ГЛАВА 29. О браке.
…Браки заключаются почти у всех народов Сибири при посредстве родителей или, если их нет, то ближайших родственников, заменяющих родителей. Так, отец выбирает невесту своему сыну, или старший брат младшему, или дядя племяннику, и они должны быть довольны этим выбором.
Прежде всего, имеет место основополагающий принцип, что не только у народов, исповедующих магометанскую религию, но и у тех, которые исповедуют религию тангутскую, а также у всех язычников разрешается одновременно иметь в браке более одной жены. Но все же с той разницей, что в магометанской религии число жен не может превышать четырех, и за этот предел по закону переходить не полагается, у других же народов это остается неопределенным.
Тем не менее, ни один народ обычно не доходит в числе жен до четырех. Я видел лишь один пример среди казанских татар, что у мужчины было 4 жены; я также слышал в Якутске, что недавно у одного якута будто бы было столько же жен. Обычно же бывает самое большее по две–три жены, а у большинства – не более, чем одна.
Ибо иметь две или три жены – это уже является признаком очень богатого человека. Согласно магометанскому закону, если муж хочет взять вторую или третью жену, то это может быть сделано только с согласия первой жены, однако этот закон соблюдается не всегда.
У камашинцев, тайгинцев и так далее теперь, вследствие их бедности, не бывает более одной жены. Раньше жен у них было больше. Сватовство осуществляет отец или ближайший родственник жениха. Если он не получает отрицательного ответа в первый же раз, а ему говорят, что еще подумают, или его уже обнадеживают, то он приходит вторично, берет с собой немного мяса, сараны , табаку или еще чего-нибудь, что у него есть, преподносит это отцу невесты или тому, кто его заменяет. Если тот примет эти подарки или что-либо из них, или наполненную табаком и зажженную трубку, поест мяса или покурит табаку, то это равносильно согласию, и тогда они еще только договариваются о калыме. Калым состоит по большей части из убитых диких животных – лосей, благородных оленей, косуль, медведей и так далее – со шкурой и мясом. Тайгинцы за хорошую невесту дают также домашних оленей, у кого они есть, до 5–10 оленей, или других убитых животных. При свадьбах – никаких обрядов. Только когда забирают невесту, то опять делаются подарки отцу невесты.
С невестой спят до свадьбы – как только состоится помолвка и уплачена часть калыма. Но если невеста забеременела, то со свадьбой очень спешат. Считается позором, если невеста родит в юрте отца. В первую брачную ночь со стороны жениха не допускается никакого насилия. Вдовы выходят замуж таким же образом. Не полагается приводить невесту к жениху насильно. Они избегают браков со многими родственниками, с которыми обыкновенно разрешается вступать в брак. Например, они не женятся на мачехе, на сестре матери, два брата не женятся на двух сестрах и так далее.
Приданое состоит из одежды , бересты на юрту, котлов и прочей домашней утвари. У татар в Красноярском уезде сватовство происходит таким же образом, как и у камасинцев. Они кроме табака, мяса и сараны берут с собой для отца невесты еще и водку, и принято, чтобы при этом торжественном сватовстве присутствовали жених со своим отцом и ближайшими родственниками.
Если я ранее сказал, что брак заключают родители или ближайшие родственники, то при этом имеется в виду лишь первый брак. Как только сын женился, он уже не во власти отца и при последующих браках он может поступать по своему усмотрению. У якутов бывает иногда, что родители, в особенности старые люди, женят своих детей даже когда они еще совсем маленькие. Они тогда держат этих детей, пока они не достигнут возмужалого возраста, у себя в жилище, чтобы иметь от молодой пары развлечение и утешение в старости. Однако больше ни у одного народа я об этом не слышал.
Хотя помолвки, когда и жених, и невеста еще несовершеннолетние, иногда имеют место и у других народов. А иногда, говорят, бывает даже и так, что родители договариваются о женитьбе в будущем еще не родившихся детей. Однако повсеместно лишь половая зрелость является условием действительного брака, который без этого не может иметь места, и по большей части принято ждать до тех пор, пока обе стороны с годами не окрепнут достаточно телом, и не приобретут опыт, который позволит им с пользой вести хозяйство. Ибо сноровка во всяческой домашней работе является необходимым качеством жены. Хотя на красоту они также обращают внимание, но не в такой степени. У инбацких остяков на Енисее бывает часто, что девочки от 5–7 до 10 лет выдаются замуж за мальчиков, как такого же возраста, так и старше. Иногда же маленькому мальчику дают жену 15–20 лет. Я видел, например, мальчика 16 лет с женой 7 лет, который уже несколько раз спал с нею.
