Ричард Левонтин
Аннотация
Продолжение изложения и частичного перевода брошюры Ричарда Левонтина «Биология как идеология», первая и вторая часть которого уже опубликованы на нашем сайте.
Причины и их следствия
Современная биология характеризуется рядом идеологических предрассудков, которые определяют форму выдаваемых ею объяснений окружающего мира и направления исследований.
Один из этих предрассудков связан с сущностью причин. Обычно для каждого явления ищется одна причина, а даже если и допускается существование нескольких причин, одна из них должна считаться основной, а остальные — вторичными, и в любом случае эти причины разделяются и изучаются по отдельности. Более того, ищут эти причины обычно на индивидуальном уровне, будь то отдельный ген, отдельный орган или отдельный человек, который является точкой пересечения внутренних биологических причин и внешних причин, происходящих от независящей от него среды.
Этот подход нагляднее всего виден в существующих взглядах на здоровье и болезни. В любом учебнике медицины можно прочитать, что причиной туберкулеза являются микобактерии, известные в том числе под названием палочек Коха. Современная научная медицина объясняет снижение смертности от инфекционных заболеваний тем, что она, при помощи антибиотиков, химикатов и высокотехнологичных методов ухода за больными смогла победить зловредные микроорганизмы.
Та же самая картина наблюдается с раком: поскольку рак является патологическим ростом клеток, вызванным повреждениями генетических регуляторов, его причину искали в вирусах (без особого успеха) и патогенных веществах как искусственного, так и естесственного происхождения. Безусловно, невозможно заболеть туберкулезом без участия туберкулезной палочки, точно так же, как нельзя заболеть мезотелиомой, не вступая в контакт с асбестом или асбестосодержащими веществами. Но это вовсе не означает, что причиной туберкулеза или мезотелиомы являются именно туберкулезная палочка и асбест.
“Каковы последствия такого мышления для нашего здоровья? Допустим, мы отметим то, что туберкулез как заболевание был наиболее распространен в потогонках и на фабриках в XIX веке, в то время как заболеваемость туберкулезом среди сельского населения и правящих классов была значительно меньше. Тогда мы можем оправданно заявить, что причиной туберкулеза является бесконтрольный промышленный капитализм, и если мы избавимся от этой системы организации общества, нам не нужно будет особо беспокоиться о туберкулезной палочке. С точки зрения истории здоровья и болезней в современной Европе, данное объяснение имеет как минимум такое же право на жизнь, как обвинение во всем несчастной бациллы” [R. Lewontin, Biology as Ideology, стр. 38]
Далее автор выдвигает предположение о том, что большая часть заслуг по уменьшению смертности от инфекционных заболеваний, которые присваивает себе современная научная медицина, на самом деле можно отнести на счет повышения общего уровня жизни, улучшения питания и условий труда и проживания.
“Одним из наиболее ярких примеров является корь. В настоящее время дети в США и Канаде редко ею болеют, поскольку вакцинация от кори почти повсеместна, но всего лишь поколение-другое назад каждый ребенок, ходивший в школу, заболевал корью, однако же смерть от кори наступала крайне редко. В девятнадцатом же веке корь была одной из ведущих причин смертности у маленьких детей, а в некоторых африканских странах это наблюдается и по сей день. Корь представляет собой болезнь, которой успевали переболеть почти все, от которой нет никакого известного лекарства или способа лечения, и которая просто перестала быть смертельной для детей в развитых странах” [R. Lewontin, Biology as Ideology, стр. 40]
Это постоянное снижение смертности в конечном итоге является результатом улучшений в питании и повышения реальной заработной платы. Даже сейчас в странах наподобие Бразилии младенческая смертность растет и падает с падением и увеличением минимальной заработной платы. Таким образом, в основе увеличившейся продолжительности жизни и снизившейся смертности от инфекционных заболеваний лежат перемены в обществе. Хотя и можно сказать, что причиной туберкулеза является его непосредственный возбудитель, туберкулезная палочка, гораздо ближе к истине было бы утверждение о том, что причиной массовой заболеваемости туберкулезом являлись условия труда и проживания, созданные нерегулируемым капитализмом XIX века с его постоянной конкуренцией и отсутствием какого-либо контроля со стороны профсоюзов и государства. Но, поскольку перемены в обществе не входят в сферу компетенции биологии, студентов-медиков продолжают учить тому, что причиной туберкулеза является бацилла.
