«Страшно далеки они от народа». Увы, левые тоже

Print PDF

В связи с постновогодними политическими пертурбациями — отправкой в отставку правительства, с явным намерением президента стать Елбасы, но пока непонятно как, что оставляет возможность лицам начальствующим ловить рыбу в мутной водичке, началось активнейшее обсуждение будущего всеми членами политикума и вообще имеющими какие-то взгляды, убеждения и т.д. Говорят много и часто красиво — о свободе, о конституции, поправках к ней, о величии России, гражданском обществе, референдуме и т.д., в общем всяк кулик собственное болото хвалит пытаясь подстроиться к происходящему и что-нибудь с этого поиметь для «своего направления»,  вместо того чтобы поинтересоваться vox populi.

А он вполне ясно высказывался о положении страны, о волнующих его проблемах и желаемых улучшениях ещё в декабре, до всего этого переполоха.

И, хвала Аллаху, в России сохранилась качественная социология, способная эти мнения уловить. Мы дальше рассказываем о её результатах (и просим прощения за специфический новояз данных гг., зовущих угнетателей — «элитами», богатых, выигравших от реформ — «продвинутыми слоями»). Наиболее интересные моменты даны курсивом.

«В августе 2017 года мы провели исследование, целью которого было выяснить, насколько граждане страны готовы к переменам. Тогда 42% россиян выступили за решительные и полномасштабные перемены, почти столько же (41%) высказались за незначительные изменения и постепенное улучшение текущей ситуации¹. На радикальных реформах, как правило, настаивали малоимущие слои населения. Продвинутые социальные страты в большей степени хотели бы постепенных изменений. Молодежь до 25 лет — возрастная группа, которая в наименьшей степени стремилась к решительным переменам.

Четких представлений о том, какие конкретные шаги необходимы для улучшения ситуации, у большинства населения не было. В обществе доминировали самые общие пожелания: чтобы уровень жизни и ее качество были повышены. Запрос на более активное государственное регулирование указывал не столько на патерналистские настроения (хотя и они присущи большинству социальных групп), сколько на неудовлетворенность текущим положением дел при полном непонимании, куда двигаться дальше. [«патернализм» у этих гг. это стремление сохранить остатки советской социалки, вроде бы гарантированные конституцией, но активно уничтожаемые властями и, шире, желание большего равенства и справедливости, чем сейчас, когда то и другое почти на нуле. Прим.публикатора]

Как раз два года назад наиболее внятно прозвучало мнение, что настала пора переключить внимание с внешней политики на внутреннюю. Россия уже стала great again, пришла пора заняться внутриэкономической и социальной повесткой. В большинстве своем граждане не знали, кто может предложить осмысленный план перемен, и по привычке называли в качестве потенциальных модернизаторов Путина и политиков, участвующих в федеральных выборах.

Дальнейшая экспансия государства в экономике и отсутствие структурных реформ погасили надежды системных либералов на авторитарную модернизацию [под которой они понимают рыночные реформы как на Украине, за счёт людей и против них — в пользу бизнеса. И также как там, они хотят своей выгоды, а не прогресса страны, требующего совершенно иного: реиндустриализации, защищённости работников, неприкосновенных и увеличивающихся социальных гарантий и пр. Но всё упирается в классовые интересы «элиты» и кормящихся из её рук «экспертов» - выгодополучателей от зависимого развития. Прим.публикатора]. Система если и готова реализовывать модернизационные усилия, то исключительно в рамках технократических проектов, например в области цифровизации (наше недавнее исследование, основанное на углубленных интервью с экспертами — участниками селекции управленческих кадров и бизнесменов, показало, что элиты не верят в перемены, инициированные государством⁴).

На этом фоне логично было бы предположить, что несколько абстрактные, но настойчивые требования перемен лишь усилятся. Летом 2019 года мы провели всероссийский опрос, в котором повторили ряд вопросов двухлетней давности, чтобы посмотреть данные в динамике, и задали несколько новых уточняющих вопросов. Полученные результаты подтвердили высказанное предположение.

