Филантропический обман

Линзи Макгуи

 

Вступление

Познакомьтесь, это — Аджай Банга, сын офицера индийской армии, родившийся в Хадки, городском поселении в нескольких часах езды от Мумбаи. После изучения экономики в Делийском университете, он получил MBA в Индийском Институте Менеджмента и с этого началась его блестящая карьера в таких гигантских корпорациях, как Nestle и PepsiCo. В 2010 году Банга был назначен генеральным директором компании Mastercard, штаб-квартира которой находится в Пёрчасе, штат Нью-Йорк.

 

 

Он — один из немногих руководителей компаний из списка Fortune 500, который получил начальное, среднее и высшее образование, не выезжая из Индии. Банга возглавил преуспевающую компанию и сделал ее еще более прибыльной, чем раньше. В 2009 году прибыль Mastercard составила 1,5 миллиарда долларов США из выручки в 5,1 миллиарда, а в 2013 году — 3,1 миллиарда из выручки в 8,4 миллиарда. Акции компании за последние пять лет выросли в цене на 330 процентов. Директор был щедро вознагражден за свои усилия: в прошлом году Банга получил более 13 миллионов долларов и окончательно утвердил свое положение любимца деловой прессы, которому отдают почести журналы типа Fortune и которого журнал Chief Executive назвал “Лучшим преумножителем капитала” в мире.

Банга специализируется на инновациях. Во всяком случае, так говорится в деловых газетах: он “ставит ва-банк на технологии”, “учредил внутренний департамент по инновациям” и создал новую беспроводную платежную систему Mastercard Contactless. Но самой большой из его инноваций было то, что он обратил свой взор на те 2,5 миллиарда обитателей мира, что до сей поры не имели банковского счета. Согласно описанию очерка в Fortune, Банга “осознает, что большой простор возможностей для компании представляют те части света, где электронного кошелька будут ждать еще десятки лет”. Он находится в авангарде растущей группы бизнесменов, понимающих, что на мировой бедноте можно делать деньги.

О чем не говорится в Fortune, так это о том, откуда берутся деньги, которые Банга инвестирует в не имеющие банковского счета массы. Существенная часть этих средств, как оказалось, поступает вовсе не из той компании, которую он возглавляет. Он не позаимствовал их у акционеров Mastercard и уж точно не пожертвовал частью своего постоянно растущего жалования. Эти деньги были взяты из казны самой могущественной благотворительной организации в мире: Фонда Билла и Мелинды Гейтс. В 2014 году Фонд Гейтса объявил о выдаче Mastercard гранта в 11 миллионов долларов на основание “экспериментального” финансового учреждения в столице Кении, Найроби. Грант был выдан сроком на три года, по истечении которых, согласно заявлению Mastercard, компания сама оплатит дальнейшую финансовую экспансию в данном регионе, если этот эксперимент окажется достаточно прибыльным.

Руководство Mastercard оправдывало получение гранта с экономической точки зрения: инвестиции в развивающиеся страны вроде Кении сопряжены с большим риском, и нет никаких гарантий, что они окупятся. Как объяснялось в пресс-релизе Mastercard, средства, полученные от Фонда Гейтса, позволят компании охватить “новые рынки, которые до этого могли представляться нерентабельными”. Этот подарок Mastercard, — а это именно дар, а не займ или прямые инвестиции, — лишь последний в длинном списке пожертвований, которые Фонд Гейтса делает в пользу богатейших корпораций мира. От британской компании Vodafone, печально знаменитой тем, что она пользуется нулевым налогом на прибыль корпораций в Великобритании, до ведущих компаний в области образования, таких, как Scholastic Inc., Фонд Гейтса не просто является партнером коммерческих предприятий, он их субсидирует.

Бизнес на альтруизме

Частные пожертвования в пользу богатейших мировых корпораций — лишь один из новых аспектов гораздо более обширного явления: растущей власти и влияния частных благотворительных фондов над мировыми институтами наподобие Всемирной организации здоровья (ВОЗ). Обладая целевым капиталом в 42 миллиарда долларов, Фонд Гейтса каждый год тратит около 3 миллиардов на цели, которые на первый взгляд кажутся безукоризненными. Но эта благотворительность имеет скрытую цену. Возьмем, например, пожертвования в пользу ВОЗ. В 2013 году Фонд Гейтса передал более 300 миллионов долларов этой организации по здравоохранению при ООН, что превысило взносы всех прочих участников за этот год, включая даже взнос правительства США. Ежегодно Фонд Гейтса тратит на глобальное развитие сумму, которая почти равна всему текущему бюджету ВОЗ, а ведь эта категория включает в себя далеко не все их благотворительные программы.