Во всей Сибири, да почти и во всей Азии, является общепринятым, чтобы жених как бы покупал свою невесту. Цена, которая уплачивается за невесту, на татарском языке называется Kalun или Kalum, и этим же словом пользуются для ее обозначения и в русском языке. Shaw Voyages de la Barbarie et du Levant рассказывает то же и об алжирцах, у которых калым называется Saddock
У магометанских татар в Тобольском, Тюменском и Томском уездах калым обусловливается по его стоимости в деньгах, но выплачивается другими вещами согласно договору. Так же и у остяков, но у них из-за их бедности калым редко превышает 5–10 рублей, тогда как у указанных татар за красивую и богатую невесту из знатного рода платят до 30–50 рублей. Остяки на Енисее после крещения уплачивают лишь незначительный калым одеждой из китайки или ситцем на рубашки, который они подносят родителям невесты.
Лесные тунгусы платят калым оленями – от 10 до 20 оленей за невесту. Самоеды, юкагиры, коряки и чукчи также платят калым оленями, и чем богаче народ оленями, тем выше у него и стоимость калыма. Самоеды от 10 до 30, юраки до 50 и 100 оленей. Если калым составляет 10 голов, то ответный дар, или приданое, составляет 3 оленя, с 20 – 6 оленей, с 30 – 10 оленей и так далее. Это называется по-самоедски Ngennudonna.
Брацкие [буряты], монголы, калмыки и якуты, а также живущие в степях красноярские и кузнецкие татары уплачивают калым лошадьми, рогатым скотом и овцами – также в соответствии со своим достатком. Татары женятся и выдают своих дочерей и с калымом, и без калыма (Chalung). В последнем случае, если муж недоволен своей женой, он не может ее продать, а должен отпустить со всем ее приданым, и она возвращается обратно к своим родным, но детей он оставляет у себя. Наивысший калым состоит из 30 голов скота, наполовину лошадьми, наполовину рогатым скотом. Из 10 голов лошадей одна должна быть полноценной лошадью, остальные могут быть жеребцами, кобылами, меринами, жеребятами любого достоинства и возраста. Жеребая кобыла считается за двух лошадей. Среди скота иногда дают и овец, а именно, по 2 за одну голову крупного рогатого скота. Приданое невесты (Entschi) иногда составляет половину калыма, иногда меньше, иногда больше, смотря по тому, насколько человек богат, сколько имеет детей и насколько сильно любит дочь.
Если отец уплачивает калым за своего сына, то это является его обзаведением, и он больше ничего не получает впридачу. Все, что относится к домашнему хозяйству, должна принести с собой невеста, если ее родители в состоянии сделать это и за нее заплатили большой калым. Невесте дается также различный скот или олени, в зависимости от богатства и обстоятельств каждого народа.
Обыкновенно приданое невесты составляет около половины калыма; но иногда, если отец очень любит свою дочь или у него нет сыновей, о которых ему надо заботиться, и вообще он может сам всем распоряжаться , то он дает ей в приданое по стоимости столько, что это полностью покрывает калым или даже его превышает. Крайне редко бывает, чтобы невеста пришла к жениху без соответствующего приданого. Если же это случается, то это есть признак или крайней бедности, или исключительной скупости.
Согласно повсеместно распространенному обычаю, всякий отец невесты не обязан давать ей какое-либо определенное приданое. Каждый имеет право дать дочери так много или мало, сколько он хочет, не считаясь с размерами калыма, будь он даже очень высок по цене. Ибо они смотрят на выданье невесты действительно как на торговую сделку, и поэтому полагают, что жених в лице своей невесты получает достаточное возмещение за калым. А потому бедные люди считают себя более счастливыми, если у них много дочерей, чем, если бы у них было много сыновей, поскольку в первом случае они могут что-то получить от продажи дочерей, во втором же сыновья, когда они захотят их женить, еще и сами введут их в расходы.
Однако все же не всегда необходимо, чтобы за невесту уплачивался калым натурой. Если две семьи, которые желают вступить между собой брачный договор, имеют как сыновей, так и дочерей, то вместо калыма они договариваются так, что обменивают невесту на невесту из одной семьи в другую, без уплаты какого-либо калыма. Так, например, отец отдает свою дочь за брата невесты своего сына; или брат выдает свою сестру и получает за это в жены сестру своего нового зятя. Этот род калыма особенно в ходу у тунгусов.
У камчадалов и курилов имеется особый обычай, заключающийся в том, что они вместо калыма должны отслужить несколько лет за невесту, которую желают. Жених предлагает свои услуги отцу или ближайшим родственникам своей желанной девушки, не говоря, что это делается с таким намерением: и если его принимают, то обычно дело уже решено. Тогда он старается усердной службой заслужить любовь будущих тестя и тещи, и своей возлюбленной.
Невеста же постоянно носит вокруг живота крепкую и туго завязанную ременную повязку, закрывающую низ живота и срам, которую жених при соответствующем случае должен разорвать и коснуться тайного места, прежде чем овладеет невестой. См. Kraschenin[nikovii] Observ[ationes]17.
