Вокруг «пенсионной реформы»

Print PDF

Народ

«Хорошо выступил. Да, речь немного путаная. Но всё это мелочь, по сравнению с очень четким посылом: речь надо вести не о пенсионной реформе — о всей экономической системе.

Налоги, платная медицина, платное образование, условия труда, когда люди должны давать взятки, чтобы получить разрешение на работу и работать больными. Потому что, если у тебя нет работы — ты труп. Человек прямо говорит — не доживут люди до пенсии, не доживут. И не верит никто выборам и властям.

И, говоря откровенно, это лучшее выступление из всех, которые я слышал.

Лучше Чаплина, мамкиных либертариев, специалистов-sosalistов, комми на кряплате и прочих «защитничков» народа».

Via Кристо Аргириди

Власть

«Я, честно говоря, не хотел комментировать повышение пенсионного возраста. Но когда они добрались до Бисмарка, понял, что промолчать не получится.

Давайте немного пофантазируем и представим себе, что под давлением массовых протестов правительство отказалось от своего плана. Вместо этого оно предложило другой законопроект: всех граждан старше 70 лет (кроме тех, кто продолжает работать) отводить в лес на съедение диким зверям.

Естественно, в средствах массовой информации началась кампания в поддержку новой законодательной инициативы. Было выдвинуто множество прекрасных, убедительных аргументов в пользу геронтоцида. Вот некоторые из них.

Избавиться от стариков — значит решить все проблемы бюджета. Можно будет снизить налоги на работающих, а освободившиеся деньги направить на поддержку материнства и детства. Дети — это цветы жизни, это самое дорогое, что у нас есть. Особенно в свете нынешней демографической ситуации. Геронтоцид открывает дорогу молодым! Крупным планом — счастливая многодетная семья. Глава семейства, немного смущаясь, объясняет: мы смогли позволить себе детей только потому, что наша бабушка умерла и оставила наследство. Если бы не это, мы бы до сих пор жили вдвоем в съемном углу. Голос комментатора за кадром: а сколько таких счастливых историй так и не случилось?

Больные и немощные старики не только обходятся обществу дорого — необходимость ухаживать за ними ломает жизни миллионов людей. В кадре — еще молодая, но крайне изможденная женщина. Плача, она рассказывает, что вынуждена быть сиделкой при старой и больной тете, у которой нет других родственников. Из-за этого ей пришлось сделать аборт, от нее ушел муж и она потеряла работу. Сейчас она живет в нищете и мечтает только о том, чтобы этот ужас закончился.

У стариков под подушками хранятся огромные деньги. Они копят, копят и копят, тем самым выводя средства из экономики. Это хуже, чем отток капитала за рубеж! Импозантный профессор-экономист из московского вуза называет ошеломляющую цифру «старческих накоплений» и на красивом графике показывает, как скакнул бы вверх ВВП, если бы все эти деньги вернулись в оборот.

Надо думать не о бренном, а о душе. Священник с окладистой бородой рассуждает о том, что мученичество открывает райские врата, а цепляться за немощную плоть грешно.

Зарубежный опыт показывает, к каким печальным последствиям приводит рост продолжительности жизни и соответствующее засилье стариков. Эксперт-политолог рассказывает об ужасах загнивающего Запада, где пенсионеры стали виновниками настоящей катастрофы. Толерантность, вымирание, мигранты — это все из-за них!

Геронтоцид практиковался издревле, это старая добрая традиция, незаслуженно забытая ныне. Антрополог в больших очках дребезжащим голосом расписывает традиционный уклад племени с далеких островов, которое жило очень счастливо до тех пор, пока не приплыли белые колонизаторы и не разрушили местную идиллию. После этого племя перестало убивать стариков, начало болеть и спиваться.

Надо подумать и о диких зверях! Им иногда нечего кушать, их популяция сокращается. Дама — доктор биологических наук — слегка заикаясь, рассказывает о том, что в старину дикие звери часто кушали детей и стариков. Детей мы им, конечно, не отдадим — мы же цивилизованные люди! Но вот благодаря старикам мы спасем от вымирания десятки ценных видов! Видеоряд — величественный амурский тигр, могучий медведь, грациозный полярный волк.

В конце концов, и сами старики целиком за! Многие из них мечтают, наконец, избавиться от своих страданий! В кадре — пенсионерка, прикованная к больничной койке, плачет и просит положить конец ее мучениям. «Что в данном случае достойно называться гуманностью?!» — риторически восклицает холеный ведущий в красивом костюме.

На помощь законодателям приходят все возможные авторитеты. Литературовед, сидящий на фоне набитых книгами шкафов, поясняет: «Преступление и наказание» — это не о том, что убивать плохо. Наоборот, Раскольников — положительный герой, его рассуждения правильны, а преступление состоит в том, что он свернул с намеченного пути и раскаялся. А образ «занемогшего дяди» у Пушкина не оставляет сомнений в том, какой точки зрения по этому вопросу придерживался великий поэт.