Фонд рассчитывает на определенную отдачу от своих вложений. В 2012 году Лори Гарретт в статье в журнале “Foreign Affairs” заявил, что “инициативы и нормативные стандарты, принимаемые ВОЗ, редко выносятся на публику до того, как их неофициально просмотрят и одобрят сотрудники Фонда Гейтса”. Некоторые смотрят на это с оптимизмом. Фонд Гейтса часто хвалят за его подход к благотворительности, ориентированный на результаты. Скандально известный австралийский философ Питер Зингер, который в свое время помог запустить движение “эффективного альтруизма”, воспевает Билла Гейтса и Уоррена Баффета как “самых эффективных альтруистов” за всю историю человечества.

Проблема в том, что доказательств этому смелому утверждению можно найти довольно немного. С одной стороны, нет сомнений в том, что Фонд Гейтса добился каких-то результатов на поприще глобального здравоохранения. Но в то же время очевидно — что бы ни говорили Зингер и иже с ним, этот фонд тратит свои деньги отнюдь не на борьбу с крупнейшими угрозами здоровью в мире.

До недавнего времени Гейтс даже не поддерживал пропагандируемую со времен Алма-Атинской декларации ВОЗ от 1978 года долговременную цель укрепления основных систем здравоохранения и обеспечения всеобщего доступа к здравоохранению. Как заметила в 2009 году редакция “Ланцета”, одного из ведущих медицинских журналов в мире, гранты от Фонда Гейтса не только не отличаются уникальной “эффективностью”, но и “не затрагивают тот уровень заболеваемости, от которого страдают люди в глубокой нищете”.

Фонд Гейтса также агрессивно пропагандировал более активное проникновение в африканские страны транснациональных корпораций, имеющих штаб-квартиры в США, что вызывает тревогу у наблюдателей наподобие Дэрилл Рей, эксперта-агронома из Университета Теннесси, которая опасается экономических последствий, которые могут наступить от вмешательства фонда для мелких фермеров:

“[Необходимо] учитывать тот уровень, на котором фермеры находятся на данный момент, и помочь им повысить производительность при помощи знаний и технологии, которые ему соответствуют, а затем постепенно переводить их на более высокий уровень производительности, а не говорить о том, что им нужно покупать продукцию “Monsanto” или прочую продукцию, которую они не могут себе позволить, а должны будут приобретать каждый год, как в случае с гибридными семенами.”

Критика поступает и с совершенно неожиданных позиций: Говард Баффет, старший сын директора “Berkshire Hathaway” Уоррена Баффета,  заявил в 2011 году, в программе “60 минут”, что уверенный оптимизм Фонда Гейтса касательно гибридных семян слеп к обстоятельствам в развивающихся странах: “Нам нужно перестать думать о том, как бы делать все так же, как мы делаем это в Америке”.

В одной из глав своей книги 2011 года, Дэвид Стаклер, экономист, специализирующийся на здравоохранении, и его коллеги писали, что “мировое здравоохранение управляется несколькими частными грантодателями, которые принимают решения в тайне ото всех. Возможность решать, какие вопросы заслуживают внимания, и как они будут решаться, находится в руках очень небольшого круга людей, которые в конечном итоге руководствуются собственными интересами”.

Милостыня для богатых

Словосочетание “корпоративная благотворительность” кажется чем-то изначально обреченным на пребывание в списке современных страшилок: многие прогрессивные деятели не могут даже произнести его без очевидного презрения. В значении “благотворительного пожертвования из доходов или ресурсов корпорации на некоммерческие нужды” оно известно как инструмент оправдания, способ, при помощи которого корпорации добывают легитимность, одновременно отвлекая внимание общества от более неприглядных сторон своей деятельности.