Нечто подобное имеется также в обыкновении у остяков и вогулов. Все замужние женщины и девушки, достигшие брачного возраста, завязывают половые органы ремнем и затыкают соскобленной корой ивы или черемухи, которой они пользуются и вместо полотенец, по форме pessi. Это называется у остяков Worop19, у вогулов – Eket. Пояс из покромки охватывает, прежде всего, нижнюю часть живота, от него спереди между ног продевается ремень и опять закрепляется сзади на том же поясе. Такой ремень делается из рыбьей кожи (стерляжьей) или из обычной кожи. Внутри со стороны тела он имеет подкладку из тонкой бересты. На ней покоится сделанный из wotlep pessus, чтобы он не мог вывалиться. И если девушка выходит замуж еще до возмужалости, что часто случается у этих народов, то сразу же во время свадьбы ей надевается Woropа. Обыкновенно же у незамужних женщин временем для начала ношения последнего служит наступление месячных.
Отсюда можно заключить, что цель этого Worop’а, во-первых, защитить половые органы от всевозможных насильственных посягательств, а во-вторых, в закрывании таким образом своих половых органов они видят также воспитание и стыдливость. Поэтому они считают у других народов очень дурным то, что к ним, по их словам, всегда открыт доступ. аже и те народы, которые через крещение внешне вышли из язычества и стали христианами, все еще сохранили этот обычай, и у них невесту, как и у других народов, нужно покупать за обусловленную цену. К примеру, это все остяцкие народы на Иртыше, Оби, Кети и Енисее, вогуличи и чулымские татары. Духовенство разрешает им эти светские обряды, которые не отзываются на христианстве. Да если бы даже их и хотели от этого отучить, то эти народы было бы очень трудно в этом убедить, ибо они вовсе не считают справедливым, чтобы отец, который трудами и расходами поддерживал свою дочь до возмужалого возраста, не получил какого-либо возмещения за дочь, когда она переходит из его рода в другой и он уже не может в дальнейшем ожидать от нее ни малейших услуг, ни памяти.
Если я говорю, что невеста переходит в другой род и ее отец уже не должен ожидать от нее ни услуг, ни памяти, то это основывается на мнении всех сибирских народов, которые делятся на определенные роды, что кровное родство считается лишь по этим родам. Все они берут невест из чужих родов, и как только она входит в другой род, ее кровное родство с прежним родом прерывается. В дальнейшем ее ничто не связывает со своими прежними кровными родными. В этом отношении они так щепетильны, что ни один не женится на женщине из того рода, к какому он себя причисляет, даже если этот род весьма многочислен . Даже если он насчитывает 300–400 семейств и распространен на 1000 верст и более и никто уже не может припомнить или сказать, что он хотя бы слышал, в каком именно родстве они состоят между собою – это все же для них совершенно безразлично. Простое родовое имя имеет у них гораздо большее значение, чем самое близкое родство, которое у них на глазах.
На указанном основании покоится и все их учение о запрещенных степенях родства, между которыми невозможен брак. Если только невеста из другого рода, то, если даже она в силу браков, имевших место ранее, оказывается в самом близком свойстве или родстве со своим женихом, на это не обращается внимания. Например, не является препятствием, если невеста приходится сестрой матери жениха, если жених и невеста – дети родных сестер или братьев, если жених – брат матери невесты. Два родных брата могут жениться на двух родных сестрах, разрешено даже брать в жены двух сестер, причем не только одну за другой, но и обеих одновременно. Также отец и сын женятся на двух сестрах, или отец женится на матери, а сын на дочери.
Если такое обыкновение, столь противоречащее нашим обычаям, кажется нам удивительным, то я для большего подкрепления должен сказать, что поскольку вначале и мне это казалось не менее странным, то я с тем большим вниманием повсюду об этом осведомлялся, причем нашел, что этот обычай носит постоянный характер. Из этого нужно, однако, исключить только народы магометанской религии и те, которые приняли христианство, поскольку они придерживаются своих учений, в каждом из которых принимаются во внимание свои установленные запрещенные степени родства при заключении браков.
Еще один обычай в отношении степеней родства, разрешенных у язычников, столь же удивительный для нас, состоит в том, что вдова во втором браке обычно достается своему ближайшему родственнику. Вероятно, закон Левитов, согласно которому младший брат должен жениться на не имеющей детей вдове своего старшего брата, чтобы привить то же семя, возник из того же обычая, уже тогда общего Востока. Ибо то же требуется и по магометанскому закону, и хотя сибирские язычники не считают этого непреложной необходимостью, однако у них так бывает очень часто, и дело не ограничивается вдовой старшего брата, а старший брат имеет такое же право жениться на вдове младшего, а младший – на вдове старшего. При этом не обращается никакого внимания на то, имеет ли вдова детей.
