Египетский «низам»

Print PDF

Мухаммед Али-паша в современном Египте считается основателем египетской нации, великим модернизатором, который в официальном пантеоне исторических личностей занимает место, схожее с таковым у Петра Первого в России. Существенная часть его преобразований, если не вообще они все, была направлена на создание и поддержание современной армии, с помощью которой он пытался расширить контролируемую территорию за счет дряхлеющей Османской империи. В серии из трех статей мы попытаемся рассказать о самом паше, о его армии и о том историческом контексте, в котором это все происходило. Первая статья была посвящена краткому изложению событий, эта — вторая — собственно главному детищу реформ, «низам джадид», армии нового строя, а последняя — современному мифу о формировании египетской нации и его соответствию историческим фактам.

«Ты помнишь, как все начиналось…»-II

Изначально Мухаммед Али-паша вовсе не собирался призывать в армию египетских феллахов, не державших оружия в руках сотни лет, однако обстоятельства вынудили его пересмотреть свое отношение к этому вопросу. После полного провала попытки муштровать родных албанцев и повальной гибели захваченных в Судане негров, паша обратил-таки свой взор на коренное население Египта, универсально презираемое как своими, так и чужеземными элитами. Первые рекрутские наборы, проведенные довольно топорным способом, показали, что крестьянам вовсе не нравится эта новая повинность и они посильными способами избегают ее. Тогда Мухаммеду Али пришлось выстраивать в Египте новую систему общественной организации, которая могла бы контролировать население и собирать информацию о нем. С этой целью была проведена перепись населения и введен паспортный режим. В замкнутую на себя египетскую крестьянскую общину, которую до того все правители Египта рассматривали как неразделимый природный ресурс и эксплуатировали соответствующим дедовским восточно-феодальным способом, вторглись новые методики полицейского надзора, регистрации, индоктринации и вертикальной организации.

Те же самые изменения должны были произойти и в подходе к военному делу. Предыдущие властители Египта — мамлюки — полагались исключительно на личную удаль, физическую силу и сноровку, имея лишь рудиментарные представления о стратегии, и совсем никаких — о тактике. Французская армия, разгромив их в 1798 году, показала превосходство современной европейской военной доктрины над традиционной восточной, что очень впечатлило Мухаммеда Али. Впечатлило настолько, что он решил последовать примеру французов и создать современную армию. За тридцать лет архаичное «искусство» войны было заменено наукой военного дела, а типаж храброго «воина»-одиночки вымер, и на замену ему пришел солдат, от которого требовались в первую очередь слепое повиновение командирам и вымуштрованность.

Рядовой-5461

Как часть психологической обработки и для облегчения распознавания нарушителей, дезертиров и покойников, каждому рядовому солдату и офицерам из числа младшего и среднего командного состава присваивался личный номер, в который были включены также номера частей, т.е. капитан первой роты четвертого батальона десятого полка становился, таким образом, капитаном-1410. Личный номер не заменял имя, но всегда и везде в официальных бумагах должен был упоминаться вместе с ним. Позже появилась и практика татуирования личного номера солдата в районе ключицы.

Как и в любой современной армии, в новой египетской были введены различные, строго регламентированные типы униформы. Регламент формы одежды был расписан настолько подробно, что в нем даже упоминалось, какую униформу офицеры должны носить в какое время суток. Египетскому солдату полагалось два головных убора — дневной и спальный, первый из которых представлял собой красную феску (тарбуш). Повседневная, она же полевая, униформа была белого цвета, и состояла из белой рубахи и белых же шаровар, которые впоследствии были заменены брюками. Парадную форму солдатам полагалось носить в том числе и во время отлучек из части по служебным или хозяйственным надобностям — на рынок или в соседний город — специально, чтобы солдат был издалека виден в толпе. Солдатам, сидящим на гауптвахте или в военной тюрьме, полагалось носить гетры разного цвета, чтобы было легче опознавать беглецов.

Положение солдата в пространстве и его время были также четко регламентированы. На двери казарм в армии и кубриков на флоте должны были висеть списки приписанных к этому помещению солдат и матросов, с именами и личными номерами. Подробные схемы полевых лагерей указывали, как именно должны располагаться палатки и шатры, сколько в каждом из них должно быть человек, и даже в каких позах они должны спать. Местоположение любого казенного предмета внутри палатки также было оговорено, и отсутствие или перемещение такового предмета, обнаруженное во время утренней проверки, было чревато гауптвахтой или телесными наказаниями. Попасть в военную тюрьму можно было даже отлучившись в сортир на марше больше положенного времени.

