Наука — только для богачей?

Print PDF

Вступительные замечания

Ниже дан перевод серии очерков из Nature о классовом барьере типа того, что мы описывали для образования, но на «более высоком уровне» — в науке. Истории их героев отлично иллюстрируют выводы, сделанные в анализе вероятности «глобального поглупения»: «откуда берутся умы, поддерживающие «интеллект нации» на уровне, необходимом для ускорения с расширением НТП? Из снятия социальных и прочих барьеров для тех, кто раньше из-за них не имел доступа к качественному образованию, а также прогресса форм, способов и методик последнего» и «… большая часть интеллекта человечества ещё не реализована из-за классового барьера, неоколониальной эксплуатации и других факторов небиологического характера…». Почему специалисты в области образования ФРГ, Англии и других стран с дифференцированной школой и значительной «платностью», повышающими этот барьер для максимума, первоочередным фактором увеличения «интеллекта нации» видят его снижение.

С другой стороны то же самое подтверждает известный экономист Ха-Джун Чхан в своих книгах про то, «…что вам не расскажут про капитализм«. Он демонстрирует мощный отрицательный эффект платности всего, относящегося к воспроизводству человека (образование, здравоохранение), с дороговизной жизни, требующей крутиться, зарабатывать деньги и пр. Даже если подобный «хлыст» ведёт к более интенсивной работе, не позволяет лениться и пр., он плохо влияет на качество рабочей силы. Чем сильней «бьёт», тем ниже качество рабочей силы и способность работающих с управляющими к инновациям. Ибо трудности с зарабатыванием на жизненный уровень заставляют пренебрегать самореализацией и идти на массовые профессии, считающиеся «хлебными», условно говоря, юрист-экономист. А способности к специальным занятиям чем дальше тем больше остаются втуне, и особенно к отраслям, лишь начинающимся и перспективными завтра — в плане зарплаты они не очень конкурентоспособны. Деньги как критерий ценности занятия также снижают эффективность образования — выпускники идут в более денежные области, и получение знаний оказывается впустую:

«Но верно ли, что более высокая гарантированность занятости и более развитая система соцобеспечения делают экономику менее эффективной и динамичной? Как показывает наш корейский пример, недостаточная защищенность рабочего места может заставить молодых людей при выстраивании карьеры принимать консервативные решения, делая выбор в пользу более надежных профессий, таких как врач и юрист. Возможно, для каждого из них это выбор правильный, но он ведет к нерациональному использованию талантов и тем самым снижает экономическую эффективность и динамичность.

Слабая система соцобеспечения в США является одной из важных причин, почему торговый протекционизм в Америке намного сильнее, чем в Европе, несмотря на то, что в последней вмешательство правительства воспринимается обществом с большим одобрением. В Европе (я не буду принимать во внимание тонкие национальные различия), если ваша отрасль приходит в упадок и вы теряете работу, это будет для вас большим ударом, но не концом света. У вас по-прежнему остается медицинская страховка и муниципальное жилье (или дотации на жилищное строительство), и при этом вы будете получать пособие (доходящее до 80% от вашей последней зарплаты), у вас есть возможность пойти на оплачиваемые государством курсы переподготовки, и вы можете рассчитывать на помощь государства при поиске работы.

Напротив, если вы работаете в США, то хорошо бы занимать прочное положение на своей нынешней работе, если понадобится, то не грех и опереться на чью-то протекцию, потому что потеря работы означает потерю почти всего. Страховое покрытие при страховке на случай отсутствия занятости — неравномерное и выплачивается в течение меньшего срока, чем в Европе. Помощь в переподготовке и поиске новой работы государством почти не осуществляется. Еще неприятнее, что потеря работы означает потерю медицинской страховки, а возможно, и крыши над головой, поскольку муниципального жилья мало, как и государственных дотаций на аренду жилья. В результате сопротивление работников любому реструктурированию в отрасли, влекущему за собой сокращение рабочих мест, в США гораздо выше, чем в Европе.

Большинство американских рабочих не способны на организованное сопротивление, но остальные — члены профсоюза — пойдут на все, чтобы сохранить существующее положение с рабочими местами и их распределением, что неудивительно.