То же самое может быть сказано о промышленных загрязнителях и прочих веществах, вызывающих рак и профессиональные заболевания шахтеров, работников текстильной промышленности и сельского хозяйства.
“Необходимо делать различие между причинами и возбудителями. Асбестовые волокна и пестициды являются возбудителями болезней, но думать, что устранение этих конкретных раздражителей уничтожит болезни было бы иллюзией, потому что их место займут другие, схожие с ними раздражители. До тех пор, пока эффективность и максимизация прибыли от производства, или выполнение определенных норм и планов без оглядки на используемые средства, остаются движущими силами производственных предприятий по всему миру, один загрязнитель всегда будет заменен другим. Регулирующие органы и департаменты планирования рассчитывают соотношение прибыли и убытков, в которых человеческое несчастье оценивается в долларовом эквиваленте. Асбест и хлопковолокно — не причины рака. Они всего лишь посредники для социальных причин, социальных формаций, которые определяют сущность наших жизней в сфере производства и потребления, и в конечном итоге лишь перемены в этих социальных сферах могут привести к коренным изменениям в здоровье людей. Передача причинной связи от социальных связей и общественного устройства к неодушевленным возбудителям, которые от этого кажутся живущими своей жизнью и имеющими власть над жизнями людей, является одной из крупнейших мистификаций науки и ее идеологий.” [R. Lewontin, Biology as Ideology, стр. 41]
Точно так же, как промышленное загрязнение сейчас занимает нишу враждебных внешних сил, с которыми приходится справляться человеку, простые внутренние силы — гены — теперь отвечают не только за здоровье человека в медицинском смысле, но и за целый ряд социальных проблем, таких, как алкоголизм, преступность, наркомания и психические заболевания. Генетики уверяют, что стоит нам найти гены, от которых зависит склонность к алкоголизму или плохая работа которых ведет к раку, как все наши проблемы будут решены.
Далее автор некоторое время рассуждает о масштабном проекте секвенирования человеческого генома, запущенном в 1990 году (и завершившемся более-менее успешно в 2003 — прим. перев.) , отмечая, что его успех не решит все проблемы медицины и биологии, как тогда рекламировалось, а взгляд на ген как на некий базовый блок человеческой биологии, “самовоспроизводящийся элемент”, в корне неверен. Ген как часть организма имеет несколько функций: во-первых, он содержит информацию, при помощи которой организм может синтезировать из разных аминокислот различные белки, во-вторых, он способен управлять синтезом белков, начиная и прекращая этот процесс в зависимости от внешних условий или места в организме, и в-третьих ген служит образцом для копирования. Но сами гены ничего не производят. Белок синтезируется при помощи сложной химической машины, составленной в том числе и из других белков, а последовательность нуклеотидов в гене используется в этом процессе в качестве “чертежа”, и на основании этого некоторые делают вывод, что ген играет большую роль, нежели клеточные механизмы. Однако же, белок не может быть произведен без гена или остальных клеточных механизмов, ни один из этих участников процесса не может считаться “важнее” другого.
Точно так же гены не являются “самовоспроизводящимися” элементами. Они не могут произвести сами себя, точно так же, как они не могут произвести кодированный ими белок. Гены копируются сложной молекулярной машиной, которая использует ген в качестве образца для изготовления копий. Называть гены “самовоспроизводящимися”, значит наделять их некоей мистической автономной силой, независимой от прочих биологических механизмов. Если что-то и можно называть самовоспроизводящимся, так это весь организм как систему.
