Красная книга. Голливуд при Маккартизме: надзиратели, жертвы, попутчики

Print PDF

В продолжение темы борьбы с крамолой в «цивилизованном мире»

Михаил Трофименков

«До самой смерти — а голливудские старики живут долго — к ним возвращался один и тот же сон, в котором они — демиурги, жонглирующие зрительскими чувствами, — вдруг ощущали себя марионетками в чужой садистской игре. Они по привычке раскладывали его на планы и эпизоды, тасуя давние неловкие фразы, косые взгляды, случайные встречи, гадали, словно прошлое можно перемонтировать, что могли они сделать и не сделали во избежание этого сна. Но при любом монтаже сон оказывался хитрее и сильнее: мемуары о Голливуде 1940-х годов не отличить от фантазий самых отчаянных визионеров.

Мне перестали предлагать работу. Меня вычеркнули, и я даже не знал, почему. Целый год я не понимал, что происходит. Представитель Хьюза говорил: «Мы не имеем возможности работать с ним; этот сценарий недостаточно хорошо для него; нам хотелось бы работать с Лангом, но у нас нет ничего, достойного его таланта» (Фриц Ланг).
Ни в чем не повинный прохожий стоял в недоумении, держа в руках дымящуюся сигарету. Он смотрел на пса, не понимая, что это такое. Вероятно, он так и не понял до самого конца. <…>
В тот же миг пес и объектив телекамеры обрушились на человека сверху. И камера, и пес схватили его одновременно.
Он закричал. Человек кричал, кричал, кричал!.. (Рэй Брэдбери. «451 градус по Фаренгейту»)
Нас предупредили, чтобы мы ни о чем не говорили ни в номерах, ни в ресторанах, ни даже в холлах, потому что в холлах и садах разгуливают собаки с микрофонами, чтобы записывать нас (Джозеф Лоузи).
Агента натаскивают на отрицание собственной личности путем вхождения в легенду. Так почему бы не применить психическое джиу-джитсу и не подыграть ему? Предположить, что легенда — это и есть его личность, другой у него просто нет (Уильям Берроуз. «Голый завтрак»).
Психиатр, лечивший моего друга, убедил его вступить в компартию, сказав, что тот испытывает потребность в борьбе за правое дело. Он вступил, и психиатр вытягивал из него, что происходит в партии, под предлогом лечения. Однажды психиатр сказал моему другу, что тот избавился от своих комплексов и может выйти из партии: «Партия заменила вам мать, пора порвать семейные узы». Мой друг вышел из партии и стал доносчиком. А через какое-то время узнал, что врач работал на ФБР (Джон Берри).

Хозяин стоял, воздев правую руку к небесам, с выпученными красными глазами. И когда рев умолкал, он говорил, не опуская руки:
— Я заглянул в ваши лица!
И они ревели.
Он говорил:
— О господи, я увидел знак!
И они опять ревели. <…>
Потом:
— Я видел кровь на луне! Бочки крови! Я знаю, чья это будет кровь. — Потом, наклонившись вперед и хватая правой рукой воздух, словно что-то висело в нем: — Дайте мне топор! (Роберт Пенн Уоррен. «Вся королевская рать»)

Мне задали вопрос, который я никогда не забуду: «Вы вывозили детей из Германии. А навели ли вы предварительно справки, не коммунисты ли они?» (Эдвард Ходоров)
Абсолютный благодетель шел через зал к столу. И это был не человек. <…>
Оно на дух не переносило людей — всех и каждого — и он неожиданно понял, что испытывает долю этого отвращения вместе с ним. <…> Он смотрел на след существа — цепочку раздавленных, искалеченных мужчин и женщин. Он видел, как они пытались заново собрать свои изуродованные тела, что-то сказать (Филип Дик. «Вера отцов наших»).
Меня ожидали человек двадцать офицеров. Они сказали мне: «Нет. Этот ваш фильм — коммунистическая пропаганда. Вашего черного врача зовут Томпсоном, не так ли?» — «Ну да». — «Почему вы его назвали Томпсоном?» — «Красивое имя». — «Томпсон — это кодовое обозначение коммунистов, работающих в подполье в США» (Сэмюэл Фуллер).
— Им не всегда нужна плоть; иногда им нужны души, или что там у человека, когда он живет и живет, несмотря ни на что. <…> Его нашли, говорили, он был в клочья изорван, и он был мертв. Они долго таскали его с собой, пока не насытились.
— Куда они его таскали?
— Кто его знает, незнакомец. Они все время здесь, вокруг нас, просто мы их не видим. Они все слышат и ждут у порога, ждут, когда Хозяин их позовет, как звал раньше (Август Дерлет, Говард Лавкрафт, «Таящийся у порога»).
Чтоб не попасться им, я колесил между Лос-Анджелесом и Сан-Франциско. Я смертельно скучал и однажды подобрал автостопщика. Он завел разговор, сказал, что работает в Лос-Аламосе, на заводе, где делают атомные бомбы. Я оледенел. Я сразу представил, как меня запишут в шпионы, и велел ему молчать. Поскольку он не замолкал, я потребовал, чтобы он вышел. Он принял меня за психа (Джон Берри).
Смерть была здесь. У нее был отличный запах (Джим Томпсон. «Дикая ночь»).
Я взял повестку из его рук. Я сказал: «Это моя смерть. Вы знаете?» Он знал. Симпатичный, искренний, он жалел, что так получилось. Он готов был помочь мне чем угодно: за исключением работы, конечно. Он протянул мне визитную карточку. Я ее взял (Бесс Тэффел).

Директор Федерального бюро расследований Джон Гувер

Голливудская смерть была розового цвета. Розовые повестки присылали тем, кто имел несчастье заинтересовать Комиссию палаты представителей конгресса по расследованию антиамериканской деятельности (HUAC — House Un-American Activities Committee).

• • •

Забудьте слово «маккартизм». Напугав 9 февраля 1950 года дам из Республиканского женского клуба в Уилинге, Западная Вирджиния, засильем красных шпионов в Госдепартаменте, Джозеф Маккарти стал лицом и без него бушевавшей «красной истерии» (Red Scare) — тотальной зачистки всех, кто «левее стенки», — только по эстетическим причинам. Если бы Маккарти не было, это чудо природы, Джо из Висконсина, рубаху-парня, одержимого манией преследования, манией величия и белой горячкой одновременно, стоило выдумать, чтоб гарантировать регулярный гран-гиньоль на телеэкране.

Или — сказал бы конспиролог — чтобы репрессии ассоциировались только с ним. «Маккартизм» — та же «ежовщина», термин, сводящий Большой террор к короткому веку наркома Ежова. Маккарти стал антииконой XX века, благодаря чему забылись имена и лица тех, кто без истерик и гаерства лишил права на профессию многие тысячи, свободы — многие сотни, а жизни — десятки людей, кто отучал Америку от ее исконных идеалов и заражал ее страхом. Помнят лишь Ричарда Никсона, да и то потому, что, став президентом, он сохранил замашки 1950-х годов и составлял «черные списки» своих врагов — начиная с Пола Ньюмана, — хотя при всем желании не мог растоптать их, как растоптал бы в молодости.

А еще Маккарти был нужен, чтобы ввести безумие в норму. Над ним на первых порах смеялись даже сенаторы. Наутро он забывал, что говорил вечером: в Уилинге назвал 205 шпионов, назавтра в Солт-Лейк-Сити — 57, вернувшись в Вашингтон — 81. Но методику «убивай всех, Господь отличит своих» он не скомпрометировал, а обкатал. Через три года никто не смеялся, когда осведомитель ФБР Харви Матусов нашел среди ста сотрудников воскресной New York Times 126 коммунистов.

Маккарти причинил достаточно зла, чтобы обременять его чужими грехами. К погрому Голливуда он отношения не имел, возглавляя с начала 1953 года подкомиссию Сената, проверявшую лояльность федеральных служащих, да и ту — недолго. Сенатора низвергли не храбрые телевизионщики, как гласит легенда, а Пентагон. Окончательно победив чувство реальности, он вторгся на заповедную армейскую территорию и уже в апреле 1954 года стал дичью для военных юристов, а к Рождеству — отставником. 2 мая 1957 года изгоя добил цирроз печени.

Настоящие победители Голливуда — председатели HUAC, созданной 26 мая 1938 года, — а в 1946 году обретшей постоянный статус — для борьбы с «проникновением нацистов в порты Америки через объединения иммигрантов». Мартин Дайс (1938–1944) и Эдвард Харт (1945–1946) провели в Голливуде разведку боем. Джон Парнелл Томас (1947–1948) сломил его волю [Он даже «новый курс» Рузвельта считал антикапиталистическим, и не отличал настроений в его пользу от коммунистических. Наиболее известен посадкой «голливудской десятки» — «голливудской десятки» —  тех немногих, кто пробовал противостоять комиссии на основе «американских свобод», ссылаясь на 1ю и 5ю поправки (свобода слова и право не свидетельствовать против себя). Понятно, что сие не осталось безнаказанным, они попали в тюрьму за «неуважение к Конгрессу». Один из них, Ларднер-мл., в тюрьме повстречал своего обвинителя. Достойнейший председатель HUAC воровал деньги, выделенные для комиссии, создавая как бы работавших в конгрессе «мёртвых душ» — чем безусловно доказал приверженность капитализму и американизму. В борьбе с обвинением он активно ссылался на ту самую 5 поправку, за обращение к которой травила и сажала Комиссия, почему доказать удалось лишь несколько эпизодов].

Джон Стивенс Вуд (1948–1953) сделал террор «большим», а Гарольд Химмель Вельде (1953–1955) и Фрэнсис Уолтер (1955–1963) поддерживали его пламя. Сменив в 1968 году одиозное название на «Комиссию по правительственным операциям», машина, штамповавшая «черные списки», работала еще семь лет.

Впрочем, она вряд ли нанесла бы такой ущерб Голливуду, если бы в середине 1940-х годов не получила поддержку, точнее говоря, не стала орудием в руках Эдварда Гувера, «американского Берии» или, если угодно, «американского Мюллера». Если персонифицировать эпоху «красной истерии», логичнее окрестить ее «гуверизмом». Если же определять хронологические рамки «красной истерии» в Голливуде, то речь должна идти по меньшей мере о 1947–1962 годах.

Сенатор от штата Висконсин Джозеф Маккарти

«Черные списки» — более образ, чем бумажная реальность. Студии категорически отрицали их существование, никто их не видел, да и не сводил на бумаге, поскольку они были абсолютно антиконституционны. Их абстрактность придавала сюрреалистическую безнадежность и без того отчаянному положению уволенных, разоренных, эмигрировавших.

Blacklisted в шоу-бизнесе, наверное, меньше, чем в торговом флоте, откуда списали три тысячи «красных», в почтовом ведомстве или в учебных заведениях. Дело не в количестве, а в демонстративной иррациональности погрома не просто могущественного частного бизнеса, не обязанного повиноваться вашингтонским маньякам, но национального символа, фабрики всеобщих грез. В Голливуде не украсть ядерные секреты, не взорвать завод, угрозой чего в угаре холодной войны объяснялись зачистки в иных сферах. Но головы — и звезд, и такелажников — летели годами. А магнаты радовались ущербу, понесенному их бизнесом: это не объяснить антикоммунизмом никакой степени пещерности.

Впрочем, «черные списки» — изначально не политического толка — немногим моложе самого Голливуда, всегда казавшегося Америке Вавилоном. Студии клеймили наркоманов, сексуальных скандалистов, вздорных, недисциплинированных: тех, с кем не желали иметь дело. Звездами жертвовали, откупаясь от моралистов.

В 1940-х годах оказалось: эти блудницы и содомиты — еще и красные! Взять того же Чарли Чаплина: первая политизированная звезда, да еще любитель очень юных дев, да еще за ним бегают с пистолетами соблазненные старлетки с грудными младенцами. О вдове Рузвельта Элеоноре, покровительнице левых, ФБР распускало лесбийские сплетни. «Красная истерия» сливалась с «лавандовой» — охотой на гомосексуалистов. В федеральных органах, прежде всего в Госдепе, это могло объясняться уязвимостью геев перед шантажом иностранной разведки. Но разрушение карьер лесбиянок — актрисы Лизабет Скотт и сценаристки Залки Виртел, вынужденной эмигрировать, — не объяснить никакими государственными интересами. В ходе «борьбы с наркоманией» за лагерную проволоку — в США существовали исправительные лагеря — в 1947— 1948 годах угодили Лила Лидз, Роберт Митчем, Джуди Холлидей. В ходе борьбы с «безнравственными» комиксами под запрет попало слово horror, а в апреле 1954 года издатель Entertaining Comics Уильям Гейнс в Сенате отбивался от обвинений в «массовом растлении несовершеннолетних».