Как показывают приведенные выше примеры, большая неуверенность в своем положении может заставить людей работать лучше, но заставляет она их работать не на тех рабочих местах. Все эти талантливые молодые корейцы, которые могли бы стать великолепными учеными и инженерами, корпят над анатомией человека. Многие американские рабочие, которые — конечно, после прохождения соответствующей переподготовки, — могли бы трудиться в «прогрессивных» направлениях, с мрачной решимостью продолжают цепляться за свои рабочие места в устаревших отраслях (например, в автомобилестроении), лишь оттягивая неизбежное.

Смысл всех приведенных примеров состоит в следующем: когда люди знают, что им предоставят второй шанс (а то и третий, и четвертый), они гораздо больше готовы пойти на риск, когда нужно выбирать первое место работы (как в примере с корейцами) или отказаться от нынешней работы (как в сравнении США и Европы)»

(«23 тайны, что Вам не расскажут про капитализм«).

«Несколько лет назад профессор Дэвид Кинг, известный кембриджский химик и главный научный советник британского правительства с 2000-го по 2007 год, признался мне, что, наверное, 60 процентов его бывших аспирантов работают в финансовой индустрии» («Как устроена экономика«).

Иными словами, сильная система соцобеспечения работает на подъём экономики, увеличивая вероятность реализации «нужных» талантов работников в нужных «местах» развивающегося хозяйства. Это полезно обществу в целом, а на длинной дистанции — и буржуям, эксплуатирующим этих работников. Но здесь и сейчас им это невыгодно: увеличивает «мгновенные» затраты по воспроизводству рабочей силы. Почему обслуживающие их интересы экономисты — либералы и консерваторы равным образом, хоть и разными аргументами — доказывают что

«любые законы, затрудняющие увольнение работника, делают экономику менее эффективной и динамичной….Поэтому, следуя этой логике, страна с более развитым социальным обеспечением будет менее динамична — ее работников меньше заставляют работать, а предприниматели теряют заинтересованность в накоплении богатства.» и т.д. выгодные им тезисы

И крайне характерна идеологическая слепота автора в очерке о России: он просто «в упор не видит» ни отсутствия классового барьера в советской науке, чем и объяснялись её общепризнанные достижения, ни последующей деградации после установления капитализма, во многом из-за возникновения такого барьера, т.ч. сегодняшние меры «в помощь талантам» — чисто симптоматическое лечение. Почему в институтах обычно отсутствуют кадры среднего возраста: или молодёжь, или старики.

***

В прошлом году Кристина Квасней была близка к тому, чтобы отказаться от цели. Для специализации по биохимии в Мэрилендском университете, округа Балтимор, происхождение Квасней было отнюдь не привилегированным. Её отец работает в небольшой авторемонтной мастерской в крошечном населенном пункте Миллерсвиль, штата Мэриленд, и она была первой студенткой университета в своей семье. В свои 25 лет, она уже провела годы, стараясь найти время на обучение и работу, чтобы его оплатить, но она всё ещё далека от получения учёной степени.

“Я стала чувствовать, что пришло время прекратить эту безнадёжную борьбу и жить дальше”,

— говорит она.

Разочарования Квасней звучат знакомо для миллионов студентов во всём мире. Исследователям нравится считать, что ничего, кроме качества работы отдельных людей, не имеет значения для науки. Но реальность такова, что достаток и происхождение не менее важны. Слишком редко студенты из малообеспеченных семей попадают в науку. Зачастую они обнаруживают, что плохо подготовлены из-за низкого качества школьного образования.

Лишь немногие страны собирают подробные данные о социально-экономическом статусе, но имеющиеся цифры постоянно показывают, что государства растрачивают таланты малопривилегированной молодёжи, которая в противном случае могла бы решать задачи в области здравоохранения, энергетики, загрязнения окружающей среды, климатических изменений и целого ряда других социальных проблем. И ясно, что универсальный классовый вопрос далеко не универсален в том, какую роль он играет. В этой статье Nature рассмотрит восемь стран по всему миру, а также их усилия в борьбе со множеством классовых проблем в науке.

США: как классная комната отражает классовое расслоение

By Jane J. Lee

Квасней, согласно мировым стандартам — счастливица. Она живёт в чрезвычайно богатой стране, которая до краёв наполнена образовательными возможностями и рабочими местами. Тем не менее для студентов, которые разделяют её усилия, пытаясь свести концы с концами, система высшего образования США может строить одно препятствие за другим.

