Пища богов и её ингредиенты

Print PDF

И уста бесцветные пьют жадно// С темной кровью схожее вино;

И. Гёте, «Коринфская невеста»

…И никакой крови не ешьте во всех жилищах ваших ни из птиц, ни из скота; а кто будет есть какую-нибудь кровь, истребится душа та из народа своего. (Левит 7:26-27)

Каково происхождение «кровавого навета», т.е. обвинения иудеев (или евреев вообще) в ритуальном употреблении в пищу человеческой крови? У этой конфессии было множество реальных и вымышленных недостатков, но обвинение в кровопийстве совершенно абсурдно, ведь Ветхий Завет (или, по-иудейски, ТаНаХ) прямо запрещает подобную практику – см. выше. Вместе с тем, устойчивость этого обвинения говорит о том, что оно явно имеет мифологическую (в классическом смысле этого слова) подоплеку. Причем не обязательно связанную с евреями как таковыми – схожие обвинения также выдвигались в адрес, например, цыган. Какова эта подоплека? Начнем издалека.

В бретонской мифологии есть такой весьма любопытный для исследователя, пусть и довольно мрачный, персонаж, как анку. Анку – персонификация смерти как неотвратимой силы, от которой не может защититься ни один смертный (в кельтских языках даже само понятия смерти и неизбежности, необходимости этимологически сближаются). Кельтский корень nek (от которого произошло слово «анку») восходит к праиндоевропейскому корню, обозначающему труп (nau) или смерть.  Отсюда происходят тохарское nak «исчезать, погибать», авестийское «nasyeiti» — «исчезает, погибает», готское nas- «нужда, несчастье» и «naus» — «труп», латинское nex «насильственная смерть». Отсюда же и русская «навь» — загробный мир, и украинские «мавки» — русалки, наделенные также чертами вампиров.

Греческий термин «нектар», обозначающий мифологический напиток богов-олимпийцев, этимологически восходит к тому же корню (в греческом nexus – труп). Обычно ученые проводят параллели между нектаром и «мертвой водой» из восточнославянского фольклора, обеспечивающей регенерацию поврежденного тела. Однако, стоит обратить внимание на то, что Гомер в «Одиссее» называет нектар багряным. Учитывая то, что корень, от которого происходит само это слово, зачастую обозначает насильственную смерть, а также то, что нам уже известно о «загробной» природе мифологических персонажей, напрашивается очевидный вывод: нектар это кровь (см. вампиризм мавок). То есть употребляющие её античные боги в чем-то подобны фольклорным упырям.

Ветхий Завет, как уже упоминалось, запрещает употребление крови в пищу. Каковы причины такого запрета? Обратимся, опять же, к древнегреческой мифологии. В «Одиссее» присутствует эпизод, в котором Калипсо, трапезничая с Одиссеем, вкушает амвросию и нектар, тогда как Одиссей, как и положено смертному, ест обычную пищу[i]. Смертным пить нектар нельзя; впрочем, в «Илиаде» Афина омывает Ахилла амвросией и нектаром перед боем, чтобы вдохнуть в него силы, а труп его друга Патрокла бальзамируют с помощью нектара (напоминает обвинение, по которому была казнена венгерская графиня Елизавета Батори – в употреблении крови с целью омоложения). Запрет на употребление нектара людьми любопытным образом коррелирует с общечеловеческим фольклорным запретом на вкушение еды в загробном царстве – попробовав которую, человек обречен остаться в нем.

И завуалированная «кровоядность» античных богов – вовсе не частный случай. Пища эльфов в британском фольклоре не только обладает теми же свойствами, что и вышеупомянутая «еда мертвых» (вкусивший её не может вернуться в мир живых), но зачастую и состоит из мертвечины – так, в одной из сказок леди Уайльд вместо богатого пиршества при эльфийском дворе гость-человек видит тело старой ведьмы. Прямых доказательств вампиризма фольклорных эльфов нет, но есть косвенные – в одном из скандинавских сюжетов, посвященных встрече юноши с хульдрой (эльфом-женщиной), присутствует следующий эпизод.