В начале 1930-х годов Голливуд сам сковал себя кодексом Хейса, нейтрализуя произвол локальных цензур, и погромщиков 1947 года впустил тоже сам. К концу 1950-х годов дефицит профессионалов, изгнанных со студий, и страх, дисквалифицировавший оставшихся, обусловили — наряду с победоносной конкуренцией телевидения и провалом невменяемо дорогостоящих проектов — крах Старого Голливуда. Но на первых порах студии видели в зачистке «красных» и свою выгоду. Какую?

Ответ на большой вопрос кроется в ответе на малый. Почему от своих первых жертв, «голливудской десятки», HUAC добивалась ответа, состоят ли они не только в компартии (КП), но и в Гильдии сценаристов? Даже в членстве в абсолютно легальной КП тогда не было криминала. Но что такого антиамериканского в сценарном ремесле?

«Дисней нечестен». Листовка, напечатанная бастующими работниками студии Disney, 1941

• • •

Базис определяет надстройку.
Ничего личного, только бизнес.
There is no business, Mr. Chairman, like show business (президент Ассоциации продюсеров Эрик Джонстон на допросе в HUAC).

Экономический курс Франклина Делано Рузвельта предопределил «списки». На пятый день своего президентства он объявил «банковские каникулы». 9 марта 1933 года банки закрылись на санацию, спровоцировав коллапс киноиндустрии: 13 марта закрылись студии. Уолл-стрит спасла их от краха, взяв Голливуд под финансовый контроль: Chase Bank — Fox, банк Рокфеллера — MGM, Irving Bank, а затем Atlas Corporation — RKO. Правда, банки, в свою очередь, попали под федеральный контроль и, пока правил Рузвельт, на политику студий не влияли. Когда политический курс изменится, позиция банкиров Восточного побережья станет роковой для Голливуда.

Спасенные магнаты, страдая от мысли о снижении нормы прибыли, объявили временное сокращение зарплат на 50 %. Но социальная демагогия — «с болью в душе мы принимаем это решение», «мы делим с вами бремя кризиса» — впервые не сработала. Секретарши с MGM проболтались, что Луис Б. Майер, вернувшись со встречи с персоналом — тщательно небритый, с красными «от слез» глазами, — подмигнул:

«Здорово я выглядел?»

Через неделю он нанял на работу своего зятя Селзника за 4000 долларов в неделю. Припомнив все прежние временные сокращения, техники, пострадавшие сильнее всех, забастовали и заставили студии отступить.

Майер создал больше коммунистов, чем Карл Маркс, и больше демократов, чем кто-либо другой (Альберт Хэкетт).

На «фабрике грез», как, прости господи, на какой-нибудь обувной фабрике, появились профсоюзы. С 1927 года трудовые споры решала «сословная» Киноакадемия. В пику ей десять «золотых перьев» Голливуда создали в марте 1933 года Гильдию сценаристов, а в апреле родилась Гильдия киноактеров во главе с левым Фрэнком Морганом, а затем — комиком Эдди Кантором, личным другом Рузвельта. В 1936-м объединились в гильдии режиссеры и монтажеры. Профсоюзной звездой стала Оливия де Хэвилленд, успешно оспорив в суде кабальные контракты. Попытки создать профсоюзы предпринимались и ранее, но утвердились они только при Рузвельте — в 1937 году Верховный суд легитимировал синдикаты, что обеспечило ему особую «признательность» магнатов.

Сесиль де Милль говорил:

«Мы же джентльмены, а не рабочие. Продюсеры — наши друзья».

Когда мы спрашивали мистера де Милля, почему лишены права даже на черновой монтаж своих фильмов, он отвечал:

«Мы можем добиться этого права без всяких профсоюзов».

Тридцать лет прошло, а мы все добиваемся (Херберт Биберман).

Сценаристы — а это был цвет американской литературы — тем паче не чувствовали себя джентльменами. Гарри Кон, патрон Columbia, врывался в сценарный отдел, садистски выпытывая у писателей, за что он платит таким бездарям такие деньги. В «концлагере братьев Уорнер» (Алва Бесси) «schmucks с „Ундервудами“» (Джек Уорнер) работали, как в цеху, под присмотром охраны, от звонка до звонка. Филип и Джулиус Эпштейны («Оскар» за «Касабланку», 1942), названные Джеком Уорнером коммунистами, ответят на вопрос HUAC, состояли ли они в подрывных организациях: «Да, в Warner Bros.». На низшей ступени голливудской социальной лестницы находились почти нищенствующие readers. Да и актерам пришлось бороться хотя бы за то, чтобы на съемках, длившихся порой сутками и без сверхурочных, было где принять душ, сходить в туалет и выпить кофе.

Уорнер — хотя его студия считалась самой «социальной», опорой Рузвельта — пионер политических «списков». В 1936-м он рассмеялся в лицо уволенному профсоюзнику Далтону Трамбо:

«Конечно, ты в „черном списке“, но никогда ничего не докажешь, потому что никаких списков нет! Мы все делаем по телефону».

«Последние магнаты» обладали, что ни говори, зловещим величием. Уорнер был выше лицемерия. Не чета Рональду Рейгану, президенту Гильдии киноактеров (1947–1952). Предложение своей Нэнси — тогда еще Нэнси Дэвис — он сделал, проверив, не числится ли она в «списках». А в 1980 году — без пяти минут президент — уверял: «списков» никогда не было, а если и были, то их составляли сами красные. В 1936 году не во власти Уорнера было «похоронить» кого-либо. Трамбо сделал блестящую карьеру, и смел его лишь 1947 год.

Руководитель студии Warner Bros. Джек Уорнер

Трудовые конфликты — главная, страстная интрига Голливуда 1930-х годов.

Уолт Дисней лелеял месть Гильдии аниматоров, возникшей только в 1938 году. На его студии бесправие служащих, половая дискриминация, не говоря о расовой — Фрэнк Брэкстон, первый афроамериканец, принятый на работу в 1948 году, выдержал два месяца — не лезли ни в какие ворота: отдел прорисовки прозвали «маленькой Техачапи», по аналогии с женской тюрьмой.

На пятой неделе стачки, грянувшей на студии Диснея в мае 1941 года, федеральные арбитры признали правоту смутьянов, требовавших 120 долларов недельной ставки. Дисней, рыдавший на глазах у персонала в своем кабинете, был и «ограблен», и унижен: Вашингтон, взявшись за арбитраж, выставил его из страны, как мальчишку — Нельсон Рокфеллер отправил его в поездку по Латинской Америке.

Особенно травмировала магнатов солидарность гильдий: от сотрудников лабораторий, отказавшихся проявлять диснеевские фильмы — под угрозой оказались «Бэмби» и «Дамбо», — до вдохновлявших стачечников звезд: сценаристки и писательницы Дороти Паркер, актера Джона Гарфилда. Уорнер впал в истерику:

«Эти сучьи дети, эти недоноски хотят крови. Они хотят забрать мою студию, содрать шкуру с меня и моих братьев». «Вы выставите пикет перед моей студией, а я — пулемет на крышу, и лично всех расстреляю»,

— обещал Дэррил Занук профсоюзным активистам Fox.

И кровь лилась. Конференция студийных профсоюзов (CSU — Conference of Studio Unions) во главе с Хербертом Сорреллом, объединение студийных рабочих, стала для магнатов кошмаром наяву, но переоценила свои силы и надорвалась в многомесячных забастовках 1945–1947 годов. Против стачечников бросили бандитов из Международного союза работников театральных сцен и киномехаников (IATSE — International Alliance of Theatrical Stage Employees) Роя Брюэра, и тимстеров из союза дальнобойщиков.

«Не ходите на картины студии Disney. Уолт Дисней нечестен! Выскажите свой протест, напишите или позвоните на студию. Не ходите в кинотеатры, где показывают любые диснеевские короткометражки или новые фильмы: „Фантазия“ и „Несговорчивый дракон“». Листовка, напечатанная бастующими работниками студии Disney, 1941

Когда-то гангстеры обменивали контроль над профсоюзами на защиту рабочих от полицейского террора, но в конце 1930-х годов сторговались со студиями: Аль Капоне делегировал Вилли Байоффа в помощники президента IATSE. Джордж Рафт, узнав, что студии заказали бандитам несчастный случай с Джеймсом Кэгни, звездой-смутьяном, бросился к друзьям: Багси Сигелу, Лаки Лучано, Оуни «Киллеру» Мэддену. Те приказали калифорнийскому филиалу «синдиката убийств» аннулировать заказ. Пикетчики, в отличие от Кэгни, звездами не были. В 1941 году Байофф пытался «поговорить» с лидерами стачки — похитить их, — но сам угодил в тюрьму по обвинению в рэкете, что — наряду с мораторием, наложенным КП на забастовки до конца войны — обеспечило затишье до 1945 года.

Когда дело дойдет до рукопашной, никаких камер не будет, обмотанные изолентой палки тимстеров станут тараном и разящим оружием, а под конец пойдут в ход кастеты — и польется под ноги кровь, будут выбиты зубы, сломаны носовые хрящи; не исключено, что кто-то лишится ушей. И уноси ноги до того, как незаметно появится отряд полиции по подавлению беспорядков! (Джеймс Эллрой. «Город греха»)

5 октября 1945 года разразилась «битва за Бербанк», студийный пригород Лос-Анджелеса: семьдесят человек были искалечены в сражении трех тысяч пикетчиков с полицией и бандитами. У каждого из бандитов в бумажнике лежало пахнущее типографской краской разрешение на ношение оружия, выданное «красным отделом» полицейского департамента. В «черный понедельник» 7 октября полиция стреляла в воздух, студию Warner, вход на которую преградили баррикады из офисной мебели, потрясенные служащие сравнивали с руинами Сталинграда. Пикетчики укрывались от конной полиции за баррикадами из перевернутых автомобилей. Рейган так и не оправился от моральной травмы, полученной, когда автомобиль, к которому он направлялся, вспыхнул и сгорел дотла: «красные бомбили Голливуд».

5 октября 1945 года — «голливудская черная пятница». Массовые беспорядки у входа на студию Warner

Именно Уорнер и Дисней в 1947 году первыми поддержали HUAC и объявили профсоюзных лидеров советскими агентами. Студию UPA, созданную ушедшими от Диснея в 1941 году Филом Истмэном, Дэвидом Хилберманом и будущим обладателем трех «Оскаров» Джоном Хабли, зачистили почти дотла.

Коммерческими причинами объяснимы преследования Гильдии газетных работников и Американской федерации актеров радио. Расследование деятельности Американской федерации музыкантов во главе с Джеймсом Петрилло было вызвано аппетитами профсоюза, бойкотировавшего (1942–1944, 1948) фирмы, не слишком щедрые с исполнителями.

• • •

Едва родились гильдии, как Variety оповестил о «розовом» нашествии. Вскоре о красном засилье говорили как о неоспоримом факте.

У нас в Голливуде слишком много коммунистов, некоторые из которых получают 2500 долларов в неделю. Пусть эти люди собирают манатки и проваливают в Москву (Луис Майер, 1936).

Слежка ФБР за голливудскими «радикалами» началась еще в 1918 году, на волне первой «красной истерии», вознесшей Гувера. В 1922 году ФБР констатировало участие звезд в «красном движении», планирующем пропаганду посредством фильмов. Агенты немало удивили режиссера Уильяма де Милля, заявившись к нему домой с вопросом, не коммунист ли его друг Чаплин, присутствовавший на банкете в честь председателя КП Уильяма Фостера. Де Милль с трудом припомнил, что однажды Чарли назвал себя социалистом. Этого было достаточно, чтобы в досье Чаплина, которое ФБР вело до самой его смерти, легли первые листки.

«Годами мы обучали писателей и редакторов тому, как следовать партийной линии. Как только мы войдем в страну, они будут готовы полностью контролировать радио и печать». Фрагмент комикса «Это — завтра? Америка при коммунизме» (Is This Tomorrow. America under Communism; 1947)

Однако и в 1922-м, и даже в 1933 году в Голливуде коммунисты еще не водились. Только в 1936 году первый президент Гильдии сценаристов Джон Ховард Лоусон и партийный идеолог Виктор Джереми Джером организуют Голливудское — независимое от Калифорнийского — отделение КП. Из уважения к творцам его поделили не на ячейки, а на клубы: по несколько на каждую профессию.

Значит ли это, что по Голливуду бродили орды коммунистов? В сценарной, самой «красной», гильдии историки насчитали 145 коммунистов за весь период с 1936 по 1947 год, но не единовременно; а в одном только 1947 году в Голливуде работало 1500 сценаристов. Всего же в Голливуде насчитывалось около трехсот членов КП: 50–60 актеров, 15–20 продюсеров и режиссеров, свыше пятидесяти аниматоров, технических и офисных работников.

