От «энергетического поворота» к угрозе биоразнообразию — о положении с охраной птиц в Германии

Print PDF

Известный афоризм, что прогресс при капитализме уподобляется «тому отвратительному языческому идолу, который не желал пить нектар иначе, как из черепа убитого», верен и посейчас. Когда его инструментами (привлечение бизнеса, микрокредитование, оценка эффективности проекта о окупаемости вложений) используют для решения экологических и социальных проблем, лекарство оказывается хуже болезни — выигрыш с трудом различим, ущерб долговременен и значителен. Один из примеров в этом ряду  — реализуемый в 2007 г. в ФРГ т.н. «энергетический поворот«, предпринятый (если верить декларациям) ради «охраны климата» и перехода к использованию «зелёной энергии». Однако реализуется он бизнес-средствами, и подчинён рыночным критериям эффективности, из-за чего ударил по массовым, самым обычным видам птиц ФРГ (и большинству редких), грозит ликвидировать их местообитания, а агроландшафт сделать безжизненным. Об этом — приведённый ниже перевод статьи восточногерманского орнитолога Мартина Фладе в журнале Vögelwelt, за которую он получил премию Немецкого орнитологического общества (Deutsche Ornithologische Gesellschaft, DO-G) имени Ганса Лёрля за 2013 г.

«1. «Парадные примеры» охраны природы: история успеха

Да, есть позитивные примеры успешной охраны природы в ФРГ [в ГДР было больше, часть утрачена после аншлюсса].

Общая численность скопы и орлана — белохвоста благодаря принятым мерам по интенсивной охране местообитаний и собственно этих видов в значительностьй степени восстановилась и растёт дальше. Волк снова постоянно обитает в Восточной Германии и с недавних пор в нижней Саксонии, распространяясь из них в новые районы, несмотря на противодействие охотничьего сообщества. Серый журавль — благодаря охране гнездовых биотопов и благоприятствующим ему переменам культурного ландшафта, делающим его кормовым биотопом для журавлей — стал настолько обычен, каким вероятно не был никогда и вычеркнут из Красной книги. Снова ставший повсеместно многочисленным (в т.ч. искусственно поселённый) бобр в ряде районов уже стал заметной проблемой, за это время восстановилась численность дрофы в Бранденбурге — благодаря весьма затратной программе охраны — в последние 15 лет почти удвоилась.

Сокол-сапсан, вымерший в 1970-е (и в первую очередь популяции, гнездившиеся на деревьях), благодаря обширной программе восстановления численности с реинтродукцией в Южной Германии и среднегорье, сейчас гнездится даже на низменностях северо-востока, и популяция, гнездящаяся на деревьях, растёт. Отчасти благодаря успешным программам охраны этих видов в ФРГ стало возможно возвращение этих видов в ранее оставленные ими части ареала в других районах Европы. Эти многолетние «иконы» охраны [редких] видов благодаря успешным охранным мероприятия снова на подъёме и дают основания полагать что охраны природы в ФРГ в области охраны видов — это история беспримерных успехов. Но увы, увы, всё сильно наоборот.

2. Цели охраны биоразнообразия отодвинуты в сторону [«климатической политикой]

Недавние результаты многолетнего мониторинга обычных видов птиц в ФРГ показывают говорят нам совсем о другом: целям охраны биоразнообразия ставится всё больше барьеров (а достигнутые результаты всё больше уничтожаются) нервными шараханьями в климатической, энергетической и с/х политике. В случае птиц это сравнительно хорошо показывает долговременнкая динамика популяций разных видов. Здесь имеются данные мониторинговой программы, производимой с 1990 г. для обоих Германий под «зонтиком» общества немецких орнитологов-фаунистов (DDA, Dachverband Deutscher Avifaunisten), на основе работ картированию [гнездования видов], производимой на общественных началах и уже 8 лет как поддерживаемой как федеральными средствами, так и благодаря соглашениям федерации и земель о поддержке мониторинга. Окончательное подведение его итогов за период с 1991 г. для 115 главнейших [обычных] видов гнездовой авифауны ФРГ показывает драматичнейшую картину: на 23 вида с долговременным трендом в сторону повышения (рост численности/расширение ареала) приходится 51 вид, сокращающий численность и сужающий ареал. Иными словами, почти половина видовых популяций показывает устойчивый спад!

