Возвращение социальных классов: неравенство, господство, конфликты

Print PDF

Le retour des classes sociales: Inégalités, dominations, conflits /Sous la dir. de P.Bouffartigue. – P., 2004. – 286 p.

И. С. Новоженова, Л.А.Зубченко

Долговременные тенденции в социальной структуре современной Франции получили обстоятельный и статистически документированный анализ в коллективной монографии «Возвращение социальных классов[i]: неравенство, господство, конфликты» (Le retour des classes sociales: Inégalités, dominations, conflits /Sous le dir. de P. Bouffartigue. – P., 2004.).

В настоящее время расширяется сфера наемного труда; увеличивается численность квалифицированных наемных кадров; постоянными факторами экономической жизни становятся массовая и длительная безработица и негарантированная занятость; стираются границы между классами. При этом в обществе возникают очаги конфликтов, которые не идентифицируются с определенным классом.

Конфликты возникают не только и не столько вокруг классовых интересов, сколько вокруг корпоративных или цивилизационных целей.

Таблица 1. Изменение численности социопрофессиональных групп активного населения Франции в 1962-2002 гг.

Социопрофессиональные категории	1962			1975		2002			2002/1962
	Численность (тыс.)	Доля(в %)	Численность (тыс.)		Доля(в %)		Численность (тыс.)	Доля(в %)	Изменение численности (в %)
Занятые в сельском хозяйстве	3045	15,9	1 488		6,4		639	2,5	-79
Ремесленники, торговцы, главы предприятий, из них:ремесленники/торговцы/ главы предприятий	2084/1039/941/104	10,9/5,4/4,9/0,5	1793/915/772/106		7,7/4/3,3/0,5		1473/715/675/125	5,7/3,9/2,6/0,6	-29/-31/-28/-20
Кадры, интеллектуальные профессии	892	4,7	1 863		8		3656	14	310
Промежуточные профессии	2 114	11	4 225		18,2		5442	20,9	157
Служащие	3535	18,5	6097		26,3		7831	28,2	121
Рабочие	7488	39,1	7695		33,2		6999	26,9	-6,5
Всего	19 158	100	23 161		100		26039	100	35,9

Источник: Catégories socioprofessionnelles individuelles de la population active. 1962: recensement. 1975 et 2002: enquêtes Emploi.

Этапы социального развития Франции

За последние 20 лет, как пишет Л. Шовель в главе «Обновление классового общества», объективно сложился новый классовый конфликт между «народными классами» и новой социальной группой, которую продолжают иногда называть «буржуазией». Во второй половине XX в. в социальном развитии Франции выделяются два этапа. Первый этап — «славное тридцатилетие» 1945–1975 гг. — был отмечен четырехкратным ростом уровня жизни, усилением социальной мобильности, сокращением экономического неравенства, ростом активности мощных социальных движений. Затем начался другой этап, когда вместо системы, нацеленной на обеспечение полной занятости, была взята на вооружение система «гибкой занятости», возросла амплитуда доходов и почти остановился рост социальной мобильности. Если на первом этапе рабочие могли, отработав 30-40 лет, достичь уровня доходов инженерно-технических кадров, то в настоящее время этот период равняется сроку жизни 5-8 поколений. [См. также «второе пришествие бедности» во Францию.]

Проанализировав современную социальную структуру, Л.Шовель приходит к следующим выводам: представление о том, что народные классы (рабочие и служащие) исчезают, весьма спорно: при уменьшении «статического неравенства» (соотношения между доходами высших и народных классов) возросло «динамическое неравенство» (время, за которое низшие социальные группы могут достичь уровня благосостояния высших); существуют четкие различия в доступе к культурным благам и услугам здравоохранения; доминирующей становится тенденция к «социальному воспроизводству», когда дети, например, из семей специалистов среднего и высшего звена, с одной стороны, и дети рабочих, с другой, так и остаются в своей классовой категории. Таким образом, происходит сокращение вертикальной мобильности.

Вместе с тем современное общество находится в процессе формирования новых классов.

· Около 20% населения длительное время не находят стабильной и достаточно оплачиваемой работы, эта часть населения может сформировать «андеркласс» (under-class) – «класс ниже нижнего».