Свою статистику вело ФБР. В 1943 году агенты проникли в помещение Лос-Анджелесского комитета КП и сфотографировали учетные карточки голливудских коммунистов, расшифровка которых завершилась как раз к 1947 году. ФБР идентифицировало 252 человека: 127 сценаристов, 47 актеров, 45 актрис, 8 продюсеров и 15 режиссеров.

Тем не менее 1930-е — действительно «красные» годы Голливуда.

Быть коммунистом — это был шик. Коммунисты были — или казались — единственной силой, противостоящей нацизму (Фриц Ланг).
Большинство из тех, кто ходил на собрания или вступал в партию, были либералами, которых некоторые стороны коммунизма подкупали возможностью бороться с социальным злом (Отто Премингер).
Состоять в КП считалось в Нью-Йорке хорошим тоном, КП была тогда партией элиты (Джон Берри).

Готический сценарист («Знак вампира», «Дьявольская кукла») Гай Эндор объяснил, что означало быть коммунистом в Голливуде:

«Изумительное чувство братства — я каждый день пожимал руку черным товарищам, на равных работал с женщинами».

Если отвергать бытовое неравенство — и это в Голливуде, а не в штате Алабама — означало быть коммунистом, то честный человек не мог не быть коммунистом по определению.

• • •

Чем занимался «Голливудский обком»?

Шпионаж ему не «шили» — за исключением одного анекдотического случая. Критик Джон Чарльз Моффит обратил внимание HUAC на то, как настойчиво коммунисты — которых он винил в неудаче своей сценарной карьеры — осаждали прославленного летчика-испытателя Слика Гудлина, навестившего Голливуд, просьбами продать историю своей жизни, безусловно,надеясь,что он разболтает секреты ВВС.

Но и идеологические диверсии еще надо было поискать, несмотря на то что, по словам Моффита, Лоусон требовал в каждый сценарий включать пять минут «коммунистической доктрины». Причем включать их в сложные постановочные сцены, вкладывать в уста, например, Гари Купера, чтобы магнаты скрепя сердце отказались — ввиду чрезмерных расходов — переснимать их.

Члены КП действительно писали пропагандистские сценарии «Миссии в Москву» Майкла Кёртица (1943), «Северной звезды» Льюиса Майлстоуна (1944) и «Песни о России» Грегори Ратоффа (1944), но эти гимны антифашистской коалиции заказывали и курировали Рузвельт, Госдеп, Бюро военной информации. Проще говоря, это была никакая не советская, а, напротив, американская пропаганда. Сколь животной ни была ненависть HUAC к покойному президенту — Томас обвинял его в «саботаже капиталистической системы», — не в ее власти было судить большую политику. Поэтому писательница Айн Рэнд искала на первых слушаниях HUAC (октябрь 1947-го) дьявола в сценарных деталях: вот, в «Песни» дети играют и смеются, хотя все знают, что русские даже не улыбаются.

«Никогда-никогда?»

— не поверили своим ушам даже члены HUAC.

«Ну разве что дома, случайно. Но не на людях, не той улыбкой, что одобряет власть»,

— подтвердила Рэнд. Конгрессмен Макдауэлл хмыкнул:

«Это меняет мое представление о русских, а я неплохо их знал».

По праву урожденной Алисы Розенбаум из Петербурга, который она покинула в 1926 году, Рэнд ходила в экспертах по красной пропаганде, но найти ее в продукции Майера, Уорнеров и Кона могли, лишь прибегнув к иезуитской риторике.

«Цель коммунистов в Голливуде — не производство политических фильмов, открыто оправдывающих коммунизм. Их цель — разложить наши моральные принципы, заражая неполитическое кино, вводя мелкие, случайные элементы пропаганды в невинные истории, заставляя — косвенно и подсознательно — принять базовый принцип коллективизма».

Так, по словам Рэнд, капли воды точат камень, имя которому — Американизм. Красные — это те, кто воспевает коллективные действия и «очерняет корысть», в чьих сценариях встречаются плохие богачи и хорошие бедняки. Социал-дарвинистка Рэнд нашла крамолу — мысль о праве ветеранов на беспроцентные займы — в «Лучших годах нашей жизни» (1946) Уильяма Уайлера и «Песне на память» (1945) Чарльза Видора, где Шопен бескорыстно борется за свободу Польши. От этого голова пошла кругом даже у Томаса. Когда Рэнд поделилась желанием дополнить свои показания на следующий день слушаний, поскольку ей хочется еще много о чем и о ком — прежде всего о Уайлере — рассказать, он безжалостно дал понять писательнице, что ее желания не совпадают с желаниями HUAC.

По версии ее соратницы Лилы Роджерс, любое произведение, «рассказывающее историю разочарования и отчаяния на русский манер», — коммунистическое. При такой методологии реплика, вложенная Лестером Коулом в уста футбольного тренера — «Лучше умереть стоя, чем жить на четвереньках», — почти призыв к красному террору. Уличили же сценариста Генри Бланкфорта в подрывной деятельности цитатой из статьи 1934 года, в которой он использовал выражение «буржуазный театр».

Честно говоря, коммунисты не особенно-то и старались. Бернард Гордон гордился, как подвигом, тем, что ввел в сценарий таксиста-негра. Да и то продюсер потребовал объяснить, почему таксист — негр.

«Для колорита, для живости». — «Уберите: на Юге нас не поймут».

Дороти Паркер рассмеется в лицо агентам ФБР:

«Голливудом руководят из Москвы? Да меня и мой пудель не слушается».

На работе коммунисты были просто сценаристами, работавшими во всех жанрах: от комедий с Эбботом и Костелло до мюзиклов. Магнатам было плевать, состоят ли они в КП, лишь бы делали дело, а делали они его хорошо: самый дорогой сценарист, коммунист Трамбо, получал 4000 долларов в неделю. Когда в 1953 году Биберман, отсидевший в тюрьме и изгнанный из профессии, получит, по иронии судьбы, шанс снять независимый и коммунистический по идеологии фильм «Соль земли», его будет терзать мысль, что за годы, проведенные в Голливуде, он вообще «разучился рассказывать о реальных людях в реальных ситуациях».

Зачем тогда вообще был нужен «Голливудский обком»?

• • •

Для КП Голливуд был важен не как место, где делают фильмы, а как место, где живут американские кумиры. В 1935 году Коминтерн, встревоженный победой Гитлера, призвал к единству антифашистских сил. В Европе идея Народного фронта (НФ) воплотилась в политических альянсах, в США — в культурных. В декабре 1935 года конгрессы прокоммунистических Лиг американских писателей и художников инициировали НФ интеллигенции, и реализоваться он мог только в Голливуде.

Результат превзошел все ожидания. Левую традицию, в США укорененную и окруженную заслуженно героическим ореолом, актуализировали кошмар великого кризиса и нацизма, спасаясь от которого, в Голливуде оказались не менее 750 человек, включая Томаса Манна, Лиона Фейхтвангера, Арнольда Шенберга. Голливуд кишел объединениями коммунистов, социалистов и либералов. Самыми мощными были Комитет кинематографистов (1936) Дэшила Хэммета и пятитысячная Антинацистская лига (1936) Дональда Огдена Стюарта и Бибермана. Поездка Лилиан Хеллман и Дороти Паркер в воюющую Испанию дала импульс Комитету за свободную Испанию, Комитету писателей и артистов за медицинскую помощь Испании, Американскому киноальянсу помощи Испанской республики.

Американская лига против войны и фашизма, Американская лига за свободу и демократию, Общество друзей СССР, Американский молодежный конгресс, Объединенный комитет беженцев-антифашистов, Национальный негритянский конгресс, Американский крестовый поход за мир, Национальная гильдия юристов, Стейнбековский комитет помощи сельскохозяйственным организациям. Многие сотни организаций.

Ни одна из них не обходилась без ярчайших беспартийных звезд, позже названных коммунистическими агентами влияния. В «Комитет 56-ти», требовавший бойкота немецких товаров (1938), вошли Мирна Лой, Эдвард Дж. Робинсон, Пол Муни, Джон Форд, Джоан Кроуфорд, Генри Фонда, Бетт Дэвис, Граучо Маркс. Это гарантировало и паблисити, и успешный сбор средств на то или иное — всегда гуманитарное — правое дело. Эптон Синклер не сумел в 1934 году стать губернатором Калифорнии под лозунгом «Остановить бедность», а НФ привел к власти в 1938 году прогрессиста Ольсона: это поважнее, чем «пять минут пропаганды». Впрочем, Ольсон, в отличие от Синклера, не требовал национализации Голливуда.

Ланг радовался своему везению: слабо владея английским, он не выступал на митингах и легко отделался в 1950-х годах, когда организации НФ объявили «фасадными» — front — «организациями влияния» КП. Членство в них, да даже и разовое пожертвование, присутствие на митинге, образует для HUAC состав преступления.

Что тогда говорить о паломничестве в СССР Лоузи и его жены, модельера Элизабет Хоуз, устроившей первый показ мод в Москве, сценаристов Ринга Ларднера, Мориса Рапфа, Веры Каспари — автора «Лауры», экранизированной в 1944 году Премингером, Поля Робсона, великого негритянского поэта Лэнгстона Хьюза, художника Джейкоба Берка, приглашенного расписать здание «Интуриста»? Для многих сакральный смысл поездки был эстетического толка: причаститься театру Станиславского (Стелла Адлер), Охлопкова (Лоузи) или Мейерхольда (Мара Александр, Биберман), поговорить с Эйзенштейном или Горьким (Хилберман). Но они — все до единого — окажутся в «списках».

Уже и Хрущев встретится «лицом к лицу с Америкой», а от художников Бена Шана и Филипа Эвергуда в 1959 году будут допытываться, как их картины оказались на выставке в Москве.

Идиллию НФ обрушил советско-германский пакт 1939 года: КП уже в гордом одиночестве создала «Американскую мобилизацию за мир» и прокляла Рузвельта за втягивание США в «империалистическую войну». Но едва Гитлер напал на СССР, как НФ — теперь на почве патриотизма — воскрес в лице «Голливудской мобилизации писателей», «Помощи России» и прочих fronts, требовавших открытия «второго фронта». Ну а «Мобилизацию за мир» переименовали в «Народную мобилизацию».

Участие в этих комитетах тоже гарантировало будущие репрессии, несмотря на то что их патронировало государство. Несмотря? Скорее, именно потому, что государство их патронировало. Антикоммунисты в конце 1940-х годов вели себя так, словно в США (хотя демократа Рузвельта сменил, пусть и при республиканском большинстве в Конгрессе, демократ Трумэн) произошел государственный переворот.

А пока шла война, коммунисты писали сценарии главных патриотических фильмов, работали в армейской службе пропаганды и даже Управлении стратегических служб (УСС) — прообразе ЦРУ. КП насчитывала 80–90 тысяч членов: вступить в нее подумывал даже Рональд Рейган, мелкий актер, еще не президент Гильдии киноактеров и осведомитель ФБР — оперативный псевдоним «Т-10», — носивший под пиджаком «Смит-и-Вессон» 32-го калибра.

Впрочем, в КП и без него состояли 1500 внедренных агентов ФБР, строчивших характерные отчеты: «На собрании КП присутствовало 80 типичных евреев, 10 негров и одна белая женщина, которая пришла и весь вечер сидела рядом с негром».

Даже в 1939–1941 годах коммунисты и либералы могли объединиться в одном-единственном случае: для отпора HUAC. В 1940 году 2500 человек, забыв о Молотове и Риббентропе, дружно митинговали против ее инсинуаций, как митинговали и прежде.

Назвать первый состав HUAC— в разные времена в нее входили от семи до девяти человек — ультраправым было бы оскорблением для ультраправых. Дайс — куклуксклановец, как и Томас, — заслужил комплимент Геббельса и вошел в историю как человек, назвавший десятилетнюю Ширли Темпл «слепым орудием в руках коммунистов».

Член HUAC Джон Ранкин обвинял оппонентов в «преждевременном антифашизме» и — под аплодисменты Конгресса — обзывал журналиста Уолтера Уинчелла жидком. Место в истории человеческого безумия он заслужил, заявив в июле 1942 года:

«Коммунистические элементы пытаются запугать Красный Крест, чтобы тот отправлял в армию и на флот кровь, которую будут переливать нашим мальчикам, так, чтобы никто не смог определить, кровь это белых людей или цветных».

Главный следователь HUAC Роберт Стриплинг предупредил двух нацистских агентов о том, что их должны депортировать. В июне 1939 года HUAC прекратила финансирование Федеральной театральной программы, части плана Рузвельта по ликвидации творческой безработицы. Ее глава Хэлли Фланеган не смогла 6 декабря 1938 года ответить конгрессмену Джо Стейрнсу из Алабамы, состоит ли Кристофер Марло в КП, и зачем Еврипид проповедует классовую борьбу.