Кто хочет перемен

Проведенный нами опрос показал, что перемен желают все больше людей. Выросло число и сторонников радикальных изменений, и тех, кто поддерживает идею постепенной трансформации системы.

Радикальных перемен больше всего хотят:

• респонденты возрастной категории 40―54 года (63%), то есть люди, которые в скором времени будут входить в предпенсионный возраст, недовольные, в частности, пенсионной реформой и не слишком уверенно чувствующие себя на рынке труда;
• респонденты с высшим образованием (62%);
• респонденты с низким потребительским статусом, которым едва хватает на еду (66%);
• средние города (60%), но не Москва, которая дает 54%;
• критики нынешнего режима — те, кто не одобряет деятельность Владимира Путина и не хочет его переизбрания на следующий президентский срок в 2024 году (у них самый высокий показатель — 80%).

Нарастающее требование перемен проявилось и в ответах на вопрос о том, кто в нашей стране прежде всего заинтересован в изменениях. По мнению респондентов, это в первую очередь следующие пять групп: молодежь, малоимущие слои населения, пенсионеры, средний класс и бюджетники. По всем этим категориям за прошедшие два года наметился рост в 6―8 п. п.

Перемены нужны, во-первых, тем, кто работает: людям, составляющим основу общества и экономики, — среднему классу и предпринимателям [им — в одну сторону, двум следующим группам — в противоположную. Прим.публикатора]. Во-вторых — тем, у кого положение (личное, социально-экономическое) неважное или безнадежное: бюджетникам, пенсионерам, малоимущим слоям. Наконец, в переменах нуждается молодежь, которая, как считают респонденты, должна стремиться к чему-то новому. Сама молодежь, судя по результатам опроса, эту точку зрения разделяет.

Что касается лидеров «антирейтинга» — респондентов, которым перемены не нужны, то это прежде всего граждане, у которых образование ниже среднего, люди старше 55 лет, вероятно, проявляющие возрастной консерватизм в логике «как бы не было хуже», и москвичи (18%!). Можно предположить, что степень удовлетворенности уровнем и качеством жизни в Москве достаточно высокая, поэтому жители столицы не очень хотели бы что-то менять. Последние цифры еще раз подтверждают расхожее, но верное представление о том, что Москва — еще не вся Россия.

Какие перемены нужны

На открытый вопрос о том, что именно следует изменить в первую очередь, наши респонденты указывали на необходимость повышения зарплат, пенсий, общее повышение уровня жизни в стране. Это около четверти всех ответов. С подобного рода требованиями перекликаются довольно распространенные пожелания снизить высокие платежи в сфере ЖКХ, контролировать цены на лекарства, продукты, предметы первой необходимости (11%). Почти столько же респондентов считают первостепенными борьбу с коррупцией (10%) и необходимость облегчить доступ к медицине (9%; по словам респондентов, к врачам становится все труднее попасть, нужно либо долго сидеть в очередях, либо платить за прием) [так делается, чтобы душить остатки общественной медицины, и повышать посещаемость частной. Прим.публикатора].

Как и в открытом вопросе, различные меры по демократизации политической системы набирают меньшее количество голосов. Не более 10% назвали в числе приоритетов обеспечение свободных и честных выборов, независимости судов; расширение демократических прав и свобод. В первую очередь этого хотели бы самые молодые, самые образованные и жители крупнейших городов, то есть наиболее модернизированные слои населения. Но и здесь такие меры отмечаются как необходимые лишь в полтора раза чаще, чем в среднем по выборке, то есть набирают не более 15%.