3. Опустошённый сельхозландшафт

Особенно драматически ухудшилось положение обычных гнездящихся видов с/х ландшафта и это [ухудшение] ещё раз обострилось после «поворота к возобновляемой энергетике» в 2007 г. «Решающий удар» был нанесён Законом о возобновляемой энергии (EEG, Erneuerbare Energien-Gesetz) вследствие которого пошло формированное развитие плантаций биотоплива, в основном кукурузы. Что привело, вместе с остановкой осенью 2007 г. программ резервирования с/х земель ЕС [крайне важных для сохранения биоразнообразия, в т.ч. птиц], откуда последовало резкое сокращение площадей паров, также как в некоторых землях — ещё и к сокращению площадей под многолетними травами. Пока эти местообитания были широко распространены (в 1990е в б.ГДР они составляли до 20% площади с/х угодий, рис. 3), они поддерживали устойчивость популяций таких уязвимых видов, как полевой жаворонок, перепел, овсянки обыкновенная и просянка, луговой чекан.

На полях кукурузы, выращиваемой по интенсивным технологиям, полевые птицы просто не могут существовать, поскольку главнейшие агротехнические обработки совпадают с сезоном размножения, и они позднее [после уборки] просто не могут себе найти здесь какой-л. пищи. Поля, отведённые под посевы кукурузы, в апреле-мае регулярно опрыскивают гербицидом раундап, губящим всю прочую растительность, перекапывают и снова засевают стойкой к нему ГМ-кукурузой. Плюс молодые растения кукурузы экстремально быстро растут вверх и слишком высоки и слишком плотно смыкаются [для нормального использования птицами с/хугодий].

Если соотношение площадей между парами и залежами, с одной стороны, и полями ГМ-кукурузы, с другой, в середине 1990-х гг. был примерно 1:1 по всей ФРГ, а на востоке — доходил аж до 2:1, то сейчас он едва составляет 1:20 (рис. 3). Если к первым приплюсовать постепенно распространяющиеся участки «органического с/х», ещё в 2004 г. описанная пропорция составляла 1:1, в то время как ныне — 1:2,5.

Реакция птиц на эти сдвиги была драматической. Из 30 обычных видов птиц [состояние которых отслеживалось помянутым мониторингом], только 4 смогли «удержать» прежний уровень численности и ареал — фазан, жёлтая трясогузка, серая и чёрная вороны. Популяции остальных начали сокращаться, самое позднее с 2007 г., хотя до этого устойчиво росли: у ряда видов устойчиво росли на протяжении более длительного периода, с начала 1970-х гг., — таковы коноплянка, чибис и серая куропатка, другие с конца 1990-х гг., как полевой жаворонок, обыкновенная овсянка и жулан, и многие другие, кто особенно выиграл от консервации с/х земель в бывшей ГДР. Аграрный поворот 2007 г. всё это обрубил.

К последней группе принадлежат лесной жаворонок-юла, перепел, садовая овсянка, овсянка-просянка. Популяции двух последних видов в Западной и Восточной Германии менялись противоположным образом: в первой постепенное сокращение, во второй — быстрый рост до 2007, дающий общее приращение численности для ФРГ в целом, с 2007 г. повсеместное сокращение.

Благоприятные тренды популяционной динамики — лишь у единичных видов из категории не обычных, а редких, чьи места гнездования поддерживаются дорогостоящими охранными мерами и защищаются от вышеописанных трансформаций ландшафта, вроде лугового луня Circus pygargus и в отдельных местах большого кроншнепа Numenius arquata [почему стать столь же обыкновенными, как в Европейской России, они заведомо не могут]. Или дрофы, чья численность дополнительно держится искусственным разведением и реинтродукцией.

Можно ли до сих пор заносить охрану природы в ФРГ в разряд «успехов», если в опустошённом, сверхэксплуатируемом, биологически обеднённом с/х ландшафте устойчивость обеспечена лишь некоторым видам, бывшим под угрозой исчезновения, где защищается каждое отдельное гнездо, в то время как множество других (ранее) повсеместно распространённых видов сокращаются буквально на глазах?

Не имея ничего против охраны (отдельных) видов, но надо же по крайней мере в политике и информационно-просветительских мероприятиях, что (благополучное) состояние отдельных видов вырвано из контекста, и взгляд на общие тенденции развития [в деле охраны природы] меняет знак происходящего на обратный.

4. Негативные изменения [наблюдаются] также в лесах

Всё же как и в других группах птиц, происходящее с дендрофильной авифауной мало обнадёживает. В то время как ситуация с околоводными и водоплавающими птицами представляется наиболее благоприятной (5 видов из категории обычных сокращаются по всей стране, 7 видов растут, 13 стабильны) баланс в остальных «средах обитания» негативен. В том числе и среди лесных птиц: если ещё недавно (начало 2000-х) рост популяций одних видов и сокращение других были уравновешены как чашки весов, а обилие большинства обычных видов слабо отличалось между собой, то ныне картина меняется в худшую сторону (рис. 7).