В марте 1952 года его коллега из штата Юта переспросит актрису Билли Холлидей, заметившую в свое оправдание, что поздравляла с юбилеем не только МХАТ, но и театр Old Vic: «Old who?»

Закрытие Федеральной театральной программы — единственная победа Дайса над культурой: НФ, гильдии и студии бойкотировали его, газеты освистывали. В августе 1940 года провокатор Джон Р. Линч назвал коммунистами сорок человек, включая Богарта, Кэгни и Фредерика Марча, — HUAC пришлось отказаться от обвинений. Да и что она могла поделать, если подозреваемые приходили на допросы в смокингах: вечером они ужинали с первой леди.

Последняя довоенная атака на Голливуд должна была бы похоронить идею любой комиссии типа HUAC. 1 августа 1941 года Сенат образовал Подкомитет по изучению пропаганды войны, содержащейся в 25 американских, 13 иностранных фильмах и 10 выпусках хроники RKO «поджигательского», то есть антифашистского характера.

В душе магнаты были солидарны с Сенатом. После аншлюса Австрии в 1938-м евреи — хозяева Fox, Paramount и MGM уволили евреев из представительств в Вене. MGM убрала из титров еврейские фамилии всяких там Манкевичей, чтобы не повредить прокату в Рейхе, и отдавала сценарии с участием немецких персонажей на предварительную цензуру в немецкое консульство. Кто сказал, что антисемитизм не носит классового характера?

Если бы Гитлер не набросился на евреев, Майер был бы его лучшим другом, поскольку был еще большим фашистом, чем он (Эдвард Ходоров).

Сенат едва собрался всерьез взяться за Чаплина и его «поджигательского» «Диктатора», как случился Перл-Харбор, и все ушли на фронт.

Абрахам Полонски, режиссер-коммунист, понял неизбежность Третьей мировой между союзными державами еще в 1943 году: УСС, где он служил, прекратило сбрасывать на парашютах оружие коммунистам-партизанам в Европе.

Поняли это и голливудские ультраправые, в 1944 году объединившиеся в «антинародный фронт», Кинолигу защиты американских идеалов: от — формально — всех «тоталитарных идеологий». Айн Рэнд считала коллективизм самым вредоносным изобретением коммунистов, но и ей пришлось смириться с тем, что сила в единстве. Президент Лиги, 61-летний Сэм Вуд, с некоторых пор озадачивал коллег своим поведением.

Я помню, как Вуд приходил на собрания режиссеров с газетой, свернутой как дубинка, и молотил по креслам со словами: «Пора избавиться от этого инвалида в Белом доме». Он говорил о Рузвельте (Херберт Биберман).

Актриса Джин Вуд говорит об отце с интонациями героини фильма о похитителях тел: папа был таким милым, пока «это» не «превратило его в дикаря». «Это» — ненависть к коммунистам — его и убило. Вуд умер вечером 22 сентября 1949 года, не отойдя от безобразного скандала, который учинил утром Маргарет Салливан, продюсеру MGM, требуя выгнать сценариста своего нового фильма, оказавшегося коммунистом. Тот самый Вуд, который только что снял «По ком звонит колокол» (1943) по сценарию левого Дадли Николса и без эксцессов работал с Трамбо.

Не потому ли HUAC и ФБР стремились уличить в коммунизме Граучо Маркса, что он назвал Вуда фашистом? Не за крамольную же фамилию? Хотя как знать. Досье на сценариста Гордона Кана констатировало: «похож на Ленина».

До поры до времени Гувер — на высшем, президентском уровне — интриговал против Дайса. Конкурента он обвинял в том, что публичность его методов вредит конфиденциальным расследованиям ФБР. Теперь же Гувер и Дайс заключили взаимовыгодную сделку о координации действий. С 1942 года расследование коммунистического проникновения в Голливуд стало приоритетом для Гувера. Пухлые досье были собраны на Майю Дерен, Марлен Дитрих, Кантора, Кегни, Граучо Маркса.

Заместителями Вуда стали Дисней и Норман Таурог, казначеем — Кларенс Браун. В ядро Лиги вошли Уорд Бонд, Брюэр, Кинг Видор, Кларк Гейбл, де Милль, Лео Маккэри, Адольф Менжу, Роберт Монтгомери, Лила Роджерс с дочкой Джинджер, Виктор Флеминг, Рейган, Барбара Стэнвик. Не наигравшийся в солдатики Гари Купер, носившийся с ряженой боевой дружиной «голливудских гусар», и Виктор Маклаглен со своей «Легкой кавалерией» — аналогом современных российских «казаков». Профессиональная сплетница Хедда Хоппер, ветеран херстовской журналистики: через нее и ее коллег Гувер сливал компромат на красных. Преемниками Вуда станут Роберт Тейлор и Джон Уэйн.

Начало «войны» Биберман описал в категориях заговора и стилистике агитпропа, связав с заявленной 12 марта 1947 года Трумэном доктриной сдерживания СССР во всем мире:

Весной группа парламентариев тайно встретилась с продюсерами и сказала им: «Наша страна меняет курс. Мы должны контролировать средства коммуникации, то, что говорится народу, и то, как это говорится. В Голливуде слишком много попустительства, слишком много неконтролируемых людей и подрывных элементов. Мы хотим, чтобы вы убрали триста человек. У нас есть их имена».

Строго говоря, имел место сговор, а не заговор. Ключевую роль сыграли вожди Кинолиги. На конфиденциальной встрече с ними 7 мая HUAC отобрала «дружественных свидетелей» для осенних слушаний. Но по итогам поездки Томас жаловался на нежелание магнатов сотрудничать с ним. Характерно, что в те же дни Майер предложил коммунисту Коулу карьерный прыжок из сценаристов в продюсеры. Майер верил в незыблемость статус-кво, как и Ассоциация продюсеров, еще возмущавшаяся:

Мы измучены тем, что против нас без конца возводятся безответственные, необоснованные обвинения. Если мы совершили преступление, мы хотели бы знать, в чем оно состоит. Если не совершали — мы не хотим, чтобы HUAC преследовала нас.

Избежать слушаний при новой — мстительно реакционной по отношению к эпохе Рузвельта — конъюнктуре не удалось, агенты HUAC трепали нервы студий визитами по поводу и без. Продюсеры пошли на сотрудничество, обговорив открытый характер разбирательства и неопровержимость улик. Так магнаты поступились принципом: избавьте меня от государства, а со своими красными я сам разберусь.

Осенний сезон HUAC открыла эффектно, не затронув ни студии, ни даже граждан США. Великого Ханса Эйслера, «Карла Маркса от музыки», дважды номинированного на «Оскар», объявили главным агентом СССР в Голливуде и приговорили за неуважение к Конгрессу к депортации. 26 марта 1948 года он вылетел в Прагу, дав подписку о невозвращении.

На Ханса и Герхарта Эйслеров донесла их сестра Рут Фишер, некогда — ультралевый лидер КП Австрии. Герхарт — не богема, а прошедший огонь и воду коминтерновец — рисковал по-крупному: ФБР считало его шефом советской агентуры. Дважды приговоренный — к одному и трем годам тюрьмы, — но ожидавший на свободе результатов апелляции, он, тряхнув стариной, бежал за границу в трюме судна, идущего в Лондон.

Фишер — классический ренегат, в ненависти к своему прошлому зашедшая дальше иных антикоммунистов: не каждый готов предать родных братьев. Еще один ренегат, Джордж Оруэлл, возомнил себя Большим Братом, составив в мае 1949 года для отдела пропаганды британского МИД список из 38 «криптокоммунистов»: Чаплин, Майкл Редгрейв, Орсон Уэллс, Робсон («очень не любит белых»). В его архиве дремали еще десятки имен, включая Кэтрин Хепберн. Из МИД список попал в MI5, оттуда, очевидно, в ФБР. Это была еще не эпидемия доносов, но ее первые симптомы.

• • •

Идеальный «враг народа»: «еврей, коммунист, педераст».

Беженцы из нацистской Германии почувствовали себя в Голливуде как дома.

На задних дворах Беверли-Хиллз жгли книги: Маркса, Сталина, Джойса.

21 сентября 1947 года HUAC вызвала в Вашингтон 24 «дружественных» и 19 «недружественных» — эвфемизм «подсудимых» — свидетелей.

Сценарист Филип Данн, Мирна Лой, Уайлер и Джон Хьюстон создали Комитет по защите Первой поправки, гарантирующей свободу слова: это была последняя судорога НФ. Протест против «очередной» «отвратительной» попытки «очернить» киноиндустрию и попрать гражданские свободы подписали пятьсот человек: от Богарта до Джуди Гарленд, от Джина Келли до Ланкастера, от Граучо Маркса до Синатры. Эрик Джонстон заверил:

«„Черных списков“ не будет никогда. Мы не скатимся к тоталитаризму в угоду HUAC».

Слушания начались 20 октября.

Когда появился Рональд Рейган в рыжевато-коричневом габардиновом костюме, в очках, синем вязаном галстуке и белой рубашке, по залу прокатился дружный вздох сотен женщин (Times).

Показания «дружественных» впечатляли не содержанием, а монолитностью. Не все из них назвали имена тех, кого считали коммунистами, но все ощущали давление красных агентов влияния. КП наплодила столько fronts, что даже честные антикоммунисты невольно позволяли использовать в пропагандистских целях свои имена. Рейган досадовал, что его заманили в спонсоры благотворительного концерта Робсона, оказавшегося красным шабашем. Менжу вообще считал коммунистами всех, кто слушает Робсона. Гари Купер не возражал бы против запрета КП и похвастался, что всегда отвергал подозрительные сценарии. Роберт Тейлор — советский дирижер в «Песни о России» — сокрушался, что съемки отсрочили его отбытие к месту службы в ВМФ.

Маккэри поклялся, что никогда не будет снимать «красную» Кэтрин Хепберн и сообщил, что его фильмы «Идти своим путем» и «Колокола Святой Марии» в СССР не показывали из-за ненависти коммунистов к их главному герою. «Бингу Кросби?» — удивились конгрессмены. «Нет, Богу!».

На редкость здраво прозвучал голос Майера, озадаченного вопросом, считает ли он экранный образ СССР в «Песни» достоверным. Он искренне удивился: откуда ему знать, он не бывал в России. Никому и никогда еще не приходило в голову спросить продюсера, достоверно ли Голливуд изображает хоть Китай, хоть Францию. Джонстон вообще произнес нечто почти крамольное о невозможности победить коммунизм, не победив порождающую его нищету.

Час «недружественных» пробил 27 октября. Восемь из них напрасно съездили в Вашингтон. HUAC вызвала к барьеру только «голливудскую десятку» коммунистов и Бертольта Брехта.

В «десятку» входили:

43-летний сценарист Алва Бесси, ветеран Интербригад, номинация на «Оскар» за «Цель — Бирма» (1945);

47-летний режиссер Херберт Биберман;

39-летний Эдвард Дмитрик, снявший тридцать фильмов, в том числе этапные нуары «Это убийство, моя милочка» (1944) и «Перекрестный огонь» (1947, номинация на «Оскар»);

43-летний Лестер Коул, один из основателей и президент (1944–1945) Гильдии сценаристов, автор сорока сценариев;

32-летний Ринг Ларднер-младший, только что подписавший сенсационный контракт с Fox (оклад — 2000 долларов в неделю), обладатель «Оскара» за сценарий «Женщины года» (1942);

53-летний Джон Ховард Лоусон, создатель Гильдии сценаристов и «Голливудского обкома», автор двадцати сценариев, в том числе «Блокады» (1938, номинация на «Оскар»), «Войны в Северной Атлантике» (1943), «Контратаки» (1945); крупный марксистский теоретик кино, в книгах которого встречаются пассажи, неожиданно предваряющие, например, феминистскую критику 1970-х годов;

39-летний писатель Альберт Мальц, автор сценариев «Оружие для найма» (1942); «Пункт назначения — Токио» (1943); «Дом, в котором я живу» (1945, почетный «Оскар»); «Гордость морской пехоты» (1945, номинация на «Оскар»); «Обнаженный город» (1948);

56-летний сценарист тридцати фильмов Сэмюэл Орниц, старожил Голливуда, работавший с 1929 года;

34-летний Адриан Скотт, сценарист, продюсер трех фильмов Дмитрика;

41-летний Далтон Трамбо, автор великого антивоенного романа «Джонни взял ружье» (1939) и тридцати сценариев («Билль о разводе», 1940; «Тридцать секунд над Токио», 1944).

