«Сексуальное предпочтение маскулинных мужчин и феминных женщин — урбанистический обычай.
Содержание
«В мире поп-идолов и девочек с обложек довольно легко понять, почему люди хотят, чтобы мужчины были мужественными, а женщины — женственными.
Но новое революционное исследование[1] показывает, что это не система предпочтений, сформировавшаяся путем долгого социального и полового отбора, а относительно новый обычай, появившийся только в современном урбанизированном обществе.
Команда психологов, антропологов и биологов на базе университета Брунеля в Лондоне исследовала 12 народов, проживающих во всем мире, — от самых примитивных до высокоразвитых.
В исследовании участвовали британские, канадские, китайские студенты, индейцы кри (Канада), тувинцы, земледельцы кадазан-дусун (Малайзия) и фиджийцы, пастухи чимба (Намибия), охотники-собиратели шуар (Эквадор), мискито (Никарагуа) и ака (Центральноафриканская Республика).
Им показали пять наборов из шести фотографий: три мужских и три женских лица разных рас, с более или менее акцентированной мужественностью и женственностью облика. Респондентов попросили указать, какое лицо им кажется самым привлекательным, а какое — наиболее агрессивным.
Удивительно, но только в наиболее индустриализированной и урбанизированной среде люди придерживались распространенного мнения о том, что чрезвычайно феминные женщины и чрезвычайно маскулинные мужчины являются привлекательными.
Преподаватель психологии из университета Брунеля Эндрю Кларк сообщил:
«Мы искусственно смоделировали маскулинные и феминные лица на основании различных фотографий, чтобы посмотреть, какой выбор сделают люди из малочисленных сообществ».
«Мы обнаружили, что испытуемые делали разный акцент на «половой типичности», то есть, на чрезвычайно феминных женщинах и чрезвычайно маскулинных мужчинах. Вообще говоря, они чаще всего отдавали предпочтение нейтральным лицам и лишь изредка — какому-нибудь «типичному».
Исследователи также выяснили, что тенденция воспринимать маскулинных мужчин как источающих агрессию усилилась с урбанизацией.
Группе из 962 испытуемых были продемонстрированы комплекты из трех обработанных на компьютере фотографий с людьми противоположного пола. Во время просмотра каждого комплекта фотографий, на которых были представлены в целом пять разных этнических групп, участников спрашивали, какое лицо им кажется самым привлекательным, а какое — самым агрессивным.
«Эти данные ставят под сомнение теорию о том, что гипертрофированно выраженные черты, характерные для определенного пола, были важны для социального и полового отбора в разрезе исторического становления общества», — добавил доктор Кларк.
«Предпочтение, отдаваемое типичным для того или иного пола лицам, — это новый феномен, возникший в современном окружении, а не стойкая, исторически обоснованная система».
Исследователи предположили, что высокоразвитая среда с высокой и плотной популяцией могла способствовать развитию более широкого разнообразия лиц у индивидов, что предоставило возможность — и, вероятно, стимул — искать некоторую взаимосвязь между чертами лица и поведением.
Статья подготовлена на основании материалов, предоставленных университетом Брунеля.
- I. M. Scott, A. P. Clark, S. C. Josephson, A. H. Boyette, I. C. Cuthill, R. L. Fried, M. A. Gibson, B. S. Hewlett, M. Jamieson, W. Jankowiak, P. L. Honey, Z. Huang, M. A. Liebert, B. G. Purzycki, J. H. Shaver, J. J. Snodgrass, R. Sosis, L. S. Sugiyama, V. Swami, D. W. Yu, Y. Zhao, I. S. Penton-Voak. Human preferences for sexually dimorphic faces may be evolutionarily novel. Proceedings of the National Academy of Sciences, 2014; 111 (40): 14388 DOI:10.1073/pnas.1409643111
Источник Equality
Мужчины и женщины: куда движемся
Что хорошо согласуется с другим исследованием, давшим столь же контринтуитивный результат, и касающегося уже «психологии», а не «предпочтений»:
«Чрезвычайно ценная вещь — контринтуитивный факт. Он несет в себе указание на потенциальную дыру (изъян) в наших представлениях о взаимосвязи и механике событий. В такие дыры заглядывать полезно. Вдумчивый наблюдатель обрадуется такому факту, ибо тот приоткрывает ему возможность узнать о действительности больше, чем ему известно.
О психологических различиях между мужчиной и женщиной известно многое. Для этого даже не нужно знакомиться с научной литературой. Представляется довольно очевидным и характер изменений некоторых мужских и женских личностных черт в ходе эволюции современного общества. Которое все сильнее отдаляется от древних социумов, где эти особенности были сформированы.
В современных т.н. развитых обществах женщины наравне с мужчинами претендуют на общий рынок труда, их социальная роль перестала быть связана исключительно с домашним хозяйством и заботой о детях. В свою очередь, рост благосостояния и сферы услуг все меньше требует от мужчин качеств первобытного охотника и воина. Логика прогресса, таким образом, предполагает постепенное сближение женского и мужского психотипов по мере размывания границ социальных ролей.
