Всемирное рыболовство: проблемы эксплуатации биоресурсов Океана

Print PDF

От публикатора. В МГУ ежегодно проходит молодёжная научная конференция «Ломоносов», где я руковожу подсекцией «Охрана окружающей среды» секции «Биология». Доклады там предваряются лекцией приглашённых  ведущих специалистов в соответствующей сфере. В этом году удалось пригласить Василия Альбертовича Спиридонова (д.б.н., Институт океанологии РАН, научный консультант проекта ПРООН/ГЭФ/Минприроды «Укрепление морских и прибрежных ООПТ РФ», эксперт ряда национальных и международных рабочих групп по сохранению морского биоразнообразия) рассказать об эксплуатации рыбных запасов Мирового Океана, проблемах перепромысла и исчерпания рыбных запасов (при экстраполяции в будущее современных тенденций) и (при благоприятном развитии событий) возможностях устойчивого использования. Расшифровка и фото выложены с любезного разрешения автора.

Спиридонов В.А.

«Организаторы попросили меня рассказать что-то о ресурсах мирового океана. Так получилось, что я читаю эти лекции и, в частности, большая часть курса была подготовлена в рамках межфакультетского курса «Человек и мировой океан», где я рассказывал не только о проблемах мирового рыболовства, но и о других проблемах охраны морской среды и природы мирового океана. Поскольку времени было немного, то я постарался как-то адаптировать и немножко обновить ту лекцию, которая посвящена ресурсам мирового океана, рассказать ее вам. Надеюсь эти проблемы, которые вроде бы на слуху, но всю глубину которых далеко не так просто понять, представить вам эту историю. Она называется здесь немного не так, как она была заявлена, но суть от этого не меняется.

Начнем издалека. Начнем с того, что вообще человек как биологический вид, животное сухопутное. Сейчас это уже такое общее место, что прародиной человека была область великого африканского рифта, где в силу каких-то причин сложились такие условия, в которых наши далекие предки гоминиды эволюционировали и через много ветвей в конце концов породили несколько тех, которые в том или ином виде выжили и сохранили отчасти свои гены до наших дней. Но дело в том, что в свое время в силу такой природы хозяйства первобытного человека на месте люди сидеть не могли и в конце концов должны были выйти из своего эдема, из восточной Африки и куда-то двинуться. Сейчас достаточно общепринято, что двинулись они на северо-восток.

И хотя наверно в каком-то варианте они уже были знакомы с морским побережьем, наверно выходили уже на него, но фактически первое море, которое встретилось им на пути, которое им надо было обойти, было Красное море. По-видимому, наши предки прошли вдоль берегов Красного моря и там освоили первые навыки морского хозяйства. Надо сказать, что некоторые древнейшие представители нашего рода, например, синантроп, уже вполне специализировались на добыче морских ресурсов на берегу. Так что по-видимому эта приверженность к морепродуктам и морской пище в Китае не случайна, хотя конечно вряд ли китайцы происходят от синантропов непосредственно. Это было все довольно просто, особенно если у нас богатое тропическое море с широкими осушками, и здесь можно заниматься добычей морских ресурсов без специальных приспособлений, нужны только навыки.

Мне в свое время удалось наблюдать, как вьетнамская семья за время отлива перекопала в поисках зарывающихся двустворок мангровые площадью примерно половины квадратного километра. То есть настолько быстро и эффективно они это делали, они приехали на своей лодочке в отлив, в этих манграх собрали урожай морских ресурсов. Это люди делали миллионы лет. И продолжают делать, особенно где-нибудь в юго-восточной Азии до сих пор. При этом поскольку это в крови и в общем-то люди не могут обходиться без морской пищи, я сам наблюдал как в Ванкувере пожилые китаянки выходят на литораль и посреди пляжей и небоскребов собирают там что-то, хотя там это запрещено, и как мне сказал мой местный коллега – ну да, к ним приходит полицейский, а она говорит: «no English, no English!». Ну и все, и дальше продолжает собирать.

Понятно, что все это постепенно развивалось. К собирательству добавились какие-то пассивные орудия лова, они тоже используются до сих пор – вы можете поставить ловушку или сетку в отлив, в прилив там придет рыба, попадет туда, в следующий отлив вы придете и соберете это все. Точно так же действуют люди, например, на Белом море, это у нас очень распространено, ставят такие мережки в отлив.