“Всё начинается в средней школе”,

— говорит Эндрю Кэмпбел, декан магистратуры (прим. ред. graduate school (англ.) не является прямым аналогом российской магистратуры) университета Брауна в Провиденсе, штат Род-Айленд. Он отмечает, что при поддержке правительства школьное образование финансируется в основном на государственном и местном уровнях, а из-за того, что научные курсы являются наиболее дорогостоящими, лишь немногие школы в относительно бедных районах могут позволить себе преподавать такие дисциплины. Таким образом, студенты из этих районов, менее подготовлены к науке университетского уровня, чем их более состоятельные сверстники, многие из которых посещали хорошо оборудованные частные школы.

В условиях жёсткой конкуренции процесса подачи заявок эта ситуация ставит студентов в невыгодное положение: только 40% выпускников средней школы из группы с низким уровнем доходов поступило в 2013 году в университет, в сравнении с 68% тех, кто родился в семьях с самыми высокими доходами.

Студентам, которые в итоге поступают, приходится найти способ, чтобы оплатить всё увеличивающуюся стоимость обучения. В период с 2003 года по 2013 года, траты студентов на обучение, проживание и питание выросли в среднем на 34% в учебных заведениях финансируемых государством и на 25% в частных, с корректировкой на инфляцию. Счет в одном из лучших университетов может легко превысить 60000 долларов США в год. Многих студентов, по крайней мере частично, поддерживают родители, а также они могут воспользоваться преимуществами стипендий, грантов и федеральной материальной помощью. Многие, как Квасней, работают неполный рабочий день.

Тем не менее, около 61% студентов США получают степень бакалавра с долгом, составляющим примерно 26900 долларов США. Для тех, кто продолжает обучение по программам, обучение, как правило, оплачивается комбинацией из грантов и учебно-методических позиций. Но постоянное беспокойство о возмещении кредитов на обучение может заставить магистров и аспирантов отказаться от продолжения научной подготовки.

Ряд инициатив, осуществляемых по всей стране, облегчает путь в науку для студентов из неблагополучных семей, одна из них — программа INCLUDES, финансирование которой составляет 14 миллионов долларов США, была анонсирована ранее в этом году Национальным научным фондом США. Но для таких студентов, как Квасней, остаться в науке все еще дело случая.

Однажды, вечером прошедшего года, Михаэлю Саммерсу, структурному биологу в университете, случилось поужинать в ресторане, где Квасней принимала гостей и обслуживала столики. Эта случайная встреча позволила ей примкнуть к лаборатории Саммерса в январе, что оказалось откровением. Прежде она чувствовала, что некоторые профессора забыли, каково это — быть студентом.

“Лаборатория Саммерса — полная противоположность”,

— говорит Квансей.

“Здесь нет места оценочным суждениям и дискриминации”.

Её опыт помог ей понять, чего можно ожидать, когда она подаст заявление в магистратуру и продолжит карьеру в исследовательской деятельности. “Я собираюсь рискнуть”, — говорит она. “Всё или ничего”.

КИТАЙ: низкая заработная плата — двигатель “утечки мозгов”

By David Cyranoski

Вовсе не случайно то, что среди всех стран мира Китай лидирует по количеству ученых, получивших степень Ph.D. Борясь с массовой бедностью, особенно в глубинке, коммунистическое правительство в Пекине делает всё, чтобы образование было одинаково доступным для всех.

Например, для того чтобы помочь бедным, Пекин устанавливает низкую плату за обучение и запрещает поднимать её. Всего 5000 юаней ($750 США) в год достаточно для поступления в ведущие учебные заведения, такие как университет Циньхуа в Пекине. Для людей, не располагающих такими средствами, в стране существуют национальные стипендиальные программы, в том числе не облагаемые налоговым сбором кредиты и бесплатное поступление.

В то же время, для облегчения интеграции в общую систему образования студентам, принадлежащим к одному из 55 китайских этнических меньшинств (зачастую бедных), в большинстве провинций дают бонусные баллы при сдаче Gaokao (прим. ред. аналог Российского ЕГЭ) — университетского вступительного экзамена, который наиболее важен на пути к академической карьере. Система квот гарантирует, что студенты таких отдаленных регионов, как, например, Синьцзян и Тибет будут представлены в элитных школах. Китай даже имеет 12 университетов, которые предназначены для меньшинств.