Ответы на оба вопроса естественным образом перекликаются с представлениями людей о наиболее острых социальных проблемах. На протяжении последних двадцати лет участники регулярных социологических измерений неизменно указывали на два предмета беспокойства: рост цен (59% в августе 2019 года) и общую бедность населения (42% тогда же), хотя в последние годы острота этих двух проблем постепенно снижается⁵. Обеспокоенность коррупцией сегодня достигает максимальных значений за все время измерений. По мере того как нарастают экономические проблемы и падает авторитет власти, претензии к истеблишменту становятся все более артикулированными. Роскошь, которой окружили себя чиновники, сотрудники госкорпораций, пресловутое «окружение президента», начинает раздражать все большее число людей.Стабильно острыми проблемами, по мнению россиян, остаются рост безработицы, доступ к медицинскому обслуживанию, расслоение на бедных и богатых, а также плохая экологическая обстановка. В последнее время экологические проблемы в России все чаще начинают переплетаться в сознании россиян с экономическими и социальными. Симптоматична в этом смысле проблема переработки отходов, символами которой стали конфликты вокруг свалок в Подмосковье и архангельского мусорного полигона на станции Шиес. В одной точке соединяются беспокойство людей по поводу загрязнения окружающей среды, недовольство распределением дорогостоящих заказов на переработку мусора среди одиозных представителей российской элиты, а также шок наименее обеспеченных слоев населения от многократного повышения тарифов на вывоз мусора.

Требования политических изменений

Характерно, что в нашем исследовании (в отличие от 2017 года, когда задавался похожий открытый вопрос о приоритетах изменений) пожелания смены правительства, Думы, отставки премьер-министра и даже президента звучали довольно отчетливо. Все вместе они собрали 13% ответов на упоминавшийся открытый вопрос и оказались на втором месте среди других вариантов. Это однозначный индикатор тех изменений, которые произошли в общественных настроениях всего за два года. После принятия несправедливой, по мнению большинства населения, пенсионной реформы и на фоне продолжающегося падения реальных доходов претензии к российской власти звучат сегодня все чаще и громче⁶.

Более того, когда респондентам была предложена альтернатива, более половины согласились с тем, что перемены в нашей стране возможны «только при условии серьезных изменений политической системы». Лишь треть опрошенных выбрала вариант перемен «в рамках нынешней политической системы». Подобное распределение не говорит о полной готовности людей к смене власти. Однако оно означает, что внутри общества продолжает нарастать недовольство положением дел в стране. И эти настроения все чаще будут прорываться наружу, в том числе в виде различных протестных акций.

Нарастающее общественное напряжение отражается во многих ответах респондентов. Например, в ответах на вопрос о том, кто в нашей стране больше всего не заинтересован в переменах, за минувшие два года произошел заметный рост по следующим трем категориям [из которой первые 2 совпадают «на длинной дистанции»: «вращающаяся дверь» в РФ почти такая же как в США. Прим.публикатора]:

• чиновники и бюрократия (с 56 до 69%),
• олигархи и большой бизнес (с 52 до 67%),
• Владимир Путин и его окружение (с 15 до 25%).

Недовольство российского общества концентрируется сегодня главным образом на чиновниках и большом бизнесе: по мнению респондентов, они находятся в привилегированном положении и не разделяют с обычными людьми тяготы экономической ситуации. Напротив, по общему убеждению, они продолжают обогащаться именно за счет населения, в то время как большинство людей живут все хуже и хуже.

Владимир Путин, как мы видим, тоже постепенно — и заметным образом! — перемещается в фокус общественного недовольства. И хотя механизм разгрузки первого лица от ответственности продолжает частично работать, а винят в проблемах прежде всего бюрократию, премьера, отдельных министров, олигархов, — все чаще прямые претензии начинают звучать и в адрес президента, он встает в один ряд с другими представителями власти.

