Последний день Вандеи: как зачищали народную контрреволюцию

Print PDF

Фарид Мамедов

Вокруг вандейского восстания сложилось много мифов. Якобы оно было роялистским, подняли его священники и дворяне из лютой ненависти к республике, воспользовавшись темнотой местных мужиков. Из-за чего началось восстание и как республика усмиряла бунтующих крестьян — в нашем материале.

Народный католицизм с жертвоприношениями

Вандейского мужика традиционно представляют католическим фанатиком, преданным своему сеньору. Якобы он восстал за короля и истинную веру. Реальный вандеец, услышав такое, покрутил бы пальцем у виска.

В XVII веке в Вандее, как и вообще на французском западе, массово водились протестанты. Известная по роману Дюма крепость Ла-Рошель, которую осаждают мушкетёры, — это примерно те самые места, только южнее. Протестантов выгнали, а католическим кюре поставили задачу повторной евангелизации региона. И тут началось.

Для начала: Вандея и Бретань — это места обитания потомков кельтов. Регион глухой, сохранивший огромное количество архаичных традиций. Католическая церковь в XVII веке столкнулась с тем, что изжить их просто не было никакой возможности.

Крестьяне обожествляли ручьи и деревья, устраивали стрёмные коллективные моления. В XVIII веке, прямо перед революцией, в одной деревне власти решили поменять деревянную статую святого Петра на мраморную. Крестьяне устроили бунт. Дерево — оно живое, поэтому и статуя живая и творит чудеса. Короче, оставьте всё как было.

Частым явлением были жертвоприношения во время ритуалов плодородия. Нет, вроде бы не человеческие. Хотя, если вспомнить, что неподалёку от этих мест обретался Жиль де Рэ — как знать.

 Жиль де Рэ — сподвижник Жанны д’Арк, казнённый из-за обвинения в серийных убийствах (хотя достоверность этих обвинений сейчас оспаривается). Стал прототипом для  Синей Бороды.

Дальше больше. Вандейские неофиты в своём фанатизме стали явно выходить за все мыслимые рамки. Крестьяне считали, что если они умрут, то воскреснут на третий день.

Прямо как Иисус. И что, если хочешь попасть в рай, надо хорошенько помучиться перед смертью. Однако католические священники в XVIII веке смирились со всем этим бедламом, поскольку быстро выяснилось: они — единственная власть в деревне.

Приход и бокаж

Бóльшая часть Вандеи была землёй бокажа, то есть крестьянские наделы разделялись изгородями и земляными валами. Жили крестьяне на отдельных хуторах. А если соседи и собирались каждую неделю, то только в приходской церкви.

Кюре быстро стали для них всем. И повивальной бабкой, и адвокатом, если надо было уладить какие-то дела с властями, и судьёй, и нотариусом, и психологом, и садоводом. Община фактически образовывалась вокруг прихода. А вот дворян вандейцы ненавидели. В регионе жили чуть ли не самые нищие крестьяне во Франции. Половина земли принадлежала дворянам, а пятая часть досталась городской буржуазии.

Чего хотели вандейцы? Чёрного передела. Дворян и горожан — на вилы, землю забрать себе. Поэтому регион дал в Национальный конвент чуть ли не самых свирепых депутатов-якобинцев. Да и вообще, изначально запад страны был горой за революцию. Как же Вандея стала синонимом контрреволюции?

Заложили бомбу под Францию

В ноябре 1789 года Национальное учредительное собрание устроило экспроприацию богатств церкви. И тут вандейские приходы разом обеднели. Раньше они выплачивали пенсии вдовам и сиротам, а теперь — кукиш.

Потом экспроприированное имущество распродали в 1790 и 1791 годах. И снова крестьяне остались с носом. Почти всё досталось городской буржуазии, которая и до войны не бедствовала. Например, местный депутат Законодательного собрания Франсуа Майнен, якобинец, быстренько прикупил по дешёвке восемь крупных ферм, увеличив свой личный доход до семи тысяч ливров в год — огромные цифры для той поры. Всё это на глазах у крестьян, хозяйства которых терпели убытки из-за инфляции, роста цен и падения торговли.