Основным правилом у них является то, что вдова во всем повинуется воле ближайших родственников своего покойного мужа. Она ему не наследует, а наследуют всю собственность ближайшие родные, причем в наследство им достается и вдова, ибо, как они говорят, вследствие уплаченного калыма она стала собственностью их рода. Правда, они могут вновь выдать ее замуж за другого, не состоящего с ними в родстве, и вновь взять с него калым, что часто и случается, а главным образом тогда, когда она по своему поведению и сноровке не пользуется доброй славой у своих ближайших родственников. Если же ее любят и она известна как хорошая хозяйка, то это случается редко, и тогда ближайший родственник является и главным наследником, и преемником на супружеском ложе.
Таким образом, часто бывает, что кроме упомянутого выше примера братьев и невесток, также и отец женится на невестке, сын на мачехе, отчим на падчерице , дядя на племяннице, племянник на тетке. Я видел много тому примеров, а об обстоятельствах, которые я не видел сам, мне стало известно из достоверных рассказов.
… Тунгусы женятся на мачехе только в том случае, если у нее нет детей. По отношению к вдове брата это не имеет значения. У якутов считается грехом жениться на невестке или вдове младшего брата. Но иногда это все же случается, и они верят, что за этим сразу последует наказание, и такого человека постигнут тяжелые болезни и несчастья. Они говорят, будто видели, что такие люди бывают согнутыми и горбатыми и не могут ходить прямо.
Эти народы напрасно обвиняют в мерзости их кровосмешений. Они говорят, что смерть прекращает родство и на вдову нужно смотреть так, как если бы она принадлежала опять к своему прежнему роду. Только уплаченный за нее калым побуждает их оставить ее себе, так же, как никто не бросит без использования купленную плодородную землю, и не продаст ее другому, если хочет использовать ее сам.
… Мачеха обычно достается старшему сыну, но если ему известно, что она до этого слишком близко сошлась с одним из младших братьев, и он не может помешать этому и в будущем, то он отдает ее этому брату. Однако упомянутая причина, то есть то, что вдовье состояние восстанавливает прежнее родство, обусловливает такое положение, что если родные умершего мужа хотят вновь выдать вдову замуж за чужого человека, то ни один из прежнего рода вдовы, в каком бы отдаленном родстве он с нею ни состоял, не выступает в качестве претендента. Ее можно выдать только за кого-либо из рода ее покойного мужа, или из иного, третьего, рода.
Если она со своим покойным мужем прижила детей, то их ей не отдают, а они остаются у ближайших родных умершего мужа. Поэтому о сводных детях здесь не имеют понятия. Но если муж уже имеет детей от другой, уже умершей, или же от еще живой жены, и бывшая вдова, которая за него выходит вторым браком, также оставила детей в своей прежней семье, то этим детям разрешается, если только их отцы принадлежат к различным родам, вступать в брак между собой.
Единственным лишь случаем, когда не обращается внимания на различие родов, является тот, когда вдова оставила детей в своей прежней семье, а через второй брак переходит в другой род, в котором опять наживает детей. А именно, эти различные дети, несмотря на то, что через своих отцов они относятся к совершенно различным родам, тем не менее, не могут вступать в брак между собой, так как рождены одной матерью.
…О тех народах, которые имеют рабов, обычно говорят, будто бы они имеют среди них также и рабынь в качестве наложниц, из-за чего между мужем и женой часто возникают большие супружеские ссоры и даже драки. Другие народы, не имеющие холопов, свободны от этого обвинения. Дикие чукчи и коряки, которые постоянно ведут войны с соседями и часто захватывают рабов и рабынь, даже не делают разницы между такими женщинами и женами, выкупленными законным образом. Они одинаково живут как с теми, так и с другими, и считают безразличным, приобрели ли они этот товар по праву войны или по праву мира. Когда из Анадырского острога иногда отправлялись русские отряды в походы против упомянутых диких язычников и им удавалось захватить у них пленных, то им приходилось постоянно слышать настоятельные требования со стороны чукотских и корякских рабынь, если они сами сразу не решались на супружеское сожительство.
Во время похода капитана Павлуцкого в 1730 году, когда было также захвачено много чукотских рабынь, а в то же время был отдан строгий приказ, чтобы никто не имел ними плотского сожительства, то, говорят, как женщины, так и девушки пришли в такое негодование, что осыпали русских солдат и казаков презрительными словами и говорили, что они не настоящие мужчины, раз так плохо умеют ухаживать за своими гостьями. Тамошние жители также знают по длительному опыту, что если какую-либо рабыню из этих народов не удовлетворить согласно ее желанию, то она или будет пользоваться любой возможностью для побега, или, если это не удастся, все же, по крайней мере, не будет с достаточной верностью и усердием обслуживать своего хозяина в отношении домашней работы.
Напротив, если хозяин вступает с нею в плотскую связь, то она считает себя его женой и занимается его делами так, как если бы они были ее собственными. То же, говорят, наблюдается постоянно и в отношении камчатских рабынь.