«Десятка» проголосовала за единую тактику: не отвечать на вопрос о членстве в КП, апеллируя к Первой поправке, но зачитать заявления, разоблачающие фашистский заговор «антипатриотического меньшинства» против демократии и американского образа жизни. Слушания транслировались по радио, так что обращались они ко всей Америке. Но говорили, хотя КП и не упоминали, на языке, Америку напугавшем. Перебивали же их тщетными требованиями отвечать «да» или «нет» на вопрос о партийности так часто, что стенограмма слушаний напоминает пьесу абсурда.

Брехт выступал 30 октября — последним. Хитроумный Бертольт, спасенный отменным чутьем и от Гитлера, и от Сталина, предусмотрительно, по словам Ланга, не светившийся на митингах НФ, на сей раз полагал, что влип всерьез. Получив повестку, он переснял рукописи на случай побега: вся жизнь уместится в чемоданчик. Лоузи посоветовал другу попросить переводчика — пока тот переводит вопрос, обдумаешь ответ и закуришь сигару: Томас их тоже курит, между вами возникнет подсознательная симпатия.

Брехт честно отрицал членство в КП, но инкриминировать ему можно было всю его жизнь. HUAC атаковала его вопросами о восторженной статье (1935) Сергея Третьякова в «Интернациональной литературе», о большевистской пьесе «Мать», о московских интервью, в которых Брехт рассказывал, как штудирует Маркса-Ленина. Но он опять ускользнул, разыграв чудаковатого болтуна. Сетовал на журналистов, которые — «да вы и сами знаете» — сочиняют интервью за вас, на дурные переводы, превратившие невинные стихи в крамолу. Его спрашивали об одной пьесе — он пересказывал другую. Вырвавшись из объятий утомленной HUAC, Брехт улетел в Европу, не дожидаясь нью-йоркской премьеры «Галилея» в постановке Лоузи с великим Чарльзом Лоутоном.

[Вскоре] Лоутон устранился [от спектакля], поскольку ему вообще было свойственно бросать то, что не пользовалось успехом, и, вне всякого сомнения, испугавшись по политическим причинам — за что никто не вправе его осуждать. Два человека рассказали мне, что Лоутон ходил в ФБР. Его вдова, Эльза Ланчестер, утверждает, что это неправда. Я не знаю, где тут истина. Знаю только, что в 1956 году правительство ГДР пригласило меня и Лоутона на общенациональные похороны Брехта. Лоутон не ответил, а я не мог приехать, поскольку срок моего паспорта истек. Хэлли Вайгель позвонила мне, чтобы спросить, сможем ли мы с Лоутоном приехать. Я послал Лоутону длинную телеграмму с просьбой хотя бы ответить. Он не ответил. Я точно знаю, что в этот раз он спрашивал ФБР, как ему быть (Джозеф Лоузи).

Интуиция не подвела и Орсона Уэллса, которого сам Рузвельт уговаривал баллотироваться в Конгресс, пророча великое политическое будущее. По словам Уэллса, издевательски обыгравшего в интервью 1959 года журналу Esquire название нашумевшей книги советского перебежчика Виктора Кравченко, он «выбрал свободу», покинув США в ноябре 1947 года. ФБР следило за ним со времен «Гражданина Кейна» (1941), «составной части кампании КП по дискредитации основ американского общества». Вслед Уэллсу полетели слухи, что причина его эмиграции — причастность к изуверскому убийству в январе 1947 года «Черного Георгина» — 22-летней Элизабет Шорт.

• • •

Одна из проблем американского искусства — предательство левых самими левыми, предательство по отношению к самим себе. Среди людей моего поколения немного таких, как я, не отказавшихся от своих убеждений и избегнувших предательства. А ведь это ужасно. От этого потом никуда не уйдешь. Я не знаю, как можно продолжать жить, забыв о предательстве. Не о том, когда француз, например, сотрудничал с гестапо ради спасения своей жены. А о другом, когда американские левые предавали ради спасения своих бассейнов (Орсон Уэллс).

Нехотя вняв мольбам «десятки», тридцать активистов Комитета Первой поправки вылетели 27 октября в Вашингтон. Звезды провели радио-шоу, митинговали перед Конгрессом, посетили слушания, но ни участвовать в них, ни встретиться с Трумэном или хотя бы Никсоном, единственным калифорнийцем в HUAC, не смогли. Лишь раззадорили Ранкина на хулиганские выходки:

Я вам тут зачитаю некоторые имена. Есть такая Джун Хэвок. Мы раскопали: ее настоящее имя — Джун Ховик. Другой такой же — Дэнни Кей: мы тут узнали, что его зовут Дэвид Дэниэл Камински. Знаете Эдди Кантора? Эдвард Ицковиц! Один именует себя Эдвардом Робинсоном, а настоящее его имя — Эммануэль Голденберг. Другой выдает себя за Мелвина Дугласа, а сам — Мелвин Хассельберг.

До разоблачения «одной антипатриотической группы театральных критиков» и раскрытия псевдонимов «беспачпортных космополитов» в СССР — еще пятнадцать месяцев. Государственное юдофобство Ранкина — спустя два с половиной года после падения Третьего рейха — выглядело экстравагантно в мировом масштабе, но в стенах Конгресса воспринималось как должное.

Делегаты вернулись в Голливуд — первым улетел по требованию встревоженных продюсеров Богарт, — изменив отношение к тем, на помощь к кому летели.

«Коммунизм был ни при чем. Речь шла просто о протесте против использования гитлеровских методов»,

— определяла приоритеты делегатов Бэколл. Но речь шла уже не о защите расколовшейся корпорации — чьи интересы и магнаты, и либералы ставили на первое место — или абстрактных свобод, а — пусть не коммунизма как такового — но коммунистов, преследуемых за то, что они коммунисты.

Граждане-зрители, не вникая в либеральные нюансы, поняли одно: их кумиры защищают коммунистов, демонизированных прессой настолько, что воспринимались они как абсолютное зло. Когда под угрозой оказалась карьера, либералы отступились. Оправдываясь, Бэколл произнесла объективно чудовищную фразу: «„десятка“ использовала нас». Эта поездка убила Комитет Первой поправки, как ни пытались спасти его Уайлер и Данн. В 1948 году либералы еще агитировали за Генри Уоллеса, рузвельтовского вице-президента, баллотировавшегося в президенты от Прогрессивной партии под лозунгами прекращения холодной войны, установления контроля над крупным бизнесом, расового и полового равноправия, роспуска HUAC. Уоллес получит в ноябре 2,4 % голосов, агитаторы окажутся в «черных списках». Но уже в марте стилистически постыдная статья Богарта в журнале Photoplay «Я не коммунист» объявила о капитуляции большинства либералов.

Богарт по-свойски шутил — юмор висельника — что чувствует себя парнем из анекдота, сказавшим перед казнью, что никогда не забудет урок, который ему дали судьи. Он прозрел, когда журналист Эд Салливан хлопнул его плечу:

Знаешь, Боги <…> дело не в республиканцах и демократах или в том, что это не понравится кому-то из них. Это не понравится американцам. Я знаю, что с тобой все нормально. Близкие друзья знают. Но зрители думают, что ты красный!
Я — красный? Так во мне поселилось первое подозрение.

Смыть клеймо не легче, чем ответить на вопрос «Вы перестали бить свою жену?», но Богарт просил: поверьте, я всем обязан американской системе, самое страшное, что я сделал в жизни — голосовал за Рузвельта. Пусть я болван, обманутый красными, но свой, американский болван! Слова «я такой же коммунист, как Эдгар Гувер» меркнут перед благодарностью HUAC за то, что «воздух стал чище»: Америка увидела, что коммунистов мало — они просто хорошо организованы.

Мольба всех либералов: делайте что хотите с коммунистами — их ведь немного, — но пощадите нас.

Богарт спас карьеру — свою и жены, — хотя злопамятный «как слон» Никсон в 1952 году припомнил: «Богарт и Бэколл заявляли по радио, что не любят все то, что любит Ричард Никсон», так что негоже патриотам приглашать эту парочку на корпоративы. Другие либералы, декларируя свой антикоммунизм, надеялись на милость победителей, которые их не простили и не полюбили, но презирали и глумились со смаком. Так, Мелвин «Хассельберг» Дуглас, партнер Греты Гарбо, был отлучен от экрана с 1951 по 1962 год.

Честь либералов сберегут немногие: их естественные, человеческие жесты в 1950-х годах покажутся подвигами. В Каннах, где изгнанник Жюль Дассен получил приз за «Мужские разборки» (1954), один Джин Келли публично пожал ему руку и прошел по красной ковровой дорожке. Другие американцы, если и говорили с Дассеном, то украдкой, «прячась за бокалами с шампанским» при появлении фотографов.

Из Вашингтона Майер и Коул возвращались вместе, по-дружески: Майера тревожило, не пострадает ли карьера Коула-продюсера. Биберман и Дмитрик угодили, едва вернувшись в Голливуд, в объятия кого-то из студийных боссов:

«Ни о чем не волнуйтесь, мальчики. Неприятности в прошлом. Как они могли обойтись с вами, словно с шайкой ниггеров».

Продюсеры явно не собирались резать куриц, несущих золотые яйца. Но — зарезали. С «десяткой», 24 ноября признанной — 347 голосами конгрессменов против 17 — виновной в неуважении к Конгрессу, что грозило тюрьмой, молниеносно разорвали контракты. Голливуд остолбенел: со звездами так было не принято. 3 декабря Джонстон разъяснил, что к чему, зачитав двухстраничное Уолдорфское заявление, «Мюнхенский сговор по-голливудски» (Биберман).

Нью-йоркский Waldorf — отель с богатым деловым прошлым.

Здесь боссы мафии учредили всеамериканский «синдикат убийств».

Здесь Джордж Шенк выплатил 15 миллионов Байоффу за «классовый мир» в Голливуде.

Секретная встреча 48 магнатов 24–25 ноября 1947 года достойно продолжила эту традицию. Здесь были все: Майер и Кон, Николас Шенк и Голдвин, Уорнер и Скурас, Балабан и Шейри… Магнаты согласились с тем, что «десятка» нанесла вред киноиндустрии. Обязались немедленно уволить или отстранить от работы без вознаграждения и не принимать на работу ни одного из «десятки», «пока они не будут оправданы или не очистят себя от обвинений в неуважении к Конгрессу и не покажут под присягой, что не являются коммунистами». Мало того: они не примут на работу ни одного члена партии или группы, «призывающей свергнуть правительство». Мало того: они сами сообщат HUAC о тех, кто покушается на свержение правительства, и не пропустят на экран ничего антиамериканского. Доселе они были недостаточно бдительны из-за отсутствия четкой национальной политики и вредной привычки судить о коммунистах по их профессиональным качествам. Америка — законопослушная нация: дайте же нам закон о подрывных элементах! Будем бдительны!

Магнаты опасались, что в Голливуде воцарится страх и пострадают невинные, но «творческий труд — лучшее средство» от перегибов. Они уверены, что расследование не поставит под сомнение патриотизм тридцати тысяч работников Голливуда.

Всё. Магнаты капитулировали, надеясь, что им хотя бы оставят право самим составлять «черные списки». Прагматические резоны капитуляции, по их версии, таковы. Пресса постепенно и необратимо отказывала Голливуду в поддержке. В Чапел-Хилл, Северная Каролина, зрители забросали камнями фильм с участием Кэтрин Хепберн. Глендейл, Калифорния, и Индианаполис, Канзас, бойкотируют фильмы с участием «десятки». Испания, Чили и Аргентина угрожают бойкотом студий, дающих работу «десятке». Бойкотом грозит Голливуду Американский легион, а союз ветеранов — это сила: семнадцать тысяч секций, миллион членов, почти три миллиона сторонников.

HUAC нанесла Голливуду удар, который не может понравиться финансистам с Уолл-стрит, вложившим в киноиндустрию шестьдесят миллионов. Уолл-стрит нажала кнопки — этим все и объясняется (Эд Салливан).

Восточное побережье применило свою власть над Голливудом.

Ходят легенды о магнатах, тайком выручавших своих любимцев. Сидни Бахман заслужил почти мистическую репутацию человека, который мог бросить Кону, глумившемуся над сценаристами:

«Иди на хер, Гарри. Я слишком устал, чтобы слушать твою чушь».

21 октября 1951 года он не апеллировал к Пятой поправке ради удовольствия три часа пикироваться с HUAC:

«Дмитрик свечку не держал, чтобы утверждать, будто меня распропагандировала жена».

От тюрьмы — за неуважение к Конгрессу — его спасла процедурная ошибка. Перед оглашением вердикта один из судей вдруг вышел из зала. По слухам, его подкупил Кон. Приговоренный — на повторном суде — к году тюрьмы, Бахман бежал во Францию.

Нацисты тоже спасали любимых евреев.

• • •

Еще прискорбнее предательство гильдий.