И в нашей стране существует несколько интересных древних культур, которые были связаны с морем, в частности, такая Янковская культура, она еще иногда называется «Культура раковинных куч». Распространена она была в южном Приморье и исчезла примерно 2,5 тысячи лет назад, оставив после себя большое количество артефактов, остатков всяких рыболовных снастей, каменные грузила, крючки и большое количество раковинных куч, которые состояли из раковин тихоокеанской устрицы, надо сказать даже более крупных по размерам, чем она сейчас. Почему она исчезла, связано ли было ее исчезновение с истощением морских ресурсов? Скорее всего нет, может быть в какой-то степени да, но скорее всего вряд ли это было истощение, вызванное их вот таким вот примитивным морским хозяйством. Скорее всего это были какие-то изменения климата, действительно, климат в это время довольно сильно менялся. Эти люди куда-то ушли и на их место пришли другие, которые уже не были так активно заняты морским хозяйством.

Вообще говоря, Восточная Азия – это такой большой ареал морских культур и морские культуры Восточной Азии использовали традиционно очень широкий круг объектов промысла. В Японии это было буквально от водорослей до китов, при этом японцы очень рано научились выращивать водоросли, по крайней мере с 17-го века существовала технология выращивания красных водорослей. С незапамятных времен они добывали китов и до сих пор привержены этой своей традиции. И несмотря на то, что добыча китов сейчас порицается в мире, тем не менее они пытаются удержать эту традицию.

Понятно, что сейчас эти восточные культуры сейчас развиты, модернизированы, входят в число мировых лидеров, но все эти традиционные практики использования морских ресурсов там по-прежнему существуют, по-прежнему используют широкий круг объектов, очень широкий круг ресурсов, существует масса способов добычи, масса способов приготовления, масса способов использования. Таким образом, они являются одними из самых важных потребителей морепродуктов в мире. Надо сказать, что потребление в странах Восточной Азии оказывает колоссальное влияние на состояние ресурсов, на использование ресурсов мирового океана в мире.

Другой ареал морских культур, традиционно использующих живые ресурсы моря – это, конечно, Средиземное море, отчасти мы тоже к нему принадлежим: наш юг, наше черноморское побережье, азовское побережье, где рыболовство развивалось с античности – это очень важная область, где развивались разные методы рыболовства и где развивалось потребление, которое по-прежнему продолжает играть большую роль в потреблении морепродуктов. Здесь приведена цитата из поэмы, поэма «Клефтика», которая была написана греко-римским поэтом ____ Критским, это 2 век нашей эры, в которой были подробно описаны разные способы ловли рыбы. Но, понятно, что все это было гораздо древнее ловили и вот такие примеры использования биоресурсов, такие яркие картины мы можем найти и в артефактах гораздо более древних, например, таких, как фрески минойской культуры.

И, наконец, еще один большой ареал традиционного использования морских биоресурсов — это Север, это Арктика и здесь наша страна отчасти в него входит. Примерно 5-6 тысяч лет в бассейне Балтики и Белого моря сформировались корни североевропейской морской промысловой культуры, и какие-то свидетельства о них мы можем найти в петроглифах. Есть несколько мест, где хорошо представлены петроглифы этого времени. Есть такое место Залавруга в районе Беломорска, там существует очень интересная галерея наскальной живописи. Несколько позже были открыты петроглифы на Кольском полуострове, в районе Канозера, и везде есть сцены охоты на морского зверя. Видимо, не так много сцен рыбалки, то есть там есть изображения ловли лосося, но не так много. По-видимому, это было достаточно обычное дело, не очень достойное такого изображения. А вот сцена охоты на морского зверя там встречается. И вот здесь вы видите как раз эту сцену охоты на белуху, здесь белуха с детёнышем. Такие способы добычи, которые практиковались людьми несколько тысячелетий назад, сохранились на Белом море и до сравнительно недавнего времени. Сейчас практически никто там белуху не добывает, но еще лет 30-40 назад такая добыча производилась.

Мы довольно много знаем о развитии рыболовства на русском Севере благодаря монастырям, которые, как известно, собирали дань, потому что монастыри были крупными феодалами, им принадлежали земли, рыбные ловли. Они собирали дань с обширных территорий и должны были как-то это все регистрировать. Из монастырских архивов дошло довольно много документов, которые позволяют нам достаточно хорошо себе представлять, как было организовано рыболовство на русском севере несколько столетий назад. Кого ловили, ловили прежде всего семгу, это была самая ценная рыба, одна из основных товарных рыб. Жители побережья Белого моря (есть такое общее наименование для них – «поморы», хотя изначально название «поморы» относилось только к населению определенных берегов) освоили целый ряд способов морского хозяйства, создали своеобразный приморский ландшафт, элементом которого были заколы, которые ставились на семгу. Какое-то количество рыбы задерживалось, вылавливалось, какое-то количество рыбы пропускалось. И вот таким образом осуществлялось регулирование.