Это очень важное изменение. После инкорпорации Крыма Путин долгие годы оставался символом и флагом страны, своего рода политическим богом. Но после 2018 года его «божественная» сущность стала уменьшаться в размерах, ее стал вытеснять живой человек, который не очень нравится населению. Это уже не бог, а полубог, у которого есть и человеческая составляющая. И чем она больше, тем ниже рейтинги Путина (электоральный, доверия и одобрения деятельности).

Кто может предложить план перемен

По сравнению с исследованием двухгодичной давности снизилось число респондентов, которые считают, что никто из политиков не может предложить план перемен. Но уменьшилось оно в первую очередь за счет увеличения числа затруднившихся с ответом.

Владимир Путин по-прежнему возглавляет список политиков-модернизаторов, но скорее по инерции: его рейтинг как человека, способного изменить ситуацию в стране к лучшему, испытывает заметную эрозию. За Путиным с большим отрывом следуют два лидера парламентской системной оппозиции — Владимир Жириновский и Геннадий Зюганов. Вплотную к ним приблизился Павел Грудинин — политик, завоевавший симпатии части россиян в 2017―2018 годах. Тогда он стал кандидатом в президенты от коммунистов, заняв нишу нового политического лица и популиста, которая в иной ситуации могла бы принадлежать Алексею Навальному. Сам же Навальный замыкает пятерку лидеров вместе с самым популярным членом правительства, министром обороны Сергеем Шойгу — у них равное число голосов.

Как и в исследовании 2017 года, этот список напоминает «турнирную таблицу» политиков, пользующихся доверием россиян. Однако за два года он претерпел заметные изменения. На его состав и итоговые места повлияли события последнего времени: продолжающееся падение уровня жизни, отраженное в упомянутых списках острых социальных проблем и приоритетов для правительства; пенсионная реформа и летние протесты в Москве в поддержку независимых политиков, не допущенных властями на выборы в Мосгордуму.

Очевидным образом снижается авторитет официальных властных фигур. За два года в этом рейтинге Владимир Путин потерял 9%, сдали позиции Сергей Шойгу, Дмитрий Медведев, Сергей Лавров. Оппозиционные политики, напротив, немного укрепили свои позиции, среди них появились новые фигуры. Вместе с Павлом Грудининым в первую десятку вошел один из лидеров московских протестов, оппозиционный политик Илья Яшин: он набрал очки прежде всего за счет респондентов-москвичей. Если власть и дальше будет наращивать репрессивность своих действий против оппозиции, популярность выталкиваемых из легального поля политиков станет только расти, а возможно, на нем появятся и новые конкурентные фигуры. Спрос на новые лица и альтернативные если не программы, то хотя бы слова становится все более заметным.

В Москве, где политическая жизнь более насыщенная, а информационное поле плотнее, граждане оказываются в большей степени ангажированы политически: люди обнаруживают способность назвать имена политиков, среди которых все чаще оказываются независимые фигуры [но действующие против массовых настроений «заМКАДья». Прим.публикатора] (то же самое происходит на фокус-группах).

Так, сразу после имени Владимира Путина москвичи называют Алексея Навального (второе место в Москве вместе с Геннадием Зюгановым; сопоставимые показатели у Павла Грудинина и Владимира Жириновского). Илья Яшин — оппозиционный политик, глава муниципального собрания Красносельского района столицы и один из самых ярких лидеров московских протестов — оказался в столице на четвертом месте, и это очевидное следствие событий минувшего лета. Алексей Кудрин — на шестом. В десятку московских лидеров также попал еще один молодой оппозиционный политик, проявивший себя на московских муниципальных выборах 2017 года, а также во время летних протестов 2019 года, — Дмитрий Гудков.

Казалось бы, столь разнообразное меню противоречит тому, что в целом москвичи довольны ситуацией в столице. Но здесь очевидна разница между оценкой уровня и качества жизни в Москве и проявляющимся недовольством общим положением дел в стране. Москвичи смелее и активнее ищут альтернативные фигуры, ситуация в столице оказывается гораздо более поляризованной, чем в целом по стране.