Однако, даже здесь есть подводные камни. Реальность Китайской науки часто отстаёт от своих эгалитарных (прим. ред. основанных на принципе равенства) идеалов. На детей старших государственных деятелей и частных бизнесменов приходится непропорционально большая доля учащихся ведущих университетов. А студенты не решаются на требующую напряженной работы карьеру учёного, когда простая в достижении и, как правило, наиболее прибыльная карьера ждет их в бизнесе. Согласно мнению Гепенг Цзя — журналиста, который пишет о проблемах науки и политики в Китае:

“это наиболее актуально для хороших студентов из богатых семей”.

“В результате, — говорит Цзя, — ученые, которые, как правило, родом из бедных семей, получают меньшую поддержку из дома и работают под тяжёлым финансовым бременем”.

“Ситуация усугубляется низким уровнем заработной платы”,

— говорит он. В среднем, зарплата рядовых ученых — 6000 юаней в месяц, что составляет примерно одну пятую часть зарплаты вновь принятого преподавателя университета США.

“ В особенно сложной ситуации находятся постдоки и начинающие исследователи, которые, работая в крупных городах, с трудом могут прокормить семьи”,

— говорит Цзя. Это вынуждает многих ученых тратить свои гранты на личные расходы. Чтобы свести концы с концами, ученым, оказавшимся в подобной ситуации, приходится подавать заявки на большее количество грантов, в результате чего им приходится участвовать в большем количестве различных проектов и публиковать многочисленные статьи, что, в свою очередь, создает трудности в поддержании качества работы.

Многие Китайские исследователи избегают этой ловушки, находя рабочие места за рубежом. Тысячи исследователей-постдоков уедут за границу в 2016 году при финансировании Китайского совета по стипендиям, а многие другие будут искать спонсоров за рубежом. Но Китаю всё же удалось заманить некоторых выдающихся исследователей обратно домой. Цао Кай, исследователь центра дарований в области науки и техники министерства науки Пекина, выпустил в апреле опрос и обнаружил одного такого учёного-возвращенца, который был вознагражден ошеломляюще высоким окладом в 800000 юаней.

“Но это не нормально”, — говорит Кай.

“Это был лишь один крайний случай и его коллеги стали бороться, чтобы убедить правительство повысить зарплаты профессоров в государственных университетах”. “Это способствует привлечению и удержанию талантливых специалистов в области науки независимо от их социального статуса”.

ВЕЛИКОБРИТАНИЯ: путь не принят

By Elizabeth Gibney

По большей части, наука в Великобритании эгалитарна для тех, кто уже сделал карьеру. Исследование, проведённое в 2016 году показало, что, в отличие от юристов или финансистов, исследователи из семей с низким уровнем дохода платят не меньше, чем их более обеспеченные коллеги (D. Laurison and S. Friedman Am. Soc. Rev. 81, 668–695; 2016).

Но начало карьеры в науке отличается. То же исследование показало, что лишь 15% ученых происходит из семей, принадлежащих к рабочему классу [в одной из земель ФРГ — 10%], которые составляют 35% общей популяции (см. график). Другое исследование обнаружило, что за последние 25 лет, 44% рожденных в Британии учёных, ставших нобелевскими лауреатами, посещали платные школы, в которых обучается лишь 7% населения Великобритании (P. Kirby Leading People 2016 The Sutton Trust, 2016).

“Это профессиональный классовый барьер, — говорит Катрин Мэтьюсон, исполнительный директор Британской научной ассоциации, — но он наиболее радикален в науке”.

Однако, этот барьер вдохновляет. В непрерывном исследовании, длящемся 10 лет, группа из Королевского колледжа Лондона обнаружила, что большинство англичан в возрасте от 10 до 14 лет находит науку интересной. Но среди рабочего класса научная деятельность редко рассматривается в качестве карьеры, возможно потому, что они редко встречают людей, работа которых связана с наукой. (ASPIRES: Young People’s Science and Career Aspirations, Age 10–14 King’s College London, 2013).

