Об уважении к чувствам верующих и неверующих

Print PDF

В продолжение «защиты богоборчества«

 Виновных и жертв — поменять местами

 Социальная опасность религиозности как таковой

Добавлю, что снижение градуса религиозности в обществе, неблагоговение его перед религией полезно в первую очередь для самих верующих – именно среди них террористы убивают больше всего. Как преступники страдают от криминализации собственной среды обитания, так большинство жертв исламистов – мусульмане; не зря наиболее разумные из них выступают за то, чтобы своими руками призвать добровольных цензоров и оскорбляющихся к ответу.

Беда в том, что рост религиозности, с одной стороны, возможен лишь в обществе, считающем религию чем-то большим, чем частное дело, «уважающем» её, «охраняющем чувства верующих». Он идёт лишь усилием государства и общества (а без них чахнет), и никогда – силой собственно религиозных идей. А с другой, этот рост социально опасен – чем выше религиозность, тем сильней и неуязвимей фанатики, устанавливающие единомыслие и готовые убивать неверующих, не так верующих и пр.

Вера, сгущаясь и усиливаясь, начинает убивать

Так что про случившееся в Брюсселе можно лишь повторить сказанное осенью про аналогичную трагедию в Париже (ещё раньше – в Дижоне, Копенгагене, Тулузе, снова Париже, сегодня — над Египтом…), ибо здесь – новая реализация прежней схемы. Как только религиозность поднимется до некого предельного уровня, она в этот момент начнёт побуждать своих адептов к массовым убийствам инаковерующих и неверующих, также как в предшествующий ему — к созданию организаций, подготавливающих это событие путём пропаганды, собирания особо склонных, распределению обязанностей и пр. Исламисты, убивающие в Европе, на Ближнем Востоке и в Африке, здесь мало отличимы от правых христиан, убивающих в США; индуистов, убивающих мусульман и устанавливающих порядки «Хиндутвы» среди племён; «мирных» буддистов, убивающих иноверцев в Мьянме и пр.

Здесь религия смыкается с национализмом, адепты которого также естественным образом побуждаются к подавлению и убийствам «врагов нации» или критиков национализма. Но религия кровоядней, в силу универсальности и сверхценности идеи бога. Скажем, «Тигры освобождения Тамил Илама» практиковали, пожалуй, более страшный террор, но только в своей локальности.

Если террор мотивирован не национальными, а религиозными чувствами, он найдёт себе человеческую «подпитку» по всему миру. Увы, религиозность обычных людей, не террористов, имеет к нему прямое отношение – ибо толкает их собираться вместе, и подпитывать религиозность друг друга, одновременно практикуя обычаи, настраивающие их против инаковерующих и неверующих. При таком «саморазогревании» критический уровень, за которым начнутся преследования и убийства, рано или поздно будет превзойден. Поэтому важно «снижать градус горения» Просвещением и атеистической пропагандой, и использовать «охлаждающую» силу государства против фанатиков. Это выгодно всем, и верующим в первую очередь – см.выше.

В потенции социально опасна любая религия. Реализуется эта потенция или нет, зависит всего от двух факторов:

1) степени убеждённости мирных и законопослушных (на данный момент) адептов этой религии, что их собственная традиция должна возобладать над законами, восходящим к революциям 1789-1917, свободе-равенству-братству, т.е. фундаментализма. Понятно, что при отсутствии противодействия, связанного с традицией прогресса (пп.1-7), любая религия зарегулирует жизнь человека так, что личность его будет полностью стёрта, а социальное освобождение невозможно.

См. крайне характерный пакистанский – как и иранский — примеры. Или исследование экономической активности женщин в исламских странах; и в 1980-е годы, и сегодня большая исламизация страны при прочих равных  непропорционально сильно снижает экономическую активность женщин, чем консервирует бедность и отсталость общины на уровне, сравнимом с воздействием на эту страну мировой экономики и связанной с нею прелестей империализма/неоколониальной эксплуатации. И сегодня в исламском мире 82% населения считают справедливым побивание камнями женщины за супружескую измену, 77% одобряют отрубание кистей рук за воровство, 84% — казнь за переход из ислама в другую веру и т.д. (опрос Pew за 2.12.2010);

Здесь и далее источник — опрос Pew за 2.12.2010

2) готовности к силовым акциям ради цели 1), от психологического давления и травли до уличного насилия, к созданию для этого специальных организаций. В момент, когда крупный капитал вложится в эти последние, сочтя выгодными для себя, фундаменталисты фашизируются, как было в 1930-е годы в Австрии и Румынии, а сейчас – на Ближнем и Среднем Востоке. И «война фетв» между богословами ИГИЛ и «сирийской оппозиции», плавно переходящая во взаимный отстрел, однотипна с конфликтом «зелёнорубашеников» с «железногвардейцами» позавчера или властей Украины с «Правым Сектором» и рядом других коричневых групп сегодня.

