Новые данные о культурной обусловленности

Пересказываются несколько исследований, показывающих культурную обусловленность черт, считавшихся биологически детерминированными: "большой пятёрки" черт характера, базовых...

Print Friendly Version of this pagePrint Get a PDF version of this webpagePDF

Народность цимане

Народность цимане

Ниже пересказываются несколько исследований, показывающих культурную обусловленность черт, считавшихся биологически детерминированными: «большой пятёрки» черт характера, базовых эмоций  и распознавания лиц людей  другой расы.

“Универсальные” черты характера не обязательно применимы к изолированным племенам аборигенов

Пять черт характера, считающихся универсально присущими людям во всех культурах, как оказалось, могут вовсе не быть таковыми, согласно исследованию изолированного сообщества в Боливии.

Исследователи, в течение двух лет наблюдавшие за 1062 представителями народности Цимане, обнаружили, что они не склонны в обязательном порядке проявлять пять широких черт характера, которые также известны как “Большая пятерка”: открытость, аккуратность, экстраверсия, конформность и невротизм.

Их статья “Насколько универсальна Большая пятерка? Проверка пятифакторной модели характера среди собирателей-земледельцев в боливийской Амазонии” была опубликована в Journal of Personality and Social Psychology.

В то время как предыдущие исследования обнаруживали серьезную поддержку теории “Большой пятерки” среди принадлежащих разным культурам сообществ в более развитых странах, данная работа скорее говорит о существовании у народности Цимане “Большой двойки”: социально полезного поведения, также называемого просоциальным, и трудолюбия. Эта “Большая двойка” сочетает в себе элементы традиционной “Большой пятерки” и может являться уникальным свойством высокосоциальных сообществ, живущих в условиях натурального хозяйства.

“Точно так же, как аккуратность из Большой пятерки, среди Цимане существует черта, сформированная из нескольких встречающихся вместе черт характера: эффективности, тщательности и упорства. Эти черты отражают трудолюбивую природу общества людей, живущих натуральным хозяйством”

- заявляет ведущий автор исследования, доктор наук Майкл Гурвен из Калифорнийского университета.

“Однако, прочие относящиеся к трудолюбию черты включали в себя энергичность, расслабленность и отзывчивость. В маленьких сообществах выбор индивидов по части социальных или сексуальных партнеров сильно ограничен, равно как и области деятельности, в которых возможны успех и профессиональная самореализация. Это, возможно, требует способностей, сочетающих в себе разные черты характера, в результате чего формируется структура черт, отличная от Большой пятерки”.

Народность Цимане, занимающаяся земледелием и собирательством, живет в примерно 90 деревенских сообществах численностью от 30 до 500 человек. С середины 20 века они находятся в большем контакте с современным миром, но смертность остается высокой (примерно 20% детей не доживают до 5 лет), равно как и рождаемость (примерно 9 рождений на женщину) [что достигается не без участия гельминтов, манипулирующих иммунитетом беременных].

Большинство цимане не имеют никакого формального образования, а доля грамотных в их обществе составляет 25%. Примерно 40% владеют испанским языком. Согласно наблюдениям авторов исследования, цимане живут группами из многопоколенных семей, которые питаются и работают вместе, и ограничивают свои контакты с чужаками настолько, насколько это возможно.

Исследователи перевели стандартный опросник, оценивающий наличие черт из “Большой пятерки”, на язык цимане. С января 2009 по декабрь 2010 они опросили 632 взрослых цимане из 28 деревень. Выборка на 48% состояла из женщин, а ее средний возраст оказался равен 47 годам (с диапазоном от 20 до 88), из которых формальное образование занимало чуть больше года.

Исследователи также провели отдельный опрос с марта 2011 по январь 2012, чтобы оценить надежность модели в оценках ровесников. Они опросили 430 взрослых цимане, включая 66 человек, участвовавших в предыдущем опросе, с целью оценить черты характера их супругов. Второй опрос выявил, что характер субъекта в оценке его или ее супруга также не вписывался в рамки традиционных черт “Большой пятерки”.

Затем они скорректировали данные с учетом уровня образования, владения испанским языком, половой принадлежности и возраста. Предыдущие исследования показывали, что формальное образование и большее взаимодействие с посторонними может вызывать более абстрактную рефлексию и служить причиной воспроизводства “Большой пятерки” в большинстве сообществ. Однако же, никакой существенной разницы между менее образованными цимане, не владеющими испанским, и их более образованными билингвальными соотечественниками обнаружено не было.