Чей опыт привлекателен

Тестируя представления россиян о странах, чей опыт может служить образцом для России, мы предложили респондентам закрытый список государств, воплощающих мифологию «правильного» и «неправильного» развития. Впрочем, на первое место ожидаемо вышел «свой собственный опыт». В наименьшей степени такой вариант привлекает молодежь до 25 лет и жителей городов с населением более полумиллиона (но не Москвы). За «свой опыт» прежде всего стоят респонденты с образованием ниже среднего; те, кому хватает денег только на еду; люди возрастной категории 40–54 лет — то есть те, кто, как правило, выражает недовольство текущим положением дел. Возможно, под «своим опытом» они понимают советские практики управления.

Тройка стран-лидеров, способных служить образцами для подражания, — Китай, Белоруссия и Германия [характерно непомещение в опрос СССР: его экономика и практика управления собирают до половины симпатий демоса, почему данные гг. о них и умалчивают. Прим.публикатора]. Китай воплощает любимый российский миф, альтернативный путь, о котором политики говорят много лет: сильное авторитарное государство с быстроразвивающейся экономикой, входящее сегодня, по мнению россиян, в тройку супердержав наряду с Россией и США. При этом нарушения прав граждан, ограничение свобод, цензурирование СМИ и Интернета в Китае находятся, по-видимому, за пределами сознания российского обывателя и имеют значение только для наиболее образованной прослойки российского общества. Не последнюю роль для среднего россиянина играет и то, что дружба с Китаем возведена сегодня в ранг государственной политики. Лидеры России и Китая регулярно встречаются и обмениваются комплиментами.

Белоруссия — это, в сущности, «мы», но какие-то такие правильные, не поступившиеся принципами, «экологически чистые», как белорусские продукты, образец социально ориентированной страны с сильным государственным регулированием.

Германия — еще более старый, чем китайский, миф о порядке, дисциплине, качестве, добропорядочном бюргерстве. Даже несмотря на то, что мы «можем повторить»: Германия исторически является поверженным противником, который тем не менее с годами обошел нас по уровню жизни. В представлении людей эта страна — главная в Европе, самая богатая и экономически развитая. В Германии, по словам участников фокус-групп, «всё для людей». Более того, она не воспринимается как военная угроза России.

Жалкие остатки шведского и японского мифов уже не очень работают, хотя шведская модель нравится образованным, обеспеченным и москвичам.

А вот США и Украина нам не пример. Одни под нас копают, вмешиваются в наши дела, другие устраивают «майданы» и вообще находятся в состоянии гибридной войны с Россией. Америка по-прежнему воспринимается россиянами как супердержава, однако отношение к ней надолго испорчено текущей конфронтацией. Украину российская пропаганда много лет представляла как failed state («провалившееся государство») [причём — редкий случай — не врёт], в результате украинский путь поддерживает лишь 1% опрошенных. Пример этой страны важен лишь для тех немногих политически активных и оппозиционно настроенных россиян, которые видели в Евромайдане модель для будущих демократических изменений в нашей стране. Для большинства населения украинские трансформации стали символом политического хаоса, экономического упадка и зависимости внешнеполитического курса страны от Америки (впрочем, после избрания Владимира Зеленского президентом Украины респонденты на фокус-группах время от времени стали говорить об этой стране как о примере мирной смены непопулярной власти).

Роль государства и характер власти

Большая часть респондентов по-прежнему, если сравнивать с данными других исследований⁷, настроена патерналистски. Особенно активно, с показателями более 80%, за усиление госрегулирования выступают люди возрастной категории 55+ и малоимущие, а также жители малых городов (79%). Вполне очевидно, что эти люди видят в государстве единственную надежду на выход из тяжелой социальной ситуации. Пусть оно плохое и неэффективное, но служит для них источником денег.