Сегодня по этим критериям опасней всего ислам (и индуизм, но он локален и партикулярен, ислам же — универсалистская религия/идеология). Не потому что он плох или агрессивен сам по себе. Просто в отличие от «европейских» религий, христианства с иудаизмом, он не прошёл своего Просвещения, когда «гадину» если не раздавили, то придавили и зубы вырвали, и притязает на полный контроль человеческой жизни.

Он, не обинясь, считает атеизм преступлением, свободу исследования и свободу совести — развратом, а думающие иначе в данном сообществе загнаны в угол и заняли оборонительную позицию (в лучшем случае, в худшем преследуются клерикалами). Не случайно «наши», православные клерикалы считают идеалом положение религии в исламских странах (или в царской России).

См., например, британскую ситуацию:

«ожидания второго и третьего поколения иммигрантов значительно превышают их реальные возможности самореализации, что обуславливает общую агрессивность молодых мусульман и препятствует их полноценной интеграции. Растущую радикализацию приверженцев ислама в возрасте 16-24 лет — по сравнению с их родителями — выявило исследование, проведенное аналитическим агентством Populus по заказу общественной организации Policy Exchange, близкой к Консервативной партии Британии. Почти треть из 320 тыс. молодых мусульман считает необходимым введение на Британских островах законов шариата. Подобных взглядов в возрастной группе после 55 лет придерживаются около 17%. При этом 84% респондентов заявили, что с ними в Великобритании обращаются сносно.

Мусульманин, перешедший в другую религию, должен караться смертью, заявили 36% опрошенных молодых людей. Мусульман старшего возраста, разделяющих столь радикальные взгляды, существенно меньше — 19%. Наиболее наглядно различие во взглядах детей и родителей проявилось, по мнению авторов доклада, в отношении к хиджабу. 74% молодых приверженцев ислама считают предпочтительным ношение женщинами хиджаба. Среди представителей старшего поколения такой точки зрения придерживаются 28%. 13% мусульманской молодежи заявили, что восхищаются такими организациями, как Аль-Каида, - по сравнению с 3% в возрастной группе старше 55 лет. 58% всех опрошенных считают, что многие мировые проблемы являются результатом «наглой западной политики».

При этом осведомленность респондентов о происходящем в мире оставляет желать лучшего: лишь один из пяти знает, что Махмуд Аббас является президентом Палестинской автономии. Результаты опроса 1003 представителей мусульманской общины позволили исследователям констатировать «наличие конфликта в британском исламе — между умеренным большинством, которое приемлет нормы западной демократии, и растущим меньшинством с противоположными воззрениями»

Источник Demoscope.ru

В силу вышеописанного исламизация потомков иммигрантов в Европе оказывается сильнее, чем в странах исхода, и они, в свою очередь, исламизируют оставшихся там — как в Алжире с Тунисом.

А ведь освобождение от религии — первая и обязательная стадия общественного прогресса, залог и гарантия необратимости всех прочих: и возможности действий коммунистического/рабочего движения, и наступления на «свободу предпринимательства», и освобождения женщин. Неслучайно Бородачи писали, что критика религии – исходный пункт всякой критики, социальной в первую очередь, ведь религиозность делает людей нечувствительными к бедности, угнетению и т.д. социальным язвам, отталкивает от попыток их преодолевать, почему не способствует процветанию общества.

Поэтому социальные условия, порождающие фундаментализм, исламский/индуистский особенно, можно ослабить, а тем более ликвидировать, только в рамках борьбы с религией, а никак не помимо неё. Как это делали большевики в Средней Азии, за что их клянут нынешние «демократические левые» в Европе, см. «Помнить о худжуме» и плакаты, пропагандирующие новую жизнь среди мусульман СССР. А противоположный вектор развития описан в романе Афар Назизи «Гэтсби».

И когда вроде бы левые, прогрессисты, даже коммунисты в странах Запада как бы ради «борьбы с исламофобией» отказываются от развенчания предрассудков этой религии¹ (тем более — защищают её традиции, т.е. способы вязать и удерживать людей), они фактически расписываются в том, что считают европейских, магрибинских, левантийских, африканских мусульман органически связанными и с этими предрассудками, и с варварами и убийцами «из их среды», берущими эти последние руководством к действию. Т.е. калькируют белых расистов и правых, утверждающих то же самое, но на негативном эмоциональном фоне. Характерно, что их единомышленники в странах Магриба-Леванта-Среднего Востока от этого страдают и этим недовольны. См. «Поддержка крайне правых во имя антиимпериализма — это преступление» и «Мультикультурализм и культурный релятивизм».

Исламизм, как показывают разные авторы, от великого Самира Амина до безвестного блоггера, это современный фашизм, только в другой, непривычной нам культуре, поэтому нам плохо видно родство с европейскими неонаци. Определённый градус религиозности ему также необходим, как и патриотизм с болью от унижений империализма— вполне настоящей, способной вызвать сочувствие левых (как некогда наци и другие, от «национал-большевиков» до фёлькише, амальгамировали боль от унижений Версаля со своими идеями). Это верно для всех правых идеологий, а поскольку эти правые «ультра» — то чем больше данных ингредиентов, тем лучше. Как говорила Ульрика Мария Майнхоф «Бог, Родина, собственность, патриотизм — под этим ж любой фашист подпишется».