При том, что это кажется вот такой вот варварский метод, полностью перегораживается ход рыбы в реку, тем не менее заколы работали очень эффективно, существовала общинная система договоренностей – сколько вылавливать, сколько пропускать. Поскольку семга была товарным видом, ею платили налоги, может быть достаточно неплохо восстановлена статистика вылова. Коллеги из Санкт-Петербурга несколько лет назад сделали реконструкцию вылова семги на русском Севере начиная с 17 века и выяснилась интересная картина. Уловы колебались, колебались они, вероятно, в соответствии с какими-то крупномасштабными изменениями среды. Здесь показано изменение средней годовой температуры в северном полушарии и показан индекс северо-атлантического колебания.

Это та разница давлений между центром высокого давления и низкого давления в северной Атлантике, которая и обуславливает крупномасштабные гидрометеорологические процессы в северном полушарии, на всей европейской части России, не говоря уже о западной Европе. Выяснилось, что уловы до начала 20-го века колебались довольно сильно, но в этих колебаниях можно обнаружить какую-то закономерность. И что еще интересно, Таких вот баснословных уловов, о которых принято говорить, что вот мол когда-то вылавливали рыбы так много, что с нынешними временами не сравнить – такого это исследование не показало. Это тысячи тонн, современные уловы конечно меньше, потому что запасы семги сильно пострадали, но пострадали они в первую очередь тогда, когда [с середины XIX века] начали сплавлять лес по рекам. Когда все эти заборы просто утратили свое значение, по реке плыли бревна, плоты и никакого смысла уже рыбу с помощью забора не было. Впоследствии добавилось еще масштабное браконьерство.

Другой вид, который ловили на русском севере, была сельдь. Ловили ее по всему побережью, свозили в основном в Архангельск, где был основной рынок, из которого она расходилась по всей России. При этом промысел был сезонный, использовались разные способы, в частности, зимний подлёдный лов, который был очень распространен по всему побережью Белого моря, когда специальные сети запускали под лед.

И один из самых интересных промыслов, от которого легко перейти к современному состоянию, это так называемый отхожий промысел на Мурмане. Он интересен еще тем, что здесь мы видим, насколько все тесно переплетается в вопросах рыболовства, насколько какие-то культурные моменты связаны с биологическими. Действительно, в основном поморы ловили для себя, товарной рыбой была семга, отчасти сельдь, но товарной рыбой была и треска. Беломорская треска мелкая, более того, она живет там далеко не везде. В Кандалакшском заливе трески довольно много, а в Онежском она встречается значительно реже. А на Баренцевом море треска крупная. Поэтому поморы выработали специальную схему сезонного лова. Где-то зимой, в феврале, они снимались со своих деревень, шли мужчины, шли пешком, с санями, с соленьями. Шли примерно так как идет сейчас железная дорога и трасса на Мурманск, потому что это долины, по которым идти удобно. Добирались до Колы, дальше часть отправлялась на Запад в сторону Киркенеса, часть отправлялась на восток. Там они в течение сезона они вели добычу трески с помощью яруса.

И по всему побережью возникли вот такие поселки-становища, на сегодняшний день из них сохранилось только одно фактически – это Териберка, которая стала широко известна благодаря фильму «Левиафан». Мы там довольно часто работаем, поэтому я это место хорошо знаю, и оно мне кажется чрезвычайно интересным. Там когда-то стоял (сейчас уже не стоит) старейший дом, построенный во второй половине 19-го века, когда Териберка из сезонного становища стала более-менее постоянным населенным пунктом на побережье.

Но вообще говоря этот процесс занял несколько столетий, потому что люди приходили и уходили, селиться там не хотели, это была большая проблема для государства, потому что территориальные претензии были заявлены с 16-го века и были закреплены соответствующими договорами со Швецией и Норвегией, но там никто не жил, люди приходили только на сезон. Единственный населенный пункт более-менее постоянный, в котором жило несколько сот человек, была Кола. Сейчас она практически слилась с Мурманском, немножко южнее Мурманска.

Проблема была простая, поморские женщины жить там не хотели, поэтому и мужчин там не оставалось. Ловили с помощью ярусов, это была тяжелая работа. Донный ярус – это такая хребтина, к которой привязаны поводки с крючками. Наживлялось это рыбкой, или пескожилами. Лучшей наживкой считалась мойва. Поморы были фаталисты, видели во всем божий промысел, и поэтому говорили так:

«Если пошлет господь маленькой рыбки мойвы, от того и уловов прибавление бывает, а ежели мойвы мало, а наживка пикшуями да червями – от того и уловов мало».