“Второй проблемой проекта секвенирования генома человека является идея о том, что, узнав полную молекулярную конфигурацию наших генов, мы таким образом познаем все, что можно узнать о нас самих. Она считает ген определяющим индивида, который определяет общество. Она изолирует дефект в так называемом “раковом гене” как причину рака, в то время, как на самом деле этот дефект в гене мог быть вызван поглощением загрязнителя, который, в свою очередь, был произведен в результате промышленного процесса, который в свою очередь был неизбежным следствием вложения денег под 6 процентов. В очередной раз скудное понимание причинно-следственных связей, которым отличается современная биология, понимание, которое путает возбудители и причины, двигает нас в определенном направлении в поиске решений наших проблем.” [R. Lewontin, Biology as Ideology, стр. 46]
В целом замечания Левонтина касательно проекта расшифровки генома человека могут быть интересны в основном историкам науки, частично его критика оказалась оправданной (проект не дал некоего абсолютного и конечного знания устройства человеческого организма, а скорее наоборот, изменил парадигму исследований в области генетики и сместил акцент с расшифровки генетического кода на изучение эпигенетических факторов), частично — нет (проект по большей части успешно завершился в 2003 году, хотя определенные работы ведутся до сих пор). Что же до его опасений, что научными открытиями прикрываются простые коммерческие интересы, то они гораздо более наглядно излагаются самим же автором на примере гибридной кукурузы далее:
“Наиболее хорошо задокументированный пример того, как чисто коммерческий интерес движет то, что выдается за фундаментальные исследования природы, можно найти в сельском хозяйстве. Часто говорят, что изобретение гибридной кукурузы повлекло за собой колоссальное повышение производительности сельского хозяйства и, соответственно, накормило миллионы людей задешево и с большой эффективностью. В то время как в 20-е годы ХХ века среднестатистическая земля в “кукурузном поясе” Северной Америки , засеянный маисом, давала урожайность в 35 бушелей с акра, в наши дни он дает 125 бушелей. Этот факт считается одним из величайших триумфов прикладной генетики в области улучшения человеческой жизни. Но на самом деле все гораздо интереснее.” [R. Lewontin, Biology as Ideology, стр. 48]
Гибридная кукуруза получается, когда скрещивают два чистых инбредных сорта и высаживают семена, получающиеся в результате этого скрещивания. Эти чистые инбредные сорта в свою очередь создаются в результате долгого процесса самоопыления, который призван сделать каждый из этих сортов как можно более генетически единообразным. Компания-производитель семян тратит несколько лет на самоопыление сортов до получения единообразных генетических линий, а затем продает фермерам семена, полученные в результате скрещивания этих линий. Инбредные однородные линии сами по себе дают очень плохой урожай, в то время как гибрид по части урожайности превосходит как их, так и первоначальный перекресноопыляющийся сорт, из которого получились эти инбредные линии. Разумеется, не любая комбинация двух инбредных линий дает хорошую урожайность, нужно искать среди множества возможных пар нужную.
Гибридное скрещивание инбредных линий отличается еще одним качеством, о котором нечасто говорят, качеством, представляющим уникальную ценность с точки зрения коммерции. Если фермер раздобыл высокоурожайный сорт какой-либо культуры, устойчивый к болезням и с хорошим экономическим выходом, в нормальной ситуации он сохранит часть семян этого высокоурожайного сорта и посадит их в следующем году, чтобы снова получить хороший урожай. Как только семена этого прекрасного сорта попадают в руки к фермеру, ему больше не нужно платить за посевной материал, потому что растения, как и любые другие организмы, воспроизводят сами себя. Но это самовоспроизводство представляет большую проблему для тех, кто хочет делать деньги на производстве различных сортов культурных растений, ведь как им получать прибыль, если дальнейшее производство семян оказывается в руках того, кто их приобрел, практически с момента покупки? Такой сорт будет продан единожды и затем распространится повсюду бесплатно.
Эта проблема защиты от несанкционированного копирования хорошо знакома производителям компьютерного программного обеспечения. Разработчику программ не имеет смысла вкладывать время и деньги в разработку нового продукта, если первые же покупатели могут скопировать его сколько угодно раз и распространить среди своих друзей практически ни за что. Эта же проблема всегда стояла перед селекционерами в сельском хозяйстве. Селекционеры никогда не получали больших доходов, потому что фермеры, заполучив однажды нужный сорт растения или животного, затем воспроизводили его сами. Разумеется, получившиеся на ферме семена будут содержать определенный процент семян сорняков и всхожесть у них тоже будет хуже, чем у оригинала, так что рано или поздно фермеру все равно придется вернуться к производителю, чтобы пополнить семенной фонд. Во Франции, например, среднестатистический фермер вынужден пополнять запас семян пшеницы примерно каждые шесть лет.