К обычно любимым левыми ХАМАСу и Хизб’алле это относится точно в той же степени, что к салафитам, «Братьям-мусульманам» ли ИГИЛ. Не случайно первые всяко приветствовали свержение прогрессивного режима Каддафи, а боевики ХАМАС участвовали в подавлении левых с рабочими в Порт-Саиде, Суэце, Александрии. И наоборот, идеология вторых активно распространяется в зоне контроля/влияния первых, от Газы и юга Ливана до Турции.

Понятно, что желая уменьшить риск от соответствующих идей, первым делом надо снижать градус обоих подпитывающих их чувств — показывая их ложность, социальную опасность, и всяко деконструируя, хотя сами по себе они выглядят прилично. Особенно патриотизм — почему А.А.Любищев называл его опаснейшей из добродетелей; но к религиозности это относится ещё больше.

Без эмансипации от религии социального освобождения не будет

Хотя сама по себе религиозность вроде бы «выглядят прилично» (благодаря многовековой традиции «уважения» к этого рода предрассудку) и прямой опасностью не кажется, странен был бы коммунист, который во всех этих случаях вместо снижения «градуса» чувств, опасных его движению и обществу в целом, подливал бы масла в огонь, говоря об их «народности», или «законности» или «безопасности». Пока религия не дискредитирована настолько, что оказывается частным дело, пока притязает на социальную деятельность, правые и ультраправые выводы из неё в условиях массового недовольства обязательно победят. К ним примкнуть психологически легче: в части «недовольства происходящим» они выставляют себя наибольшими радикалами, будучи неизменно консервативны по части «что делать»; в общественном устройстве менять ничего не надо, наоборот, надо защищать традицию — скажем, приведённую выше тетраду.

Поэтому социалистам и коммунистам в равной мере надо противостоять исламистским концепциям и показывать социальную опасность религиозности как таковой, её несовместность с прогрессом (особенно исламской, как самой сильной на сегодня). Благодушие здесь недопустимо

Всё это верно относительно любой религии. И главное зло — не в мусульманах (христианах, индусах) как людях определённой нации и культуры; утверждать сие — это исламо- и прочая фобия. Главное зло — во владеющей их сознанием идее бога (своего рода «вирусу мозга», если следовать идее Терренса Дикона про язык, тем более что религия — это тоже язык; обслуживающий ненависть и разделение). Её национальные оболочки и местные особенности функционирования мешают разглядеть общность связанной с ней социальной опасности, о чём очень жалел родоначальник бенгальского Возрождения Раммохан Рай (именно он — не англичане — добился отмены сати).

Поэтому правильная реакция левых и прогресистов — дискредитация религии, снижение религиозности в соответствующих общинах, и — самое главное сейчас — поддержка тех, кто внутри них бросает вызов религии — феминисткам, бывшим мусульманам (увы, местные левые часто их предают по той — сугубо расистской — причине, что описана выше). Тем более что фундаменталисты (в первую очередь исламские) давно ведут свою войну против секуляризма и атеизма, во всех странах, где сколько-нибудь сильны: Алжир, Египет, Бангладеш, Пакистан, Палестина… да и в Европе давно уже. Поскольку понимают куда лучше левых, что без освобождения от религии ширнармасс никакого прогресса не будет.

А реагировать на исламофобию справа исламофилией слева — прямое предательство социального освобождения и левых идей, нужно помочь мусульманам Европы (также как верующим из «коренных») освободиться от религиозных предрассудков как минимум в той же степени, что принята в их собственной среде. Иначе возможен такой позор, когда исламизация Туниса или Алжира в 1980-90-е на равных осуществляется работающими во Франции родственниками местных жителей и саудовскими проповедниками/передачами/моджахедами, уехавшими в Афган.

И когда появляются массовые убийства вроде кенийского, нигерийского, парижского и брюссельского — уже поздно анализировать социально-экономические корни подъёма религиозности или рассказывать, что это «ответка» за «разрушение империализмом данной страны». В лучшем случае это отговорки, связанные с неумением/нежеланием бороться с религией, в худшей — просто предательство собственных принципов ради эмоционально понятных симпатий к угнетённым ли, антипатий ли к империализму — всё едино. Поскольку в данный момент анализировать базис уже поздно: идеи, овладевшие массами, стали материальной силой, надстройка обрела собственное бытие и каналы воспроизводства и оказывает обратное влияние на базис. Диалектика рулит. Поэтому надо противодействовать непосредственно религиозным идеям — без этого никакие социально-экономические мероприятия, способные одолеть предрассудки, не будут действенны и попросту не начнутся. Что понимали большевики, начиная худжум и другие преобразования, бьющие в первую очередь по тем формам зависимости, что освящает религия, не обращая внимание выдать их за «национальную самобытность».

Примечания