Чтобы справиться с этим, команда Королевского колледжа работает со школами Лондона в рамках экспериментальной программы показывая детям возрастом от 11 до 15 лет, как наука внедряется в повседневную жизнь, например, изучая химический состав пищевых продуктов, и то, как научные навыки важны в ряду профессий. Ранние результаты обнадёживают, и команда планирует расширить программу в следующем году.

Другим препятствием может быть то, что британским студентам, которым интересна карьера в науке, в возрасте 16 лет зачастую приходится отказаться от других предметов. “Люди из малообеспеченных семей, которые не знают о диапазоне возможностей в карьере ученого, могут расценивать это как рискованную азартную игру”, — говорит Мэтьюсон.

Третья проблема является следствием неожиданного утроения ежегодных университетских сборов до £9000 (12,000 долларов США) в 2012 году. “Я подозреваю, что оплата может быть крупным сдерживающим фактором для тех, кто растет в семьях, которые беспокоятся о базовом уровне дохода”, — говорит Мэтьюсон.

“Опасно то, что неспособность понять сложившуюся ситуацию не только губит таланты, но и всё больше изолирует науку от общества”, — добавляет она. Это разобщение было очевидно в июне, в ходе референдума Брексит, когда больше половины населения проголосовало за то, чтобы выйти из Евросоюза, в сравнении с приблизительно каждым десятым исследователем. “Это расхождение взглядов на мир является реальной проблемой как для качества исследований, так и для места учёных в обществе”, — говорит Мэтьюсон.

ЯПОНИЯ: Углубление разделения

By David Cyranoski

В Японии неравенство в благосостоянии и статусе не доходит до таких крайностей, как в Китае и Индии. Тем не менее за прошедшее десятилетие послевузовское образование и научные исследования стали менее привлекательными вариантами, особенно для менее привилегированных слоёв населения. Некоторые предупреждают, что это может сделать исследования прерогативой богачей, с серьёзными социальными последствиями. “Эта проблема возникла в Японии”, — говорит Юки Ито, которая занимается исследованием научной политики в управлении по науке и техники Японии в Токио, основном спонсоре научной деятельности.

Большая часть этой проблемы — повышение платы за обучение даже в сравнительно недорогих государственных университетах: если в 1975 году плата за поступление и первый год обучения составляла ¥86000 (840 долларов США), то с 2005 года эта сумма достигает ¥817800. Кроме того, благодаря длительному падению экономики Японии, родители вынуждены поддерживать жизнь на прожиточный минимум, который в среднем на 19% ниже, чем десять лет назад.

Это заставляет студентов всё больше и больше зависеть от стипендиальных программ, которые в Японии в основном представляют собой кредиты, которые, конечно, нужно возвращать. Половина всех магистров и аспирантов берёт кредиты, а четверть из них должна больше 5 миллионов йен. “Многие студенты, которые хотят сделать научную карьеру, просто не могут представить себе стоимость обучения и проживания”, — говорит Коичи Сумикура, профессор научной политики Национального института политических исследований в Токио.

Даже тем, кто берет кредиты через университет, не гарантированы рабочие места и зарплата, которая позволит отдать этот долг. В расцвете лет, в возрасте между 30 и 60 годами, треть выпускников университетов зарабатывает меньше 3 миллионов йен в год. “В таких условиях каждый задумывается, перед тем как строить академическую карьеру”, — говорит Ито.

Социальное неравенство в системе высшего образования уже заметно. Важнейший шаг в становлении исследователя — поступить в перспективное учебное заведение, например, такое как университет Токио, где в среднем доход семьи студента в два раза выше среднего показателя по стране. “Если эта ситуация будет продолжаться, то наука станет чем-то интересующим только богатых, а исследования будут отдаляться от решения текущих социальных проблем”, — говорит Ито.

Правительство учло этот вопрос. На 2 августа анонсирован план правительства на “инвестиции в будущее”, который обещает повысить финансирование стипендий (их не нужно будет возмещать), а также повышение доступности не облагаемых налогами студенческих кредитов.

“Но правительство до сих пор занимается более конкретным изучением взаимосвязи между успешной карьерой исследователя и экономическими факторами”, — говорит Сумикура. “Эта тема будет важна в будущем”, — говорит он.