Вся эта динамика объяснялась достаточно просто.

Треску солили, сушили, сушеную отправляли в Норвегию, там традиционно использовался клипфиск – высушенная на ветру треска.

Наверно те из вас, кто бывал и Испании или Португалии, обратили внимание, что там популярно бакалао – это еда как раз из сушеной трески. Почему так получилось, хотя треску вроде бы ни испанцы, ни португальцы не ловят? В свое время баски ловили эту треску в северной Атлантике, говорят, доходили даже до Ньюфаунленда, и таким образом приучили население Пиренейского полуострова к сушеной треске. И норвежцы ее сами тоже не очень едят, но в большом количестве экспортируют сейчас в эти страны.

Вот пример записи старца Соловецкого монастыря, который вел дневник на промысле, записывая, сколько было чего заготовлено.

Треска – рыба, которая действительно изменила мир. Есть книжка Марка Курланского, которая так и называется: «Треска – рыба, изменившая мир». Книжка интересная, но там наверно есть элементы фантазии. Автор очень увлекается, ему нравится идея, что треска в значительной степени решила проблему продовольствия в западной Европе, потому что когда научились ее правильно солить и заготавливать, то проблема голода в значительной степени исчезла, так как появилась возможность делать запасы продовольствия.

Далее он развивает идею, что современное благосостояние США тоже базируется на тресковых промыслах. Богатые семейства северо-восточного побережья США практически все были вовлечены в тресковый промысел. Понятно, то это был не только тресковый промысел, это было еще и судоходство, это была торговля. Ту треску, которую ловили в северо-западной Атлантике, в сушено-соленом виде отправляли в колонии в Карибском бассейне, где ей кормили рабов на плантациях, с плантаций привозили сахар. Таким образом развивалась морская торговля и росло экономическое могущество будущих Соединенных штатов Америки. Вот такая идея. И все это благодаря тому, что в свое время были открыты большие запасы трески в северо-западной Атлантике.

Может быть, не все профессиональные историки с этим соглашаются, но, согласитесь, красиво. Можно сказать, что промыслы трески сыграли огромную роль. Другие промыслы, которые действительно сыграли огромную роль в развитии и мореплавания, и географических открытий – это была добыча китов. Киты использовались, это был богатый ресурс. Использовался китовый жир, использовались другие продукты. Все слышали про книжку «Моби Дик», в которой феномен китового промысла был поднят до уровня глобального культурного феномена. Благодаря китобойным экспедициям, благодаря поиску китов, потому что там, где их добывали, через какое-то время их становилось все меньше и меньше, промысел становился экономически неэффективным, поэтому китобои должны были идти дальше и с этими китобойными экспедициями были связаны очень многие географические открытия, в частности, освоение Шпицбергена было связано с китобойным промыслом.

В конце 19-го века в китобойном промысле произошла революция, которая и подвела под ним черту. Норвежский кораблестроитель Свен Фойн изобрел гарпунную пушку. Причем изобрел ее отчасти из гуманных соображений, потому что ему китов было жалко. Наверно, это не было его единственным мотивом, там еще были мотивы экономические, но ему действительно было жалко китов, которых били гарпунами, поэтому он решил, что с гарпунной пушкой будет проще. На самом деле все было не так просто, это потребовало технических усовершенствований, использования более мощных двигателей, использование свипов, появление плавучих перерабатывающих китовых заводов. И это все довольно быстро, к середине 20-го века свело популяции китов (кроме малых полосатиков) практически на нет, что и побудило страны ввести очень жесткие ограничения для китобойного промысла, впоследствии к этому добавились еще соображения этического, природоохранного порядка, которые росли постоянно в разных странах. В результате сейчас китобойный промысел практически прекратился.

[См. рисунок 1.1-5. Истощительный промысел биоресурсов: неотвратимость и общие закономерности.. Источники. 1, 3, 4.. Дрейк Ч., Имбри Дж., Кнаус Дж., Турекиан К., 1982. Океан: сам по себе и для нас. М.: изд-во «Прогресс». С.228-230.; 2. Вадим Мокиевский. Чем грозит для морских экосистем увеличение промысла мелкой рыбы?, http://elementy.ru/news/431679; 5. Медоуз Д., Фиддаман Т., Шеннон Д., 1993. «Всемирное рыболовство». Из: Источник. Фридман В.С., 2016. Глобальный экологический кризис. М.: URSS. 448 с.]