Но данное определение не поспевает за эволюцией самой корпоративной благотворительностью. Корпоративная благотворительность больше не означает, что компании дают деньги на благотворительные нужды — на самом деле, они довольно мало этим занимаются. Как было указано в статье 2002 года в “Harvard Business Review”, за последние 15 лет процент благотворительных пожертвований из доходов корпораций упал на 50%. Не так давно “Slate” подсчитала, что пожертвования со стороны корпораций упало с 2,1% доходов до вычета налогов в середине 1980-х до всего лишь 0,8% в 2012 году.

Корпоративная благотворительность в наше время — это когда частные, не облагаемые налогами грантодатели типа Фонда Гейтса жертвуют свои деньги корпорациям.

Фонд Гейтса — не единственное благотворительное учреждение, делающее пожертвования в пользу коммерческих предприятий типа Mastercard. Прочие организации, например, Фонд Форда, также напрямую спонсируют коммерческие фирмы, особенно в сфере СМИ, а крупнейшая филантропическая организация Великобритании, “Wellcome Trust”, часто дает гранты фармацевтическим компаниям. Но темпы и масштабы, в которых Фонд Гейтса нарастил свои пожертвования в пользу корпораций, растут с такой скоростью, что даже наиболее сведущие эксперты в области благотворительности не поспевают за развитием событий. Чтобы понять всю новизну, заключенную в грантах, предоставляемых Фондом Гейтса компаниям типа Mastercard, нужно сначала понять, чем гранты не являются.

Гранты — это не прямые инвестиции. На протяжении многих лет Фонд Гейтса устойчиво подвергался критике с разных сторон за свою привычку инвестировать свои средства в компании, чья деятельность усугубляет те же самые проблемы с экологией и здоровьем, которые его благотворительные программы призваны облегчить. Но это не тот случай. Грант Mastercard также не является вложением в акционерный капитал. Это пожертвование, направленное на снижение корпоративных издержек, чтобы компенсировать одной из богатейших компаний мира затраты на проникновение на новые рынки. Компании не обязаны возвращать эти средства, вне зависимости от того, насколько прибыльными окажутся эти проекты. Дары Фонда Гейтса таковыми и являются. Для корпораций они — дармовщина. Для американских налогоплательщиков — трата бюджетных денег.

Корпоративная солидарность

Практика субсидирования коммерческих предприятий благотворительными фондами одновременно является широко разрекламированной (Mastercard выпустил целый пресс-релиз в честь пожертвования от Фонда Гейтса) и до странности неизвестной. Ведущие историки, социологи и философы-филантропы, судя по всему, до сих пор не в курсе данного явления. Здесь особенно поучителен недавний цикл статей в “Boston Review”, посвященный влиянию и прозрачности благотворительных фондов.

Флагманом форума 2013 года, прошедшего под названием “Для чего существуют фонды?”, была статья политолога из Стэнфордского университета Роба Райха, которая содержала в себе самую продуманную критику крупномасштабной благотворительности за последнее время. Райх отметил, что очень небольшая доля благотворительных расходов в действительности достигает людей с низкими доходами: большая часть денег фондов идут хорошо обеспеченным университетам, учреждениям культуры, часто посещаемым богачами, и религиозным организациям, которые вольны накапливать средства вместо того, чтобы их распределять. Заметив, что благотворительные фонды “по самой своей природе плутократичны”, Райх задает важный вопрос: совместимы ли с демократией такие неподотчетные публике благотворительные организации, как Фонд Гейтса?

На статью Райха отреагировали одни из наиболее известных ученых страны, включая Пабло Эйзенберга, Стэнли Каца, Диану Равич и Рика Коэна. Их комментарии представляют собой эдакое турне по ландшафту современной благотворительности, которое показывает настоящий “Дикий Запад”, отличающийся отсутствием регулирования и надзора. Равич, уважаемый историк, специализирующийся на истории образования, написала, что благотворительной деятельностью в области образования управляют “три новых гиганта”: Фонд Гейтса, Фонд Эли и Эдиты Брод и Фонд семьи Уолтон.

Она сообщает, что вместо того, чтобы поощрять разнообразие мнений, эти организации отличаются редким единодушием в своих предписаниях и направлении финансирования, и совместно тратят миллиарды долларов на то, чтобы поставить вознаграждение учителей в зависимость от тестирования учеников, увеличить количество онлайновых чартерных школ и урезать права по заключению коллективных договоров.