· Около 40% составляют «стабильный наемный народный класс», хотя стабильность его положения – кажущаяся и временная, он постепенно опускается до «андеркласса». [см. «Городская маргинальность грядущего тысячелетия»]

· 25% населения – это реликт «новых средних наемных классов», которых Д. Белл и А.Турен превозносили как носителей технических и организационных знаний; считалось, что в эти классы вольется большая часть трудоспособного населения. Однако происходит обратное – многие социальные группы рискуют перейти в более низкую социопрофессиональную категорию. Дестабилизация этой части населения может привести к серьезным политическим потрясениям.

· 15% населения составляет «класс комфорта», создавший себе в целом автономную и благополучную жизнь.

[см. также данные о городской маргинальности и убывании «среднего класса» в США. Классический марксизм предполагал, что с развитием капитализма идёт дифференциация средних слоёв (в городе это, с одной стороны, «служащие» с «интеллигентами», с другой – «мещане», мелкие ремесленники и торговцы), большая часть которых становится пролетариями. Однако в последние 50-60 лет в развитых странах пошло по-другому, нарастающее расслоение ведёт не к пролетаризации, а к люмпенизации бывших средних слоёв, с быстрым сокращением «среднего класса» (см.особенно диаграмму).

Думаю, это следствие паразитирования на «третьем мире», за счёт которого соответствующие районы содержатся, а также усложнения современного производства, качественно изменившего поведение безработных. Начиная с конца 1970-х – начала 1980-х гг. (именно с начала неолиберальной эпохи) время, за которое  происходит  деклассирование безработного, сильно упало: достаточно стало нескольких лет без работы, чтобы человек терял желание браться за какую-либо работу вообще, начинал искать около-преступные заработки и пр. И чем быстрей идёт развитие производства, тем быстрей деклассируются люди, отвергаемые рынком труда (что интересно, это было показано в соответствующие годы именно советскими экономистами).]

· На самом высоком уровне находится «титулованный класс», его доля не превышает нескольких десятых процента. Это — люди, обладающие собственностью, дипломами элитных вузов, организационными ресурсами в государственных структурах либо частных компаниях.

В настоящее время «народные классы» находятся по большей части на периферии социальных движений, испытывают упадок сил и закат классового сознания; партии, которые прежде возглавляли народные движения, потерпели крах. Но рано или поздно осознание реальности придет, и чем позже это случится, тем сильнее будет реакция.

Для современного общества, отмечают А. Бир и Р. Пфеферкорн, явно характерны сегментированность, иерархичность и конфликтность. Сегментированным его делает насилие множества групп индивидов, имеющих сходный образ жизни, действий и мысли. Иерархичность выражается в том, что различные группы неравны в доступе к социальным (материальным доходам и т.д.), социально-политическим (участие в ассоциациях, профсоюзах, партиях и т.д.) и нематериальным («символическим») ресурсам (образование, знания, приобщение к культуре, представление о мире, о себе и о других).

Неравенство аккумулируется и воспроизводится из поколения в поколение. Из неравенства вытекает конфликтность, в основе которой лежит стремление перераспределить ресурсы, изменить легитимность социального порядка и определить заново, что справедливо и что нет.

В последние годы либеральные преобразования, затронувшие систему социальной защиты и пенсионного обеспечения, неоднократно вызывали во Франции широкомасштабные протесты. Примечательно, что самые боевые социальные группы не являются сегодня ни самыми эксплуатируемыми, ни самыми обездоленными — ключевую роль играют работающие в государственном секторе, имеющие высокую степень сопротивляемости по отношению к либеральным ценностям. [см. текст т. wsf1917 «Где пролетариат?» — более чем спорный, но, думаю, содержащий рациональное зерно, которое было бы интересно обсудить с тт. марксистами – какая социальная группа сейчас, кроме фабрично-заводских рабочих (а, может быть, исключая их?), соответствует понятию «пролетариат» в марксовой теории?]. Например, в 2003 г. ядром массовой мобилизации стали преподаватели, которых поддержали работники частного сектора.

Динамика социальных групп

Изменения в рабочем классе, как отмечает Ж.-П. Молинари, столь глубоки, что некоторые исследователи заявляют о его исчезновении в качестве сплоченной группы, готовой к социальному действию, – носителей классового сознания. Но рабочий класс продолжает существовать как социопрофессиональная категория, имеющая одинаковые условия жизни: трудную и непривлекательную работу, непрочную занятость, относительно низкий уровень зарплаты. И эти условия незаметно распространяются и на другие категории, например, на служащих.