Другие недавние исследования, некоторые из которых обозреваются в статье основного журнала Американской психологической ассоциации “Американский психолог”, показывают, что в некоторых сообществах развивающихся стран, особенно в Азии и в Африке, элементы “Большой пятерки” также могут отсутствовать, однако, исследование Гурвена является первым таким исследованием на основе большой выборки, состоящей исключительно из аборигенов, произведенным с соблюдением жестких методологических требований. Гурвен считает, что исследователям стоит расширить область поисков за пределы ограниченного круга вестернизированных промышленных общество.

“Стиль жизни и среда, типичные для охотников-собирателей и земледельцев в существенной степени сформировали психологию и поведение человека”, — заявил он. — “Несмотря на популярность Большой пятерки, до сих пор не существует никакой теории, которая объясняла бы, почему она принимает ту форму, которую имеет, или почему она так широко распространена. Нашей целью должно быть не просто отметить те случаи, в которых Большая пятерка оказывается неверной, но лучшее понимание тех факторов, которые формируют личность и характер в целом”.

Данное исследование проводилось в рамках совместного проекта Калифорнийского университета и Университета Нью-Мексико “История жизни и здоровья цимане”, соруководителями которого является Гурвен и соавтор данного исследования, Хиллард Каплан, доктор из Университета Нью-Мексико. Финансировалось исследование Национальным институтом по проблемам старения.

О культурной относительности выражения базовых эмоций.

Несмотря на огромные культурные различия между народами, мы полагаем, что человек всегда может понять человека хотя бы на уровне базовых эмоций. То есть, например, улыбка будет означать одну и ту же эмоцию и для европейца, и для африканца, и для азиата. Иными словами, мы считаем, что одинаковые эмоции получают схожее мимическое выражение у разных людей, вне зависимости от их расовой или национальной принадлежности.

Эта точка зрения берёт начало от Дарвина: в 1872 году в книге «Выражение эмоций у человека и животных» учёный описал шесть основных видов эмоционального состояния — счастье, удивление, страх, отвращение, гнев и печаль. Благодаря переписке с другими учёными в разных концах света Дарвин пришёл к выводу, что способы выражения эмоций у человека уходят корнями в одного общего предка и не зависят от культурных различий между нами.Исследователи из Университета Глазго (Великобритания) перепроверили дарвиновскую теорию об эмоциях и пришли к несколько иным выводам. Для эксперимента психологи смоделировали на компьютере 4 800 лиц с разными эмоциями. Программа управляла виртуальными лицевыми мышцами, приподнимая или опуская углы губ, раскрывая или прикрывая глаза и т. д.
Половина лиц принадлежала европейскому типу, другая половина — восточноазиатскому. Затем учёные пригласили несколько добровольцев и попросили их назвать эмоцию, запечатлённую на виртуальном портрете, и степень её выражения. В эксперименте участвовали 15 европейцев и 15 иммигрантов из Юго-Восточной Азии, причём среди последних психологи проводили специальный опрос, чтобы удостовериться, что их общение с европейцами сводилось к минимуму.Исследователи использовали всё тот же базовый список, предложенный Дарвином. Как пишут авторы в журнале PNAS, европейцы правильно оценивали и сами эмоции, и их интенсивность. А вот с азиатами было сложнее. Если улыбка воспринималась всеми более менее одинаково, то остальные чувства чётко не определялись. Особенно большие проблемы у выходцев из Юго-Восточной Азии были с определением страха, отвращения, удивления и гнева.

YIO0zJl17DA

Следует подчеркнуть, что при моделировании эмоций виртуальные лица европейцев и азиатов изменялись по одной и той же схеме. То есть два человека могут испытывать одинаковые чувства, но выражать их по-разному, причём уроженец Азии может прочесть радость по лицу коренного европейца, но та же самая гримаса у другого азиата повергнет его соотечественника в недоумение. И наоборот: если приезжий из Европы увидит на лице, например, тайца что-то напоминающее удивление, то это вовсе не значит, что местный житель действительно чему-то удивился.