В сущности, у всех сибирских народов и нет большого различия между рабыней и женой. Муж – господин, а жена – служанка. Лишь иногда нежность в супружеской любви делает более переносимым рабское положение женщины по отношению к мужу. Русские жители Камчатки, которые все, за отсутствием русских женщин, переженились на тамошних рабынях, очень хорошо усвоили это положение и не дают им больше воли, чем они могли бы ожидать у своих соотечественников. Жена должна одна выполнять всю домашнюю работу, одевать и раздевать мужа, прислуживать за столом и так далее. А чтобы муж хоть иногда помог жене в чем-нибудь, или во время еды посадил ее с собою рядом за стол, это является там неслыханным делом.
Восточные народы обычно смеются над нами, европейцами, когда узнают или слышат о нашей излишней любезности в отношении женщин, и полагают, что мы таким образом идем против законов природы.
Вследствие того, что женщина держится в таком подчинении, у этих народов отмечается мало ссор в браке, если только эти ссоры, как уже было упомянуто выше, не вызываются ревностью. Этот пункт играет у них такую большую роль, что здесь они не могут себя преодолеть. Ожидать от женщины непослушания и противодействия мужчине не приходится, так как женщина еще не осознала в себе сил, данных ей природой, которые у цивилизованных народов быстро вырвали женщин из рабства. Однако у женщин есть и другие недостатки, которые могут досадить мужу и нарушить приятность брака, а иногда могут и вовсе ее уничтожить и разорвать супружеские узы.
Прежде всего, сюда относятся любовное распутство, которое, если его не хочет переносить женщина у мужа, еще в большей степени не переносится мужем у своей жены. Правда, этот порок у сибирских народов не особенно распространен, ибо у них отсутствует много причин, которые у нас влекут за собой пресыщение и разврат. Но и здесь человеческая природа не полностью свободна от недостатков, которым иногда и повинуются.
О том, что случается до брака, а именно, если жених у своей невесты или муж у молодой жены не находит всех признаков девственности, сюда не относится, ибо, как было сказано выше, это интересует мужа лишь постольку, поскольку он заставляет того, кто его опередил, уплатить за оскорбление. Правда, у лесных тунгусов, которые несколько более щепетильны, чем другие народы, бывают такие примеры, впрочем, довольно редкие, что муж по этой причине перестал любить свою жену или отпустил ее от себя; у других же народов этого не бывает.
Если даже случается, что муж замечает недозволенные отношения между своей женой и его сыновьями от первого брака или своими младшими братьями (камасинцы не грешат с мачехой, но грешат с женой старшего брата), а это редко не выходит наружу, то это еще не настолько важно, чтобы он из-за этого позволил себе крайности. Они говорят, что это не выходит из пределов дружбы, а после смерти отца мачеха все равно достается пасынку или невестка младшим братьям мужа. Однако он, тем не менее, не оставляет обе виновные стороны без настоящего наказания, чтобы удержать их от этого скользкого пути. Настоящим нарушением супружеской верности считается, прежде всего, если оскорбление исходит от постороннего человека, не являющегося близким родственником семейства, и тогда этот посторонний человек должен заплатить оскорбленному мужу за бесчестье, а иначе дело доходит до серьезных ссор и драк. Жена же примерно наказывается мужем, а если она еще несколько раз попадется в таком же преступлении, а у мужа не остается надежды вернуть ее на правильный путь, то он больше не считает ее своей женой и или отдает ее обратно тестю с возвратом калыма, или продает ее кому-либо другому, или, если у него есть еще жены, отдает ее как рабыню в услужение той из них, которую больше всего любит, или женится на другой и тогда предыдущая жена также должна искупать свою неверность, постоянно ей прислуживая.
Другой порок в браке, которому придается столь же важное значение, состоит в том, что жена из-за неумения или лености не занимается домашним хозяйством, не имеет достаточного навыка в различных женских рукоделиях, растрачивает добро мужа, так что он не может ей ничего доверить и не может ожидать от нее настоящих услуг. Подобное обстоятельство с тем же основанием, как и указанное выше, дает повод к расторжению брака, и с женой поступают так же, как и в предыдущем случае.
Бесплодие в браке также может отчасти содействовать тому, что жена не пользуется достаточным признанием мужа, ибо каждый человек, в соответствии с природой, стремится оставить после себя потомство. Но если только она при таком несчастье разумна и хорошего поведения, то муж хорошо знает, что люди подвержены различным недостаткам, смягчить или устранить которые не всегда в нашей власти, а потому он смиряется с этим и старается помочь своему горю тем, что, если состояние позволяет, он женится еще на другой, не отказывая все же первой жене в любви и супружеском сожительстве.