Точно также индустриализация коснулась сначала китобойного промысла, потом она коснулась и рыболовного промысла, появились специальные суда, с мощными, паровыми поначалу, машинами, которые позволяли буксировать за собой донный трал, который гораздо более эффективное орудие, чем любое пассивное орудие. И вы видите на этом графике, как это кардинально изменило ситуацию в нашем Баренцевом море. До 20-х – 30-х годов уловы примерно на одном уровне, дальше мы видим их значительный рост, на несколько порядков и практически полное прекращение прибрежного лова и умирание всех этих поселков, из которых осталась одна только Териберка.

[«Ситуация изменилась, когда в конце XIX века в Европе был изобретен донный трал, а в первые годы ХХ столетия первые английские паровые траулеры вышли на промысел в открытую часть Баренцева моря. Основным объектом для них была камбала. За десять лет тралений запасы камбалы оказались сильно подорваны, уловы снизились (рис.), но прекращение промысла на время первой мировой войны позволило им восстановиться, и промысел камбалы продолжался до середины 1920-х годов, пока запас не был исчерпан полностью.

Это был, очевидно, первый пример перелова рыбы в Баренцевом море. Английские суда переместились в другие районы, а в Баренцевом море началось создание русского, затем — советского тралового флота. К концу 1920-х гг. эффективность тралового лова намного превысила уловы в прибрежной зоне, зарплата моряка на траулере оказалась в десятки раз больше, чем у рыбака с ярусом. Начался отток населения из прибрежных поселков в крупные города — базы тралового флота. Сначала это был Архангельск, потом — Мурманск.

Ярусный лов умер, хотя уже в середине 1930-х годов ихтиологи писали о риске перелова, связанного с развитием тралового флота, и о том, что при небольших затратах на поддержание прибрежного промысла он способен давать устойчивые уловы, никак не пересекаясь по сырьевой базе с ресурсами для траулеров. Однако более эффективный траловый промысел полностью вытеснил прибрежное рыболовство. Симптомы перелова появлялись всё чаще, промысел развивался экстенсивно, за счет переключения с одного района на другой и включения новых, прежде — непромысловых видов. Подрыв сырьевой базы стал очевиден, появились первые ограничения на промысел.

Мокиевский В.О., Спиридонов В.А. «Что означают для России её морские биологические ресурсы?»// Россия в окружающем мире – 1999. М.: изд-во МНЭПУ, 1999. С.2-16.]

В Советском Союзе большую роль играл план и надо было постоянно повышать улов, поэтому менялась структура улова и к 70-м годам значительную часть улова составляла мойва, пелагическая рыба.

Мойва – основа пищевой цепи, основное звено трофической сети, на котором сидят все остальные рыбы, которые в той или иной степени хищничают. Таким образом, вылавливая мойву в больших количествах промысел оказывал колоссальное влияние на всю морскую экосистему. Это не замедлило сказаться.

Популяция мойвы довольно сильно подвержена и влияниям факторов среды, которые проявляются гораздо сильнее, чем у других видов, примерно таких как треска. А дальше и треске стало плохо. Тот самый тресковый промысел у северо-западной Атлантики, у берегов Америки и Канады, с которого, как мы говорили, началось экономическое могущество Соединенных Штатов, как раз нам дает пример наиболее яркого кризиса рыболовства. Когда в 92 году, при том, что вводились уже какие-то ограничения, но промысловых мощностей стало так много, что это уже не работало. И вот в 92-м году уловы рухнули.

Тысячи людей осталось без работы. При этом численность трески там, самое удивительное, до этого уровня не восстановилась. И это по-прежнему предмет дебатов среди специалистов рыбного хозяйства, морских экологов, почему это не произошло, несмотря на то, промысла там не существует несколько десятков лет, но мы не видим тех запасов, которые там были.

Ответа на этот вопрос нет. Возможно, что произошла смена режима функционирования морской экосистемы, в котором такому количеству трески нет места.

[см. ниже рис.2.1-6. коллапсов промыслов трески в разных районах мира. Источники. 1-3. В.А.Спиридонов, В.О.Мокиевский «Просто треска». М.: WWF, 2004. 36 c.; 4. http://www.zeeinzicht.nl/vleet/index.php?id=3892&template=template-vleeteng&language=2&item=Cod; 5. The Conversation. 6 May 2014. http://theconversation.com/hold-that-cod-the-north-sea-fish-controversy-isnt-over-yet-26206; 6. http://worldoceanreview.com/en/wor-1/fisheries/state-of-affairs/; 7. https://en.wikipedia.org/wiki/Collapse_of_the_Atlantic_northwest_cod_fishery

Из: Фридман В.С., op.cit.]