Главной чертой «армии как машины» Мухаммед Али считал способность огромного количества людей выполнять одновременно одни и те же действия, будь то марш, стрельба или штыковая атака. Египетских пехотинцев, таким образом, муштровали в традициях европейской линейной пехоты, чтобы они могли эффективно и синхронно действовать в составе формаций — от роты до полка. Даже находясь в самой стрессовой ситуации солдат должен был беспрекословно выполнять команды вышестоящего командира, и делать это не раздумывая, машинально. С этой целью типичные маневры отрабатывались годами, и поначалу их разделяли на череду простых действий, которые повторялись тренируемыми до полного усвоения в мышечной памяти. И здесь устав расписывал все до мелочей, что облегчало работу офицерам. Бесконечная муштра и повторение заставляли солдата в хаосе битвы, заслышав знакомые команды, увидев флажок или сигнал горна, выполнять соответствующие действия, и не повиноваться им было немыслимо. Вне битвы боевой дух египетской армии как правило был чрезвычайно низок, и доля дезертирства доходила временами до 50% личного состава в год.

Отдельное внимание стоит обратить на судьбу погибших в армии Мухаммеда Али. Погребения за казенный счет с хоть какими-то почестями или соблюдением ритуала не полагалось даже офицерам, не говоря уже о солдатах. В огромном количестве бумаг, произведенных военной машиной Египта за этот период, не содержится никаких упоминаний об официальных похоронах, зато достаточно курьезов, связанных с желанием интендантства присвоить имущество и средства покойных, которые те по глупости уже успели завещать кому-то еще. Например, майор Ислам-ага из 13-го пехотного полка в 1832 году, помирая в военном госпитале в Акке, завещал своему другу, подполковнику 8-го пехотного полка Хусейну-аге, все свои пожитки с наказом продать их и на вырученные деньги приобрести саван и организовать приличное погребение с чтением Корана над усопшим. Однако, Хусейну-аге не суждено было исполнить волю покойного друга, поскольку штаб египетского контингента в Сирии немедленно вмешался и потребовал от командира 13-го пехотного полка Мехмет-бея конфисковать имущество умершего, поскольку оно формально является собственностью армии. Хусейн-ага долго бегал по инстанциям, и даже дошел до самого Ибрагима-паши, но тщетно. Единожды поймав человека в свои сети, египетская военная машина не отпускала его и после смерти, пока оставалась еще возможность высосать его досуха, и лишь затем бесцеремонно выбрасывала его бренную оболочку куда попало: никаких официальных военных кладбищ и мемориалов Мухаммед Али также никогда не учреждал. Единственный интерес, который эта армия проявляла к своим павшим, был сугубо фискальным.

Полученные в бою увечья также не спасали от дальнейшей службы в армии. После периода лечения в военном госпитале, потенциального инвалида осматривал военврач, и он мог быть признан либо полностью годным, либо полу-инвалидом, либо инвалидом (в терминологии армии Мухаммеда Али — “сакат”, то есть “павший”). Полу-инвалиды формировались в специальные батальоны, которыми командовал столь же увечный офицер, и которые применялись для разных подсобных работ, от охраны тыловых объектов, до помощи в военных госпиталях. “Павшие” же солдаты, непригодные для продолжения службы в принципе, увольнялись из армии с мизерным пособием в размере месячного жалования, которое, судя по огромному количеству жалоб, поступавших ежегодно на имя губернатора от бывших солдат, им часто не выплачивалось вовсе. Впрочем, увольнение из армии по инвалидности вовсе не гарантировало, что армия про тебя забыла: так, один египетский солдат, комиссованный по случаю потери глаза, через некоторое время был призван в армию снова, о чем написал Мухаммеду Али петицию, в которой просил сжалиться над его слепотой и пересмотреть данное решение.

Египетские солдаты, «турецкие» офицеры, европейские специалисты

Помимо социального барьера, солдат и командный состав новой египетской армии разделял еще и языковой: лишь младшие офицеры, вплоть до капитана (юзбаши) включительно, могли быть египетского происхождения, причем половина из них все равно должна была быть османами — не обязательно турками, но выходцами из разных областей Османской империи, разговаривающими на турецком языке и разделяющими османскую культуру. Поначалу офицерский корпус армии Мухаммеда Али был составлен из перешедших на его сторону или приехавших по приглашению османских офицеров и европейских военных специалистов, которые как правило занимали должности, связанные с техническими знаниями: врачебные, инженерные, топографические. Например, Сулейман-паша, правая рука Мухаммеда Али в деле реформирования вооруженных сил, в прошлом был французским офицером.