По определению Национального института статистики и экономических исследований (INSEE), рабочий – это лицо наемного труда, которое выполняет функции исполнителя, работает в промышленности, ремесленничестве или в сельском хозяйстве, производит или видоизменяет материальные предметы. Со временем стали появляться новые подгруппы рабочих вне заводов и строек, занятых в сфере услуг. Многообразие функций и профессий, нестабильность занятости, реальная угроза безработицы, переезды, децентрализация труда – все это ведет к исчезновению прежнего единства. Численность рабочих снижается, и состав рабочего класса меняется. В 1975 г. во Франции насчитывалось около 8 млн. рабочих, из них 350 тыс. не имели работы, в 2002 г. эти показатели составили 7 млн. и 800 тыс. человек (с.80).

Наиболее давней тенденцией является сокращение численности сельскохозяйственных рабочих. Если в 1876 г. 50% рабочих были заняты в сельском хозяйстве или рыбном промысле, то в 2002 г. – только 4%. Но и доля рабочих, занятых в промышленности, составляет сегодня только 49,5%. Рабочий класс перестал быть в основном промышленным и превратился в новую социальную совокупность работников, занятых в торговле (около 500 тыс. рабочих), торговых услугах (более 900 тыс.), неторговых услугах (более 400 тыс.), на транспорте (450-500 тыс.).

Условия труда и занятости промышленных рабочих меняются отнюдь не только в лучшую сторону. Распространяются негарантированная занятость и временная работа; обостряется конкуренция на рынке труда; возрастает интенсификация труда; изменяется продолжительность рабочего времени; руководство практикует «индивидуализацию» заработной платы; в рабочей среде создается климат неуверенности, связанный с угрозой перевода или закрытия предприятий; снижается уровень коллективной солидарности. Разумеется, явления эти распространены неравномерно.

В то время как производительность труда растет, способность рабочих к отстаиванию своих интересов падает, поскольку они раздроблены на многочисленные, неравные по своему положению группы: от работающих в процветающих секторах до занятых в умирающих отраслях экономики. Еще больше раздроблены рабочие в сфере услуг — их можно сравнить с «мелкими островками, составляющими новый архипелаг наемного труда».

Ф. Алонзо посвятил свою главу «Служащие: “дрейфующий архипелаг”» противоречивым тенденциям в развитии этой растущей социопрофессиональной категории. С середины 1990-х годов социальная группа служащих стала самой многочисленной. В 1954-1975 гг. ее доля в активном населении увеличилась с 11% до 26%; в 1975-1999 гг. – с 26% до 29%, превысив долю рабочих (27%). К 2001 г. во Франции насчитывалось почти 7 млн. служащих. Главными причинами роста их численности являются расширение и феминизация сферы наемного труда и услуг. Среди служащих преобладают женщины: их доля в 1954-1975 гг. возросла с 52,8% до 65,5%, а после реформы номенклатуры профессий – до 80% (с. 95).

Больше всего служащих занято в сфере услуг: в администрации, торговле, здравоохранении и школьном образовании. За последние 10 лет больше стало служащих нижних уровней: почти на 45% увеличилось число работающих в сфере прямых услуг частным лицам. Самыми динамичными группами являются службы материнства и детства, помощи на дому, а также домашняя прислуга (рост на 360 тыс. человек). Прирост рабочих мест в школах, больницах, домах престарелых составил 175 тыс.

Внутри категории служащих существует огромное разнообразие подгрупп с разными формами занятости, которые все более отдаляются друг от друга. Неполная занятость особенно распространена среди женщин и наемных работников низкой квалификации. Из-за разнородности служащие не образуют социального класса в традиционном смысле слова, границы этой категории размыты. Именно поэтому некоторые считают, что служащие неспособны сформулировать собственную общую социальную идентичность.