Параллельно с этим Париж решил устроить церковную реформу. Двенадцатого июля 1790 года был принят закон о гражданской присяге духовенства. Приходы укрупнялись, духовенство присягало светским властям, епископы выбирались как обычные чиновники. Многие священники лишились приходов. Священник должен всё-таки в первую очередь в бога верить, а не в гражданское общество. В результате вандейцев лишили образованных лидеров, которые традиционно регулировали отношения между крестьянами и властями. Местное население почувствовало, что его ограбили и сделали людьми низшего сорта. За что, спрашивается, цепями гремели и революцию делали?

Новых, присягнувших священников вандейцы встретили в штыки. Их демонстративно унижали, убивали их собак, стреляли им в двери и окна, бойкотировали службы. А вот к неприсягнувшим кюре верующие валили толпами. Уже в 1791 году по западу Франции прокатилось несколько мелких бунтов. В восставший дистрикт Шоллен ввели войска. Однако в июле 1792 года Франция начала активные боевые действия в Войне первой коалиции 1792-1797 годов — и понеслось.

Пацифисты с ножом за пазухой

Казнь в январе 1793 года свергнутого короля Людовика XVI никак не тронула вандейцев. Король, дворяне — одна фигня.

 

Крестьянам надо было выжить в условиях, когда экономика пробивает очередное днище, а цены несутся вверх, как душа святого — в рай.

Зато принятый 24 февраля 1793 года декрет о призыве 300 тысяч мужиков в армию окончательно выбесил всю Вандею. Молодёжь отрывают от хозяйства и посылают на войну хрен знает куда! Тут ещё парижане сообразили, что армии не хватает лошадей, и начались реквизиции. Именно эти военные меры вместе с политической маргинализацией вандейцев, вмешательством властей в традиционную иерархию прихода и бедностью взорвали регион.

Уже четвёртого марта 1793 года вооружённые крестьяне с криками:

«Мира, мы требуем мира!»

ворвались в город Шоле. Командир нацгвардейцев был убит. Одиннадцатого марта несколько сотен крестьян ворвались в город Машкуль.

Страх и ненависть в Машкуле

Вандейское восстание было не роялистским, а чуть ли не последней жакерией во Франции. Противостояние в вандейской жакерии шло не между дворянами и крестьянами, а между традиционной крестьянской деревней и революционным буржуазным городом. Захват вандейскими крестьянами Машкуля показал, что в этой войне стороны пойдут до конца. Пощады не будет, выживет только один. Итак, 11 марта вандейцы захватили Машкуль, требуя мира.

В первые же несколько часов крестьяне разграбили город и убили несколько десятков нацгвардейцев, чиновников, дворян — никто не разбирал политическую или партийную принадлежность убитых. Ещё несколько сотен человек, которых сочли «дворянчиками» и сторонниками властей, крестьяне заперли в местной тюрьме. Резня пленников продолжилась до 22 апреля 1793 года, когда город отбили республиканцы. К тому времени крестьяне перерезали 400-600 человек.

 

Слухи об убийствах и грабежах в Машкуле разошлись по всему региону. Для многих республиканцев именно в этот момент вандейцы стали стороной, с которой принципиально не договариваются.

Сообщения о массовых убийствах в марте достигли Парижа. Столица тут же выдала вердикт — это внутренний враг, который хуже внешнего. Что было логично: шла война, и убийства представителей власти в тылу немедленно вызвали самую жестокую реакцию.

Уже в апреле 1793 года генерал «синих» (так стали называть сторонников республики) Жан-Мишель Бейссер откровенно говорил:

«Террор отрезвляет мятежников, убийство одного забывается, а разрушение дома надолго остаётся в памяти».

Депутат Конвента Мари Пьер Франкастель, который своими глазами видел результат мятежа — массовые убийства республиканцев и их родственников, а также грабежи городов, — сравнил Вандею с микробами, угрожающими здоровью «французского организма». Он потребовал от властей самыми жестокими мерами задавить восстание, пока эта «отрава» не распространилась на другие западные департаменты.

В Конвент посыпалась куча предложений по замирению региона. Предлагалось сжечь все леса и посевы вандейцев. Аптекарь из города Анже выдал идею: можно устроить массовое отравление колодцев крестьян мышьяком. В Парижских театрах ставились пьесы, где благородным республиканцам, осенённых разумом, противостояло тупое, фанатичное вандейское жлобьё.

