Про это

Print PDF

Резюме. Про любовь, науку и коммунизм в несколько необычном аспекте — что их связывает между собой, и что интересного эти связи позволяют увидеть марксистам?

***

Напишу-ка я про любовь, науку и коммунизм в несколько необычном аспекте. В современном мире если рабочий, инженер, бизнесмен “делают всё как надо”, по инструкции, на среднеобычном уровне качества в своей профессии, то, в общем, они могут рассчитывать на гарантированный результат, что получится именно то, что планировали, ну если не будет каких-либо форс-мажоров с рабочим местом и/или используемой технологией.

Работа исследователя радикально отличается тем, что здесь положительный результат не гарантирован даже если ты делаешь всё как надо, что сильно расстраивает и аспирантов и диссертантов.

Рост нового знания этих продолжается дальше, отрицательный результат — тоже результат, пусть публикуют его плохо и неохотно; так или иначе, вероятность того, что все усилия ни к чему не приведут есть всегда, и у самых известных исследователей.

Но это наука — пусть ныне массовая, но, в общем, специализированная форма деятельности, касающаяся отнюдь не всех. И мало кто обращает внимание, что в точности такова же столь общечеловеческая вещь, как любовь и брак (насколько сегодня считается, что жениться следует по любви). У всех нас есть в этой области представление о “должном” (любимый человек, кто он, каков), не важно, идеальные или вынесенные из опыта. Но вот сущее здесь радикально расходится с должным, что было показано экспериментально.

“Психологи из Университета Юты, Калифорнийского университета в Дэвисе и Северо-западного университета проанализировали результаты «быстрых свиданий» (speed dating), в которых участвовали в общей сложности 350 студентов. Всех их просили заполнить большие опросники, которые должны были выявить психологические особенности и романтические предпочтения молодых людей.

Затем начинался этап собственно «быстрых свиданий», когда каждый человек в течение нескольких минут общается с кем-то незнакомым, после чего переходит к следующему и т. д.; смысл мероприятия – выловить из сравнительно большого числа потенциальных партнеров того, кто тебе действительно подходит. В эксперименте у каждого участника, юноши или девушки, таких свиданий было около двенадцати, и в конце нужно было оценить каждого, с кем ты общался – насколько он или она показались интересными и сексуально привлекательными.

Можно было бы ожидать, к примеру, что если человек хочет видеть в другом душевную теплоту и открытость, то именно такой человек покажется ему наиболее привлекательным во время speed dating’ов. Действительно, относительно некоторых психологических черт – в отношении той же душевной теплоты – все так и было.

Однако в общей статистике никакой закономерности обнаружить не удалось. То есть человек может представлять себе, какого партнера он или она хотят встретить, но настоящие отношения возникают с кем-то, кто на воображаемый идеал вовсе не похож.

Конечно, может случиться и так, что любовь, или, будем выражаться осторожнее, интерес проявятся в отношении того, кто как раз подходит по ожидаемым параметрам – однако ожидаемые параметры не работают как надежный инструмент поиска».

«Любовь предсказать нельзя».

Т.е. те к кому тянет, с кем хочется быть вместе и т.д., радикально иные, чем образ или идеал таких, сложившийся у тебя до момента встречи; совпадения конечно возможны, но не они более чем случайны, почему вероятность “жениться по любви” за последние 150 лет сильно выросла, а вот % счастливых семей – подозреваю, что нет. Отсюда довольно мрачные пословицы и поговорки: “любовь зла, полюбишь и козла”, “любовь что уголь: когда горячая – жжётся, когда холодная пачкается” и т.д.

Способность любящих строить общую жизнь, даже когда они добрые, честные, непьющие, ответственные, носители других (любых) добродетелей значительно ниже, чем их же качества как работников общественного производства. Если они «делают всё как надо», во втором случае нужный продукт (изделие, товар, услуга или информация) получается с вероятностью, условно, 0,9, тогда как брак лет через 5-7 сохранится с вероятностью примерно 0,5, а то и 0,3. Иными словами, как работники все мы существенно лучше чем как устроители собственной жизни. Всё вышеописанное для любви ещё более верно для дружбы, неслучайно в развитых странах фиксируется её рецессия.

Я думаю, наша слепота в этом вопросе, играющем важную роль в воспроизводстве человека, есть следствие верности социоцентрического подхода к социальному поведению, что животных, что человека. Индивиды, их перемещения и взаимодействия, с и их качествами, влияющими на то и другое, и формулирующими предпочтения нас любимых – не то самоценность, не то, что оценивает отбор, чтобы отмести “худшее и распространить “лучшее”, как думают, скажем, социобиологи. Индивиды в таких стохастических системах с определённой структурой отношений, как популяция, сообщества животных и человеческие общества – всего лишь способы произвести “статистические испытания”, в которых вырабатываются “лучшие” формы отношений в системе, в первую очередь более устойчивые к “помехам”, т.е. “напряжениям” внутри системы и “возмущениям” извне, со среды.