П. Буфартиг исследовал новую социальную группу, которую он назвал «наемным промежуточным слоем». Эта категория населения располагается между «средними слоями» и «мелкой буржуазией», с одной стороны, и «наемными инженерно-техническими кадрами», «квалифицированными наемными работниками», «лицами умственного труда» – с другой. Промежуточный слой не поддается четкому определению; не принадлежа ни к народным, ни к высшим классам, этот слой является проводником общей стратегии развития, которая вырабатывается сверху. В 1962-2002 гг. значительно возросла численность двух близких социальных групп – лиц интеллектуальных профессий и промежуточного слоя – с 3 млн. до 9 млн. человек, а их доля – с 15% до трети всех наемных работников. При этом численность «специалистов и профессионалов интеллектуального труда» увеличилась в три раза, а промежуточного слоя – в два раза (с. 113). Особенно быстро росло число преподавателей вузов и научных кадров (с 98 тыс. до 803 тыс.), представителей промежуточных профессий в здравоохранении и социальной сфере (с 190 тыс. до 1 млн.), инженеров (с 159 тыс. до 924 тыс.) Одновременно происходит феминизация этих профессий: женщины составляют здесь 47,2%. Особенно феминизированы сферы образования, здравоохранения и социальных услуг.

А.-К. Вагнер в главе «Руководители экономики и интернационализация их деятельности» рассмотрел вытеснение традиционных форм руководства на предприятиях новыми транснациональными формами. Интенсификация международных связей требует изменения критериев рекрутирования и карьерного роста высших кадров, способных успешно работать в любой стране. В их среде культивируются такие качества, как знание нескольких языков, опыт жизни и работы в разных странах, включенность в международные деловые круги, способность эффективно работать на международном уровне. Слой «интернациональных управленцев» играет важную роль в распространении идеологии либерализма.

Во Франции лица, принадлежащие к элите и получившие образование в лучших вузах, служат в государственных структурах, затем переходят в крупные компании. Происходит «перемешивание» крупнейших предпринимателей и представителей высшей государственной власти. Французское высшее руководство по-прежнему больше ценит знание сложных правил игры во французской деловой среде, чем международный опыт. Но это положение может измениться, так как крупные французские предприниматели вынуждены все больше обращаться к международным финансовым рынкам. Доля иностранцев в правлениях крупных французских компаний, котирующихся на бирже, выросла с 13% в 1996 г. до 21% в 2000 г. (с. 132). Однако несмотря на возрастание доли иностранного капитала, власть на предприятиях Франции остается в прежних руках: «современный процесс глобализации не подрывает положения традиционных высших классов». Французский патронат опирается на национальную политическую и социальную поддержку, и именно это является его решающим козырем в кризисных ситуациях.

М. Пенсон и М. Пенсон-Шарио, исследовавшие самый высший социальный слой (глава «Символическая гегемония крупной буржуазии»), отмечают, что в этой среде культивируются осторожность, уравновешенность, умеренность и куртуазность, а также взаимная солидарность, т.е. качества, которые способствуют сохранению в течение многих поколений господствующих позиций и достигнутых преимуществ. Лица, принадлежащие к этой социальной группе, живут в замкнутом элитном круге, не выходя за его пределы. «Невидимость» крупных собственников порождает мифы об исчезновении господствующего класса и о наступлении эры менеджеров. Крупная буржуазия коллективно поддерживает свое превосходство и создает свое будущее. Проповедуя для других идеологическую смесь из идей победившего индивидуализма, рынка и конкуренции, крупная буржуазия, в своем собственном кругу, напротив, укрепляет дух коллективизма и классовых интересов. Буржуазия – это «класс в себе», обладающий общими ценностями и образом жизни, и «класс для себя», находящийся в постоянной готовности защищать себя от других.

Социальное господство и социальные классы

Ж.-П.Терай и Т.Пулауэк, рассматривая роль школьного образования в формировании и воспроизводстве социального деления общества, отмечают, что после Второй мировой войны экономический рост вызвал потребность в большом количестве квалифицированных работников и, следовательно, в более длительном школьном обучении. Во Франции был реализован принцип единого государственного школьного образования, доступного для всех социальных категорий. В результате сегодня каждый второй выпускник школы поступает в вуз. Но, хотя единая школа провозгласила принцип равного образования для всех школьников, на практике получается, что ученики — выходцы из народных слоев, ориентируются на работу исполнителей, а дети специалистов и руководителей – на руководящие должности.

Школьный аттестат становится все более необходимым и одновременно все менее достаточным для получения хорошей работы и защиты от безработицы. Школьное образование девальвируется. Оно разделено на несколько потоков, аттестаты выпускников имеют разную ценность при приеме на работу. Рыночная стоимость аттестата зрелости на рынке труда снижается, и растет господство работодателя. Большинство предпринимателей и политиков, крупные международные организации (ВТО, Всемирный банк, ОЭСР) стремятся блокировать процесс демократизации школы и навязать ученикам раннюю специализацию.