Своеобразие вандейских обычаев и католицизма трактовались так, будто Париж вынужден вести войну с чужеродной расой. Действительно, религиозное рвение вандейца напоминает привычки среднестатистического джихадиста. Но гражданская война началась не по этой причине. Крестьян посчитали тупым оружием в руках кюре и дворян. В реальности кюре и дворяне массово бежали из региона с началом боевых действий. Они не собирались принимать участие в этой войне, даже если и не питали тёплых чувств к республике.

Однако такая пропаганда устраивала не только «синих», но и роялистов. Надо же — внезапно у них есть куча сторонников среди крестьян! И они сражаются за наше дело — шарман, мон дьё. Чем громче роялисты кричали, что вандейцы воюют за короля, тем активнее Париж требовал раздавить роялистскую гадину на Западе Франции. И этим только помогал роялистам.

Армия народной контрреволюции

Первый месяц восстания вандейцы провели ударно. Мелкие городки сдавались под их напором. Тактика при этом была простой до ужаса: несколько тысяч крестьян вламывались в город; нацгвардия либо в ужасе удирала вместе с чиновниками, либо убивалась на месте. Выжившие гвардейцы обычно присоединялись к восстанию. Захваченных в плен республиканцев рассовывали по тюрьмам, а какую-то часть убивали по ходу дела. Мятеж постепенно расползался по департаментам Вандея, Дё-Севре, Мен и Луара, Внутренняя Луара.

Первый блин вышел при осаде города Сабль-д’Олон. Точнее два блина, поскольку вандейцы пытались взять этот крупный региональный центр 24 и 29 марта 1793 года. В первый раз шесть тысяч крестьян под руководством Жан-Батиста Жоли, когда-то сержанта королевской армии, а после — врача-костоправа, бодро атаковали 800 республиканцев. Нацгвардейцы дрогнули и отступили в город. Однако комендант, вместо того чтобы сдаться или бежать, заявил, что они будут тут все стоять до конца. А кто посмеет сбежать — получит пулю в лобешник.

Вандейцы, до этого момента вообще не знавшие поражения, ломанулись на штурм. В ответ заговорили республиканские пушки. Двадцать одно орудие прямой наводкой картечью в упор расстреляло наступающих. У штурмующих тоже были пушки, но артиллеристы из вандейцев были как из дерьма пули. Крестьяне в ужасе побежали в разные стороны. Командующий Жоли с матюгами ловил улепётывающих бойцов по всему полю. Это был разгром. Однако через пять дней, кое-как собрав разбежавшихся, Жоли с пятью тысячами вандейцев решил повторить штурм.

С тем же результатом, что и в первый раз.

Республиканские артиллеристы легко раздолбали своих противников. Более того, им удалось взорвать пороховой обоз Жоли. В войске вандейцев началась паника. Жоли решил применить ударный приём: бросить конницу как заградотряд, который мочит отступающих трусов и паникёров. Но всё окончилось тотальным поражением. Вандейская армия просто перестала существовать. Взятых в плен вандейцев республиканцы расстреляли. (После Сабль-Д’Олона расстрелы пленных производили при любом удобном случае). В этой войне города и деревни никто не собирался друг друга жалеть.

Разбор полётов

Казалось бы, победа вооружённых сил республики над какими-то крестьянами очевидна. Но на самом деле это было совсем не так. Вплоть до октября 1793 года на фронте гражданской войны друг другу противостояли добровольческие армии. Просто одна, национальная гвардия, была преимущественно городской, а другая, вандейская, — крестьянской. Недостатка оружия у вандейцев не было. За весну 1793 года они захватили у республиканцев кучу военных арсеналов. Руководили крестьянами часто дворяне, которых они либо заставляли возглавлять свои отряды, либо те специально апеллировали к религии и «вандейской идентичности» (Боншамп, Ларошжаклен), а также ремесленники (Стоффле, Кателено), бывшие сержанты и солдаты. Так или иначе, все они умели хорошо обращаться с оружием. Они служили в королевской армии или же у них был военный опыт.