Боевую Конференцию студийных профсоюзов в том же роковом октябре обезглавила отставка Соррелла: годом раньше полиция отказалась расследовать обстрел его автомобиля, в марте 1947 года его похитили, избили и выбросили из машины за городом. В 1949 году скончалась и сама Конференция. Гильдия сценаристов допустила соглядатаев HUAC на свои собрания, а в 1952 году согласилась вымарывать из титров неблагонадежные имена. Гильдию киноактеров просила о помощи Гейл Сондергаард («Оскар» за роль второго плана в «Энтони Эдверсе», 1936; номинация на «Оскар» за «Анну и короля Сиама», 1946), отлученная от экрана — как окажется, на 22 года, почти навсегда — жена Бибермана. Рейган ответил в том духе, что все враги страны будут выведены на чистую воду.

Черную память, равновеликую своему мифу, оставил Джон Уэйн. Карл Форман, сценарист и продюсер, уже попав в «списки», чудом закончил съемки вестерна Фреда Циннемана «Ровно в полдень» (1952) и был вызван к Уэйну.

Я казался маленьким и хрупким рядом с этим колоссом, этим гауляйтером маккартизма. Он сказал мне: «Форман, вы же профессионал. Как вы можете состоять в этой коммунистической банде?». Я не ответил. Он продолжил: «Если вы будете продолжать в том же духе, вашей карьере конец. Никто вам не даст работы. Ваш паспорт конфискуют, и даже за границей мы проследим, чтобы вы не нашли работы». Я ответил: «Знаете, ваши методы напоминают методы Гитлера и Сталина». Он озадачился, потом заявил: «С огнем справится только огонь».

Уэйн назовет «Ровно в полдень» «самой антиамериканской вещью», которую он видел в жизни, но, по просьбе Гари Купера, который не мог присутствовать на вручении «Оскаров», примет от его лица награду за лучшую мужскую роль. Уэйн вообще «голубь» по сравнению с такими членами Кинолиги, как Уорен Бонд, режиссер Джон Фэрроу или Менжу, готовым укрыться — в случае чего — от коммунистов в Техасе, где в тех «будут стрелять без разговоров».

Пожалуй, гораздо более позорную, чем Уэйн, роль сыграл в судьбе Формана его компаньон-продюсер Стэнли Крамер, пользовавшийся в СССР репутацией «большого друга», самого прогрессивного деятеля киноиндустрии и «жертвы маккартизма». Допрос в HUAC в феврале 1953 года, безусловно, заставил его нервничать, но опалой Формана он воспользовался, чтобы перекупить его долю в совместной фирме и вычеркнуть не только из титров, но и из своей памяти.

В Гильдии режиссеров, которую сразу же после вашингтонских слушаний возглавил — можно назвать это дворцовым переворотом — де Милль, 22 октября 1950 года разыгрался целый спектакль.

Де Милль разослал с курьерами на мотоциклах письмо всем режиссерам с просьбой дать клятву антикоммунистической верности. Он специально сделал это в пятницу вечером, потому что в Голливуде по субботам нет никого. А те, кто есть, играют в гольф. Циннеман, Хьюстон и еще несколько человек, включая меня, решили, что единственный способ остановить это — созвать общее собрание Гильдии. Для этого требовалось 25 подписей уважаемых режиссеров. Мы их собрали. Джо Манкевич сказал, что хочет вызвать своего адвоката, Мартина Гэнга, хорошо известного в Голливуде посредника между Комиссией и теми, кто хотел кого-то сдать. Я советовался с ним по поводу контрактов. Это очень хороший адвокат. Манкевич сказал:

«Если мы против клятвы, мы должны определенно заявить, что среди нас нет коммунистов»,

что было нелепо, поскольку, заявляя, что мы не коммунисты, мы делали как раз то, чему пытались помешать, — помогали в составлении «черного списка». Я резко возражал, как и Ник Рэй, Хьюстон и Чарльз Уотерс, — в общем-то, и все. Дискуссия длилась еще долго. Наконец, Гэнг наклонился ко мне и сказал:

«Валяйте, подписывайте. Это не клятвопреступление. Вы же не под присягой» (Джозеф Лоузи).

Собрание вошло в легенду. Говорят, де Милль с издевательски местечковым акцентом коверкал фамилии оппонентов: «мистер Вилли Вилер, мистер Фледди Зиннеман», Лангу впервые стало страшно, что он говорит по-английски с акцентом, Уайлер посоветовал Манкевичу без разговоров дать де Миллю в морду, а Джон Форд сидел на полу в глубине зала, привычно пьяный в стельку, но в четыре часа утра взял слово.

Он сказал: «Меня зовут Джон Форд, я снимаю вестерны». Он начал восхвалять де Милля, повергнув либералов в панику. Он сказал: «Мы ему многим обязаны». И это было правдой. Де Милль первым стал осознанно снимать кино. Его имя по праву звучало громче имен его звезд (Сэмюэл Фуллер).

Форд сказал де Миллю:

Я уважаю вас за радость, которую вы дарите миру своими фильмами. Но вы мне не нравитесь, мне не нравится все то, что вы защищаете и представляете. Вы оскорбили Джо. Я хочу, чтобы вы и весь административный совет немедленно подали в отставку, чтобы этот поляк, этот республиканец из Пенсильвании, возглавил Гильдию, а мы бы разошлись по домам.

Восторг либералов длился три дня. 26 октября Манкевич сам потребовал от режиссеров клятвы верности.

Надо было выбрать между тайным голосованием и открытым. Пустили слух, что все, кто против открытого голосования, — сторонники коммунистов. И все высказались за него, кроме меня и Билли Уайлдера, сидевшего рядом. Так мы стали коммунистам. Это было последнее собрание Гильдии, на котором я присутствовал (Джон Хьюстон).

Хьюстон попал было под каток HUAC, но всемогущий Брюэр «очистил» его от подозрений. Тем не менее в 1952 году Американский легион пикетировал показы «Мулен Руж» с плакатами: «Хьюстон — коммунист», а режиссер «от отвращения» к происходящему переехал в Ирландию, гражданином которой стал в 1964 году.

В том же 1952 году Орсона Уэллса перед дублинским театром Gate, где 21 год тому назад началась его карьера, встретили манифестанты из Ассоциации владельцев театров и Католического киносоюза во главе с «каким-то невменяемым священником»: «Катись в Москву, сталинская звезда!», «Вон из Ирландии!»

Есть мнение, что левые в 1948 году одержали моральную победу: HUAC на два с половиной года оставила Голливуд в покое. Надежду, что кино отделалось малой кровью, поддерживало и то, что «десятка» оставалась на свободе. В ее защиту проходили диковинные акции светской солидарности: «Встреча с „десяткой“ в ресторане Lucey’s», «Ночь выборов с „десяткой“ в доме сценаристов Батлеров», «День благодарения с „десяткой“ в театре El Patio» — и выступили Эйнштейн, Томас Манн: как не прислушаться к голосам таких людей?

HUAC ожидала юридического оформления расправы над «десяткой». Свободой «десятка» отнюдь не наслаждались. Дмитрика разорили огромные алименты. Коул, Лоусон и Ларднер продали дома. Орниц и Бесси жили взаймы. Трамбо не мог поверить в то, что ни одному банку не нужен ни один из его шикарных автомобилей, ни особняк. Мальц продал Fox права на свой новый роман, но по требованию Кинолиги контракт был расторгнут. Это было беспрецедентно, но беспрецедентно было вообще все происходившее.

Верховный суд 18 марта 1948 года ответил адвокатам «десятки»: считать неуважением к Конгрессу апелляцию к Первой поправке совершенно конституционно. Сама стратегия «десятки» оказалась порочной: «недружественным» отныне придется взывать к Пятой поправке, позволяющей не свидетельствовать против самого себя, что не так эффектно, как апелляция к принципу свободы слова.

«Десятка» настаивала на групповом процессе — ей отказали и в этом, в апреле-мае приговорив — по одному — к заключению сроком от полугода до года и штрафам.

Оставалась надежда на апелляцию, но против осужденных играла сама судьба. Два либеральных члена Верховного суда скоропостижно умерли: Мерфи — 19 июля, Рутледж — 10 сентября 1949 года. Кресло Мерфи занял бывший генпрокурор Том Кларк: в 1942 году он интернировал американских японцев, а в 1947 году включил в реестр подрывных организаций все комитеты НФ.

Членам «десятки», искавшим работу в Европе — Дмитрик в Англии, Скотт во Франции, — выдали загранпаспорта. Но через полгода срок их действия истек, Госдеп в продлении отказал, и обоих грубо депортировали в США.

Проиграв апелляцию, в июне 1950 года «десятка» отправилась за решетку, снявшись в документальном фильме «Голливудская десятка», естественно, не имевшем проката. Ларднер и Коул утешались тем, что в соседней камере тянул свои полтора года Парнелл Томас, оказавшийся финансовым мошенником. На суде он — опередив будущие жертвы HUAC — отказался от показаний, воззвав к Пятой поправке. Однажды они столкнулись, когда Коул подстригал кусты на тюремном дворе, а Томас чистил курятник. «Эй, большевик, твой серп я вижу, а куда ты подевал молот?» — «А ты, как я вижу, занимаешься тем же, чем и в Конгрессе: возишься с куриным дерьмом».

Точечные репрессии в кино продолжались, но не в рамках голливудского дела. В апреле 1949 года на процессе двенадцати лидеров КП фотограф Анджела Каломирис, семь лет работавшая на ФБР, назвала нью-йоркскую Фотолигу, объединение ведущих фотографов, выделившееся из коммунистической Рабочей кинофотолиги, коммунистическим front. Ее лидер, режиссер и великий фотограф Пол Стренд, не дожидаясь продолжения, навсегда уехал во Францию, Элизабет Тимберман — в Мексику. Сид Гроссман — в Массачусетс, где открыл фотошколу и умер, 42-летним, в 1955 году.

Театр военных действий не ограничивался судебными залами. 27 августа 1949 года городок Пикскилл, штат Нью-Йорк, встретил Поля Робсона, выступавшего на благотворительном концерте в пользу Комитета гражданских прав, горящими крестами и криками:

«Ниггеры, убирайтесь в Россию!».

Сотни патриотов — по словам писателя Говарда Фаста, не люмпены, а студенты, ревностные католики, обыватели средних лет, — вооруженные бейсбольными битами, сорвали концерт, искалечив 13 человек. Повторная попытка концерта 4 сентября обернулась еще пущим побоищем: ранены были 140 человек.

Стоило «десятке» оказаться за решеткой, как Голливуд понял: страшное — впереди. По новому сценарию, о заговорщиках сигнализировала патриотическая общественность, а HUAC только реагировала на сигнал. 22 июня 1950 года газета «Контратака», основанная в мае 1947 года импортером китайского текстиля Альфредом Кольбергом и группой экс-агентов ФБР как орган фирмы American Business Consultants Inc., вышла с 213-страничным приложением «Красные каналы. Доклад о коммунистическом влиянии на радио и телевидении». Констатируя огромное влияние, стремительно приобретенное этими СМИ, авторы предупреждали: «красные фашисты и их симпатизанты» под прикрытием болтовни об академических свободах, гражданских правах, разоружении, борьбе против антисемитизма и расизма не просто протаскивают свою идеологию, но, овладев СМИ, овладеют страной и развяжут гражданскую войну.

Брошюра выдавала руку методичного архивиста. Фамилию каждого «красного фашиста» сопровождала справка: где состоял, в чем участвовал, на что жертвовал, кого поздравлял. Каждый факт подтверждался ссылками на левые газеты, подшивки которых за пятнадцать лет кто-то изучил под лупой. Авторы, парируя обвинения во вторжении в личную жизнь, оговаривались, что обнародуют общественно значимую информацию к размышлению.

За драматургом Лилиан Хеллман («Детский час», «Тупик», «Лисички»), членом КП в 1938–1940 годах, числились участие в обществе американо-советской дружбы, агитация за Уоллеса, приветственная телеграмму к 50-летию МХАТ. Актер Берджесс Мередит («О мышах и людях», «Это неопределенное чувство») состоял в Координационном комитете за отмену эмбарго против законного правительства Испании, Комитете Первой поправки, Комитете помощи Югославии.

И так — о 151 человеке: большинство из них, самых именитых и уважаемых людей Голливуда, пройдет через допросы HUAC и окажется в «списках».

Режиссеров немного. Бунюэль и Уэллс, уже покинувшие США, Лоузи — уже наполовину эмигрант. Лео Гурвиц, будущий автор съемок суда над Эйхманом. Гарсон Канин, драматург, чьи пьесы шли на Бродвее по полторы тысячи раз, и сценарист Кьюкора, трижды номинированный на «Оскар».