Как раз в этом месте происходит испытание интуиции. С начала 2000-х годов стали накапливаться данные, порождающие сомнения в стройности таких построений. Психологи изучали личностные особенности мужчин и женщин, характерные для разных регионов мира, и получали противоположную картину: чем дальше то или иное общество продвинулось в уравнивании гендерных ролей, прав и возможностей, тем более выраженной в нем оказывалась психологическая разница между полами. Иными словами, уходящий на заработки муж и жена-домохозяйка из страны архаичной культуры, где сохраняется социальное неравенство женщин и мужчин, по индивидуальным психологическим характеристикам оказываются друг к другу ближе, нежели супруги, проживающие, скажем, во Франции или Дании.
Широкомасштабное исследование, опубликованное в 2008 году известным психологом Дэвидом Шмиттом (David P. Schmitt) с соавторами, подтверждает и усиливает указанную зависимость. Анализ проводился в 55 странах, охватывающих все континенты и базовое разнообразие культур, на основе принятой среди специалистов т.н. пятифакторной модели личностных черт (Big Five Inventory). Вывод авторов однозначен: в более благополучных и социально развитых странах, где гендерные барьеры и стереотипы минимальны, психологические профили мужчин и женщин различаются между собой сильнее, чем где-либо.
Такой результат представляется парадоксальным. В традиционных, экономически отсталых обществах распределение социальных ролей закреплено наиболее жестко. Требования, предъявляемые ролями мужчины и женщины, весьма различны. Тем не менее, это обстоятельство приводит к наибольшему психологическому сходству между ними.
Авторы отмечают, что разрыв между полами по мере продвижения к современной модели общества растет за счет отклонения мужского психотипа. [Примечательно, что диморфизм по показателям роста и систолическому (верхнему) кровяному давлению также более выражен в развитых странах]. Это согласуется с известной в биологии закономерностью – наибольшая изменчивость наблюдается у самцов. Мужчины традиционных культур, где распространено гендерное неравенство, в целом более осмотрительны, беспокойны, менее напористы и уверены в себе по сравнению с мужчинами развитых стран, где женщины свободно претендуют на те же роли и рабочие места. Проще говоря, мужчины традиционных, архаичных культур оказываются наиболее приближены к «женскому» психотипу.
Объяснение столь неожиданных результатов д-р Шмитт предлагает искать в характере социальных стрессов, сопровождающих жизнь людей в этих странах. По его мнению, разнообразные правила и ограничения, иерархические отношения, фиксированные социальные роли служат препятствием для полноценного развития личностных черт, доставшихся современным людям от первобытных предков. По мере снятия такого рода барьеров и стрессов естественные индивидуальные особенности получают возможность проявиться. Мужчин, как более вариативную половину популяции, это затрагивает в наибольшей степени. Таким образом, выходит, что современные западные культуры психологически оказываются ближе к древним обществам охотников-собирателей, нежели иерархические традиционные«. [На деле причина в капитализме; см. исследование связанного с ним механизма воспроизводства этих различий; в точности тот же механизм формирует различия богатых и бедных и, шире, высоко- и низкостатусных индивидов, по тем «лестницам иерархии«, которы6е означены в соответствующих обществах. См. «Лучше ли бедный Лазарь богатого?«]
Итог данных исследований можно сформулировать следующим образом: социальное освобождение женщин привело к психологическому освобождению мужчин. [см. показательную картинку про риск заражения паразитами из предыдущей статьи
Столь контринтуитивный вывод заставляет задуматься, насколько глубоко мы представляем то, как на нас воздействует цивилизация. [см. показательную картинку про риск заражения паразитами из предыдущей статьи]
«Why Can’t A Man Be More Like A Woman? Sex Differences in Big Five Personality Traits Across 55 Cultures» — Jounral of Personal and Social Psychology, 2008
As Barriers Disappear, Some Gender Gaps Widen — NY Times, Sept. 2008Источник nature-wonder
В свою очередь, в книге Райнхарда Зидера «Социальная история семьи в Центральной и Восточной Европе» (М.: ВЛАДОС, 1997) исследованы социальные факторы, действием которых возникло разделение. Что отвергает объяснение, данное в исследовании Шмита, про лучшее проявление «естественных различий», но подкрепляет данные, даёт им внешнюю валидность. Действительно, оно очень недавнее. См. рассказ про рождение
— концепта частной жизни,
— идеи «естественных склонностей» мужчин и женщин, эмоционализации (а затем сексуализация отношений между супругами, ранее представлявшей собой чистый социальный контракт (как говорил какой-то из цезарей: понятно, что свои страсти я удовлетворяю с другими, ведь «жена» означает почёт, а не удовольствие), родившей в следующем веке культ любви и брака по любви,
— идеи педагогизации частного пространства, семейного уголка, и соответственно, «вредного влияния улицы», с неполноценностью рабочих детей, «растущих на улице» и лишённых, в отличие от детей буржуазии, «воспитывающего влияния семьи».