Сегодня в лесах 21 сокращающемуся виду противостоит 13 прирастающих, и только 20 сохраняли устойчивость в описанный период. Причины подобного поворота можно только предполагать: наряду с изменением интенсивности и частоты урожаев важных для птиц пород (ель, сосна, дуб, бук, и пр.) [особо существенных для таких многочисленных видов, как синицы Parus spp., зяблик Fringilla coelebs, поползень и большой пёстрый дятел], масштабное сокращение орнитофауны прежде всего надо считать следствием интенсификации использования лесов. Последнее резко увеличивает использования древесины для производства энергии, в т.ч. вынос из леса сушняка и т. д. мёртвой древесины [что сильно ухудшает качество леса как местообитания для всех групп биоты, см. И. Хански «Ускользающий мир». Экологические последствия утраты местообитаний. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2010.]. Одновременно с этим многие земельные управления лесами всё больше переориентируются в своей работе на прибыль (приватизируются или функционируют как коммерческие предприятия), что всегда ухудшает качество леса как местообитания.

5. Обедневшие деревни

К тому же это ещё не всё: наиболее сильное сокращение [в ФРГ] демонстрируют «традиционные синантропы», обычные виды городов и деревень — ласточки деревенская и городская, чёрный стриж, воробьи домовый и полевой, горихвостки обыкновенная и чернушка и пр. В этой группе сокращаются 14 из 20 видов! Наиболее негативная динамика состояния наблюдается в б.ГДР — не потому что условия жизни птиц в населённых пунктах здесь хуже всего, но потому что до аншлюсса они были существенно лучше, и «есть откуда падать». [Пришедшие с капитализмом] уплотнительная застройка, джентрификация городских кварталов, рост доли запечатанных и переуплотнённых грунтов в связи с развитием автозависимости в городах б.ГДР [См. пример губительного воздействия этих факторов на домового воробья в Англии и С. Америке], также как преобразование деревень с преимущественно крестьянским населением, выращиванием овощей, окружённых плодовыми садами в чистенькие спальные районы города с твёрдым покрытием дорожек, коротко стриженными газонами и «выставленными напоказ» хвойными деревьями из ассортимента, что подешевле, ближайшего садоводческого магазина. Скот содержится только в крупных и «герметичных» животноводческих комплексах. Всё происходит, как ранее случилось в Западной Германии, в б.ГДР этот процесс ещё в полном разгаре.

Особенно сокращаются также популяции видов — дальних мигрантов, зимующих южнее Сахары. Это указывает на изменение [в сторону ухудшения] ситуации на африканских зимовках из-за все более и более интенсивного сельскохозяйственного использования, изменений климата, ведущих к учащению засух [в последние 10-20 лет участившихся в восточной части Сахеля, вместо западной, как было раньше], роста населения, сопряжённого с перевыпасом, использования давно запрещённых в Европе пестицидов.

 

6. «Больше» часто значит «больше не выдержать»: ветровая энергия

Надо указать и на другие проблемы, обострившиеся из-за «энергетического поворота» (обобщённую оценку конфликтной ситуации см. DRV & DDA 2012 ). Число ветряков в Бранденбурге достигло 3200, что достаточно много чтобы (согласно расчётам моделей популяционной динамики), чтобы дальнейшее существование глобально угрожаемого вида — красного коршуна — не было обеспечено. Около 300 коршунов — примерно 3% всей популяции — ежегодно гибнут от несчастных случаев при столкновении с роторами; это значит, что предел, который популяция ещё может компенсировать, достигнут или уже перейдён. Однако всё новые парки ветряков одобрены и запланированы к строительству! Также вид, находящийся под наибольшей угрозой уничтожения — малый подорлик страдает от ветровых турбин (Langgemach & Meyburg 2011). Прямо скажем, этот вид попал в жернова «энергетического поворота» как никакой другой: из леса его гонит (или ухудшает условия существования) растущая интенсификация лесопользования, места сбора корма — примыкающие к лесам постоянные пастбища и пустоши — ликвидируются, превращаясь в поля кукурузы. Орлам приходится удлинять путь от гнёзд в лесу к оставшимся подходящим местам кормления, а он ещё делается небезопасным от ветряков (и кормовые биотопы они вытесняют тоже). В ландшафте, производящем возобновляемую энергию, уже нет места для «померанского орла».