Республиканская нацгвардия или конные жандармы ничем не превосходили вандейцев. Последних было часто больше, и это были фанатики, которые люто ненавидели своих врагов. А уж с готовностью умереть у вандейцев все было совсем прекрасно.

Умереть в бою с врагами веры? Ха, все умрут, но мы-то сразу в рай попадём!

Своим дворянским командирам (как тот же Д’Эбле или Шаррет) вандейцы доверяли безусловно и слушались их приказов. А вот республиканцы своим не доверяли. После предательства генерала Дюмурье военных жёстко поставили под политический контроль. Все военные операции согласовывались с Конвентом. Комиссары республики чутко наблюдали за «контрреволюционным» поведением генералов. Любая ошибка, любое поражение, любые несогласованные планы рассматривались как измена.

Генерала Луи Анри Франсуа де Марсе, проигравшего вандейцам бой при Пон-Шарро, отозвали в Париж, обвинили в измене и гильотинировали 29 январе 1794 года. Генералов Вестермана и Бирона казнили. Генерала Жан-Батиста де Канкло, автора успешного военного плана по разгрому вандейцев, уволили из армии во время чисток в октябре 1793 года. Он не попал под молох якобинского террора. Генералов Шарля Филиппа Ронсена и Жан-Мишеля Бейссера казнили за участие в выдуманных жирондистских и эбертистских заговорах. Генерала Жозефа Вестермана казнили за нарушение приказов и за жестокость. Ему приписывали отчёт Конвенту, в котором он написал:

«Используя данные мне права, я растоптал детей конями, вырезал женщин. Я не пожалел ни одного пленного. Я уничтожил всех».

Но это оказалось роялистским фейком. Этот отчёт так и не обнаружили.

Но у Республики имелись преимущества, которых не было у вандейцев. После проведения массовой мобилизации 1793 года в её армиях служили более 600 тысяч человек. Она могла перебрасывать войска в восставшие департаменты. Несмотря на поражения, уже в августе 1793 года восстание подавляли 30 тысяч военных и нацгвардейцев. К ноябрю это число увеличилось до 50-70 тысяч человек, а к февралю 1794 года — до 70-100 тысяч человек. Осенью 1793 года в регион перебросили Майнцскую армию, состоявшую из ветеранов боевых действий с серьёзным противником — Пруссией и Австрией. Дела республиканцев сразу же пошли на лад. Вандейцы стали терпеть одно поражение за другим. Их армии таяли.

Ещё одним важным преимуществом «синих» была артиллерия. Несколько главных побед республиканцы одержали только благодаря ей. Восставшие крестьяне, даже очень храбрые и фанатичные, полностью послушные приказам своих генералов, которые бросали их в самое пекло боя, теряли голову, когда попадали под артиллерийскую бомбардировку. Пары прицельных залпов хватало, чтобы обратить 20-30 тысяч вандейцев в бегство.

 

Имелось ещё одно преимущество. Армии вандейцев были сезонными. Крестьяне часто отлучались на аграрные работы, и тогда боевые действия останавливались. Иногда это имело огромное значение.

Париж спасёт навоз

Битва при Сомюре девятого июня 1793 года считается вершиной военных достижений вандейцев. Взяв этот город, они открывали себе дорогу на Париж. Республиканцы это понимали, поэтому под Сомюром собрали 18 тысяч человек. Командовал ими генерал Жак-Франсуа де Мену.

Погожим деньком девятого июня колонны вандейцев числом до 30 тысяч человек показались на юго-восточной стороне города. Командовавший восставшими Луи де Сальг, маркиз де Лескюр, разделил свою армию на три колонны. В три часа дня он скомандовал атаку. Правофланговую и центральную колонны вандейцев остановили солдаты будущего наполеоновского маршала Бертье. Однако на левом фланге республиканцы попали под мощный фланговый удар кавалерии вандейцев под командованием Гаспара де Мариньи, участника французской военной помощи американским революционерам. Начались паника. Солдаты побежали. Увидев, что левый фланг улепётывает со всех ног, дрогнули, а потом бежали солдаты Бертье. В Сомюре остался только гарнизон. Он сдался 10 июня, когда перед штурмом цитадели вандейцы вывели живой щит — жён, детей и родственников солдат-республиканцев. Использование живых щитов во время штурмов было излюбленной тактикой вандейцев. Весной 1793 года таким способом были взяты несколько городов.