С. Фортино в главе «Классы и социальные отношения между полами» рассматривает место женщин в различных социопрофессиональных категориях. Сегодня половина служащих, четверть управленцев на предприятиях и треть занятых в свободных профессиях представлена женщинами. Среди лиц наемного труда, работающих в домашнем хозяйстве, они составляют 80%; среди занятых неполный рабочий день – 85%; среди наемных работников, получающих зарплату ниже минимального уровня оплаты труда, – 80%. Уровень безработицы среди женщин выше, чем среди мужчин (10,7% против 7,1% в 2001 г.).

В 1960-1998 гг. на рынок труда вышли 5 млн. женщин. Женщины уже не являются узкой группой дискриминируемого меньшинства, в некоторых секторах они составляют большинство (более 80% занятых женщин сконцентрированы в сфере услуг), хотя на руководящих должностях их значительно меньше. Процесс феминизации, происходящий в последние 30 лет, не устраняет неравенство между полами. Дискриминация по половому признаку существует внутри каждой категории. Так, среди рабочих женщины составляют всего 20%, но из них 43% (в 1998 г.) не имели квалификации; в то же время 3/4 мужчин были заняты квалифицированным трудом (с.196). В администрации предприятий женщины составляют лишь треть и всего 12% среди инженерно-технических кадров предприятий. Однако женщины, работающие на высоких должностях, тоже подвергаются дискриминации: их первыми увольняют, среди безработных этой категории — 40% женщин (с. 197-198).

Две трети из 5 млн. работников, имеющих сокращенный рабочий день и сокращенную зарплату – женщины. Число наемных работников, у которых зарплата ниже прожиточного уровня, составляло в 2001 г. 3,4 млн. человек, из них 80% приходилось именно на женщин. Почти 25% занятых женщин, против 6% мужчин, получают зарплату ниже 838 евро. При этом даже почасовая оплата их труда меньше, чем у мужчин, выполняющих ту же работу. Женщины зарабатывают на 10-15% меньше, чем мужчины, имеющие одинаковые данные (уровень образования, опыт, профессиональные категории, возраст, сфера труда и т. д.), (с. 199).

В трудовой сфере проявляется не только классический антагонизм между мужчинами и женщинами, но и возникает новый раскол между женщинами, занятыми квалифицированным и неквалифицированным трудом. С одной стороны, возросла доля женщин (с 2,5% до 10,5%) в категории «руководящих кадров и высших интеллектуальных профессий», а с другой – значительно увеличилось количество неквалифицированных рабочих мест, занимаемых женщинами в секторе услуг.

Социальный конфликт, политика и социальные классы

Автор главы «От рабочего синдикализма к синдикализму “средних классов”» С. Контрепуа анализирует современное состояние профсоюзного движения Франции. Господствующим является представление о том, что развитие государства благосостояния и постепенная интеграция рабочего класса в общество лишили профсоюзное движение смысла. Профсоюзы уже не ставят перед собой цели упразднения эксплуатации и озабочены лишь сохранением условий существования элиты, к которой принадлежат и профсоюзные руководители. Однако опыт свидетельствует об устойчивости традиций синдикализма.

В последние 50 лет во французском профсоюзном движении наблюдались три основные тенденции: возросла его легитимность в качестве социального института при одновременном упадке его потенциала и влияния; членство в профсоюзах охватило все категории лиц наемного труда; происходит раздробление профсоюзных сил из-за расколов и создания новых организаций.

С 1966 г. во Франции существует система представительства профсоюзов, включающая пять организаций: Всеобщую конфедерацию труда (CGT), Французскую демократическую конфедерацию труда (CFDT), Французскую конфедерацию христианских трудящихся (CFTC), «Форс увриер» (FO), Всеобщую конфедерацию административно-управленческого персонала (CGC). На эти организации официально возложена миссия разработки и применения правил регламентирования труда и управления социальными органами. Эта миссия потребовала от профсоюзов расширения их аппарата на всех уровнях. Однако институционализация профсоюзов и рост числа их функционеров проходят на фоне постоянного спада их влияния. За последние 50 лет число членов профсоюзов уменьшилось с 4 млн. до 2 млн., а их доля в экономически активном населении – с 25% до 6%.