После долгих дебатов закон принимается с поправками: из него исключены некоторые категории пенсионеров, например, бывшие депутаты Госдумы и федеральные чиновники. Все радуются и ликуют».

via navlasov

Важно отметить, что власть здесь не прокладывает дорогу, а следует колеёй, уже довольно давно складывающейся усилиями рынка в области базиса, и достижениями либеральной идеологии — в надстройке, поскольку она везде не самостоятельна, а обслуживает интересы бизнеса, и именно сверхбогатых (что в американских реалиях зовётся «1%). Технику этого дела см. книгу нобелевского лауреата по экономике Дж.Стиглица про социальное неравенство. И, возвращаясь к пенсиям: в ближайшие несколько месяцев решится, «кто кого» — люди или бизнес, желающий содрать с них не 7 шкур, а 8, по схеме, описанной в выступлении выше. Не зря проф. Лондонской школы экономики Ха  Джун Чхан фиксировал, что не бывает «чисто экономических вопросов», у которых бы было «чисто технократическое» и/иди «научное» решение. Все они так или иначе вопросы политические, и разрешаются соотношением сил в классовой борьбе.

«Свободного рынка не существует. Любой рынок имеет определенные правила и рамки, которые ограничивают свободу выбора. Если с виду рынок представляется свободным, это только потому, что мы всецело принимаем лежащие в его основе установления, так что даже не замечаем их. Не существует объективного способа определить, насколько рынок «свободен». «Свободный рынок» — понятие политическое. Традиционное заявление рыночных экономистов, что они стремятся защитить рынок от политизированного вмешательства правительства, несостоятельно. Правительство так или иначе всегда вовлечено в происходящее на рынке, и экономисты-«рыночники» столь же политически ангажированы, как и все остальные. Преодолеть миф об объективном существовании «свободного рынка» — первый шаг к пониманию капитализма.

Труд должен быть свободным

В 1819 году на обсуждение британского парламента был вынесен новый законопроект, регламентирующий детский труд: Акт о регулировании труда на бумагопрядильных фабриках. По современным меркам, предложенный закон был удивительно «скромен». Он запрещал принимать на работу маленьких детей — то есть, тех, кому еще не исполнилось девяти лет. При этом детям постарше (в возрасте от десяти до шестнадцати лет) по-прежнему разрешалось работать, но количество рабочих часов для них сокращалось до двенадцати в день (да, с детишками начали обходиться очень мягко). Новые правила относились только к бумагопрядильным фабрикам, которые, по общему мнению, славились особенным пренебрежением к здоровью рабочих.

Предложение вызвало большую полемику. Противники видели в нем нарушение незыблемости свободы заключения договора и, тем самым, подрывание самих основ свободного рынка. Обсуждая законопроект, некоторые члены палаты лордов высказывались против на том основании, что «труд должен быть свободным». Их аргумент гласил: дети хотят работать (и им нужна работа), а владельцы фабрик хотят принимать их на работу, так что же в этом плохого?

Сегодня даже самым горячим сторонникам свободного рынка в Британии и других богатых странах и в голову не придет снова включить детский труд в пакет требований либерализации рынка, которой они так жаждут. Однако до конца XIX — начала XX века, когда в Европе и Северной Америке были введены первые серьезные ограничения на использование детского труда, многие уважаемые люди рассматривали регулирование детского труда как противоречащее принципам свободного рынка.

При таком подходе «свобода» рынка так же субъективна, как для влюбленного красота его возлюбленной. Если вы считаете, что дети должны быть лишены необходимости работать, и это их право важнее, чем право владельцев фабрик нанимать того, кого они считают наиболее выгодным нанимать, то вы не станете усматривать в запрете на детский труд нарушение свободы рынка рабочей силы. Если же вы уверены в обратном, то будете наблюдать «несвободный» рынок, скованный неоправданным государственным регулированием.

Нет нужды возвращаться на два века назад, чтобы увидеть, как ограничения, которые мы принимаем как само собой разумеющиеся (и воспринимаем как несущественные «возмущения на поверхности» свободного рынка), на первых порах подвергались жесткой критике за подрыв основ свободной конкуренции. Когда несколько десятилетий назад появились экологические нормы (например, ограничения на выхлопные газы и промышленные выбросы в атмосферу), многие восприняли их в штыки как серьезные нарушения нашей свободы выбора. Противники этих норм задавали вопрос: если люди хотят ездить на машинах, которые загрязняют воздух, или если фабрики считают более грязное производство более прибыльным, с какой стати правительство должно препятствовать им в осуществлении выбора? Сегодня большинство людей воспринимает эти ограничения как естественные. Они убеждены, что действия, наносящие вред другим, пусть даже непреднамеренный (такой, как загрязнение окружающей среды), необходимо сдерживать. Многие также понимают, что бережное расходование энергетических ресурсов — разумно, поскольку далеко не все из этих ресурсов возобновимы. Да и влияние человека на климатические изменения тоже нелишне было бы снизить.

Если степень свободы одного и того же рынка различными людьми оценивается по-разному, то значит, объективного способа оценить, насколько свободен этот рынок, не существует. Иными словами, свободный рынок — это иллюзия. Если некоторые рынки с виду кажутся свободными, то только потому, что мы всецело одобряем ограничения, на которых они базируются, и поэтому эти ограничения становятся для нас незаметны.