После любовного соития человек обнаруживает, что в том месте, где его лица касался язык хульдры, у него не растут волосы. Лишение волос – символическое лишение силы (см. историю Самсона и «длинноволосых королей» франков), и может быть интерпретировано как своеобразный акт вампиризма. Особенно показательно тут то, что образ эльфов в мифологии кельтских и германских народов – выродившийся под давлением христианства образ старых языческих богов (многие сюжеты, связанные с эльфами – такие как, например, Дикая охота – ранее были посвящены тем или иным языческим божествам).

То же самое мы видим и у славян. В «Слове о идолах» Григория Богослова упомянуто, что изначально славяне «клали требы упырям и берегиням», и уже потом стали почитать персонифицированных богов. Берегини, согласно реконструкции Этимологического словаря русского языка, являлись береговыми феями или русалками. Учитывая, что упомянуты берегини вместе с упырями, это заставляет нас опять же вспомнить о украинских мавках, фигурирующих в качестве кровососов. Их мужской аналог – «огненный змей» из славянского, финно-угорского и балтского фольклора. Это существо, как и мавка, совмещает сексуальные сношения со своими жертвами (сразу вспоминается гиперсексуальность античных божеств) с вампиризмом (высасывает кровь или молоко из груди).

При этом пресловутые мавки – не только упыри, но и духи плодородия (о этой функции русалок подробно писал Пропп). Их мужской аналог, упыри, выступают в той же роли – насылая на людей различные бедствия (голод, мор, засуху), они вместе с тем могут быть задобрены. Считалось, что упыри причины бездождия – но если облить труп упыря водой, то погода улучшится. Помнится, критики моих публикаций, посвященных Рождеству, спрашивали – как злые и отвратительные существа могут быть объектом почитания? Вот и ответ на их вопрос. Образ упырей и мавок в славянской мифологии – подтверждение моего предположения, согласно которому одно и то же существо могло мыслиться и как даритель изобилия, и как вредитель – в зависимости от того, задобрено оно или нет.

О следах культа упырей в древнерусской мифологии говорит хотя бы то, что в одной из версий мифа про хтонического богатыря Святогора и Илью Муромца Святогор, передающий Илье свою силу (в том числе меч-кладенец) предлагает ему полизать кровавую пену со своего тела. Образ Святгора весьма любопытен, поскольку затем он оказывается заживо замурован в гробу, подобно египетскому богу плодородия Осирису. При этом корень «-гор» в имени этого персонажа указывает на его божественный статус (вершины — традиционное место обитания богов, могильные холмы их имитируют, подтверждая «загробное» обитание богов).

Но упырь не только дух плодородия – он ещё и дух-предок. Классический в этом отношении пример – даханавар из армянской мифологии,  по ночам убивающий чужаков (высасывающий из них кровь), но не трогающий своих земляков. Кровососы-пишачи из индийской мифологии также выступают как злая разновидность питаров, духов предков. Другая любопытная особенность упырей – связь с ночным временем; так, родственные пишачам людоеды-ракшасы именуются Летающими Ночью. В этой связи можно вспомнить ряд любопытных особенностей не только языческих божеств, но и «единого» ветхозаветного бога. Яхве «благоволит обитать во мгле» (3 Цар. 8; 10-12); Моисей, получая закон, вступает «во мрак, где Бог» (Исх. 20; 20); Яхве «мрак сделал покровом своим» (Пс. 17; 12). Является людям Яхве также по ночам (Быт. 26; 24, Быт.31; 34, Быт. 32;24, Быт. 118;62, Исх. 12; 31, Чис. 22; 20, 3 Цар. 3; 5).

Самый любопытный эпизод, связанный с Яхве – совершенное им в полночь убийство египетских первенцев. Чтобы защитить собственных первенцев, евреи мажут дверные косяки своих домов кровью агнцев. Это наводит на весьма занятные аналогии. Если жертвоприношение сына Авраам заменяет на жертвоприношение агнца, то чью кровь – продолжая эту аналогию! – должна была заменить овечья. Вампирическую сущность Яхве также иллюстрирует эпизод, где он борется с Иаковом и говорит «отпусти Меня, ибо взошла заря» (Быт. 32;26), из чего следует вывод, что ветхозаветное божество боится солнечного света. Книга Левит также предписывает разбрызгивать кровь от жертв на алтаре, что напоминает известный эпизод из «Одиссеи», где духи слетаются на пролитую кровь и Одиссею приходится их отгонять, а к Аиду и Персефоне Одиссей обращается после сожжения в их честь овцы и барана (кремацию жертв практиковали и греки, и иудеи). Яхве, по утверждению Ветхого Завета, обоняет «приятное благоухание» жертв, то есть сожженного мяса и крови.