Тридцать драматургов. Марк Коннелли (номинация на «Оскар» за «Отважных капитанов», 1937). Ховард Кох («Оскар» за «Касабланку»; номинация за «Сержанта Йорка», 1941; «Миссия в Москву»). Самсон Рэфелсон («Певец джаза» и лучшие фильмы Лю- бича). Артур Миллер, Дороти Паркер, Лэнгстон Хьюз, Хэммет, Ирвин Шоу.

Около семидесяти актеров: от Хильды Вон, прославившейся «Ужином в восемь» (1933) Кьюкора, до Джуди Холлидей: она успеет получить «Оскар» за главную роль в его же «Рожденной вчера» (1951), прежде чем ею займутся. Эдвард Робинсон, в 1939–1949 годах пожертвовавший 250 тысяч (3,1 миллиона по меркам 2009 года) на акции 850 организаций НФ. Крупнейший театральный педагог Стелла Адлер. Знаменитый актер шекспировского репертуара Морис Карновски. Юморист Джек Гилфорд, считающийся учителем Ленни Брюса и Вуди Аллена. Мексиканская звезда Долорес дель Рио: за помощь испанским беженцам ее депортируют на родину. Джипси Роуз Ли, звезда бурлескного стриптиза: она собирала деньги для испанских детей и дружила с коммунистом Пикассо.

Много музыкантов. Пит Сигер. Марк Блицштейн, автор музыки к «Испанской земле» Йориса Ивенса и революционного мюзикла «Колыбель будет качаться». Виртуоз губной гармошки Ларри Адлер, Леонард Бернстайн, Мортон Гулд. Музыкальный критик New York Times Олин Даунз, известный близкой к помешательству страстью к Сибелиусу. Аарон Копленд, основоположница американского modern dance Хелен Тамирис, «король кларнета» Арти Шоу, чечеточник Пол Дрэйпер, крупнейший бродвейский сценограф Ховард Бэй, Маргарет Уэбстер — первая женщина, возглавившая Metropolitan Opera. Йип Харбург — оскароносный автор песен для «Волшебника страны Оз»: песню «Счастье по имени Джо» сочтут гимном Сталину.

Журналисты Александр Кендрик — он ходил с северными конвоями в Мурманск, и Уильям Ширер — он описал восхождение Гитлера и едва вырвался в 1940 году живым из Берлина. Президент Национальной гильдии юристов Клиффорд Дарр.

Никому и в кошмарном сне не привиделось бы, каким еще объемом информации обладал автор «Каналов» лингвист Джей Мэтью, экс-пацифист и «попутчик» КП, ныне — профессиональный антикоммунист. В 1944 году он и его коллега Бент Мандель систематизировали архивы HUAC, сведя их в так называемое «Приложение-9», которое неустанно обновляли. 2100 страниц семи томов хранили информацию о 22 тысячах лиц, причастных к НФ.

Для сравнения: всемогущий Гувер завизировал 7 июля 1950 года списки на жалкие 12 тысяч человек, подлежащих заключению в концлагеря в случае войны.

• • •

6 марта 1951 года открылся суд над супругами Розенберг, обвиненными в ядерном шпионаже: 5 апреля их приговорят, а 19 июня 1953 года казнят. На этом многозначительно зловещем фоне 8 марта 1951 года возобновились слушания HUAC. Они растянулись на два года, но вся их драматургия сконцентрирована в допросах первых двух месяцев. Каждый их эпизод, своеобразно и непредсказуемо трагичный, повторился — и не раз — как «ремейк» с другими «актерами», поскольку именно тогда репрессии обрели необратимо массовый характер, сложились архетипы сопротивления и предательства.

Не ответив на вопрос о членстве в КП, человек терял работу. Если отвечал утвердительно, от него требовали назвать имена других коммунистов: с кем-то же он состоял в одной ячейке. Джон Уэйн отчеканил свое понимание деятельного покаяния: «имена, явки». За отказом тоже следовало увольнение, но и согласие не гарантировало индульгенцию. Склоняя к доносительству, HUAC утверждала, что и так знает все имена: неочевидная истина. Очевидно, что она не добывала информацию, а морально ломала людей: это была не «новая» — вполне первозданная инквизиция.

21 марта 43-летний Ховард Да Сильва («Потерянный уик-энд», «Великий Гэтсби», «Они живут по ночам») первым сослался на Пятую поправку. Изгнанный из Голливуда, он вернулся в театр. Его примеру последовали в апреле Энн Ревир («Оскар» за роль второго плана в «Национальном бархате», 1945; номинации за «Песню Бернадетт», 1943; «Джентльменское соглашение», 1947), Карновски, Полонски, в июне — Джозеф Бромберг и Ута Хаген.

10 апреля 36-летний Ларри Паркс (номинация на «Оскар» за главную роль в «Истории Джолсона», 1946) не отрицал, что состоял в КП в 1941–1945 годах, но в слезах умолял:

«Я не хотел бы, если вы только позволите, называть другие имена. Не ставьте меня перед выбором: перечить вам и отправиться в тюрьму или ощутить, какая это грязь — быть доносчиком. Что я завещаю своим детям?»

Через два дня на закрытом допросе из него выжали двенадцать имен, о чем, вопреки обещанию, сообщили газеты. Уэйн полагал, что этого достаточно для реабилитации Паркса, но на собрании Кинолиги хорошо темперированную истерику разыграла Хедда Хоппер:

«Что значит карьера Паркса по сравнению с жизнями наших ребят, которые сражаются и умирают в Корее?»

Атмосферу того собрания вполне характеризует спич журналиста Виктора Ризеля, призвавшего президента к превентивной атомной бомбардировке России и Китая. Паркс остался изгоем: до смерти в 1975 году он сыграл три эпизодические роли.

Они его распяли. Представьте себе ничего не смыслящего в политике чужого, инопланетянина с Юпитера. Попав на Землю, он встречает Ларри Паркса. Узнав, что Паркс — коммунист, он возжелает быть коммунистом. Вот какой это был парень (Сэмюэл Фуллер).

38-летний Джон Гарфилд сыграл несколько громких главных ролей («Почтальон всегда звонит дважды», 1946; «Тело и душа», 1947; «Сила зла», 1948), дважды номинировался на «Оскар». Уличный мальчишка, воспитанник Страсберга, «пролетарская звезда», «Габен из Бронкса» имел все шансы стать актером-мифом под стать Богарту. Но 23 апреля предстал перед HUAC.

Они раскопали, что в семнадцать лет он присутствовал на комсомольском собрании, и угрожали за это пятью годами тюрьмы. <…> Они хотели сломать его. У них не получилось, но Джон от этого умер. Мне рассказывали, что он жил, ощущая эту угрозу, перестал спать, ну, и пил, был встревожен, издерган. Он еще раз должен был предстать перед Комиссией, чтобы защититься, и тем самым утром, когда собирался сесть на вашингтонский поезд, не выдержал (Джон Берри).

Гарфилд умер 21 мая 1952 года, не успев опубликовать покаянную статью, ценой которой надеялся заслужить возвращение в кино.

41-летний Марк Лоуренс (сто двадцать ролей) признался, что вступить в КП его соблазнил Лайонел Стэндер, уверявший, что к партийцам бабы так и липнут. Вскоре Лоуренс бежал в Италию. Донос на четырнадцать коллег не спас его от «списка», но страшнее был гнев Стэндера, «красного сукиного сына» (Гарри Кон), 43-летнего характерного актера, луженой глотки, матерого профсоюзника, мастера рукопашных и юридических схваток.

Стэндер подал на Лоуренса в суд, требуя 500-тысячной компенсации, а представ перед HUAC в мае 1953 года, доказал, что Лоуренс давал показания, едва выписавшись из психиатрической клиники, и учинил HUAC разнос за использование душевнобольных стукачей. Но HUAC обнаружила, что в «Нет времени для женитьбы» Гарри Лачмана (1938) герой Стэндера, ожидая лифт, насвистел пару нот «Интернационала». Отныне ему пришлось подрабатывать в массовке, тамадой на корпоративах, он открыл в себе талант брокера. На сцену («Святая Иоанна скотобоен» Брехта) и экран («Незабвенная», 1965) его вернул Тони Ричардсон. Имена бывших соратников назвал и Стерлинг Хейден, 35-летняя звезда «Асфальтовых джунглей» (1950).

Если вам хочется найти для кого-нибудь смягчающие обстоятельства, сделайте это для него, поскольку он очень рисковал. На войне он был парашютистом, и его забросили в Югославию. Там он встретился с капитаном-коммунистом, который очень повлиял на него. Так Хейден стал членом партии, а потом разочаровался. Он пришел в ФБР, чтобы покаяться и сообщить, что знал. Когда он увидел последствия того, что натворил, он захотел дать обратный ход. Он встал перед Комиссией с плакатом, призывавшим молчать: «Не говорите ничего этим подлецам» (Джон Берри).

Он практически забросил кино и слыл забубенным алкоголиком, любимым занятием которого было бить морду режиссерам и продюсерам. На самом деле эта падшая звезда была абсолютным анархистом, одним из «небесных бродяг», дорогих сердцу Джека Керуака и beat generation. Он прожил несколько лет в Париже, строжайше инкогнито, на руинах баржи, причаленной около Нового моста. Когда одной грозовой ночью она затонула, он первым же самолетом улетел в Нью-Йорк, оставив речную администрацию разбираться с проблемой (Ив Буассе).

Шок весенних слушаний — явление 25 апреля Дмитрика. Выйдя из тюрьмы в ноябре, в январе он обратился в Комитет по реабилитации Кинолиги: Рейган и Брюэр свели его с ФБР. Под личным контролем Гувера Дмитрик, согласный сначала лишь снять подозрения с тех, кто не состоял в КП, быстро дошел до нужной кондиции. Унижаясь и каясь, он назвал 26 имен: и осужденных по делу «десятки», которые, да, вынуждали его включать в фильмы красную пропаганду, и еще не запятнанных, включая Дассена, еще в 1939 году вышедшего из КП и заботившегося о детях Дмитрика во время его заключения.

А что ему оставалось делать? Укрыться в цветущем саду? Продавать телевизоры? Пойти в официанты и разносить кофе, стать парикмахером, как это сделали бы другие на его месте? Потребность в работе может быть сильнее физической потребности в еде. Творческий голод не убивает — он делает человека завистливым и вынуждает к тщете существования в вечной разлуке с самим собой (Херберт Биберман).

Los Angeles Times назвала Дмитрика «лучшим свидетелем», Hollywood Reporter кричал: «Дмитрик раскрыл гигантский заговор с целью контроля над кино и профсоюзами». Еще вчера либералы и магнаты повторяли как заклинание: коммунистов мало, очень мало, нет резонов для массовых репрессий. Теперь они узнали, что в Голливуде зрел не простой, а гигантский заговор. HUAC выдала себе карт-бланш на погром.

• • •

«Десятку» страна не знала в лицо. Другое дело — Паркс, Да Сильва, Гарфилд, Хейден. HUAC впервые вертела судьбами звезд: ей это понравилось. Ни с чем не сравнимое, садистское наслаждение: глумиться над богатыми, красивыми, знаменитыми. В кои-то веки ограниченные, во всех отношениях неприятные провинциалы ощутили себя звездами ярче, чем обладатели «Оскаров». Логика общества зрелищ совпала с логикой репрессий и сыграла в их массовости роковую роль. Благодаря телевидению, впервые транслировавшему слушания по одному из шпионских дел еще в 1948 году, за работой HUAC теперь следила вся страна. Дело «десятки», транслировавшееся по радио и снятое для кинохроники, было «просто фильмом». Теперь слушания превратились в «мыльную оперу» с ошеломительным кастингом: для большого шоу нужны не просто большие звезды, а много больших звезд.

HUAC допрашивает Риту Хэйворт: в середине 1940-х годов жена Уэллса была слишком активна в Комитете Спящей лагуны, созданном в защиту 19 юных мексиканцев, обвиненных в убийстве. HUAC вызывает трижды номинированную на «Оскар» Оливию де Хэвилленд: пресса, несмотря на ее известный консерватизм, назвала ее «розовой морской свинкой». HUAC обвиняет Хосе Феррера: он только что получил «Оскар» за заглавную роль в «Сирано де Бержераке» (1950).HUAC желает видеть Рекса Стаута: «Ниро Вульф» повестку игнорирует.

Паранойя? Пиар? Хуже: паранойя, умноженная на жажду пиара.

В театре «списков» не было потому, что Америка театральных актеров не знает — суд над ними не получит такого резонанса, как над кинозвездами. Укрываясь от агентов HUAC, гонявшихся за ними с повестками, ушли в подполье актрисы Карен Морли («Лицо со шрамом», «Ужин в восемь», «Хлеб наш насущный») и Джорджия Бакус («Гражданин Кейн»), режиссер Берри, сценаристы Хьюго Батлер, Леонардо Берковичи, Фредерик Ринальдо, Луис Соломон, Майкл Юрис, Эдвард Хьюбш. Они загубили свои карьеры, но по меньшей мере лишили HUAC удовольствия унизить их.