БРАЗИЛИЯ: Прогрессивная политика оправдывает себя

By Jeff Tollefson

В Бразилии неравенство в благосостоянии является чрезмерным почти во всех сферах жизни, в том числе и в образовании. Управляемые государством школы настолько плохи, что их пытаются избежать все, кроме самых бедных семей. На момент 2014 года только 57% 19-летних жителей страны окончили среднюю школу.

Но всё же отмечаются признаки прогресса, особенно в областях науки, технологий, инженерии и медицины. К примеру, в 2011 году Бразилия представила программу “Наука без границ”, благодаря которой десятки тысяч преуспевающих студентов (бакалавров, магистров и аспирантов) университетов отправили обучаться за границу. Поскольку студенты из богатых семей на сегодняшний день получают лучшее начальное и среднее образование, они, ожидаемо, преобладают в процессе отбора. Но было отмечено, что к концу первого этапа этого года больше половины из 73353 участников были выходцами из семей с низким уровнем доходов. [что есть подтверждение мощных плюсов коллективистской культуры в образовании, если его в ней ценят]

“И правда, для нас эти статистические данные стали полной неожиданностью”,

— говорит Карлос Нобре, учёный-климатолог, который ранее возглавлял один из общественных фондов, финансирующих “Науку без границ”.

В Сан-Паулу, тем временем, медицинская школа престижного университета города Кампинас (UNICAMP) отдаёт предпочтение одаренным студентам из школ, находящихся под государственным управлением. Программа стартовала в 2004 году после того, как исследователи предположили, что из студентов, имеющих на момент приёма аналогичные результаты тестов, бедные студенты, пришедшие в UNICAMP из государственных школ, как правило, работают лучше, чем их коллеги из частных школ. Первые составляют 68% от студентов, поступивших в этом году.

Карлос Энрике де Брито Круз, который предпринял инициативу UNICAMP, когда он был ректором университета, подозревает, что ответ на этот вопрос довольно прост. “Такие студенты сталкиваются с большим числом препятствий, которые необходимо преодолеть”, — говорит он. “И когда вы помещаете их в среду, где препятствия примерно такие же, они, как правило, максимально реализуют свой потенциал”.

В Бразилии также можно заметить плоды усилий правительства по повышению научной грамотности и поддержке большего количества студентов в научной карьере, которая получила развитие после инаугурации президента Луиса Инасиу Лула да Силвы в 2003 году. Отдел Федерального министерства науки, техники и инноваций полностью сфокусирован на “социальной интеграции” с программами по улучшению государственных школ и развитию исследований в областях, которые затрагивают местные сообщества, таких как питание и рациональное и экологичное природопользование.

“Низкое качество среднего образования остаётся серьёзной проблемой, которая может затронуть поколение или даже больше”,

— говорят эксперты.

“Тем не менее, существующие инициативы могут повысить квалификацию государственных школ до уровня, позволяющего амбициозным студентам добиться успеха”,

— говорит Нобре.

“Следующий вопрос — смогут ли эти студенты способствовать инновациям в бразильской науке?”, —

говорит он.

“Теперь, когда они выходят на рынок труда, мы должны быстро оценить, что случилось с этими студентами”.

[Правда, боюсь, после правого переворота все эти инновации будут свёрнуты, чтоб в науке были только гг. «с хорошими лицами»]

ИНДИЯ: Языковой и кастовый барьеры

By T. V. Padma

Несмотря на известность таких центров инновационных технологий, как Бангалор и университетов, как мультикампусный Индийский институт технологий, огромному количеству Индийских студентов никогда не удастся реализовать свой огромный потенциал из-за бедности сельских школ, языковых барьеров и кастовой системы. За пределами города высшее образование, в том числе научное, в большей степени остается привилегией богатых, политически значимых и высших каст.

Национальная перепись Индии не собирает данные о кастовом, сельском или гендерном распределении среди людей, занимающихся наукой, сбором этих данных не занимается и научный департамент страны.

“Тем не менее очевидно, что студентам из сельской местности в Индии мешает нехватка хороших преподавателей естественных наук и лабораторного оборудования, кроме того, они не осведомлены о возможности примкнуть к основным научным течениям (см. www.nature.com/indiascience). Еще больше преград встречается на пути у сельских девушек, среди которых не поощряется желание заниматься исследовательской деятельностью или работать, это характерно для девочек из бедных городских семей: ожидается, что они выберут работу, которая позволит им сделать вклад в приданое».