Вторая тенденция – распространение влияния профсоюзов на ранее не охваченные социальные группы. В профсоюзное движение начали втягиваться инженерно-технические работники, промежуточные кадры, а также занятые в сфере услуг. В то же время профсоюзное движение с трудом проникает на мелкие предприятия с нестабильной занятостью.

Третья тенденция эволюции профсоюзного движения – раздробление его сил в связи с распадом крупных организаций на ряд мелких, а также возникновение большого количества независимых организаций, имеющих сильное влияние в своих профессиональных категориях. Именно от нового синдикализма можно ожидать сдвига в соотношении сил в пользу профсоюзов, организации новых форм действия и выдвижения альтернативных предложений.

С. Беру рассмотрел гипотезу о расширении зоны конфликтов за пределы сферы труда и о появлении новых форм социального протеста. Основанием гипотезы могут служить социальные протесты осени 1995 г., и забастовки, протестные акции и манифестации 2000-2003 гг., когда на авансцену вышли люди, лишенные рабочих мест, жилья, документов и т п. В 1998 г. была создана «альтерглобалистская» организация «Аттак» (Attac), и она стремительно набирает силу. Хотя поле протестной борьбы фрагментировано, оно постепенно структурируется под воздействием множества антагонизмов и форм господства. Деятельность многообразных движений способствует развитию новых социальных движений, находящихся вне сферы наемного труда, и пониманию современных механизмов воспроизводства социального неравенства. И если мир труда в настоящее время ослаблен наступлением либерализма, это еще не означает, что как социальный субъект он будет навсегда отброшен историей.

Р. Мартели прослеживает влияние современных социально-экономических и социально-политических процессов на состояние левых партий. Социальное равновесие, достигнутое во Франции к началу 1980-х годов, в последующие два десятилетия было поставлено под вопрос. Механизмы перераспределения и социальной защиты, а также трудовое законодательство «рассыпались» во всем западном мире под ударами тэтчеровской модели консерватизма и рейгановской «либеральной революции». Второй процесс, происходящий в политике, выражается в быстром снижении гражданской активности населения. К концу 1990-х годов доля избирателей, не участвующих в выборах, достигла порога в 50%. Третий процесс — уменьшение влияния профсоюзов, социалистов и коммунистов. В результате социальное движение, присутствуя в общественном пространстве, уже не является полноценным политическим субъектом, каким был его исторический предшественник – рабочее движение.

Компартия Франции в 1930-х годах была партией, укорененной в трудовых классах, вектором надежды для общества и носителем формул политического единства (Народный фронт, Союз левых сил). Именно эти три функции усиливали влияние ФКП во французском обществе. Сегодня ее шансы на возрождение минимальны.

Левые силы находятся на перепутье. В течение двух веков они политизировали народ, воплощали надежды на создание «социальной республики», соединяли утопию и реализм. В настоящее время, когда заканчивается цикл индустриального развития и начинается переход на путь информационного развития, усиливаются демократия участия и влияние новых социальных движений. Новая социальная данность требует перераспределения ролей и субъектов, все прежние проекты левых, их культура и структура организаций требуют перестройки. Левые должны научиться выражать интересы своей социальной базы на политическом уровне, создать собственные элиты, способные отстаивать свое право на политическое представительство перед другими элитами – элитой знания и элитой крупных состояний. Левые будут иметь перспективы только в том случае, если смогут пройти путь поиска и открытий.

---

P.S. Вообще рекомендую читать социологические исследования с этого сайта: они эмпиричны и тщательны, хоть сайт пробуржуазный и авторы выражаются на соответствующем птичьем языке – «элиты», «постиндустриальное общество» и пр. Например, «Россия и Европа: структура населения и социальное неравенство»

И должен сказать, что подрыву влияния ФКП на  трудящиеся  массы во многом способствовала её попытка «набрать очки» на волне ксенофобии в 1980-90-е, а затем – из огня да в полымя – подыгрывая (лево)либеральной ксенофилии. Понятно, что в первом кульбите коммунисты  были заведомо менее убедительны местных коричневых (собственно, именно после этого за ле-пеновцев стали голосовать трудящиеся, ранее ими брезговавшие, во втором – менее убедительны, чем профессиональные либералы).

