Художники | Социальный Компас

Большевики в деревне. Из коллекции Андрея Ружникова.

Наверное, читатели знают такого живописца, как Иван Владимиров (10 января исполнилось 152 года с его рождения, кстати). А если не знают, то точно видели работы этого советского художника, так как в последние лет пять они публикуются все чаще и чаще. Некоторые картины и рисунки Владимирова даже используют в политических спорах как универсальный аргумент против народных выступлений, бунтов и революций – настолько их участники показаны неприятными и даже гадкими.

Можно сказать, что Владимиров, сам того не подозревая, проиллюстрировал «Окаянные дни» Ивана Бунина.

Особенно те строки, где писатель, испытывая животную ненависть к собственному народу, описывал манифестацию, устроенную беднотой:

«Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem». На эти лица ничего не надо ставить, – и без всякого клейма все видно».

Один и тот же сюжет Владимиров часто повторял по просьбе заказчиков из ARA и YMCA

Точно так же, как и великорусский шовинист Бунин, плакавший из-за бегства интервентов из Одессы, Владимиров старается передать в части своих рисунков вырождение, человеческое падение пролетарских и крестьянских низов. Но если желчный автор «Окаянных дней» в 1920 году покинул Советскую Россию и больше никогда не возвращался из эмиграции, то Владимиров не просто остался, но и активно работал на советскую власть. Он последовательно вступал в Ассоциацию художников революционной России и ленинградский Союз советских художников, рисовал Ленина в Разливе и Сталина на каторге, участвовал в революционных выставках, а после даже получил орден Трудового Красного Знамени и звание заслуженного деятеля искусств РСФСР.

Иван Владимиров, «И.В. Джугашвили (Сталин) в заключении». (1930-е)

Как так вышло? Очень просто. Началось все в 1921 году, когда на призыв Максима Горького помочь голодающей России откликнулась Американская администрация помощи (ARA), которая направляла продукты для советских детей, умирающих от голода. Владимиров, как человек, свободно владеющий английским языком (его мать была англичанкой), принял деятельное участие в работе ARA. Вскоре он близко сошелся с американскими представителями этой организации Фрэнком Голдером и Дональдом Рэншо, которые, в свою очередь, познакомили его со своими друзьями Этаном Теодором Колтоном и Спэрдженом Милтоном Кини, работавшими в России по линии YMCA («Юношеская христианская ассоциация»). Все четверо заказывали Владимирову рисунки, которые они затем вывезли в Америку.

Иван Владимиров, «Захват танков под Каховкой» (1927 год). Здесь вырожденческих лиц уже почему-то нет. Наверное, потому что работа выполнена для выставки, прославляющей РККА.

Голдер был потрясен голодом в Петрограде и бедственным положением русского образованного класса. Он знал, что Владимиров хорошо рисует, а потому стал заказывать ему зарисовки об ужасах военного коммунизма. За них он платил художнику по 5 долларов за рисунок из своих личных средств. Кстати, работы, сделанные для американцев легко определить по автографу, сделанному на английском языке.

Ныне 37 произведений Владимирова находятся в архиве Гуверовского института, еще 10 — в собрании библиотеки Брауновского университета в Род-Айленде. Также множество рисунков находятся в частных собраниях, в том числе в коллекции топ-менеджера «Магнитогорского металлургического комбината» Владимира Руги и лондонского арт-дилера Андрея Ружникова.

Иван Владимиров: «Бегство буржуазии из Новороссийска в 1920 году» и «Разграбление винной лавки революционными рабочими и солдатами в Петрограде, январь 1919 г.».

Отношение к белым и красным меняется в зависимости от того, кто заказывает рисунок.

Самое интересное, что до зимы 2017 года никто не вспоминал о двойном дне художника. Его считали баталистом, представителем реалистической школы или просто хорошим рисовальщиком. Однако московский Музей современной истории России в честь столетия Октябрьской Революции решил устроить его персональную выставку под названием «Революция. Первый залп. Иван Владимиров — свидетель непростого времени». Практически все федеральные СМИ написали об этом событии. Перевертыша Владимирова отныне стали называть «бытописателем революции», «честным русским интеллигентом», «наблюдательным и ироничным мастером». Однако все-таки не стоит считать Владимирова злостным контрреволюционером или тем, кто бесстрашно рубит правду-матку. Иван Алексеевич всего лишь качественно выполнял заказы как за рубли, так и за доллары.

Иван Владимиров: «Расстрел крестьян белоказаками» и «Расстрел полицейских на Крестовском мосту 3 марта 1917 года». Обратите внимание, что во втором варианте подпись выполнена на английском.

Источник: Красный Фронтовик

P.S. Владимиров — не творец, а ремесленник, таким достаточно просто платить, и будет выдавать то что нужно, на достаточном уровне качества, у него нет идеи, что именно он хочет выразить и, главное, как. У настоящих творцов она есть всегда, но больше относится к форме (и, шире, стилю изображения или рассказывания историй), чем к содержанию. См. красивый пример из «Открытой книги» Владимира Локшина:

«Мы поговорили немного о той величавой статуе Свободы, что виднелась за окном, на другом берегу Дуная. Я уже прежде слышал ее не обычную историю. Фашистский диктатор Хорти заказал знаменитому скульптору [Жигмонду Кишфалуди-]-Штроблю монумент в память сына-летчика, сбитого над Украиной, но скульптор затянул работу. В 1944 году, когда советские войска освободили Будапешт, Штробля просили соорудить памятник погибшим нашим воинам — с этой просьбой к нему в мастерскую приходил сам К.Е.Ворошилов. Скульптору жаль было понапрасну сделанной для Хорти работы. Он взял за основу старый проект, недели за две изваял фигуру советского солдата у подножия статуи, а пропеллер на вытянутых руках скорбящей женщины-матери заменил пальмовой ветвью» (С.104).

Поскольку художественные образы, в отличие от научного знания, не имеют объективного содержания, их не разделишь на верные и вводящие в заблуждения, действительно крупным художникам слова и кисти форма много важней содержания. Форма выношена и выстрадана, и покушение на неё писатель или художник воспримет в штыки, особенно если это власть, которой пришлось подчиниться, и особенно если на эту форму посягают из внехудожественных соображений (денежных или идеологических).

А вот содержание в эту форму он позволит вложить любое, особенно если власть за это платит, и предлагает ему заказ на конкурсной основе, когда он его выиграл у других художников. Тем более что конкуренция в творческой среде принимает предельные формы, обычного человека часто отталкивающие, и именно потому, что нет объективной мерки качества произведений, о вкусах не спорят, поэтому всякий старается навязать свой вкус внехудожественными средствами, через госбюджет или социальное влияние, поэтому очень важно этого им не давать. По известной китайской метафоре, чашка риса здесь может быть только стеклянной, железной же никогда: поэтому попытка Советской власти и других коммунистических властей сделать творцов госслужащими привела к результатам, обратным ожидаемым: они должны конкурировать за гранты или издаваться на свои.

Понятное дело, есть писатели, художники, скульпторы с серьёзными убеждениями, нашими или враждебными, но их обретение и потеря никак не связана с собственно творчеством, если только власть не посягает на его форму и стиль (как учёные не прощают фальсификаций и других форм плохой науки, посягающих на метод исследований). Увы, нами нежно любимая советская власть здесь всё делала прямо наоборот, чем отталкивала от себя многих и многих творцов, даже придерживавшихся её идеалов.