Эйзенберг, известный исследователь благотворительности, призывает к введению законодательных ограничений на размеры фондов, чтобы уменьшить их бюджеты до 10-15 миллиардов долларов, не больше. Гара ЛаМарш, бывший директор Института открытого общества Джорджа Сороса и Атлантической благотворительности Чака Фини, утверждает, что доля благотворительных средств, которая действительно доходит до мировой бедноты, настолько ничтожна, что следует задуматься над тем, оправданы ли налоговые льготы для благотворителей вообще.

Что любопытно, ни один из четырнадцати респондентов не подверг сомнению ремарку Райха, брошенную им походя в середине статьи: “Конечно, фонды обязаны направлять свои гранты общественным благотворительным организациям, или на языке налогового законодательства — некоммерческим организациям, подпадающим под 501(c)(3)”, пишет Райх, добавляя, что “в США практически любая организация может считаться некоммерческой, до тех пор пока она официально не распределяет доходы среди своих владельцев. Таким образом, это правило никого совершенно никак не ограничивает”.

В том, что определение некоммерческой организации может трактоваться чрезвычайно широко, — почти безнравственно широко, — он прав, однако неправда, что фонды обязаны направлять свои гранты лишь благотворительным организациям. Они вольны делать пожертвования и коммерческим фирмам, которые входят в поле действия благотворительной миссии фонда: крайне широкий критерий, которые жертвователи типа Гейтсов интерпретируют разнообразными новыми и беспрецедентными способами. Сложно сказать, когда именно началась эта растущая тенденция предоставления фондами грантов корпорациям. В 2012 году Майкл Майер, в статье в “Columbia Journalism Review”, посвященной объявленному Фондом Форда дару в 1,04 миллионов долларов газете “Los Angeles Times”, написал, что “передача денег благотворительным фондом коммерческой организации для субсидирования ее репортерской деятельности, насколько мне известно, не имеет прецедентов”.

Но прецеденты были. В 2010 году Фонд Гейтса предоставил 1,5 миллиона долларов компании ABC News, а в 2011 году пожертвовал немногим более 1,1 миллиона NBC “на поддержку национального образовательного саммита”. В следующем году Фонд Гейтса дал NBC еще миллион, на этот раз на более туманную цель по “информированию и вовлечению местных сообществ”. Прочие коммерческие СМИ, получившие деньги от Гейтсов в 2012 году, включают “Univision” — испаноязычную телерадиовещательную компанию, чья компания-учредитель “Univision Communications” в 2014 году получила 2,6 миллиардов долларов выручки.

Раньше благотворительные гранты коммерческим организациям были редкостью, но теперь это не так. Фонд Гейтса предоставляет десятки грантов коммерческим компаниям по всему миру, включая те, в чью пользу будет работать Единый комплекс государственных образовательных стандартов в США. Среди учителей и родителей часто можно услышать опасения, что это именно деньги Гейтсов помогают частным фирмам, таким, как Pearson и Microsoft, извлечь выгоду из индустрии тестирования, которая, словно удушающий корсет, сжимается вокруг учителей и учеников.

Хоть получение прибыли благотворительными организациями и незаконно (в 2013 году главный прокурор Нью-Йорка Эрик Шнейдерман заключил акт разрешения спора с Благотворительным Фондом Pearson на 7,7 миллионов долларов после того, как эта некоммерческая организация была уличена в использовании своих благотворительных средств для извлечения прибыли для ее корпоративного учредителя Pearson) прецедент показывает, что передача средств корпорациям со стороны благотворительных учреждений вроде Фонда Гейтса абсолютно законна.

И действительно, Фонд Гейтсов делает такие пожертвования все время. Scholastic, которая как и Pearson является коммерческим издателем образовательной литературы, получила более 6 миллионов долларов грантов от этого фонда. Выданный им в ноябре 2011 года грант в 4463541 доллара был направлен на “внедрение учителями Единого комплекса государственных образовательных стандартов в математике”.