«Негативное отношение общества к иммигрантам, происходившим главным образом из Алжира, питалось имперской ностальгией по утраченным землям и возмущением по поводу того, что арабы не только одержали победу в Алжире, но и пытаются заселить и метрополию. К этому добавлялись реваншистские и расистские настроения у 2 млн. бывших военных, служивших в Алжире, и миллиона «черноногих», вынужденных бежать оттуда в 1962 г. Вместе с тем, несмотря на деятельность ультраправых, иммигранты превратились в «общественную проблему» лишь в 1973-1974 гг., когда они сформировали крупную диаспору и привлекли внимание ведущих политиков. И подобно тому, что наблюдалось в Великобритании, в беспорядках и негативных процессах были обвинены иммигранты, а не расистски настроенная публика. Аналогичным образом, принятие антииммигрантского закона 1974 г. не остановило иммиграцию, а напротив, привело к воссоединению семей и оседанию их на территории Франции.

Это, в свою очередь, обострило проблему и привело к резкому росту антииммигрантских настроений, которые, наряду с консерваторами, разделяли многие коммунисты. При этом последними двигала забота о положении местных рабочих, благосостоянию которых якобы угрожали иммигранты. В этих условиях принципы интернационализма утратили свою ценность, и мэры-коммунисты пытались препятствовать вселению иммигрантов в подконтрольные им коммуны. Во Франции заговорили о «пороге толерантности», устанавливая его на уровне 15% — якобы при его повышении обществу грозили серьёзные потрясения.

В 1978-1981 гг. в погоне за голосами избирателей коммунистические лидеры неоднократно обращались к антииммингрантской риторике. Придя к власти в 1981 г., социалисты поначалу пытались проводить либеральную политику в отношении иммигрантов, но, когда в 1983 г. их экономическая политика потерпела фиаско, они тоже сдвинулись вправо. В этой обстановке неожиданную популярность в 1083-1984 гг. получил Национальный фронт, ранее прозябавший на задворках большой политики. В итоге, идя на выборы 1984 г., все ведущие французские политические партии пытались апеллировать к расистским антииммигрантским настроениям избирателей. Именно в контексте этого дискурса определённую популярность получила идея «защиты французской идентичности», типичная, как мы видели, для «нового расизма». Именно расизм, демонстрируемый французами в отношении выходцев из Магриба, затрудняет их интеграцию во французское общество».

В.А.Шнирельман, 2011. Порог толерантности. Идеология и практика нового расизма. М.: НЛО. С.174-175.

[Книга хотя и либеральная, но исключительно информативная: очень подробно описывает рост расизма в Европе, и внятно показывает, что источником расовой и национальной ненависти являются буржуазные слои, средний класс, и обе они причинно связаны с капиталистической конкуренцией. Показаны и ошибки левых, склонных защищать расизм/национализм угнетённых, принимая его за «особенности национальной культуры» — что даёт превосходные основания для возрождения классического национализма/расизма правых, с одновременной дискредитацией левых. Единственный выход из этого порочного круга – на равных использовать критерий прогресса, а не национального своеобразия, что для культуры «коренных жителей», что для культуры нацменьшинств. ].

Плюс этот прыжок от ксенофии к ксенофилии создавал впечатление полной беспринципности и отхода от коммунистических идей как таковых: последние предполагают разрушение стены, разделяющей коренных с понаехавшими, а не укрепление её «со стороны угнетённых». В конкретных французских условиях это требует движения за атеизм/секуляризм среди мусульман как минимум не менее интенсивного, чем среди католиков, протестантов и иудеев, чтобы вырвать рабочих-алжирцев, тунисцев, марокканцев и пр. из-под власти их собственных буржуазных слоёв и мусульманского духовенства.

Последние культивируют традиционализм и религию в настолько экстремальных формах, что работающие во Франции родственники оказываются мощным агентом исламизации местных жителей (сравнимым по влиянию с местными исламистами и поддерживающей их саудовской пропагандой/деньгами). Что вызывает большую тревогу местных прогрессивных сил, но достаточно безразлично французским «левым».

Всё изложенное выше — хороший пример деструктивного влияния буржуазной демократии  и буржуазных «свобод» на антисистемные партии: создаётся очень сильное давление в пользу «обмена» принципиальных позиций на кратковременный выигрыш от текущего прохождения в парламент, для чего приходится подыгрывать массовым настроениям «своего» сектора избирателей. Настроения же эти сформированы буржуазными СМИ, куда коммунистам и другим антисистемным движениям ходу нет, где их постоянно дискредитируют, искажают их позицию и пр. Нынешним красным надо думать, как выбраться из этой ловушки.

Источник вольф-кицес