Все приказы также отдавались солдатам на турецком языке, при этом они не обязаны были даже понимать значения самих слов, было достаточно, чтобы они помнили, что означает это звукосочетание, и что они должны делать, услышав его. Таким образом, армия Мухаммеда Али никогда не была национальной армией Египта, а всегда оставалась войсками его личной империи, с его именем на знаменах и даже медалях, выдаваемых солдатам и офицерам за храбрость. Отношение османо-египетской воинской элиты к своим подчиненным было самым что ни на есть скверным: офицеры не считали зазорным избивать, грабить и обманывать собственных солдат, с которыми их, по большому счету, почти ничего не связывало. Ибрагим-паша, командир египетского контингента в Сирии и Палестине и приемный сын самого Мухаммеда Али, пытался как-то справиться с этой проблемой, угрожая своим офицерам трибуналом и призывая их по-человечески относиться к тем, «чье упорство и храбрость завоевали для нас Сирию», но его усилия ни к чему не привели. Есть множество свидетельств тому, что за пределами поля боя ни египетский солдат, ни его смешанного происхождения командир не утратили прежнего менталитета и не стали частями единого целого. Так, один старший сержант (баш-гавиш) во время осады Акры пригласил к себе в гости старого знакомого, с которым они жили в одной деревне, и тот прожил у него в палатке 15 дней, после чего его заметил-таки капитан и пригрозил насильно вытурить за пределы лагеря. На следующий день капитан обнаружил, что крестьянин не покинул лагерь, и приказал избить его, а сержанта отправить на гауптвахту. Смысла наказания сержант, допустивший в расположение части постороннего, так и не понял, и объяснял это тем, что командир новый и он не успел еще как следует с ним подружиться. Точно так же не понимал своего приговора капитан Дервиш-ага, которого отдали под трибунал за жестокое и немотивированное избиение одного из своих солдат. «Если вы хотите наказывать меня из-за пятнадцатипиастрового феллаха, воля ваша, но на мой взгляд, этот феллах большего не стоит» — сказал он трибуналу.

В целом офицерский корпус армии Мухаммеда Али представлял собой странную смесь из трех главных компонентов: многочисленных родственников самого губернатора, как правило на высочайших постах (его приемный сын командовал армией в Сирии, пехотным контингентом которой в свою очередь руководил его же племянник, а кавалерией — внук), бывших рабов самого Мухаммеда Али, которых в начале 20-х годов обучали в офицерской школе в Асуане, и, наконец, многочисленные выходцы из разных уголков Османской империи: албанцы, черкесы, грузины, морейцы, анатолийцы и так далее. Так, Ибрагим-паша в одном из своих гневных писем с фронта охарактеризовал офицерский состав 9-го кавалерийского полка как «сброд из отуреченных людей разного происхождения, пьяниц и ворюг», и предлагал заменить их всех египтянами. Но лояльность в армии Мухаммеда Али всегда ценилась выше профессионализма, так что прежний подход к комплектованию офицерства был сохранен.

Следует отметить, что хотя сам Мухаммед Али был неграмотен, он очень ценил умение читать и писать в других, и весьма огорчился, когда во время формирования армии стало понятно, что сделать всех офицеров грамотными к сроку не получится. К 30-м годам XIX века грамотность и, как ни странно, красивый почерк стали одними из условий для продвижения по службе, и от офицеров требовали присылать паше образцы своего почерка на оценку. Разумеется, действующие и будущие офицеры начали искать (и находили) массу способов обойти эту проверку: например, добывали образцы экзаменационного текста и практиковались в его написании в ущерб всем прочим навыкам. Узнав об этом, паша принялся устраивать вместо простой проверки красоты почерка целые диктанты и сочинения, которые затем сравнивались с полученными ранее образцами для выявления халтурщиков и списывающих.

 

Победоносный парадокс

У внимательного читателя не может не возникнуть вопрос — каким образом армия, рядовые солдаты которой только и мечтают о том, чтобы дезертировать из нее куда подальше, офицеры больше озабочены правописанием, чем тактикой, и к тому же разговаривают на языке, совершенно непонятном их подчиненным, умудрялась раз за разом одерживать блестящие победы над модернизированной турецкой армией, обычно превосходившей ее как числом штыков, так и количеством орудий (юмористические сравнения с Россией начала XIX века не предлагать)?

Во-первых, следует сказать, что подготовка египетской армией — со всем ее бардаком, перебоями в снабжении и произволом интендантства — была, тем не менее, лучше, чем турецкой, в которой европейские специалисты могли занимать лишь должности советников, и никогда — командиров (например, в рядах турецкой армии на правах советника присутствовал небезызвестный фон Мольтке, но это ей не помогло).

Во-вторых, ее офицеры были лояльны исключительно и только Мухаммеду Али, а не региональным элитам и разным фракциям султанского двора, как это было в армии Османской империи.

В-третьих, Ибрагим-паша проявил себя действительно компетентным полководцем (когда был трезв), и его приемный отец не пытался заниматься управлением армией, сидя в Каире, а наоборот, всячески поддерживал его и обеспечивал удовлетворение нужд войск, даже если для этого требовалось отменять или просто нарушать собственные же указы и законы.

На фоне «современной» турецкой армии, которая начала разлагаться, не успев закончить свое формирование, периодически дающая сбои, но в целом работоспособная машина египетского «низам джадид» смотрелась более чем достойно. К несчастью для Мухаммеда Али, столкновения с оригиналом — войсками европейских держав, с которых она была списана — оказались совсем другим делом.