Я вам привел несколько примеров. Все они описываются такой моделью, которую бы я назвал «Сказка о рыбаке и рыбке». Наверно вы знаете, что Пушкин написал эту сказку, возможно, зная о существовании аналогичного сюжета в западной Европе, к тому моменту уже опубликованному братьями Гримм. Правда, сказка братьев Гримм далеко не такая интересная, как сказка Пушкина, и фигурирует там не золотая рыбка, а камбала. Но суть от этого не меняется, мораль, которую можно вывести (применительно к нашей ситуации) – ее выразила Елизавета Манн-Боргезе. Она была дочерью Томаса Манна и женой Валерио Боргезе (Валерио Боргезе виднейший итальянский подводный диверсант).

Мне посчастливилось встречаться с этой замечательной женщиной. Она один из создателей современной морской конвенции (Law of the Sea), которая закрепила новый правовой режим мирового океана. К этому шли люди долго. Она была по образованию юрист, занималась вопросами океана, основала Международный институт океана. И очень много сделала для обеспечения относительно равного доступа всех стран, особенно беднейших стран, к ресурсам мирового океана. Она не знала сказку Пушкина, но хорошо знала сказку братьев Гримм. Как она это интерпретировала: бедный рыбак (большинство рыбаков так же бедны, как и персонаж сказки) полностью бы удовлетворился исполнением скромного желания – получить хорошие снасти.

У братьев Гримм рыбак прост просто новые снасти, дальше его жена начинает повышать этот уровень требований [аналог рынка; в нерыночной ситуации люди могут договориться о квотах природопользования, обеспечивающих устойчивость, как в вышеприведённом примере с сёмгой на Севере]. Так работает любой промысел – там, где есть прибыль, вступают в силу разные способы ее увеличения, поскольку потребность и спрос и технические возможности рыболовства все время растут, то это является основой всех кризисов использования ресурсов, но при этом проблема в том, что продуктивность мирового океана очень неравномерна. Мы имеем действительно продуктивные области, которые располагаются в основном в высоких и умеренных широтах северного полушария, в районе островов, архипелагов южного полушария и в тропиках в районе апвеллингов, где происходит сезонный подъем богатых биогенными элементами глубинных вод в поверхностные слои.

Все остальное – это огромные олиготрофные зоны, рассчитывать на которые в плане ресурсов совершенно не приходится. Правда здесь часто производится промысел тунцов, это совершенно отдельная история. Примерно так же распределяются и уловы. При этом вот здесь вот уловы явно превышают продуктивные возможности океана.

Люди начали думать, как можно регулировать промысел. Здесь важно отметить, что помимо интуитивных, основанных на традициях соглашениях о вылове, появилась научная теория (одним из ярких создателей этой теории был Федор Ильич Баранов, человек, который не был изначально ни специалистом по рыболовству, ни биологом он был инженер-кораблестроитель). Он подошел к проблеме как инженер, он написал очень простое уравнение, из которого следовало, что скорость воспроизводства того или иного запаса той или иной популяции рыб будет зависеть от его численности, если у нас численность растет, то в силу того, что ресурсы ограничены, логика как в логистическом уравнении, будет происходить ограничение роста популяции. У нас есть определённая точка, при которой скорость роста будет максимальной. Если мы будем ловить так, что численность популяции будет поддерживаться на этом уровне, то мы можем эксплуатировать этот запас устойчиво и неограниченно долго.

[см. колоколообразную зависимость воспроизводства популяции биоресурса от интенсивности промысла или иной эксплуатации воспроизводящих его ландшафтов. Умеренный недолов даже увеличивает воспроизводство, но по пересечении уровня устойчивого вылова (вершина колокола) популяция будет необратимо подорвана]

 

Такой вылов на уровне запаса получил название «максимально устойчивого вылова». Эта модель положена в основу практически всех математических моделей использования эксплуатируемого запаса. Поэтому если у нас есть хорошее представление о запасе, хорошее представление о том, как популяция растет, какая в ней смертность, то мы можем промыслом управлять, устанавливая определенный уровень вылова, который будет поддерживать популяцию в нужном для нас состоянии.

Понятно, что это такая идеализация, которая не всегда достижима, тем не мене крупные мировые промыслы примерно так сейчас и управляются, то есть достаточно устойчивы.

Другая идея о том, как регулировать использование ресурсов мирового океана пришла из права. Связана она с голландским юристом, политиком и философом Гуго Гроцием, который в свое время обосновал так называемую идею «Свободного моря». Обосновал он ее потому что англичанам очень не нравилось то, что голландские суда ловят у берегов Англии. Поэтому он на правовом юридическом языке показал, что море – это общее достояние. Что в общем правильно.

