку извне, оказались «компетентными, уверенными и заботливыми взрослыми».

В своём  известном исследовании группы из 505 детей, родившихся на Кауаи в 1955 году, Вернер и Смит обнаружили, что, зная специфические факторы риска, среди которых хроническая бедность, низкий уровень образования матери, семейная нестабильность (в частности, отсутствие одного из родителей), существенные физические отклонения у младенца, возникшие в пренатальном периоде или при рождении, можно предсказать наличие серьёзных проблем, которые возникают по мере развития этих детей. Тем не менее примерно треть детей, попавших в это исследование, у которых в полной мере были представлены все эти виды факторов риска, избежали различных проблем в юношеском возрасте и ранней взрослости, включая правонарушения проблемы в учёбе, подростковую беременность или проблемы, связанные с психическим здоровьем. Авторы обнаружили, что этих устойчивых молодых людей объединяло наличие определённых защитных факторов.

1.               В младенческом возрасте и до начала ходьбы они были нежными, добродушными и лёгкими в общении.

2.               В младенчестве у них была возможность установить позитивную связь по крайней мере с одним любящим и ухаживающим за ними человеком.

3.               В начальной школе и старших классах они ладили с одноклассниками и отличались более высокими навыками в развитии речи и мышления. Они имели разнообразные интересы и хобби, часто принимали участие в организованных мероприятиях.

Джанис Лонг и Георг Валлант обследовали 456 мальчиков, которые жили и взрослели в одном из районов Бостона в 1930-х и 1940-х годах. Исследователи обнаружили, что большинство мужчин, юность которых проходила в бедности, стали тем не менее успешными взрослыми. Эти мужчины имели приличный доход, были женаты и воспитывали детей. Более того, некоторые из них были особенно успешны. Их успешность, по мнению исследователей, определялась двумя защитными факторами: высоким IQ и хорошими «навыками преодоления трудностей», полученными в детском возрасте. Плюс к этому у них были хорошие взаимоотношения с родителями, учителями и сверстниками.

Таким образом, привлекательность, лёгкий темперамент, способность ладить с окружающими, адекватные или хорошие интеллектуальные способности, поддержка со стороны взрослых – всё это оказывается защитными факторами для детей, растущих в бедности. Данные результаты могут иметь прямое практическое применение при составлении программ для детей, живущих в одном городе. Теоретическая значимость данных результатов также весьма высока, так как они наглядно демонстрируют, что одинаковая или сходная окружающая среда (в данном случае – бедность и хаотическая семейная жизнь) может по-разному влиять на разных детей, и влияние это зависит от того, какие качества и способности вступают со средой во взаимодействие. Внешние события не просто сами по себе «происходят»  детьми. Дети вступают во взаимодействие с окружающей средой». / Хелен Би. Развитие ребёнка. М.: Питер, 2004. 9-е изд. С.38-40.

Как я писал ранее, «Даже если господствующие классы в своё время отобрались по признаку «лучшести» и сами завоевали  положение (не были приказчиками предыдущих господ), по мере развития борьбы угнетённых они вынуждены всё больше и больше концентрироваться на удержании господства, недопущении «чуждых» в свою среду, а не на развитии и подтверждении «лучшести». Другой способ победы «слабых» над «сильными», уже на уровне межгрупповой, а не межиндивидуальной конкуренции, тоже общий у животных и человека: я его разбирал выше. Психологические аспекты того же самого см. «Влияние меньшинства».

Элиты замыкаются в себе и всё больше сосредотачиваются на подавлении низов, а не на собственном творчестве, включая социальное творчество. В этих условиях победа «низов» над «закуклившейся» элитой будет просто вопросом времени, как разночинная культура переварила дворянскую, вишнёвые сады пошли под топор и забрезжила новая жизнь. Спасти господский слой могло бы старательный, повсеместный и скрупулёзный поиск талантливых людей среди низших классов, их поддержка и допуск в свои ряды, по мере успешной реализации таланта (так, сказать, искусственная кооптация, противоположная «естественному» процессу включения туда поднявшихся за счёт обогащения). В своё время это предлагал сделать в своих евгенических работах Н.К.Кольцов, единственная почти успешная реализация подобного — американская программа «Merit» 1960-x, выдвинутая в ответ на неожиданные успехи СССР в науке, образовании, космосе и т.п.