Многоженство представляется теми писателями, которые возражают его защитникам, в таком дурном свете, как будто из него непременно должны проистекать величайшие недоразумения, ревность и нелады в браке. Однако у тех народов, у которых введено многоженство, замечается как раз обратное, что проистекает из их установлений и соблюдения порядка.
У магометанских татар, которым законом запрещается без согласия первой жены брать вторую, третью и четвертую жену, существует беспрекословная субординация жен, а именно: первая, или старшая, жена является как бы домоправительницей и повелительницей над остальными, а они должны оказывать ей во всем почтение и повиновение. Это не мешает тому, чтобы муж мог предпочитать и больше любить одну из других, младших жен, но только она не должна ни пренебрегать этим, ни стараться возвыситься над остальными – это, как основное правило благополучия в браке, стремится внушить им сам муж.
Во время нашего путешествия в Сибирь мы встретили в Казанском уезде в одной из деревень случай, когда в одном доме были четыре женщины, которые, несмотря на то, что муж, занимавшийся торговлей, был в отъезде, всем своим поведением проявляли полный порядок и согласие. Старшая пользовалась у младших таким почтением, что по ее указаниями и приказам они одни делали всю домашнюю работу. Но все же и среди младших жен одна выделялась из всех остальных тем, что она носила кольцо, продетое в ноздрю, и на вопрос, заданный ей, дала понять, что муж ее ценит больше всех. Я спросил ее, не оказывается ли ей вследствие этого каких-либо преимуществ, и получил ответ, что любовь мужа для нее достаточное преимущество и кроме этого ей ничего не нужно, хотя она и видит сама, что муж больше почитает старших жен, чем ее.
В этом усматривается особая разумность, которой, казалось бы, не приходится ожидать у столь нецивилизованных народов. Если предполагать, что разделенная любовь не бывает полной, то все сибирские народы доказывают обратное. Муж, имеющий 3 или 4 жены, любит каждую из них не по иному, чем другой, у которого только одна жена. И каждая жена удовлетворяется той частью любви, какую дарит ей муж. Такая разделенная любовь имеет еще даже преимущество, заключающееся в том, что каждая из жен состязается с другими в старании оказать мужу больше внимания, чтобы заслужить с его стороны большую любовь.
Муж должен при всем этом выполнять свои обязанности, а именно, если он даже и испытывает больше любви к одной из жен, чем к другим, он, тем не менее, не должен состоять с ней в супружеском сожительстве больше, чем с другими. Это – основной принцип у всех народов, которые ввели у себя многоженство. Каждая жена имеет одинаковое право на тело мужа и если муж хочет лишить ее этого права, то отсюда возникают постоянные ссоры, часто даже драки между женщинами, которым муж не может воспрепятствовать своею властью. Для осуществления этого каждая жена спит отдельно, а муж должен ночевать у них поочередно. У монголов, калмыков, бурят, якутов, кузнецких и красноярских татар каждая из жен, если только состояние мужа это позволяет, в большинстве случаев живет в отдельной юрте или шатре, имеет свое особое хозяйство, скот и свою прислугу. Муж же не имеет ни собственного жилища, ни скота, но он попеременно ходит в гости то к одной, то к другой жене и осуществляет над всем верховный надзор. У красноярских татар редко, как бы они ни были богаты. Они имеют по 2 или 3 жены в одной юрте, но у каждой жены своя особая постель: если их 2, то постели по разным сторонам юрты, если 3, то одна посередине юрты, напротив двери, а две остальные – по обеим сторонам от нее.
По-видимому, это последнее обыкновение введено для того, чтобы еще вернее предотвратить всякие неприятности и ссоры между женами. Но оно имеет еще и дополнительную причину, которая заключается в том, что поскольку приданое каждой из жен неодинаково, то те из них, которые получили от своих родителей и родственников больше скота, как с собою, так и в виде подарков, неохотно соглашаются с тем, чтобы делить его с теми, кто не так хорошо обеспечен. Поэтому каждая жена имеет, прежде всего, только такое количество скота, какое она принесла своему мужу, а если из собственности мужа после уплаты калыма еще что-то осталось, то он обычно делит это поровну между всеми женщинами.
…Во время внесения калыма и до окончательной его уплаты отец оставляет свою дочь у себя и пользуется теми услугами, которые она может оказать ему в домашнем хозяйстве. Она ни в какой мере не подчиняется жениху и не обязана оказывать ему какие-либо услуги. Все же у большинства народов в это время, как только началась уплата калыма , жениху не возбраняется посещать невесту не только днем, но и в в ночное время доказывать ей свою любовь фактическим сожительством. Магометанские татары для этой цели сразу после помолвки выделяют невесте особое спальное место на своих широких скамьях и окружают его занавеской; там жених и занимает ночью свое место около невесты после того, как отец с матерью ушли на покой, а он якобы тайно прокрался в дом и в комнату.