Многим сельским студентам также мешает их плохой английский — язык, который школы часто используют для обучения естественнонаучным дисциплинам.

“Учителя из элитных колледжей, интервьюеры и приёмная комиссия часто настроены против таких студентов”,

— говорит Индира Натх, иммунолог Индийской национальной научной академии в Нью-Дели.

Каста — наследственная классовая система индусского общества — официально не является проблемой. Конституция и суды Индии предписывают, что больше половины мест в образовании и рабочих мест должны быть оставлены для людей из исторически дискриминируемых классов. Тем не менее оговорка исключает некоторые ведущие научные центры Индии из этого предписания. А на самом деле существует

“непреднамеренная, тонкая или скрытая дискриминация студентов из “резервных” категорий, начинающаяся в средней школе и продолжающаяся в колледже”,

— говорит Шри Кришна Джоши, заслуженный научный деятель национальной физической лаборатории в Нью-Дели. Учителя не поощряют их также, как студентов из высших каст. В результате

“у бедных студентов из “резервных” категорий, в свою очередь, часто формируются психологические барьеры, вследствие чего они считают, что не могут конкурировать с другими”,

— говорит он.

“Тем не менее, имеются признаки прогресса”, — говорит Десираджи. Долгое время индийские чиновники предполагали, что все, что от них требуется — это создать передовые научные центры, а эффект на образование просто просочится вниз, в массы. “Но сейчас учреждения всё больше начинают применять подход “снизу вверх”, который позволяет отыскать талантливых людей на самых низких экономических уровнях”,

— говорит он.

В Южном кампусе университета Дели, генетик Тапасия Сривастава наблюдает последствия этого сдвига. “Конкурентоспособность в сфере высшего научного образования растет во всех категориях, основанных на кастах, и различия растворяются”, — говорит она.

“Талантливые молодые исследователи получают признание на основании их личных заслуг, а не из-за конституционального положения”, — соглашается Десираджи. “Но многое еще предстоит”, — говорит он. “Часто, поиски действительно талантливого ребенка в небольшом городе или деревне равны поиску иголки в стоге сена”. [Тут хорошо бы дать цифры динамики: есть сильные сравнения в «растёт» и «растворяются»]

КЕНИЯ: Свободный доступ, но плохие перспективы

By Linda Nordling

В Кении, где около 40% населения живет на менее чем 1,25 доллара США в день, классовые вопросы не очень беспокоят тех, кто попадает в науку. Как одна из самых быстрорастущих “львиных” экономик Африки, страна отметила увеличение поступающих в университет в два раза с 2011 года, в прошлом году их число превысило 500000. Правительство субсидирует оплату обучения для бедных студентов средней школы, которые хорошо зарекомендовали себя в научных дисциплинах, а также предоставляет кредиты, которые помогают им с расходами на жизнь.

Однако, на последипломном уровне, отсутствие возможностей в Кении означает, что многие соискатели в научной сфере частично должны обучаться за рубежом.

“Проблемой для меня было не попасть в науку, а находиться в ней”,

— говорит Энн Макена, кенийка из университета Мои, происходящая из низшего класса, бакалавр биохимии. Сейчас она получает стипендию Родеса, чтобы защитить свою степень PhD в области химической биологии в Оксфордском университете, Великобритании.

Для тех, кто остаётся дома, самый верный путь к карьере исследователя — получить работу в организациях с иностранным финансированием, таких как международный центр физиологии и экологии насекомых (ICIPE) в Найроби, или партнерство между Кенийским медицинским исследовательским институтом (KEMRI) и британским научным фондом “Веллком Траст”. Но в условиях жёсткой конкуренции могут уйти годы на то, чтобы заслужить признание.

“В этом случае выпускники, имеющие более низкое материальное положение, вынуждены сдаться”,

— говорит Макена. Им приходится задумываться о необходимости финансово обеспечивать свои семьи и их привлекают высокие оклады в частном бизнесе, в то время как более состоятельные студенты могут позволить себе подождать.