Но понятно, что в условиях мощного давления снизу высшим не до разыскивания талантов и тем более не до включения их в своё среду. Всё внимание идёт на защиту собственных привилегий, а талантливые выходцы из низов, чего-то добившиеся сами, сразу ставятся под подозрение, что естественным образом делает их сторонниками — или лидерами — слома системы. Одним из мощных средств охраны собственных привилегий является игра на понижение, вроде образовательных реформ в современной России, поскольку необразованным народом легче управлять, особенно при надежде сохранить хорошее образование для себя.

И в заключение – я безусловный сторонник коммунизма и, раз «уцепившись  за хорошую идею», буду продолжать её собственной жизнью. Но это эмоциональная привязанность – желание быть на стороне угнетённых и против угнетателей (как у Солона –  кто видит несправедливость – должен обращаться в суд, или  тащить к суду творящего её). Холодным же умом исследователя я вполне понимаю, что могу заблуждаться с самого начала, что «естественнонаучные» основания коммунистической доктрины

– равенство людей «по природе» и неравенство «по условиям развития и воспитания», которое и подлежит ликвидации,

— даже если в каждом такте социального взаимодействия («обработки людей людьми», по Марксу) люди делятся на «лучших» и «худших», лучшие не могут ездить на худших верхом, иначе обязательно теряют «лучшесть» (см.почему), так что в каждом следующем поколении эти оценки должны обнуляться, а стартовые возможности должны быть равны. Т.е.  общество должно целенаправленно выявлять и ликвидировать те неравенства возможности получения образования, здравоохранения, приобщения к высокой культуре, жизни в безопасной среде, которые возникают «естественным образом» между бедняком, и родившимся с серебряной ложкой во рту, между Москвой, Тулой и Урюпинском, между резидентом и гастрабайтером, между мужчиной и женщиной чёрт подери! Даже если эти действия «в обеспечении равенства» замедлят экономическое развитие здесь и сейчас, на длинной дистанции они будут выгодны, особенно в условиях демографического перехода.

— способность угнетённых уйти из-под угнетения по вышеописанному механизму, и не просто уйти, но раз за разом перестраивать вертикальное, иерархическое общество (основанное на доминировании одних классов и подчинении других) в горизонтальное общество равных, где нет разделения на управляющих и управляемых, а свободное развитие каждого будет свободным развитием всех – а не препятствием и проблемой как при нынешней конкуренции,

могут быть неверны с самого начала, оказаться мечтанием угнетённых, а не законом общественно-исторического развития, и последнее это в полной мере покажет, вместе с правотой конкурирующих социальных идей – либеральной, националистической, или даже расистско-фашистской. То есть холодным умом надо понимать неприятную  возможность неверности «любимой идеи», и соответственно, продумать возможные фальсификаторы для неё и для конкурирующих идей противников.

Фальсификаторы будут чисто потенциальные, поскольку в отличие от научных гипотез, идеологические взгляды универсалистского свойства в каждый момент человеческой истории нельзя полностью верифицировать или опровергнуть – в их осуществление вовлечено всё человечество на всём протяжении нашей истории, а то и другое дано в одном экземпляре.

Но если мы увидим, что под действием рыночной конкуренции люди делятся не только на богатых и бедных, но одновременно на лучших и худших, если под действием рыночного отбора вдруг через какое-то число поколений вдруг окажется, что богатые, конкурентно-успешные будут «биологически» сильней, умней, честней и моральнее бедняков, так что опрокидывание пирамиды уже невозможно, а прогресс состоит лишь в более точной дифференциации ролей и судеб, как в the Brave New World, тогда да – коммунизм невозможен, а борьба с угнетением и неравенством ведёт только к регрессу. Сейчас практически все страны и народы уже вовлеклись в глобальный капитализм и участвуют в такой конкуренции, на разных площадках, так что скоро, думаю, будет некая ясность, в какую сторону идут антропологические изменения в человечестве. Кое-что ясно уже сейчас».

«Борьба с угнетением: биологический бэкграунд»

Примечание