Рояльные струны и мастера кун-фу

Подобно многим, в детстве я восхищался попирающими законы гравитации мастерами кун-фу из гонконгских фильмов. И горькое разочарование постигло меня — как, подозреваю, и многих других детей, — когда я узнал, что на самом деле эти мастера висели на рояльных струнах.

Примерно таков и свободный рынок. Законность некоторых ограничений настолько одобряется нами, что мы перестаем их замечать. При более детальном рассмотрении обнаруживается, что рынки держатся на ограничениях — и достаточно многочисленных.

Начнем с того, что существует огромное количество разнообразных ограничений на то, чем можно торговать, и речь идет не о простом запрете на «очевидные» вещи, наподобие наркотических веществ или человеческих органов. Голоса на выборах, посты в правительстве и судебные решения в современной экономике не подлежат продаже, по крайней мере открыто, хотя в прошлом в большинстве стран они вполне считались товаром. Учебные места в университетах обычно не продаются, хотя в некоторых странах их можно купить за деньги — либо незаконным путем, платя экзаменаторам, либо законным, делая пожертвования в пользу университета. Многие страны запрещают торговлю огнестрельным оружием и алкоголем. Лекарства, как правило, перед выпуском на рынок безоговорочно подлежат государственному лицензированию, подтверждающему их безопасность. Правомерность всех этих ограничений может показаться спорной — каковым полтора века назад был запрет на продажу человеческих существ, работорговлю.

Существуют ограничения и на то, кто имеет право выходить на рынок. Сегодня запрет на использование детского труда не допускает появление детей на рынке трудовых ресурсов. Для специальностей, которые оказывают существенное влияние на жизнь человека, таких как врачи и юристы, требуются лицензии (которые иногда может выдавать не государство, а профессиональные ассоциации). Многие страны разрешают учреждать банки только компаниям, чей капитал превышает определенный показатель. Даже фондовый рынок, нерегулируемость которого послужила причиной глобального кризиса 2008 года, оговаривает, кто имеет право на нем торговать. Вы не можете просто так появиться на Нью-Йоркской фондовой бирже с мешком акций и начать их продавать. Компании обязаны выполнить условия получения биржевой котировки, на протяжении ряда лет соответствовать строжайшим аудиторским стандартам, и только тогда они могут разместить свои акции для торгов. Покупка и продажа акций ведется только лицензированными брокерами и трейдерами.

Условия торговли тоже оговариваются. Одна из реалий, поразивших меня в Великобритании, когда я впервые приехал туда в середине 1980-х, состояла в том, что можно попросить полного возврата денег за товар, который вам не понравился, даже если он не бракованный. В те времена в Корее это было невозможно, за исключением отдельных элитных универмагов. В Британии право потребителя изменить свое решение считалось более важным, чем право продавца избежать расходов, связанных с возвратом производителю невостребованных, хотя и полноценных товаров. Существует множество других правил, регламентирующих различные стороны товарооборота: ответственность за качество товара, за ненадлежащую доставку, за невыполнение обязательств по кредиту и т. д. Во многих странах также требуются разрешения на размещение торговых точек — действуют ограничения на уличную продажу или законы зонирования, которые запрещают коммерческую деятельность в жилых кварталах.

Вдобавок существуют и ценовые ограничения. Я говорю не только об очевидных явлениях, таких как регулирование арендной платы или минимального размера оплаты труда, которые любят подвергать нападкам рыночные экономисты.

Заработная плата в богатых странах в большей степени определяется иммиграционным контролем, чем каким-либо другим фактором, включая любые законы о минимальной заработной плате. Как определяется иммиграционный максимум? Не «свободным» рынком труда, на котором, если дать ему волю, рано или поздно 80–90% местных работников сменят более дешевые, а зачастую и эффективнее работающие иммигранты. Иммиграцию, по большей части, определяет проводимая в стране политика. Так что если у вас остались еще какие-то сомнения в масштабах влияния государства на свободный рынок, подумайте, и вы поймете, что все наши зарплаты, в основе своей, политически обусловлены (см. Тайну 3).

После финансового кризиса 2008 года во многих странах цена кредита (если вам удастся его получить или если у вас уже есть кредит с плавающей ставкой) существенно понизилась, благодаря постоянному снижению процентной ставки. Произошло ли это потому, что люди внезапно расхотели брать кредиты и банкам пришлось понижать цены, чтобы стимулировать клиентов? Нет, таков был результат политического решения увеличить спрос путем урезания процентных ставок. Даже в спокойные времена процентные ставки в большинстве стран устанавливает центральный банк, а это означает, что в дело незаметно вступают политические соображения. Иными словами, процентные ставки также определяются политикой.

Если зарплаты и процентные ставки в значительной степени политически обусловлены, то политически обусловлены и остальные цены, поскольку они связаны с зарплатами и процентными ставками».

«23 тайны: то, что вам не расскажут про капитализм»