Т.е. отбор стабилизирующий (в отношении “помех”), он же рационализирует отношения, связывающие индивидов, что есть общественный прогресс, как стабилизирующий отбор по Шмальгаузену-Уоддингтону рационализирует онтогенез каждого из индивидов, включённых в такую систему, а онтогенез вполне изоморфен коммуникации, лежащей в основе всей этой радости. Мы же, грешные, с нашими чувствами и надеждами – не более чем игралища вышеописанной игры социальных автоматизмов, “выковывающей” лучшую жизнь для всех (или худшую, это уж от типа общества зависит).

Надо сказать, что в традиционном обществе в отличие от модерного, так было для всех аспектов человеческого бытия. Люди страдали от угнетения (в его классовых вариантах), угнетатели чувствовали своё превосходство, те и другие верили в разных богов, но никто не рефлексировал по этому поводу, почему при сильных эмоциях в общем не понимали, “куда несёт их рок событий”, всё шло как бы само собой. И так, вслепую, могла б протечь вся история человечества, ничуть не изменив марксовых законов, предполагающих смену формаций, противоречия как источник развития (“его “бензин”), классовую борьбу как “мотор и руль” и т.д.

На наше счастье, благодаря греческим философам и еврейским пророкам в большинстве сфер человеческого бытия это закончилось, люди начали брать развитие в свои руки, сознательно формулировать желанное будущее, что плохо или хорошо в настоящем, развивали науку, обосновывающую то и другое всё убедительней и пр., поделились на партии, привлекающие сторонников, стали устраивать революции или наоборот и т.д. увеличивать исторический волюнтаризм. А автоматизмы, о которых идёт речь, остались сегодня лишь в двух сферах, равно связанных с познанием и созданием нового, где коллективизм движения вперёд не избыть.

Так, учёный не индивидуальный творец нового знания, а орган общества, которое своими механизмами в “должный” момент истории направляет “должных” людей на решение насущных проблем развития, см. яркие примеры из истории науки. Поэтому прорывные открытия раз за разом делаются одновременно несколькими людьми, “идущими” к этому с разных научных и идеологических предпосылок, и практически у каждого из них бывают “незамеченные” предшественники, получившие тот же результат, или выдвинувшие ту же идею, но слишком рано. Потому что один учёный, даже самый гений из гениев, не “производит” научное знание, это делает сообщество в целом, комментируя, критикуя и исправляя результаты, “добытые” каждым из членов, выдвинутые ими идеи и пр. Т.е. производство научного знания не просто кооперативно, но и коллективно, что классик социологии науки Мертон обозначал как “научный коммунизм”. Второй случай, это понятно, любовь и брак, из которых рождается новая жизнь.

Марксизм, понятное, рулит в обоих случаях. Соответственно, при коммунизме останутся и противоречия, и зло, и конфликты, но все они будут проявлением индивидуальных качеств и индивидуальных конфликтов (свободу выбора для нас ведь же никто не отменял), а не общесоциальных ограничений и норм (здесь зла – в смысле угнетения с эксплуатацией – не будет вовсе). Что максимизирует личностное начало, поскольку ярче всего оно проявляется именно в условиях социального равенства, когда наблюдаемую разнокачественность людей не объяснишь ничем ещё, см. про “круги равных” и “вертикали власти” как мономеры человеческой социальности.

Что это значит для любви и дружбы? Аж через 30 лет после гибели социализма западные феминистки открыли, что женщины после социализма успешнее в математике, вообще лучше образованы, более экономически независимы и меньше сидят на диетах. И даже грудью кормят чаще, чем западные. Даже описывается в одноимённой книге Кристен Годси, что секс при социализме у женщин был лучше. Важная действующая причина здесь, увы, незамеченная автором: при социализме внушалось “общественное выше личного”, а принятие этого интенсифицирует любую активность, в том числе половую. Человек – самое социальное из млекопитающих: эмоции, воспринятые в коллективе, сильней тех же самых чувств, выработанных индивидуально, скажем, твоими отдельными жизненными впечатлениями, гормонами и т.д.

И наоборот, упор на свою отдельность от общества, свой собственный социальный капитал, личный успех в конкурентной среде обитания ослабляет те же активности, в первую очередь вредит дружбе и любви, т.е. взаимопониманию между людьми и половой жизни соответственно. Что мы и видим сегодня – да и 25-30 лет назад – в развитых капстранах: упадок секса и рецессию дружбы. Следовательно, даже счастливые браки не сохранить за счёт одной только любви и других, даже самых позитивных усилий самих только любящих, нужны факторы, действующие извне, со стороны большого общества. Раньше это было давление родственников и вообще старших, требования религии, что ныне справедливо считается предрассудком и грубым насилием. Единственная позитивная альтернатива — чтобы любящих соединяла не только любовь, но какое-то общее дело, в котором они будут товарищами. А это реализуемо только там, где «общественное выше личного» – общее место, необсуждаемое за банальностью, т. е. при будущем коммунизме.