Эта идея идет еще от римского права. Кстати, в римском праве морские побережья были общим достоянием. Конечно, их застраивают и в Италии, и в Испании, но это идет не просто против традиции, это обычно всегда встречает очень сильное общественное противодействие. Есть и юридические аргументы для того, чтобы этому противостоять. Потому что идея общего доступа к побережью была заложена еще в римском праве.

Гроций распространил эту идею на море. Хотя английские юристы пытались возражать. В ответ на трактат «Mare Liberum» был написан трактат английских юристов, который назывался «Mare clausum», то есть закрытое море.

Тем не менее, понятно, что идея свободного моря, которая работала достаточно долго, рано или поздно себя изжила. Потому что если вы прибрежное государство, если ведете рыболовство, ваши граждане ведут рыболовство, то вы предпринимаете какие-то усилия, чтобы эти запасы охранять. А в это время кто-то приходит и бесконтрольно там ловит. Понятно, что англичане в 17-м веке не делали ничего, чтобы охранять свои запасы, поэтому идея свободного моря на тот момент была вполне оправдана. Но в 20-м веке это уже не работало. [см. «Рыба наперечёт«]

В 1982 году была принята Конвенция ООН по морскому праву и на ее основе были выделены зоны разной юрисдикции, что составило международную основу правовой охраны морских биологических ресурсов. Вы знаете, что выделяется территориальное море, есть внутренние морские воды (например, Белое море является внутренними морскими водами России). Территориальное море – это 12 миль от условных линий, которые определяют побережье, есть прилежащая зона – еще 12 миль, есть исключительно экономическая зона – это 200 миль от прилежащей зоны, это тот район, на использование биологических ресурсов которого прибрежное государство, которое присоединилось к Конвенции ООН по морскому праву (Law of the Sea), имеет полное суверенное право. То есть никто, кроме этого государства или без разрешения этого государства не может вести там добычу морских ресурсов и проводить там исследования.

Заметьте, что это касается толщи воды. Шельф – это другое, потому что там есть еще минеральные ресурсы и там подход другой. Есть такое юридическое понятие континентального шельфа, которое далеко не всегда совпадает с юридическим понятием исключительной экономической зоны. Шельф может быть очень большим, если прибрежное государство доказало, что геологически шельф является продолжением континентальных структур прибрежного государства. С чем и связана сейчас дележка северного шельфа Северного Ледовитого океана.

Это и есть юридическая основа, на которой строится регулирование мирового рыболовства. В известном смысле это очень эффективно, но рыболовство растет, и очень важным оказалось для конца 20-го – начала 21-го века разделение на крупное и малое рыболовство. С одной стороны, крупномасштабное рыболовство очень высокоиндустриализированное рыболовство, с современными судами, приносит большие доходы, но с ним связано всего около полумиллиона людей, а вот с малым рыболовством, которое не приносит таких больших доходов, связана жизнь нескольких десятков миллионов людей, связана жизнь прибрежных поселений по всему миру.

Крупномасштабное рыболовство контролировать достаточно легко. Малое рыболовство регулировать сложно. Растут потребности в пище, все вы слышали о динамитном рыболовстве, которое очень распространено в Индийском океане, в странах Юго-Восточной Азии. Мой младший коллега, Дмитрий Георгиевич Жадан, который закончил нашу кафедру зоологии беспозвоночных животных, стал заниматься организацией образовательных подводных туров, долго организовывал туры в Бирму, там были интересные подводные рифы, в один момент сказал, что все, я больше этого не могу делать, потому что там не осталось от этих рифов ничего, они все взорвали. И с этим сделать ничего нельзя, это средствами регулирования рыболовства регулировать невозможно, это завязано на более серьезные процессы, которые связаны и с экономикой, и с политикой. Бедность и коррупция – основные движущие факторы

Об аквакультуре можно говорить много, она многолика. Существуем много аквакультур с серьезной научной базой. Выращивание лосося норвежцы во фьордах, аквакультура во Вьетнаме, которая оставляет эфвтрофированную пустыню под собой.

Потребление белка из морепродуктов растет, спрос растет. Наша страна находится на уровне восточной Азии, не таких как Япония, как Корея и Китай. Мы потребляем много рыбы и по официальной статистике это 22 кг на человека.

При этом страны Африки могли бы потреблять больше при тех проблемах с продовольствием, но возможностей получать эту рыбу у них практически нет. Если бы существовало устойчивое рыболовство, это решало бы многие глобальные проблемы, но этого нет. Продукция постоянно растет, но растет за счет аквакультуры, а вылов дикой рыбы стабилизировался и даже снижается. Это значит, что мы дошли до какого-то предела использования мирового океана.