Вандейцы ликовали — дорога на Париж была открыта. Однако стояла страда. Крестьяне восславили Бога за победу и разбрелись по своим хуторам. Вместе с Ларошжакленом вандейский гарнизон насчитывал менее десяти (!) человек. Город пришлось оставить. Впрочем, вместо Парижа — который ещё поди завоюй, учитывая численность его населения, — новый командующий вандейцами, ремесленник Жак Кателено, решил захватить Нант.

Гибельный город

Нант печально известен своими «нантскими утоплениями». Комиссар Конвента Жан-Батист Каррье утопил и расстрелял с декабря 1793 по февраль 1794 год около шести-семи тысяч человек. Ещё три тысячи погибли от тифа, находясь в тюрьмах города. Однако кроме вандейцев большую долю казнённых составляли жирондисты. Так Жан-Батист «отблагодарил» тех, кто помог Республике спасти город.

 

Там же, в Нанте Каррье убивал английских и голландских военнопленных. Последствия этого кровавого идиотизма французы ощутили на своей шкуре, когда стали массово попадать в лапы англичан — например в 1807-1812 годах в Испании. Содержали пленных в плавучих тюрьмах, откуда они обычно освобождались исключительно ногами вперёд.

Весной 1793 года в Нанте шла драка за власть между якобинцами и всеми остальными революционными фракциями, в первую очередь жирондистами. Однако угроза захвата города заставила забыть все разногласия. Нант собирался воевать против восставшей деревни. Выстоять и победить. Против 30 тысяч вандейцев во главе с Кателено 29 июня 1793 года Нант выставил 12 тысяч человек, генерала Канкло и пушки. Пушки в итоге и решили исход.

Вначале артиллерия «синих» задержала колонну Д’Эбле к северу от города. В итоге вместо одновременной атаки на Нант с юга и севера колонны вандейцев атаковали вразнобой. Канкло, опытный генерал, прошедший Семилетнюю войну и дослужившийся при короле до звания марешаль де камп (соответствует званию бригадного генерала революционной армии), громил крестьян по частям, умело маневрируя подкреплениями. А довершили дело пушки, которые часто били в упор по наступающим вандейцам. Командующий крестьянскими армиями Жак Кателено получил смертельное ранение. Город устоял, повстанцы отступили.

Потом в Нант перебросили Майнцскую армию. Канкло провёл несколько успешных операций. Восставшим пришлось быстро отступать. В войне наступил перелом.

Бегство к морю

Хотя Канкло вычистили из армии к первому октября, разработанный им план войны с вандейцами не стали пересматривать. Три ударные колонны республиканцев общей численностью до 25-27 тысяч человек в октябре 1793 года обрушились на Вандею. Вандейцы несли страшные потери. Все завоёванные восставшими территории были потеряны. Дело шло к развязке.

Все решилось 17 октября 1793 года рядом с городом Шоле. Сорокатысячная армия вандейцев атаковала 26 тысяч республиканцев. Поначалу бунтовщикам сопутствовал успех: правый фланг вандейцев обратил противника в бегство, левый фланг успешно громил республиканцев, которые начали отступление. Но артиллерия вновь сказала решающее слово.

Прямо в центре генерал республиканцев Франсуа Северин Марсо заманил вандейцев под свои пушки, которые он удачно спрятал в боевых порядках. Самую большую колонну восставших расстреляли в упор картечью. Вандейцы дрогнули и началось беспорядочное бегство. В этом сражении они потеряли восемь тысяч человек, лучшего стратега Шарля де Боншампа и всю свою волю к сопротивлению. Республиканцы потеряли четыре тысячи человек и полностью изменили ход войны.

После этого сражения начнётся паническое бегство повстанцев из Вандеи. Около 100 тысяч человек, из которых более 60 тысяч были мирными беженцами, переправились 18 октября через Луару и начали свой скорбный марш к Ла-Маншу. По словам роялистских агентов, там их в нормандском порту Гранвилль должны были ждать английские корабли. Но корабли не приплыли. Вандейцы повернули обратно, домой.