Что делать — требования к энергетической политике в свете охраны биоразнообразия

• Приоритетное госфинансирование — экономии энергии и энергетической эффективности [а не строительству новых установок — или закладке полей — где эта энергия производится. Правда, капиталистическая экономика через присущий ей парадокс Джевонса умеет обратить этот плюс в минус.]

• Поставить пределы расширению полей под кукурузу на биотопливо, как можно скорей ограничить этот процесс и обратить вспять, заместив кукурузу лучшими и уже испытанными субстратами [для производства энергии] — из биогенных отходов, пожнивных остатков, биомассы торфяников и пр. отходов природобустройства [так или иначе происходящего в рамках с/х, строительcтва и пр.], создание [пусть для той же цели] смешанных посевов и т. д. альтернативных культур, в том числе многолетних трав.

• Экологическая реставрация с/х ландшафта — направленное создание местообитаний, компенсирующих негативные изменения (залежи, травянистые обочины полей и дорог, вообще экстенсивно используемые площади), их общая площадь должна быть не ниже, чем кукурузных полей!

• Остановить рост ветроэнергетики! Тщательно контролировать выбор расположения каждого агрегата, оно должно иметь предпосылки [реальные нужды в энергии], а условие установки — безопасность конкретных угрожаемых видов [за которые энергетики несут ответственность]. Не увеличивать числа установок, если достигнута предельная нагрузка для какого-то из конкретных видов — как для красного коршуна в Бранденбурге.

• Развивать относительное неконфликтующее с сохранением биоразнообразия использование солнечной энергии и, возможно, геотермальной энергии, до тех пор пока можно панелями солнечных батарей занимать малоценные местообитания и/или бэдленды, скажем, песчаные дюны и вересковые пустоши в Бранденбурге

• Определить пределы экологической нагрузки для видов и производств, разработать механизмы регулирования

«Охрана климата» и энергетическая политика как главные угрозы биологическому разнообразию в ФРГ

В целом мы должны сделать горький вывод, что влияние самого изменения климата на биоразнообразие пока обнаруживается слабо [за исключением, правда, негативных трендов у зимующих в Африке дальних мигрантов, о чём автор подзабывает], а вот влияние «климатической» и «энергетической» политики подвести горький итог [поскольку это делается в рамках капитализма и его средствами; не менее токсичны попытки решения таким способом решать социальные проблемы].

Конечно, долговременное воздействие изменений климата на биоразнообразие сейчас трудно оценить, вполне возможно, оно разрушительное [накапливается всё больше примеров угроз разрушений экосистем и вымирания видов от этих процессов, тогда как позитивных примеров приспособления видов или сообществ, либо «репарации» прежних нарушений под действием тех же процессов на 1-2 порядка меньше. Что сильно не радует.].

Объявленная цель ЕС — остановить сокращение биоразнообразия к 2020 году — в настоящее время недостижима. Профессор экономики из Ольденбурга Нико Пех уточняет суть дилеммы:

«То что сегодня происходит не столько во имя защиты климата, сколько во имя «зелёного роста» [т. е. прибыли бизнеса], представляет собой, я бы сказал, амок, направленный против дикой природы и последних прибежищ экологического разума» (из документального фильма «Климатические преступления — разрушение окружающей среды во имя «охраны климата» Ульриха Энгельманна).

Под покровом «охраны климата» наносится огромный ущерб дикой природе не только у нас, но и во многих странах «третьего мира». Можно вспомнить пример со строительством огромных плотин для гидроэлектростанций в бассейне Амазонки или уничтожения тропических лесов ради плантаций масличных пальм в Индонезии. Возможно, в их первоначальном намерении благонамеренные, но не мнимым в его далеко идущие последствия для конечных финансовых стимулов, установленных на получение прибыли импульс перехода, который затем тормозить с трудом. Исходные намерения, возможно, были благие, но их общемировые последствия, но не до конца продуманные [скорее, направленно пролоббированные] финансовые стимулы привели к тому, что их развитие получило собственную динамику, связанную только с извлечением прибыли, которую уже не знают, как затормозить. [Точь-в-точь, как это описано в модели Медоузов] вместо того, чтобы вознаграждать экономию и эффективность использования энергии, так называемая «зелёная энергия» продолжает прежний рост [опасного для природы] энергетического производства, просто переносит его в другую область, уже вышедшую из — под контроля и наносящую экосистемам и биоразнообразию большой ущерб.