В наименьшей степени патерналистски настроены самые молодые, материально обеспеченные, предприниматели. За госрегулирование, на первый взгляд, парадоксальным образом активно выступают москвичи. Однако в Москве, с учетом веры в модернизационный авторитаризм мэрии, это не выглядит парадоксом.

В целом же население страны проявляет то, что мы назвали в одной из предыдущих работ «прагматическим патернализмом»⁸: если с государства можно что-нибудь взять — пусть дает. А свободолюбивые граждане ждут от государства-регулятора более дружественной для проявления частной инициативы среды. Если такие возможности не предоставляются, приходится действовать прагматически в соответствии с существующими обстоятельствами. Например, работать по найму, а не основывать собственное дело.

В среднем по стране две модели (власть сосредоточена в одних руках или распределена между разными институтами) имеют равное число сторонников.

Молодые, причем в двух категориях (18―24 и 25―39 лет), обеспеченные, предприниматели, москвичи поддерживают демократические методы управления страной. Бедные; люди в возрасте 55+; жители городов среднего размера; пенсионеры; люди, не пользующиеся Интернетом, — выступают за авторитарное персоналистское правление.

Личный вклад в перемены

Главное, к чему готовы наши респонденты ради изменений в будущем, — это смена профессии и переобучение (в целом по выборке почти половина респондентов; в активном возрасте до 40 лет — почти 70%). А вот все, что связано с удорожанием жизни и потенциальной утратой привычной социальной «рамки», воспринимается гражданами гораздо менее охотно. Около четверти населения готовы к частичной оплате медицинских услуг и частичному отказу от социальных льгот (в активном возрасте — до трети). К расширению платности образования готовы лишь 17%; даже в самой обеспеченной группе на такие меры согласны только четверть респондентов. Практически никто не готов к повышению тарифов ЖКХ ради улучшения качества услуг (9% по выборке в целом, значимые отличия по разным демографическим группам отсутствуют); так происходит, вероятно, потому, что в обществе распространено убеждение: цены вырастут, а качество останется на прежнем уровне.

Среди тех, кто меньше всего готов пойти на какие-либо жертвы ради улучшения качества жизни, ожидаемо лидируют россияне в возрасте 55+ и особенно 65+, а также наименее устроенные в повседневных обстоятельствах люди: малообеспеченные, с недостаточным образованием. Среди тех, кто не готов платить за улучшения из своего кармана, выделяется столица.

Похожую картину мы наблюдали и в исследовании 2017 года. И ее только отчасти можно объяснить тем, что в Москве богатство и достаток соседствуют с относительной бедностью. Фокус-группы, проводимые в Левада-Центре, показывают, что даже среди молодых и активных москвичей многие имеют вкус к различным государственным льготам и пособиям [их в плане социалки ограбили не подчистую, почему они чувствуют её пользу и важность; кому она недоступна, о ней забывают, и многие уже не мечтают, на что и направлены реформы. Прим.публикатора]. В крупнейшем экономическом центре страны, который открывает перед своими жителями все возможности для работы и заработка, совершенно не считается зазорным ждать милости от государства. И это лишь подтверждает наш тезис о «прагматическом патернализме» россиян, особенно москвичей.

Большинство респондентов не верят в то, что они могут повлиять на ход преобразований в стране. Согласно нашим данным, таких около 60%. Прежде всего это люди в возрасте, малообеспеченные, вынужденные в своей жизни надеяться на помощь государства как источник благополучия. В этих слоях доля людей, ощущающих свое бессилие, достигает рекордных 70%. По их мнению, основным действующим лицом в экономике и политике является все то же государство, которое распоряжается ресурсами и обладает необходимыми рычагами управления и распределения национального богатства. Отсюда же три четверти сторонников государственного вмешательства в экономику, на которое в первую очередь уповают люди с низким достатком. Большинство людей просто не понимают, как еще можно решить имеющиеся экономические проблемы, не вникают в принципы работы рыночной экономики. Надежда на государство исходит в какой-то мере от отчаяния и чувства собственного бессилия, в какой-то — от непонимания имеющихся альтернатив. Наше и другие исследования показывают, что у многих российских граждан отсутствует сама идея, что своими активными действиями — участием в выборах, благотворительности, волонтерской работе, протестных акциях — они могут что-то изменить к лучшему.