Психологи предлагают и иной вариант объяснения. Участники эксперимента должны были выбирать из «европейского» списка, но в Юго-Восточной Азии базовые эмоции могут быть совершенно другие. Исследователи предполагают, что тут соответствующий набор может включать в себя, например, стыд, чувство вины, гордости. То есть возможно, что одна и та же гримаса у европейцев отвечает за гнев, а у азиатов — за стыд. Но чтобы проверить это, нужны дальнейшие эксперименты на стыке психологии и культурологии. Пока же можно указать, к примеру, на значение этих данных для медицины: часто признаком душевного расстройства служит неспособность больного «читать» чувства по лицу, и можно себе представить, скольких выходцев из Азии врач-европеец может отправить в больницу на основании их «неумения» определять «европейские» эмоции.
Источник Компьюлента
Оригинал исследования

Это исключительно интересный результат, ибо с работ этологов человека, в первую очередь И. Эйбл-Эйбесфельдта, мы привыкли думать, что выражение базовых эмоций универсально у всех рас и культур (в том числе он исследовал папуасов внутренних районов Новой Гвинеи, тогда почти изолированных от внешнего мира, и слепорождённых детей).

Мозг узнаёт чужие лица в зависимости от социального контекста

Кирилл Стасевич

Встретив старого знакомого в совершенно чуждом ему окружении, мы легко можем не узнать его, поскольку мозг тщательно сопоставляет запомнившиеся лица с характерным для них антуражем и не узнаёт знакомое в несвойственной ему обстановке

Многие, возможно, сталкивались с таким выкрутасом собственной психики: встретив знакомого там, где совсем не ожидали, вы с трудом его узнавали. Исследователи из Королевского колледжа Холлоуэй (Великобритания) подобрали к этому феномену нейробиологический ключ.

Эксперимент Мэтью Эпса (Matthew Apps) и Маноса Цакириса (Manos Tsakiris) состоял в том, что они показывали добровольцам серию снимков с лицами, которых подопытные никогда до того не видели. При этом одно и то же лицо могло попадаться на нескольких фотографиях, но в разных ракурсах. Со временем участники эксперимента запомнили повторяющиеся физиономии, однако исследователей интересовало, как запоминание зависит от контекста.

Оказалось, что распознаванию знакомых черт мешала череда незнакомых лиц, на которые приходилось смотреть после последней «встречи». Человек видел одно и то же лицо несколько раз подряд и мог узнавать его в разных ракурсах, но если потом шла череда чужих физиономий, своего «человека» после этого он уже не узнавал.

Наткнувшись на знакомое лицо в непривычном социальном контексте, мы можем и не узнать его... (Фото Justin Paget.)

Наткнувшись на знакомое лицо в непривычном социальном контексте, мы можем и не узнать его… (Фото Justin Paget.)

Эту закономерность удалось описать математически, и, как сообщают исследователи в Nature Communications, работа мозга полностью подтвердила модель. Учёные следили за активностью двух зон — веретенообразной извилины, которая, как считается, как раз отвечает за выучивание черт лица, и височной извилины. Выяснилось, что височная извилина влияла на то, покажется нам конкретное лицо знакомым или нет. Даже если физиономия объективно была знакомой, неоднократно виденной, височная извилина могла внести в восприятие свои коррективы.

То есть можно сказать, что в височной извилине прячется тот контекст, который способен искажать распознавание другого человека. Впрочем, стоит, наверное, уточнить, что в данном случае речь идёт о социальном контексте: в опыте менялось не эколого-географическое окружение, а набор портретов, среди которых появлялось знакомое фото.

Сами авторы работы полагают, что такое влияние контекста в действительности имеет большой смысл для социального развития человека. Контакт с другим индивидом подразумевает не только то, что мы узнаём его в лицо, но также то, что мы сразу вспоминаем, какое место он занимает в социуме. В этом смысле знакомый, встретившийся нам в чужом окружении, становится в буквальном смысле незнакомцем, и все наши сведения о его социальном положении надо бы переписать. Хотя, возможно, эти соображения имели смысл в древние времена, когда человек только-только учился строить свою социальную жизнь…

Подготовлено по материалам Королевского колледжа Холлоуэй.

Источник Компьюлента

Представление о числовом ряде не является врождённым

Кирилл Стасевич

У аборигенов Папуа нет геометрического представления о числовом ряде, когда разница между числами соотносится с пропорцией между разновеликими отрезками, и время для них выглядит не как прямая, а как трёхмерный «холм», у которого будущее наверху, а прошлое — в «долине».

Мы так давно имеем дело с измерительной линейкой, что воспринимаем её как нечто само собой разумеющееся. Сантиметр, штангенциркуль, датчик заряда батарейки в гаджете, манометры и спидометры — все они опираются на представление о числовом ряде, где слева находится нижняя граница шкалы, а справа — верхняя. Это совмещение абстрактного понятия числа с пространством настолько пропитало наше мышление и культуру, что многие убеждены в природной предзаданности такого представления. То есть, грубо говоря, любой человек рождается с таким математическим приспособлением, с измерительной линейкой в голове.