В контексте роли упырей в мифологии важна также легенда о Тантале. Существует несколько версий того, за что он подвергся такому жестокому наказанию со стороны античных богов. По одной – за попытку скормить им своего сына Пелопа (сам факт такого сюжета позволяет предположить о склонности античных богов к людоедству), по другой же – за похищение нектара и амврозии или разглашение божественных тайн (см. посвященную теме нектара статью Е.Г. Рабиновича). Если присмотреться к сюжету про Тантала, можно предположить, что он разоблачил вампирическую сущность греческих богов – так или иначе выдав рецепт приготовления «нектара». С сюжетом о Тантале также схож сюжет о Сизифе, также подвергнутом жестокому наказанию за попытку обмануть смерть (нектар, напомню, дарует бессмертие). Впрочем, в легендах о наказании Тантала и Сизифа есть и определенное сходство с историей Прометея.

Напомню, Прометей сообщил или передал человеческому роду некий секрет, после которого олимпийские боги приняли решение о поголовном истреблении всех людей посредством потопа (к слову, у греков также существовала концепция множественности потопов, и один из них именовался Танталовым). Обычно считается, что Прометей передал людям огонь – но в Коринфе, например, изобретение огня приписывается Форонею. В одном из греческих мифов о всемирном потопе утверждалось, что Зевс наслал потоп после того, как обнаружил, что царь Ликаон приносит ему человеческие жертвы. В другом варианте мифа Ликаон и вовсе предложил человеческое мясо в пищу Зевсу, что сближает этот сюжет с легендой о Тантале. Таким образом, в этом «бродячем сюжете» о наказании людей посредством потопа речь идет о попытке людей уподобиться «богам» путем определенных ритуальных практик (человеческих жертвоприношений?), что накладывается на «переход к цивилизации».

Тема «перехода к цивилизации» присутствует в мифе о потопе и в истории Прометея (согласно Эсхилу, даровавшего людям все искусства; ему же приписывает и изобретение земледелия), и с мифом о потопе, изложенном в Библии и библейских апокрифах (в первую очередь – в книге Еноха). В иудейской мифологии эти великаны, именуемые «рефаим», учат людей различным ремеслам и колдовству, а также «срезыванию корней и деревьев». Что любопытно, в ханаанской языческой мифологии (откуда рефаим были заимствованы иудеями) рефаим выступали как духи предков – а в книге Еноха демонизируются в качестве упырей; они «стали пожирать друг с другом их (живых существ) мясо и пить из него кровь». В итоге рефаимы были уничтожены потопом. Одна из теорий возводит имя греческого певца Орфея, наказанного за разглашение божественных мистерий, к корню «рафа» («исцелять» — параллель с мифом бессмертии), от которого и происходит название рефаимов.

В армянской же мифологии духи — аралезы, представлявшиеся в виде крылатых собак, сочетают черты духов-целителей и упырей. Они воскрешают убитых, вылизывая их раны. Параллель очевидна; к тому же древним грекам грифоны зачастую представлялись также в виде полусобак-полуорлов, а не в виде полульвов-полуорлов. Их называли «птицеклювыми собаками Зевса». Вспомним миф о терзавшем Прометея орле…

Орфики и пифагорейцы были носителями учения о посмертном спасении или воздаянии. В этой связи можно сделать следующий вывод. Различные «упыри» в мифологии являются духами плодородия и при этом связаны с сюжетом, посвященным приобщению человеческого рода к цивилизованному образу жизни. В конечном итоге, именно они послужили прототипом для богов плодородия – культ которых зачастую сопровождался экстатическими оргиями (см. приписываемую мавкам и «огненным змеям» страсть к соитию с людьми) и которым приписывалось изобретение земледелия и виноделия (игравшего важную роль в религиозных ритуалах – см. ссылки). И именно от умирающих и воскресающих богов плодородия в конечном итоге и происходит главный герой известного рождественского сюжета, заповедовавший своим последователям пить его кровь и вкушать его плоть.