Все эти идеи не от века даны, а исторически молоды, не старшее развития капитализма на континенте (прослеживаются с конца 18 века). В том числе атакуемый феминизмом миф о добытчике-защитнике связан с капитализмом, а не с «патриархатом». Не случайно он делается тем более важной частью консервативного мировоззрения, чем больше развитие производительных сил, социальный прогресс способны обеспечить реальное равенство полов.
Заключение
Вышеописанное хорошо согласуется с другими работами, что мужчин доместицировали женщины «под себя» и в традиционном обществе это состояние сохраняется. А при переходе к современности мужчина освобождается, а женщина закрепощается ещё больше (то есть не может развиваться в ту же сторону что мужчины)
Я имею в виду, что личность мужчины уже развилась из состояния, адаптивного для традиционного общества в новое состояние, адаптивное к современности, когда люди при взаимодействии опираются не на эмоции, традицию, и чьё-то мнение, а на разум, науку, какие — то идеалы, также обосновываемые рационально и пр. А вот личности женщин в это «современное» состояние ещё не пришли, во многом потому, что освобождение женщины во многом не состоялось и дело будущего. Отсюда та «большая эмоциональность-интуитивность-нелогичность» женщин, которая в 18 веке была аргументом против их избирательных прав в 18 веке и которая сохраняется по сей день. Вот когда соответствующие барьеры будут разрушены, личность женщины разовьётся в то состояние, которое демонстрируют мужчины, и прежнее равенство восстановится на повышенном основании.
Соответственно, социальное освобождение женщин в XX веке было ответом на тот, специфичный для капитализма, способ их угнетения, который в XIX веке создал это различие и дал мужчинам возможность «психологически освободиться«. Неслучайно максимум освобождения был достигнут в СССР и других соцстранах, где на «естественные различия« не обращали внимания. А психологическое освобождение запаздывает, как это бывает у всех категорий угнетённых[1], тем более что при капитализме «освобождение«, оно больше дамское, чем женское, касается лишь буржуазок, и относится больше к области слов, чем социальных фактов.
Следовательно, стереотипы «настоящей мужественности» и «настоящей женственности» не существуют предвечно. Они выделились из континуума межиндивидуальных различий действием культурных механизмов капитализма, и затем укреплялись и культивировались также, как скажем, расовые стереотипы и национальные предубеждения, поскольку капитализм не может «работать» без фабрикации неравноправия по признаку принадлежности. При социализме это будет преодолено, и все мы сможем быть самими собой, а вместо обслуживания репрезентаций «типа[2]».
Примечания
[1] Как пишет Pronzus: «Наблюдая за некоторыми новыми коллегами дамского полу и 70-х годов рождения, заметил одну интересную вещь. Складывается впечатление, что они не слишком заморачиваются на свой гендер, что они в первую очередь идентифицируют себя как людей, и только во вторую — как женщин. Это не значит, что они неженственные — просто по умолчанию у них включён «режим человека», а не «режим женщины» (и лично мне это нравится!).
А надо сказать, что до сих пор среди девушек из моего круга общения (плюс-минус моего возраста и младше) мне подобное встречалось буквально пару раз. Большинство же ведёт себя (или стремится себя вести) по одному из двух сценариев — либо это девочки-девочки, либо барышни, с упорством, достойным лучшего применения, побивающие себя пяткой в грудь на предмет того, что на самом деле они мальчики. Естественно, встречаются разнообразные модификации, но в целом — так. Потому что обществу потребления человек нафиг не нужен — ему нужен покупатель. А усиленное навязывание гендерных стереотипов (задумайтесь, кстати — одинаково свойственное и «Домострою» и «Космополитену», пусть сами стереотипы и различны) — один из верных способов заставить покупать те или иные товары и услуги. Если ты не соответствуешь идеалу преувеличено феминной «Настоящей Женщины» или преувеличено маскулинного «Настоящего Мужчины», то ты не успешен — сиречь, лох. (То, что, например, мужская крутизна нынче определяется размером не столько бицепса, сколько лексуса — в общем, вторично).
Нет, наверняка преобладание общечеловеческого (в хорошем смысле) над гендерным и раньше встречалось не часто. Да и девушка-биолог — это такой особенный зверь. Но всё же возникает ощущение, что раньше всё же это было более распространено, чем сейчас».
[2] Тем более что уже сейчас показано большее психологическое здоровье индивидов с андрогинной психикой, т.е. сочетающих «мужские« и «женские« черты характера в той пропорции, в какой им удобно. И наоборот, особи, точно соответствующие стереотипам «женственности« и «мужественности«, имеют больше проблем с психикой. Оно и понятно: каждому надо быть самим собой, вместо объезжания самих себя в соответствии с прокрустовым ложем общественных стереотипов, ещё и обслуживающих угнетение большинства.