У тунгусов это делается не легко, во всяком случае, не с согласия родителей. Это редко практикуется у лесных тунгусов и по причине их постоянных кочевок по лесам. Один бурятский дарга в Удинском остроге по моей просьбе привел ко мне свою дочь, которая уже некоторое время была обручена , ибо мне хотелось выяснить по ней разницу в одежде у замужних и незамужних женщин. И когда я заметил, что она на последних сроках беременности, то отец сказал, что у них не считается чем-то особенным иметь детей до брака, если этому предшествует настоящая помолвка.
Иногда бывает, что еще до окончательного заключения брака он расторгается, а именно, в тех случаях, если жених или его родители заводят ссору с родителями невесты, или невеста оказывается неподходящей жениху, или невеста по причине недовольства предназначенным ей женихом, позволяет другому увезти себя, как об этом упомянуто выше. Эти случаи, в зависимости от наличия детей, прижитых до брака, и уже внесенного калыма, различаются между собой. Если жених или его родители не желают, чтобы брак состоялся, то весь внесенный калым пропадает, а отец невесты оставляет у себя детей, которых жених прижил с его дочерью.
Но с жениховой стороны такое заявление бывает очень редко, потому что она может добиться того же результата иначе, причем с большей выгодой, и хитростью. А именно , жених ведет себя все время так, как будто бы он хотя и желает невесту, но еще не в состоянии уплатить остальную часть калыма. Тем временем он берет себе другую жену, и когда первый тесть через несколько лет видит, что из женитьбы ничего не выходит, и его дочь остается без мужа, а кроме того, невеста с огорчением обнаруживает, что ей предпочли другую, то недовольство в конце концов выливается в месть, и если тогда другой посватается за невесту, ему ее и отдают. А так как первый жених только того и ждал, то он пользуется этим случаем, идет к предполагаемому тестю, предъявляет ему свои претензии, что тот нарушил договор, и требует обратно калым.
…Во время нашего пребывания в Мангазее я заметил у нескольких самоедов, что они подобно своим женам носят волосы заплетенными по обе стороны лица. Я получил по этому поводу такое разъяснение, что если самоед как следует удовлетворяет свою жену или он сожительствует с одной больше, чем с другими, то она в знак благодарности заплетает ему волосы таким образом, а помимо этого еще смазывает ему всю голову рыбьим или оленьим жиром.
Все, что мужчина добыл за день из дичи, он делит поровну между всеми своими женами, разве что только у одной больше детей и прислуги, тогда она получает и больший запас дичи. Муж переходит от одной жены к другой, а так как он должен ночевать у каждой поочередно, то соответственно существует такой порядок, что он должен кормиться у каждой из них в определенное время. У лесных тунгусов, которые постоянно пребывают в охотничьих путешествиях и всегда возят с собой жен, существует следующий порядок. Если у мужа две жены и он, например, ночует одну ночь у старшей жены, то на следующий день он обедает у младшей жены, ужинает опять у старшей и затем снова навещает младшую, чтобы провести у нее ночь. Каждая из жен старается угостить его как можно лучше, а так как он должен хотя бы немного поесть до сна еще и у той жены, у которой ночует, то он никогда не наедается вечером у первой досыта, чтобы тем самым не вызвать ревности, так как женщины между собой очень этим считаются.
У других народов, таких как монголы, буряты, якуты и т.д., у которых из-за скотоводства жены не могут находиться поблизости друг от друга и нередко одна жена живет на расстоянии дня пути от другой, муж, только что покинув постель одной жены и немного позавтракав, отправляется в дорогу, чтобы навестить другую. Если этот путь столь дальний, что он не поспевает прибыть к обеду, то он берет в дорогу только такой запас еды, какой требуется для того, чтобы перебороть свой голод, так как жена уже знает время его обычного прибытия и держит обед наготове. После этого он остается у нее до следующего утра.
Все вышеуказанное предполагает такое стечение обстоятельств жизни мужа, что у него нет никаких других занятий, кроме как только угождать своим женам и заодно приглядывать у них за хозяйственными делами. Если муж хочет поехать навестить своих друзей и знакомых или он отправляется на охоту, или уезжает по другим делам, то свои обязанности по отношению к женам он подлаживает к вышеуказанным целям. Но все же муж должен предварительно проститься с каждой из них, а когда он возвращается домой, то начинает свои посещения жен снова в том же порядке, который был прерван его отъездом.
Однако в этом неплохо организованном домашнем устройстве есть одно неудобство, заключающееся в том, что поскольку муж часто оставляет жен одних, то им тем самым представляется возможность более свободно вступать в обычные недозволенные отношения со своими пасынками и деверями. Если муж ночует у одной жены, его сын или брат приходят к другой. И нередко таких близких родственников застают в постели, чему, однако, придается столь же мало значения, как если бы брат пришел в гости к своей родной сестре: в этом случае они также ночуют в одной постели, хотя, насколько известно, без всякого разврата.