8. Требования другой климатической, энергетической и природоохранной политики

Прежде всего был был упущен момент, чтобы своевременно определить пределы нагрузки и создать механизмы контроля/регулирования в случае превышения (ср. DRV & DDA 2012). Упущена возможность разработать общую концепцию, оценивающую потребность (в энергии) и возможности задействовать все имеющиеся источники энергии в условиях ограниченных ресурсов и экологических рисков. В этом контексте, например, следовало бы спросить:
• Сколько ветряков во внутренних районах ФРГ выдержат популяции красного коршуна и малого подорлика? Какие районы должны быть от них свободны (чтобы эти виды могли существовать)?
• Какой верхний предел числа (или размещения) ветряков на побережье, чтобы они не угрожали зимовкам уязвимых видов, таких как морянка Clangula hyemalis, турпан Melanitta fusca, или морских млекопитающих в Балтийском море? Или зимующие в немецкой бухте чернозобые гагары Gavia stellata?

• Какие районы с большой концентрацией птиц должны быть свободны от новых ЛЭП?

Как много залежей и других экологически эффективных местообитаний потребуется, чтобы компенсировать [негативный] эффект растущих маисовых полей? Как действенно ограничить их расширение?
• Какие инструменты необходимы, чтобы предотвратить ухудшения состояния ООПТ и орнитологических заказников, находящихся в с/х ландшафте, вследствие «Энергетического поворота»?
• Как эффективно противостоять дальнейшему росту тяготения к «энергетическим культурам» в с/х?
• Сколько старых деревьев (или «ядерных зон», где не убирается сухостой) нужно нашим лесам, чтобы им не причиняло вреда усиление использования древесины на топливо?

• Как мы можем гарантировать, что тропические леса не будут всё чаще оказываться жертвами производства стать жертвой в значительной степени производства биотоплива? И так далее.
Все эти вопросы даже не поставлены, но мы с громовым «ура!» бросились в «зелёную энергию».

Многие считали, что если мы быстро перейдём на возобновляемые источники энергии, то сможем сохранить прежний образ жизни и уровень потребления без изменений. Серьёзность этой ошибки мы видим всё явственней. Если мы быстро не перестанем «жить не по средствам» [в смысле предельной ёмкости экосистем ФРГ], столкнёмся с разрушительными последствиями для экосистем и биоразнообразия даже без атомной энергетики и ископаемого топлива. Для более сотни обычных видов нашей гнездовой авифауны мы не можем ни реализовать специальных программ по охране и воспроизводству, ни выделить специально для них охраняемые территории [их надо сохранять в ландшафте, эксплуатируемом «в обычном режиме», и этот последний должен быть совместим с выживанием этих видов на обычном уровне численности], подобные реализуемым в случае видов-«флагманов». Нужно более принципиальное изменение курса, отход от парадигмы экономического роста, как это советуют и известные экономисты ((z. B. Jackson 2009, Paech 2012; обзор в in Adler & Schachtschneider 2010) совершенно необходим и должен быть прямо потребован ради охраны природы.

Драматическая ситуация с нашей орнитофауной, а также положение всей флоры и фауны ясно показывает: продолжение роста на основе «новой зелёной экономики» это иллюзия, и тупик, [уход] в который быстро перейдёт все пределы антропогенной нагрузки на природу. Не может быть безграничного роста в конечной планете.

[Сделаю] постскриптум, даже рискуя, что это звучит морализаторски: кстати, в этом контексте следует критически отнестись к инфляционному увеличению поездок [западных] бёрдвотчеров по миру. Нехорошо выглядит, когда мы, орнитологи, жалуемся на сокращение разных видов птиц, обусловленное энергетической политикой, и одновременно, благодаря низким тарифам на авиаперелёты, доступным почти для любого бюджета, безудержны в орнитологическом туризме, в ходе которого «потребляем природу» третьего мира и увеличиваем свой экологический след. Одно с другим не стыкуется!

Скорее, мы должны бороться за то, чтобы ландшафт оставался «пригодным местом» для жизни, или с другой стороны — чтобы мы не «экспортировали», прямо или косвенно, наши проблемы с дикой природой и окружающей средой в дальние страны (благодаря птицефабрикам и импорту кормов около четверти «сельхозугодий» ФРГ «располагаются» в Южной Америке и других странах третьего мира). Культура «меньше значит больше» очевидно необходима и безотлагательна, без этого природу не сохранишь.

Vogelwelt. 2012. V.133. S.149-158.