И все же почти 40% респондентов говорили о том, что они могут повлиять на ход преобразований хотя бы отчасти. Прежде всего, это люди до 40 лет, благополучные, москвичи; в этих группах доля умеренных оптимистов достигает половины. Можно было бы отнести такие убеждения на счет необоснованного оптимизма и наивности самых молодых. Однако мы видим, что именно среди людей активного возраста, самых образованных и обеспеченных, больше людей с опытом различной гражданской активности [т.е. классовый враг организованнее и опытнее. Прим.публикатора]. Если не считать участия в выборах, которое для значительного числа избирателей носит скорее ритуальный характер выражения доверия (недоверия) действующей власти, гражданская активность в первую очередь выражается в опыте объединения с другими людьми для совместного решения проблем.

В числе инструментов проявления гражданской позиции — подписание открытых писем и петиций, обращения с жалобами и запросами в различные инстанции. Люди видят в этой активности не столько возможность что-то серьезно изменить в стране, сколько способ отстаивать свои права, делать хоть немногое для улучшения повседневной жизни. Совокупный опыт коллективных и солидарных действий пока невелик, его имеют порядка трети населения. Но он постепенно накапливается.

***

Результаты опроса свидетельствуют о том, что общество, не стремясь к революции, тем не менее готово к переменам, прежде всего социально-экономическим, но и управленческим и политическим, и хотело бы подтолкнуть к ним государство. При этом люди не согласны, чтобы перемены происходили за их счет. Да, государство в представлении россиян — все еще главный источник перераспределения национального богатства, но делать это оно должно, по их убеждениям, более эффективно. В позициях россиян много противоречий. Люди хотят радикальных перемен, но боятся социальной платы за них. И все-таки в их коллективных представлениях есть логика: если государство много берет на себя, оно должно и много отдавать.

Если стремление к политическим изменениям будет нарастать с такой же скоростью, как в последние два года, очень скоро может обнаружиться массовый спрос на политические свободы и политический выбор. И тогда властям, чтобы сохранить приемлемый для них уровень массовой поддержки, придется менять не только методы управления, делая их более современными и технократическими. Им придется также допустить и большую степень политических свобод. Сегодня государство к этому явно не готово, оно движется пока в сторону большего авторитаризма. И в этом кроется ключевое противоречие ближайших лет: власть будет отставать в своем развитии от общества.

Публикация подготовлена при финансовой поддержке Carnegie Corporation of New York.

Источник Carnegie.ru

P.S.

Т.е. народ требует левой политики, «реформы» рассматривает как грабёж, желает восстановления социальной справедливости и уверенности в завтрашнем дне; классовый враг, наоборот, хочет их развить и углубить. Левым следовало бы эти желания сдвига социальной политики в сторону справедливости и равенства выражать и усиливать, чтобы стали действенны или хотя бы слышны, вместо того чтобы следовать навязанной повестке с заранее известным результатом. И преодолеть средостение между ними и их социальной базой, уже 30 лет как не позволяющим массовым настроениям в пользу СССР, плановой экономики, реиндустриализации и пр. стать силой, и сделать таковой левых, пока остающихся охвостьем охранителей  (КПРФ и пр. «левопатриотические силы») или массовкой для либералов («демократические» левые). Cобственно, выживание страны определяется тем, какой из противоположных процессов будет развиваться быстрее — реиндустриализация со сбережением народа, или так социальная и научно-техническая деградация последних 30 лет, которую даже людоедка Латынина считает «чудовищной»

Так, что — за ресоветизацию! А реформы — на свалку истории!