Еще одним источником неопределённости является борьба Кенийских университетов за гарантию достаточного государственного спонсирования. Нехватка средств заставила ректоров государственных университетов страны предложить поднять оплату за обучение в пять раз для ресурсоемких курсов, в том числе и научных. Если это произойдет, и государственные субсидии не поддержат темп, бедные студенты могут отказаться от естественнонаучных курсов в пользу более дешевых.

“Будет жаль, ведь из кенийских студентов, происходящих из бедных слоёв общества, выходят отличные специалисты в своей области”,

— говорит Балдуин Торто, руководитель отдела поведенческой и химической экологии в ICIPE.

“Вы находите детей из бедных семей, которые выполняют работу также хорошо, и даже лучше, чем дети из богатых семей”,

— говорит он.

РОССИЯ: положительная политика, низкая продуктивность

После распада Советского Союза в 1991 году, Россия быстро предалась неукротимому капитализму, а неравенство увеличилось. Тем не менее в образовании страна сохранила свои социалистические идеалы — даже сейчас в России значительная доля студентов естественнонаучных специальностей происходит из низких и средних социальных слоёв [в реальности из рабочих и крестьян и/или провинции происходит вдвое-втрое меньше студентов, чем в советские годы].

“В целях модернизации, в России действует национальная политика, направленная на поддержание равных возможностей в образовании”,

— говорит Дмитрий Песков, руководитель подразделения молодых специалистов Московского агентства стратегических инициатив, которое продвигает экономические инновации в России [вредные для образования и науки в среднем пропорционально «новизне», т.е. отходу от советской системы ради репликации «западных образцов»]. В стране существует около 3000 университетов и высших учебных заведений и около половины всех выпускников средних школ поступают в них. В среднем, организации экономического сотрудничества и развития страны составляют 35% всех организаций.

В периферийных регионах, таких как Урал или Сибирь, где местные органы власти содействуют развитию научно-технического потенциала, преподаватели рано определяют талантливых учеников, уже в возрасте от 4 до 6 лет [это невозможно физически, а само «определение» вредно]. Если они продолжают подавать надежны, им рекомендуют поступать в местные университеты, где бесплатное обучение позволит сфокусироваться на местных нуждах, таких как сельскохозяйственные технологии.

Дети, которые демонстрируют исключительные навыки в областях науки, искусства, спорта или даже шахмат, могут получить приглашение в национальный образовательный центр Сириус, расположенный в Сочи, на берегу Черного моря. Этот центр был создан при поддержке президента России Владимира Путина после зимней олимпиады 2014 года, чтобы помогать одарённой молодёжи России развивать таланты при поддержке ведущих учёных и специалистов.

С декабря 2015 года, будущие студенты, которые добились успеха в местных или национальных научных и математических конкурсах и олимпиадах, могут также надеяться получить президентский грант в размере 20000 рублей (307 долларов США) ежемесячно. Эти гранты позволяют нескольким сотням студентов из низких социальных слоёв получать образование в лучших национальных университетах лишь на том условии, что они останутся в России по крайней мере в течение пяти лет с момента окончания образования. [И ни слова о кружках, специализированных школах и предметных олимпиадах, которые с советских времён «улавливают» большую часть талантов! боюсь, этот аспект автору неизвестен]

Но несмотря на такие усилия, научные результаты в России остаются на относительно низком уровне.

“Одной из причин является изоляция российского научного сообщества”,

— говорит Песков

[Как говорится, выслушай «реформатора» и поступи наоборот: во время «изоляции» результаты были максимальны, и падали пропорционально её преодолению в ходе «реформ»].

Несмотря на все их навыки и социальное разнообразие, российские исследователи, как правило, плохо говорят по-английски и недостаточно представлены в международных встречах и коллаборациях. Проблем добавляет неопределенность в отношении поддержки науки со стороны российского правительства в будущем. “Высокооплачиваемая работа в области финансов, управления предприятием или бизнес-индустрии гораздо более популярна среди хорошо подготовленных молодых россиян, чем рискованная академическая карьера”, — отмечает он.

Оригинал

Перевод: Елена Лисицына

Редакция: Николай Лисицкий, Полина Тиканова

Изображения: Антон Осипенко, Никита Родионов

Источник medach.pro.