Положение, в котором муж и жена спят рядом друг с другом, у лесных тунгусов особое. Они лежат оба на боку головами в разные стороны и каждый берет в лоно ноги другого. При этом они покрываются одним одеялом, верхний и нижний концы которого закрывают тому и другому плечи. Когда они устают лежать на одном боку, то переворачиваются оба одновременно на другой бок; это особенно часто делается зимой, потому что тогда они все время лежат около очага и сильный мороз в их холодной юрте побуждает их чаще переворачиваться. У других народов этой привычки нет, поскольку они спят друг подле друга так, как это принято у европейских народов.
Самоеды спят совместно таким образом, что жена прижимается задом к лону лежащего рядом на боку мужа, и в том же положении они осуществляют супружеское сожительство. Камасинцы и тайгинцы спят таким же образом, исключая время, когда очень холодно – тогда они лежат так же, как и тунгусы.
P.S. Видно, что характернейшим свойством первобытных племён и, шире, людей традиционного общества в отличие от модерного является сугубый, скажем так, «идеализм». «Простое родовое имя имеет у них гораздо большее значение, чем самое близкое родство, которое у них на глазах». «Напротив, если хозяин вступает с нею в плотскую связь, то она считает себя его женой и занимается его делами так, как если бы они были ее собственными». «[дочь] переходит из его рода в другой и он уже не может в дальнейшем ожидать от нее ни малейших услуг, ни памяти».
Необходимость в мщении отчасти вызывалась верой в то, что дух убитого неизменно преследует потенциальных мстителей до тех пор, пока он не будет отомщен. Вот почему родственники убитого стремились отомстить за него, и убийца находился под постоянной угрозой. Поэтому же среди эскимосов было распространено мнение, что иной раз быть убитым лучше, чем убийцей…
Наконец, понимание особенностей военного дела у эскимосов требует учета их отношения к смерти. Так, повсюду у них наблюдалась вера в то, что умершие насильственной смертью удостаивались счастливой потусторонней жизни. Вот почему страх смерти не оказывал сколько-нибудь сильного влияния на их поведение, особенно, в конфликтной ситуации. И вот почему в Центральной Арктике престарелые отцы сами просили сыновей заколоть их копьем..
… отдельный интерес представляет отношение эскимосов к чужакам. Под последними понимали тех, с кем не имели, ни родственных, ни партнёрских связей. Поэтому они постоянно вызывали у людей подозрения, и их при первой же возможности старались убить…
То есть единичное изменение в классификационных отношениях родства, которые в силу идеальности вроде б не могут влиять на чьи-либо чувства, враз перечёркивают возможность отца ожидать от дочери не только «услуг», его и «памяти». Хотя вроде бы у них есть многолетняя история реальных отношений, формирующих привязанность, связанные с ней изменения на гормональном, психофизиологическом уровне и пр. Или вышеописанные рабыни, которые не могли не испытывать все соответствующие эмоции от поимки, усмирения, транспортировки и пр. — однако сожительство с хозяином их враз превращает в «жену», и они успокаиваются.
Или бесстрашие, следующее из религиозных представлений, которое гарантированно пересиливает непосредственно ощущаемые опасности боя (у современных людей — не гарантированно, почему их требуется накачивать идеологией). Причём этот идеализм охватывает фактически все системообразующие аспекты социального бытия — брак, религию, богатство, неравенство, солидарность, оставляя для индивидуального действия и рефлексии разве что промысел зверя и т.д. ведение индивидуального же хозяйства. Иными словами, в традиционном обществе все существенные стороны социальных отношений (именно те, что затрагивают сильные чувства людей, определяют их поведение и пр.) вынесены из сферы индивидуальной рефлексии, обсуждения, возражения, споров, на них влияют только эмоции, генерируемые общими (и традиционными) ритуалами. Поэтому они как бы не чувствуют общественных изменений вокруг даже тогда, когда те резко затрагивают их интересы.
Таким образом, общественный прогресс имеет 2 измерения. Одно социальное – последовательная смена общественных формаций. Второе человеческое – формирование личности, выделяющейся из родовой общности и в процессе этого выделения преодолевающей названный «идеализм». Развитие в противоположную сторону, «материализм», означает здесь, что о всё большем числе общественных институций и явлений общественной жизни человек считает должным судить на основании собственного опыта, своих мнений, переживаний и т.д. «следов» от столкновений с реальностью, а не исходя из эмоций, «вложенных» в него в ходе «автоматического» участия в общих ритуалах, связанных с некой традицией, которую он «несёт», но не рефлексирует по её поводу.
Начиная с философов Древней Греции, Индии и пророков Израиля.
Диалектика взаимодействия обоих аспектов здесь примерно такая же, как между развитием социальности и развитием мозга в филогенезе птиц и млекопитающих – шаг одного влечёт за собой шаг другого, это облегчает новый шаг первого и т.п.
Via wolf_kitses