 

Эта орда оборванных, терзаемых тифом голодранцев напоминала варварское племя. Республиканцы постоянно на них нападали. Отставших крестьян часто расстреливали. Двенадцатого и тринадцатого декабря 1793 года в битве при Ле-Мане вандейцы потеряли 15 тысяч человек.

Четырнадцатого декабря 1793 года 20 тысяч человек отчаянно пытались форсировать Луару. Вооружённые шхуны и лодки из Нанта топили суда беглецов. Республиканские разъезды преследовали переправившихся. Вандейцы ещё успели захватить г. Савене, но 23 декабря его атаковали и взяли республиканцы. Из 100 тысяч повстанцев в живых осталось не более пяти тысяч.

Адские колонны генерала Тюрро

Если бы республиканцы остановились на этом, восстание сдулось бы само собой. Большая часть генералов вандейцев были мертвы. Массовой поддержки у них не было. Напротив, отмена якобинцами 17 июля 1793 года всех феодальных повинностей успокоила многих крестьян. Нужно было просто подождать. Однако в Париже большинство якобинцев хотело примерно наказать восставших. Новый командующий республиканскими войсками в Вандее Луи Мари Тюрро придумал свой план «замирения» региона: с запада и востока в Вандею заходят 12 колонн и идут навстречу друг другу, уничтожая все на своём пути. От такого офигели даже официальные комиссары Конвента в Вандее. Когда генерал послал им свой план, они отморозились, сказавшись больными. И Тюрро решил проводить его на свой страх и риск.

Победителей же не судят?

Дальше началась бойня. По счастливому стечению обстоятельств, Тюрро вписал в план, что республиканцев и нейтралов преследовать не надо. Многие его подчинённые офицеры — и даже командующие колонн, например генерал Жан Батист Гуше, — воспользовались этой лазейкой. Хотя тот же Гуше убил в коммуне Ла Гобртьер более 100 человек: их насаживали на штыки, младенцев рубили саблями, людей сжигали заживо прямо в домах. Впрочем, другие ужасы роялистской историографии (будто детей запекали живьём в печах) не подтвердились. Во всём остальном это было тотальное уничтожение. Из 200 тысяч жителей департамента было убито 45-50 тысяч человек. В мае план генерала был свёрнут. Он полностью провалился. Крестьяне, поняв, что им вообще нечего терять, снова стали присоединяться к восставшим.

Благодаря «адским колоннам» Тюрро война затянулась до пятого мая 1795 года, когда было заключено перемирие в Ла-Жонэ. Её итог: около 200 тысяч убитых. Военные потери республиканцев — 30 тысяч, вандейцев — около 40-50 тысяч. Мирных жителей поубивали больше всех — около 130 тысяч человек. Республиканцы в прямом смысле остались с носом. Вандейцам должны были возместить все материальные потери; объявлялась свобода вероисповедания, что означало возвращение и легитимацию служб неприсягнувших кюре; республиканские войска выводились из Вандеи. Департамент отходил в руки повстанцев.

А в конце будет цирк

Уцелевшие вожди вандейцев Жан-Николя Стофле и Франсуа Атаназ Шаррет решили не ждать развязки и в июне подняли восстание. На помощь им на полуостров Киберон высадились эмигранты-роялисты и англичане. Феерия «роялистская Вандея идёт в атаку» длилась недолго. Шестого июля Лазарь Николя Гош, лучший генерал Республики, контратаковал восставших. И уже 20 июля основные силы вандейцев были полностью разгромлены. Официально Гош победил всех восставших на западе в июле 1796 года. В реальности всё было кончено гораздо раньше. В феврале 1796 года в Анжере расстреляли Стофле, а в марте в Нанте — Шаррета.

 

Потом, правда, Вандея бунтовала ещё три раза. Но все они — война 1799-1800 годов и роялистские пробурбонские выступления в 1815-м и в 1832-м — уже были сущей комедией. Хотя и кровавой.

Последняя французская жакерия пыталась уничтожить Город, но в итоге сама утонула в крови. Париж не дал ей ни единого шанса. Чему учит эта история? Месть и кровавый психоз — плохие советчики. Они только углубляют проблему.

Источник warcats.ru