Что непонятно, так это почему данный грант считается благотворительностью. Разве Scholastic не получит прибыли от расширения ассортимента учебников и тестовых материалов, которым сопровождается внедрение Единого комплекса стандартов? Ответ, очевидно, положительный, о чем в пресс-релизе 2014 года говорит и сама Scholastic, прославляя свои успехи в области электронного образования: “В 2014 году компания задекларировала 1,82 миллиарда долларов выручки, что на скромные 2% больше чем 1,79 миллиарда, полученные в прошлом году. Прибыли, однако, повысились существенно… Scholastic также ожидает, что продажи нашей электронной образовательной продукции продолжат увеличиваться…”

По данному вопросу пресс-секретарь Фонда Гейтса Крис Вильямс заявил:

“Выполнение благотворительных целей не исключает прибыльную деятельность… Если потенциальный грантополучатель не является благотворительной организацией, и необходимо следить за ответственным распределением полученных средств, наш фонд прилагает все возможные усилия и установленные процедуры для того, чтобы удостовериться, что грант будет потрачен исключительно на те благотворительные цели, на которые он дается”.

Вильямс имеет в виду правила IRS, которые требуют, чтобы жертвователи брали на себя ответственность за то, что гранты коммерческим организациям будут использованы исключительно на благотворительные цели, а не для получения прибыли. Однако, другие гранты Фонда Гейтса ставят его заверения под сомнения, например, грант 2012 года на 817468 долларов, выданный Tutor.com — одной из крупнейших компаний онлайн-образования в стране — на создание работающей “по запросу” системы профессионального развития, заточенной под тренировку учителей средних и старших классов в математике.

Хотя сайт Tutor.com ясно показывает, что эта программа была зарегистрирована как торговый знак, и школам предлагается “получить коммерческое предложение”, освещение этого гранта в новостях никогда не затрагивало, нарушает ли благотворительное пожертвование на создание проприетарного учебного программного обеспечения правило IRS о том, что гранты благотворительных фондов должны использоваться исключительно в благотворительных целях.

И действительно, множество коммерческих образовательных стартапов находятся в долгу у этого фонда. Один из них — BetterLesson Inc, самопровозглашенный “Facebook для работников образования”, распространяет онлайновые учебные планы среди учителей бесплатно, но взимает плату за обслуживание со школ. Этот стартап получил 3,5 миллиона долларов в грантах от Фонда Гейтса. BetterLesson, возможно, и правда станет полезным инструментом для учителей.

Но их услуга имеет существенную цену — цену, которая покрывается из бюджета финансируемых налогоплательщиками государственных образовательных учреждений. Заслуживает ли еще один технологический стартап благотворительности Гейтса, в то время, как в обществе нарастает недовольство усыхающими образовательными ресурсами государственных школ, а крайняя бедность в США растет?

Предоставление фондами грантов коммерческим организациям, быть может, и не запрещено законом, но статья 501(c)(3) явно указывает, что частные благотворительные учреждения не должны “быть организованы или управляться с учетом частных интересов”. Чтобы подпадать под налоговые льготы, фонд обязан руководствоваться в выдаче грантов принципом, согласно которому “никакая часть чистого дохода не поступает никаким частным акционерам или физическим лицам”.

Очевидно, что целый ряд грантов Фонда Гейтса принес прямую выгоду частным компаниям, их менеджменту и акционерам. Вопрос в том, имеет ли это какое-либо значение, даже если правила IRS касательно частного дохода и нарушаются? С одной стороны, поступающие коммерческим организациям средства куда меньше тех, что направлены некоммерческим учреждениям: на сегодняшний день, Фонд Гейтса распределил уже более 33 миллиардов долларов, и подавляющее большинство этих средств ушло некоммерческим организациям.

С другой стороны, важны не сами деньги — важен прецедент. Если грант Scholastic или Mastercard можно назвать благотворительностью, то почему таковой нельзя назвать не облагаемое налогами пожертвование в пользу Goldman Sachs, News Corp или Monsanto?

Фонд Гейтса настаивает на том, что частный сектор должен играть большую роль в глобальном развитии, и теперь регулярно субсидирует корпорации, которые собираются превратить образование, здравоохранение и облегчение бедности в коммерческие предприятия. Еще несколько лет назад мысль о том, что крайне прибыльная компания вроде Mastercard может получить благотворительный грант, казалась бы очень странной.