С гибридной кукурузой все совсем по-другому. Поскольку она является продуктом скрещивания двух самоопылявшихся однородных линий, невозможно посадить семя гибридной кукурузы и получить гибридную кукурузу. Гибриды неспособны к чистосортному воспроизводству. Семена, получившиеся от гибридных растений, не являются сами по себе гибридами, а формируют популяцию растений разной степени гибридности, смесь гомогенных и гетерогенных сортов. Фермер, который запас семена своей гибридной кукурузы и посадил их в следующем году потеряет как минимум 30 бушелей с акра на следующем урожае. Чтобы поддерживать высокую урожайность, фермер должен покупать семена заново у производителя каждый год. Таким образом, производитель гибридных семян нашел своего рода защиту от копирования. Более того, производитель гибридных семян может заявить цену на свою продукцию, равную тому объему, который потерял бы фермер, не покупай он ее каждый раз заново, то есть равную рыночной стоимости 30 бушелей с каждого акра земли.
Изобретение гибридной кукурузы по сути стало намеренным применением принципов генетики для создания продукта, защищенного от копирования. Это лучше всего видно из самого надежного источника — со слов самих изобретателей гибридной кукурузы, Шалла и Иста, которые писали, что “гибриды с легкостью обретут популярность у производителей семян, поскольку представляют собой первый в истории случай, когда семеновод может извлечь полную прибыль из того, что он сам вывел или купил… Человек, выведший новый сорт растений, который может представлять неоценимое благо для всей страны, не получал ничего — даже славы за свои труды, и растение могло воспроизводиться кем угодно… Использование гибридов первого поколения позволяет производителю семян держать родительские линии при себе и продавать лишь уже гибридизированные семена, которые гораздо менее пригодны для стабильного воспроизводства”. [E.M. East and D.F. Jones, Inbreeding and Outbreeding (Philadelphia: Lippincott, 1919).]
Осознание того, что метод гибридизации может гарантировать селекционеру огромные прибыли, стало причиной внедрения этого метода во все сельское хозяйство. Цыплята, помидоры, свиньи, да и почти любой коммерческий сорт растений или животных, где это возможно — везде прочие сортовые формы вытеснялись и вытесняются гибридами.
Если гибриды и правда воплощают лучший метод сельскохозяйственного производства, то их коммерческая ценность для селекционной компании вторична. Вопрос в том, работали бы другие методы селекционирования растений так же, или лучше, без обеспечения защиты прав собственности, необходимой компаниям. Ответ на этот вопрос зависит от некоторых вопросов генетики, которые в ранний период истории гибридной кукурузы оставались без ответа, и до относительно недавнего времени можно было спорить, что базовая биология производства кукурузы такова, что лишь гибридные семена будут давать максимальную урожайность. Однако, в последние 30 лет мы уже знаем правду. Проводились фундаментальные эксперименты, и ни один селекционер в здравом уме не будет спорить с их результатами. Природа генов, ответственных за урожайность кукурузы, такова, что альтернативные методы прямой селекции высокоурожайных растений в каждом поколении и распространения продуктов этой селекции сработал бы точно так же. Методом традиционной селекции семеноводы могут произвести сорта кукурузы, урожайность которых не будет уступать современным гибридным сортам. Проблема в том, что ни одна коммерческая компания не возьмется за выведение этого сорта, поскольку он не сулит тех же прибылей.
“Одной из наиболее интересных деталей во всей этой истории с гибридной кукурузой является роль сельскохозяйственных испытательных станций, таких, как государственные экспериментальные станции в США или Департамента сельского хозяйства Канады. Эти учреждения, по идее, должны были бы разработать альтернативные методы селекции, поскольку они существуют на средства государства, и вопросы прибыли не должны их заботить. Однако же, Департаменты сельского хозяйства в США и Канаде оказались одними из наиболее ярых сторонников метода гибридизации. Исключительно коммерческий интерес настолько удачно нарядился в одежды чистой науки, что его плоды теперь преподаются как научное Священное Писание в сельскохозяйственных учебных заведениях. Целые поколения исследователей в области сельского хозяйства, даже те, кто работают в государственных институтах, верят в то, что гибриды имеют исключительное преимущество, хотя данные экспериментов, которые этому противоречат, были опубликованы в хорошо известных журналах более чем 30 лет назад. В очередной раз то, что подается нам под прикрытием чистой науки и объективного знания о природе при ближайшем рассмотрении оказывается политической, экономической и социальной идеологией.” [R. Lewontin, Biology as Ideology, стр. 51]
Окончание в следующей части