Ко всеобщему удивлению, антропологи из Калифорнийского университета в Сан-Диего (США) опровергли этот постулат. Как легко догадаться, они обратились к числовым представлениям людей другой культуры, а именно племени юпно в Папуа — Новой Гвинее. Исследования проводились в сотрудничестве с немецкими специалистами, 25 лет изучающими эту этническую группу. Племя численностью в пять тысяч человек рассеяно по множеству маленьких деревень; в некоторых из них есть школы, но в целом юпно живут, не слишком соприкасаясь с западной цивилизацией. У них нет собственной письменности, но есть понятие о числах: в их языке существуют слова для обозначения чисел до 20 и выше. При этом у юпно нет измерительных систем, они не пользуются ни линейками, ни даже частями тела, вроде «локтя» или «стопы».

редставления о числовом ряде у жителей Калифорнии, у аборигенов Папуа, учившихся в школе, и у обычных аборигенов Папуа, школу не посещавших. (Здесь и ниже фото авторов исследования)

редставления о числовом ряде у жителей Калифорнии,
у аборигенов Папуа, учившихся в школе, и у обычных аборигенов Папуа, школу не посещавших.
(Здесь и ниже фото авторов исследования)

Представление о числовом ряде проверяют относительно просто: человеку показывают отрезок, у которого один конец соответствует единице, а другой, например, десяти (или ста, тысяче и т. д.). То же самое предложили и юпно. Поскольку большая часть из них не владели грамотой, то вместо числовых символов исследователи использовали точки, звуки или произнесённые слова. То, что испытуемые понимают, сколько точек нарисовано или сколько звуков они услышали, проверялось с помощью апельсинов: если человек видел, например, три точки, он брал три апельсина. Но представления о числах у аборигенов не совмещались с пространственным воплощением в виде числовой линейки. Точнее сказать, для них на отрезке существовало только две точки: крайняя левая и крайняя правая. Когда им предлагали сравнить на отрезке два числа, то меньшее всегда было на одном краю, большее — на другом. При этом аборигены, учившиеся в школе, демонстрировали схожий с «европейским» результат, то есть могли соотнести отношение между числами с разными длинами на отрезке.

Другая серия экспериментов касалась представлениям о времени. Мы привыкли говорить о будущем как о чём-то, что находится впереди, а прошлое для нас обычно стоит позади. Эти представления глубоко укоренены в языке: мы говорим «два дня назад» или «на предстоящей неделе». Но аборигены Папуа отличились и тут. Настоящее для них, как и для нас, ассоциируется с положением их самих: говоря о «сейчас», они показывают на землю под ногами. Но будущее и прошлое существуют без такой привязки к человеку: когда они говорят о будущем, то как бы показывают на вершину холма, а упоминая прошлое, указывают на долину. Время для них не прямая, а некая трёхмерная изогнутая субстанция, напоминающая окружающий их ландшафт. Статью с результатами экспериментов учёные опубликовали в PLoS ONE.

Жесты аборигенов юпно, соответствующие «завтра» и «вчера».

Жесты аборигенов юпно, соответствующие «завтра» и «вчера».

Некоторое время назад эти же исследователи показали, что у южноамериканских индейцев, живущих в Андах, представления о времени тоже отличаются от европейских: для них прошлое находится как раз перед ними, а будущее — за спиной. Иными словами, приходится признать, что какие-то базовые математические и физические понятия, образы количества, пространства и времени, вовсе не являются универсальными, вложенными в человека тысячелетней эволюцией. Это отнюдь не означает, что аборигены живут в хаосе чисел и без осознания времени, просто для операций с этими понятиями у них другие инструменты, отличные от пресловутого числового ряда. В этом смысле было бы интересно узнать, представляют ли себе обычные европейские дети время и количество ещё до того, как им на глаза попадётся линейка.

Подготовлено по материалам Калифорнийского университета в Сан-Диего.

Источник Компьюлента

Биологические-страсти-и-социальная-чувственность

Иными словами, всё больше накапливается данных, что популярная картинка про соотношение биологического и социального (см. выше) неверна. В реальности обе «руки» — социальные воздействия, только одно — бывшее в прошлом, и интериоризованное, а ныне выступающее как свой собственный внутренний мотив, а второе — текущее, пришедшее только что. И они на пару лепят личность из «биологического», всё больше преобразуемого интериоризованным социальным, а потом управляют вылепленным, как всадник лошадью

Об авторе wolf_kitses