Однако, роль фондов быстро эволюционирует, и уже скоро странным может показаться то, что благотворительность когда-то была нацелена на тех, кто живет в бедности, не имеет жилья или бежит от домашнего насилия, кто зависит от продовольственных фондов или был разорен счетами за медицинское обслуживание, а вовсе не на транснациональную корпорацию, которая ставит деньги налогоплательщиков на идею о том, что беднякам в первую очередь нужны кредитные карточки.

Евангелие от справедливости

Специалисты по менеджементу и инвесторы прославляют учащающиеся благотворительные гранты корпорациям терминами типа “филантрокапитализм” и “разделяемая ценность”, ссылаясь на утверждения Адама Смита о том, что расширение рынка является само по себе благотворительным процессом, который вносит свой вклад в рост уровня жизни по всему миру, а значит, не облагающиеся налогом подарки богатым компаниям нельзя подвергать сомнению, а нужно всецело одобрять.

В качестве оправдания все больших и больших объемов благотворительной помощи, которую они получают, директора коммерческих компаний с большим энтузиазмом указывают на “туманные” различия между коммерческой и некоммерческой деятельностью.

“В мире происходят сдвиги, которые позволяют вести гораздо более искренний диалог между сообществом развития, НКО, правительствами, коммерческими учреждениями и научной средой”, — сообщил в СМИ Уолт Макни, вице-председатель Mastercard, после получения гранта от Фонда Гейтса, — “Корпорации наподобие нашей понимают, что мы все в одной лодке”.

Эта риторика, которую можно услышать где-нибудь в Давосе из уст элиты и самоуверенных директоров корпораций, съезжающихся на глобальные саммиты и провозглашающих там, что “революционная” новая рыночная коммерческая благотворительность покончит с бедностью раз и навсегда, далеко не нова. В середине ХХ века вера в то, что частные интересы неизбежно приводят к общественному благу была лучше всего сформулирована бывшим директором General Motors, Чарльзом Вильсоном, который породил знаменитое, “что хорошо для страны, то хорошо для General Motors, и наоборот”.

Хотя эту фразу давно уже приводят в качестве примера необузданной гордыни глав корпораций, в действительности Вильсон произнес ее извиняющимся тоном на утвердительном заседании после того, как его выдвинули на пост министра обороны США. Когда его спросили о его противоречивом статусе как коммерческого руководителя и выборного чиновника, он сказал, что “на протяжении многих лет я считал, что то, что хорошо для страны — хорошо для General Motors, и наоборот”. Подобная скромность несвойственна риторике современных бизнес-тренеров, этих самопровозглашенных революционеров, которые повторяют крупномасштабную версию вильсоновской модели совмещения частных и общественных интересов: что хорошо для еще одного онлайнового образовательного стартапа, то очевидно хорошо для американских студентов и их коллег по всему земному шару.

Вопреки традиционному нарративу о создании новых богатств, крупные транснациональные корпорации в последнее время все меньше и меньше рискуют в размещении своего собственного капитала, — и одновременно пожинают крупные прибыли от использования субсидий от общества и благотворительных фондов. Компании вроде Mastercard ведут себя так же самоуверенно и самодовольно по отношению к тем пожертвованиям, которые получают сами, и к тем, которые выдают другим.

Но оспаривание получения благотворительной помощи корпорациями само по себе не ограничит беспрецедентное влияние крупных филантропов на ведение дискуссии в области образования, здравоохранения или мировой бедности, или их способность формировать повестку дня учреждений наподобие ВОЗ.

Более ста лет назад Эндрю Карнеги опубликовал свой первый очерк “Богатство”, в котором он предположил, что частная благотворительность решит проблему неравенства богатых и бедных, и на которое он получил яростный ответ от Вильяма Джуэтта Такера, теолога, который затем стал ректором Дартмутского колледжа: “Я не могу представить себе более ошибочного шага, чем попытка заставить благотворительность играть роль справедливости”.

Современные “филантрократы” следуют написанному Карнеги “Евангелию от богатства”. Чтобы сорвать с них мантию справедливости и равенства, левые должны лишить частные фонды легитимности и опровергнуть мнение о том, что благотворительность является главным инструментом решения самых серьезных проблем мира.

 Оригинал статьи на английском языке