Для того, чтобы выращивать рыбу, ее надо чем-то кормить. Мы можем кормить ее кормами из сои нам обязательно, но для того, чтобы вырастить хорошую товарную рыбу или креветок нам нужны продукты рыболовства – мука, рыбные жиры, которые входят в состав высококачественных кормов. Развитие аквакультуры ни в коем случае кардинальным решением продовольственных проблем, на которое направлено развитие морских биоресурсов, кроме того, это связано с рядом экологических проблем. Мы с этим в нашей стране сталкиваемся мало. Если посмотреть мировую статистику Всемирной организации продовольствия, кто производит основную продукцию аквакультуры – это Китай, Россия будет у нас продукция аквакультуры сравнительно небольшая, и в основном пресноводные.

С аквакультурой связано органическое загрязнение, связана эвтрофикация и одна из наиболее серьезных проблем в тропиках – сведение мангровых лесов, на месте которых строят креветочные хозяйства или пруды для выращивания пангасиуса. Это серьезная проблема и решения нет. [Рыбные фермы также вызывают подъём уровня моря, «съедая» ценные береговые ландшафты, см. п.3]

Мировой вылов не растет, зато снижается вылов на единицу тоннажа судна. По данным Всемирной организации продовольствия (FAO) получается, получается, что интегральный индекс промысловых мощностей растет (энерговооруженность флота, количество судов), а если мы нормируем вылов по этому показателю, то получится, что вылов на единицу усилия уменьшается, значит, что мы тратим все больше усилий, чтобы добыть все меньше рыбы.

В мировом аспекте это приводит к тому, что значительная часть запасов по классификации FAO относится к переэксплуатируемым, а некоторые считаются полностью утратившими значение. Правда, мы в последнее время наблюдаем (благодаря мерам регулирования) увеличение восстановленных запасов.

Примерно полмиллиарда человек в мире зависит от рыболовства, примерно 2,5 миллиарда человек зависит от рыбы и морепродуктов как основных источников белка, и мы имеем быстрый, практически экспоненциальный рост потребления белка, который превышает предложение.

Ситуация в нашей стране. У нас рыболовство при достаточно приличном потреблении рыбы устойчиво находится по вылову на 7-8 месте, в последнее время сдвигается немножко вперед, улов немножко, но растет. Это в основном благодаря хорошему состоянию запасов основных промысловых видов, это минтай и треска. Я должен сказать, при том, что на наблюдалось в России с начала 90-х годов, когда изменились формы собственности, практически были утрачены все возможности контроля, вырос нелегальный вылов, то сейчас мы наблюдаем значительное улучшение ситуации. Тут работают самые разные факторы, какая-то структурированность бизнеса, консолидация крупных игроков, критика управления рыболовством и реакция государства такая, какая она и должна быть.

Структура вылова у нас – это Дальний Восток и Баренцево море. Возвращение традиционных районов вылова за пределами российских вод.

Обсуждение

Вопрос: С 1750 по 1800 год нет уловов семги, возможно была проблема с монастырями, была какая-то реформа?

Ответ: Для этого периода нет данных, для них не удалось восстановить вылов. Вы совершенно правы, как известно в 18 веке Екатерина секуляризировала монастырские владения, поэтому до этого момента у нас монастырская статистика, а вот это уже другая.

Вопрос: Вы говорили, что неизвестна причина уменьшения количества рыбы, могу предположить, что это из-за повышения температуры?

Ответ: Если говорить о семге, здесь играет роль нерестилище, семга рыба проходная, живет в море, идет на нерест в реки. И момент, который связан с рекой, он очень важен: сколько было выловлено, какие будут условия размножения в реке, температура играет роль, для семги это одна группа факторов. Если говорить о том, что влияет на численность рыб, есть классическая теория, которая была сформулирована на основе трудов наших и норвежских исследователей, по которой в первую очередь играет выживание на ранних стадиях. Если появились личинки, мальки, если они на ранних стадиях находятся в благоприятных для себя условиях и у них низкая смертность, то они образуют то, что называется «урожайным поколением», то, что формирует потом основу запаса. Моменты конкуренции и неполного замещения есть, вызванные и промыслом тоже.

Вопрос: Я слышал две гипотезы, почему промысел (Ньюфаундлендский или североморский) не восстановился после запрета. Первый: Треска измельчала от промысла, а в мелком размерном классе она, исходно крупный морской хищник, менее конкурентноспособна. А вторая гипотеза: корм – мелкую рыбу – съели хищники. Вам какая гипотеза кажется более разумной?

Ответ: Мне ближе первая. Но возможно, что какая-то трофическая часть ниши оказалась занята другими видами, которые увеличили свою численность