Вождизм и демократия

Print PDF

Аныткабир (Anıtkabir — «мемориальная могила») мавзолей, усыпальница основателя и первого президента Турецкой республики Мустафы Кемаля Ататюрка в Аннкаре.

Культ личности

Всякая победоносная демократия, действительно практикующая народовластие, выдвигает вождя и (увы!) создаёт ему культ. Примеры — Перикл, которого противники из олигархического лагеря называли царём, с достаточно убедительной аргументацией, Вашингтон и другие «отцы-основатели» (что показательно, кроме Пейна, единственного бедняка и «якобинца» среди них), Ататюрк и пр. Связано это с тем, что определяющий признак демократии — антропологическое тождество между управляющими и управляемыми, отсутствие той антропологической противоположности, от телесности до культуры, которые есть везде, где демократия вырождается в олигархию (сохраняя и даже преумножая свои формальные институты, вроде «свободной прессы» и «честных выборов»).

Откуда берётся вождизм? Из той общечеловеческой особенности, что личностная разнокачественность людей (их индивидуальный талант или отсутствие всяких талантов) ярче всего проявляется в обществе реального равенства, где условия жизни, форма одежды, практики досуга и пр. примерно одинаковы, где сложно создать искусственную разнокачественность, связанную с вещизмом, модой и пр. Что хорошо видно в книге Н.А.Бутинова «Народы Папуа Новой Гвинеи: от племенного строя к современному государству» — когда хозяйственная жизнь у всех примерно одинакова, собственность общественная, а имущества во многом общие (во всяком случае, не накопишь богатств — их учат раздавать при первой просьбе), ярче всего проявляется индивидуальный талант. Один умеет рассказывать мифы, складывать песни или вырезать красивые скульптуры, другой нет, у одного хорошо родится ямс и ловится рыба, у другого нет, и с этим ничего не поделаешь.

Так выдвигаются «больше люди», которых слушаются только из-за их авторитета, без какого-либо аппарата принуждения и не в ожидании больших раздач с их стороны (естественно, там, где первобытное общество ещё не сменилось предклассовым). То же знает и всякий служивший в армии — когда все одинаково одеты и живут по одному расписанию, личная разнокачественность видна очень чётко, выделиться легче всего, во-первых, на фоне коллектива таких же, поэтому коллектив — обязательное условие развития индивидуальности, которую в одиночку не создашь; во-вторых, там, где социальная среда однородна, т.е. существенно равенство — политическое, а лучше и социальное, и материальное.

Т.е. вождизм — не признак отсутствия демократии, а естественное продолжение её достоинств. О других её плюсах и минусах я напишу позже. Демократию при этом важно понимать не метафизически — как свящённую корову левых, молящихся на «народ», или либералов, дрочащих на «честные выборы», а технически — как способы организации общественной жизни людей, средство достижения целей, важной для разных идеологий, коммунистической, либеральной, националистической или какой-то ещё. Почему вдруг альтернативные идеологии хватаются за одно и то же средство? и пр.

Свобода, равенство и братство

Афины (основанные на гражданском равенстве и прямой демократии): «…единодушное осуждение беспрецедентной демократии города мыслителями, олицетворявшими его беспримерную культуру – Фукикидом, Сократом, Платоном, Аристотелем, Исократом или Ксенофонтом. Афины так никогда и не создали никакой демократической теории – практически все выдающиеся аттические философы или историки придерживались олигархических убеждений. Аристотель предложил наиболее полное выражение этой точки зрения в своём решительном требовании исключения из идеального государства всех кто занимается физическим трудом».

«Афины, имевшие самую полную демократию в Древнем мире, так и не породили ни одного ее крупного теоретика или защитника [Аристофан?]. Парадоксально, но вполне логично, что именно Рим[1], не знакомый ни с чем, кроме ограниченной и репрессивной олигархии, породил самые выразительные плачи по свободе в античности. Не было никакого реального греческого эквивалента латинского культа Libertas, которому посвящены столько серьезных или ироничных страниц у Цицерона или Тацита».

Перри Андерсон. Переходы от античности к феодализму (+ рецензия).

И шире: политическая жизнь классового общества, от античности до современности, мечется между альтернативами «аристократическая республика vs демократическая диктатура». Пишет evgeniy_kond:

«по гл.2. Ельницкий Л. А. Возникновение и развитие рабства в Риме в VIII — III вв. до н. э. Сама возможность определения тирании как демократической показалась мне свежей и парадоксальной. Мы-то воспитаны советской школой в республиканских и тираноборческих традициях русской интеллигенции 19 в. (а традиция эта между прочим буржуазная, а не пролетарская). Но в практике 2,5 тыс. давности с точки зрения угнетенного большинства крайнюю степень рабовладельческого террора воплощала именно аристократическая республика (Спарта и т.п.), в то время как многие успешные демократические движения рабов и пр. неполноправного населения неизбежно вели к установлению тирании, когда тиран подавлял аристократию, опираясь на поддержку масс.

С этой точки зрения общепринятая платоновская классификация (монархия, аристократия, олигархия, демократия) – очевидно классовый идеологический продукт, который описывает внутреннее устройство государства, состоящего как бы только из одного господствующего класса. Эффективность такого устройства для этого класса угнетенным массам малоинтересна.

Характерен в этой связи упор нашей исторической традиции на провальном гладиаторском восстании (Спартака) как вершине «освободительного» движения рабов и, как вывод, неизбежной провальности вообще любых возможных восстаний этого (что неявно подразумевается) дебильного сброда с парализованной политической волей. Что, оказывается, было не так.

Из той же исторической традиции невозможно понять и феномен сталинизма, который преподносится ею или как исключительно национальный, или переформатируется в «эффективный менеджмент» для лучшей усвояемости в рамках своей идеологии, хотя надеюсь, стало понятно, как давно можно найти очевидные исторические аналогии.

Разумеется, следует отметить, что, насколько лестно возможность демократической тирании характеризует способности рабов столь давнего времени, настолько же позорно и трагично, что классовое сознание, интеллектуальное и психосоциальное развитие русского пролетариата 20 в. оказалось сведено на уровень 2,5 тыс. давности.

По-моему, именно модель сталинизма как демократической тирании отстаивают современные сталинисты, эта же модель помогает понять и определенную обоснованность их претензий обелить Сталина как вождя и освободителя народов.

Тут есть соблазн провести еще одну аналогию: Аристократическая республика/демократическая тирания – буржуазная республика/диктатура пролетариата, но понятно, что персональная тирания – это не диктатура класса.

Можно кстати вспомнить и некоторые характеристики Наполеона буржуазными современниками: «уничтожил тиранию и активный суверенитет народа, укрепил политическое господство собственников».

Источник

Обе альтернативы ложные, как Сцилла и Харибда, чтоб пройти между ними, нужен социальный прогресс и следующее из него приобщение угнетённых масс к достижениям высокой культуры за счёт этих самых верхов, или при реформизме, за счёт государства, служащего этим верхам. То есть левая политика (и не зря в нынешнем глубоко правом мире слово «прогресс» стараются не использовать именно там, где оно должно быть основным термином – в социологии, политологии и т.п.). Тогда из соединения свободы и равенства родится искомое братство, а не взаимоуничтожение того и другого в нынешнем потребительско-постмодернистском раю.