Кто-то пытался сыграть на тщеславии HUAC. Рыжая головка актрисы Люсиль Болл в 1930-х годах красовалась на пачках Chesterfield, к началу 1950-х она выросла в крупного телепродюсера и, по данным HUAC, не менее крупного партаппаратчика. В 1936 и 1938 годах регистрировалась как выборщик КП. Собирала средства для кандидата в президенты от КП Эмиля Фрида, в 1949 году осужденного на десять месяцев за организацию забастовок в Голливуде. В 1936 году вошла в состав «Калифорнийского обкома», а в ее доме, по информации стукачки Рены Валь, работала «школа молодого коммуниста».

Однако шоу Болл назвал своей любимой передачей Гувер. На закрытом слушании 4 сентября 1953 года она невозмутимо показала, что, «насколько знает», никогда не состояла в КП, а в «обком» ее могли ввести «без ее ведома». Что касается выборов, то и она, и ее сестра, и ее мать хотели сделать приятное дедушке, старому социалисту. HUAC сделала вид, что поверила Болл.

Пит Сигер в 1955 году предложил спеть вместо ответов на вопросы: его песни пришлись HUAC не по душе. Зато она не могла не любить Зиро Мостела, «самого смешного из ныне живущих американцев» (Life, 1943). Слушания 14 октября 1955 года стартовали, как вечеринка. Мостел назвал местом своей работы студию 19th Century Fox, а услышав вопрос о членстве в КП, выпучил глаза, привстал и прицелился пальцем в следователя:

«Нет, ви слышали, что он за меня сказал? Он назвал меня коммунистом! Нет, ви слышали? Я — коммунист? Таки выгоните этого человека!»

От души посмеявшись, HUAC не ослабила хватку. Мостел очень не хотел ссылаться на Пятую поправку, но после десятиминутного раздумья обрек себя на «черный список». За годы вне Голливуда он сыграл Улисса в спектакле по Джойсу и лучшего в истории Тевье-молочника («Скрипач на крыше»). Мы знаем его как упоительного жулика Макса Бялостока («Продюсеры» Мела Брукса, 1968).

Джуди Холлидей, обладавшая IQ 172, притворилась перед подкомитетом Сената по внутренней безопасности — еще одним карательным органом, созданным в декабре 1951 года, — безмозглой блондинкой Билли Даун («Рожденная вчера»). Адвокаты — она была едва ли ни единственным человеком, которому Гарри Кон, страшась бойкота еще не вышедших фильмов, помогал в открытую, — доказывали, что актрису перепутали с Билли Холидей. Путаница? Правдоподобно. Вал ошибок означает, что репрессии вышли из-под контроля, а ошибки случались все чаще. Актер Эдвард Биннс два года доказывал, что его перепутали с тезкой-коммунистом. Француженка Флоранс Марли, новенькая в Голливуде, честно развлекала GI в Корее, но ее депортировали, спутав с Анной Марли, автором «Песни партизан». Марту Скотт («Часы отчаяния») на пять лет изгнали с телевидения, перепутав с Хэйзел Скотт, великой джазовой певицей, первой негритянкой, ведущей собственного — быстро закрытого — телешоу. Карьера сценариста Луиса Поллока рухнула, когда Легион перепутал его с тезкой-портным.

Исключительно повезло Бетси Блэр. Ее муж Джин Келли, воплощение самого духа мюзикла, без которого MGM не могла обойтись никак, угрожал разорвать контракт, если Блэр не вычеркнут из «списков». От самого Келли отвел подозрения всемогущий Брюэр. Блэр сыграла знаменитую роль в «Марти» (1955). Но, по ее словам, атмосфера страха разрушила ее брак, и она удалилась в Европу, где работала с Антониони и Бардемом.

Болл, Холлидей, Мостел, Блэр — это всё исключения из правил. Как правило, отказ от показаний становился последней ролью актера, последним монологом сценариста, последней шуткой комика.

Я могу сказать то, что вы хотите услышать, но утром буду отвратителен самому себе (Ринг Ларднер).

Слушайте, я — актриса, а не Жанна д’Арк. «Покайся», «исповедуйся», «ты еретик» — этого я не кушаю (Мадлен Ли).

Я танцовщица, а не певица (Белла Левицки).

Я останусь чистой (Ута Хаген).

Мою прапрабабушку осудили как ведьму. Если бы она могла воспользоваться Пятой поправкой, этого бы не случилось (Фил Истмэн).

Красивые фразы стоили дорого.В 24 года прервалась карьера Дороти Бабб. В 26 лет на двенадцать лет исчезла с экрана Ли Грант, признанная в Каннах лучшей актрисой («Детективная история», 1951).В 30 лет завершилась карьера Бетти Гарретт, жены Паркса. В 38 лет — Кэрин Морли и Дороти Коминьоре — Сьюзи в «Гражданине Кейне». На Коминьоре донес бывший муж, сценарист Ричард Коллинз: у нее отобрали ребенка, она спилась, попадала в полицию по обвинению в проституции.В 44 года — Дороти Три («Дракула», «Асфальтовые джунгли»), в 55 лет — Вирджинии Фармер («Палачи тоже умирают», «Ровно в полдень»). 40 лет отсутствовал на экране Фил Браун («Убийцы»), 19 лет — Ревир, 15 лет — Лютер Адлер («Дом посторонних»), 12 лет — Ллойд Гоф («Пресловутое ранчо»), по 10 лет — Уилл Гир («Винчестер 73»), Гилфорд, Алин Макмагон. Не сложилась карьера Лео Пенна, отца Шона Пенна.

Сценаристы  составляли 58% среди вызванных Комиссией, 57% включенных в «списки» и 57% «дружественных» свидетелей. Оборвались или на десятилетия прервались — среди многих — карьеры Бесси, Майкла Бланкфорта («Сказки Манхэттена»), Джона Брайта («Враг общества»), Коула, Оливера Кроуфорда («Бремя страстей человеческих»), Уилла Грина («Я — беглый каторжник»), Кана, Лоусона, Орница, Фрэнсиса Фараго («Франкенштейн», «Маленький Цезарь», «Бекки Шарп»).

По моим подсчетам, репрессии или подозрения затронули 72 человек, к началу 1950-х годов 141 раз номинированных на «Оскар». Из них 30 человек «Оскары» получили, пятеро — Майлстоун, Марч, Гибни, Хьюстон и Хэвилленд — дважды. Всего же на премию 274 раза выдвигалось 115 «красных»: 57 из них завоевали 79 «Оскаров».

Кого только не встретишь в «списках». Аллен Адлер, фантаст, придумавший «Запретную планету». Мак Бенофф: писатель вернется в Голливуд сценарием «Благослови зверей и детей» (1971).Элмер Бернстайн, композитор с 14 будущими номинациями на «Оскар». Кальман Блох, ведущий кларнетист Лос-Анджелесской филармонии. Его жена, художница Фрэнсис Блох. Жослин Брандо, актриса, сестра Марлона Брандо. Гертруда Дженнет, актриса, друг Робсона, первая женщина в Нью-Йорке, получившая права на вождение мотоцикла. Уолт Келли: ФБР получило «сигнал», что нечленораздельные вопли персонажей комиксов ушедшего от Диснея рисовальщика содержат инструкции для советских шпионов. Максим Либер, литагент Сола Беллоу, Бесси, Колдуэлла, Натанаэла Уэста, Томаса Вулфа, заподозренный в шпионаже, бежал в Мексику, а затем в Польшу.

Фрэнк Ллойд Райт лишился федеральных заказов, Уорнер отказался от сотрудничества с ним в работе над экранизацией Кингом Видором «Источника» Рэнд, списавшей героя с самого Райта. Досье ФБР на пророка современной архитектуры, родившегося в 1867 году, содержало сведения о том, что в 1909 году он сбежал от жены с любовницей, а в 1917 году, выражаясь языком СМЕРШа, восхвалял немецкую технику. Жак Фреско, философ и дизайнер-футурист, автор декораций для «Проекта „Лунная база“» и «Чудовища с миллионом глаз».

• • •

Самый известный фильм, снятый в ответ на призыв Никсона разоблачить «коммунистическую опасность», — «Я был коммунистом для ФБР» (1951) Гордона Дугласа.

Рабочий Мэтт Светик годами сносит презрение брата, сына и всех честных жителей Питтсбурга. Они не знают, что карьеру в КП он делает по заданию ФБР. Только он может неопровержимо доказать, что лидеры КП, холеные, закусывающие виски черной икрой, презирают рабочее быдло, провоцируют кровавые расовые беспорядки и забастовки, разжигают антисемитизм и готовят захват власти. Переворот не за горами: Москва оповестила своих наймитов, что вот-вот развяжет войну в Корее.

Светик — не выдумка сценаристов: его история изложенная в серии газетных статей, стала основой двухлетнего радиошоу. В 1950–1955 годах он свидетельствовал на многих процессах, разоблачив 411 коммунистов. Хотя уже в 1947 году ФБР ума не могло приложить, как избавиться от агента, рассказавшего «брату, психиатру и более чем одной девушке» о своей миссии, орущего, попав в кутузку за пьяное вождение: «Да вы знаете, с кем имеете дело? Я из ФБР!» Еще до того как в 1955 году Светика заперли в сумасшедший дом, HUAC постановила не верить ни одному его слову, не подтвержденному из иных источников.

Светик, как и все «профессиональные свидетели», не только прославился, но и заработал на «крестовом походе» против коммунизма: 12 500 долларов за право экранизировать его жизнь, 6500 долларов — за газетный цикл.

Безумных провокаторов и старых шпиков в Голливуде хватало. Но и 58 из 110 кинематографистов, ранее состоявших в КП и допрошенных HUAC в 1951–1953 годах, «называли имена». Много имен. Не так много, как нью-йоркский детектив Милдред Блаувельт (450 имен), или аппаратчица КП Барбара Хартль, заложившая 400 человек, включая двух бывших мужей, но все же.

Рекордсмена, сценариста Мартина Беркли, самого назвал Коллинз. Беркли отправил HUAC телеграмму, обвинил Коллинза во лжи и пообещал доказать, что всю жизнь боролся с коммунизмом, исчез на пять месяцев, а объявившись 19 сентября 1951 года, признался, что семь лет состоял в КП и назвал 155 имен.

На счету сценаристки Полин Таунсенд — 83 имени, Дэвида Лэнга — 75, Роберта Россена — 54, Сола Шора — 47, Элизы Уилсон — 45, Леопольда Атласа, после слушаний скоропостижно умершего, и Лео Таунсенда — по 37 имен.

Фрэнк Таттл, режиссер великого нуара «Оружие для найма» (1942), назвал 36 имен. Он был не рядовым партийцем: его нью-йоркский дом служил штаб-квартирой идеологу КП и кинокритику Джереми, в 1954 году отправившемуся на три года в тюрьму. Большинство из них объясняло сотрудничество с HUAC разочарованием в коммунистических идеях и (или) неприятием сталинистских нравов КП. Однако не может не вызывать сомнений искренность разочарования, случившегося как раз тогда, когда у коммунистов, даже бывших, не было иного выбора, кроме как между отлучением от профессии, а то и тюрьмой, и «разочарованием».

Секретарь Гильдии аниматоров Шарлотта Дарлинг Адамс и полвека спустя задыхалась от рыданий, вспоминая о том, что назвала 27 имен.

Сексуальный шантаж? Обыденная практика. Хореограф Джером Роббинс («Вестсайдская история») назвал в мае 1953 года восьмерых коллег, страшась огласки своей гомосексуальности.

Сколь легендарным ни кажется рассказ Берри о психиатре, манипулирующем пациентами, он достоверен. Супруги Таунсенд — не единственные неожиданно болтливые подопечные модного голливудского психоаналитика Филипа Коэна. Кому-то HUAC и ФБР дали время почувствовать, каково это — жить в «списке». Россен признался, что состоял в КП, но отказался назвать однопартийцев 25 июня 1951 года, а 7 марта 1953 года заговорил. Актеру Микки Ноксу он признался:

«Я совершил ужасную вещь. Я назвал своих друзей. Но я не могу не работать».

Когда американское правительство выбирает человека в качестве мишени, это может убить. «Черный список» — только начало. Вы теряете работу. Потом ваш паспорт конфискуют. Но и это пустяки. Предел сопротивления — это когда вы шагу не можете ступить без соглядатаев. Прослушивание телефонных разговоров — куда ни шло, но когда перехватывают ваши счета из бакалейной лавки, это уже перебор. Через некоторое время угрозы, как прямые, так и косвенные, становятся невыносимы, и вы ломаетесь. Это случилось с моей женой, которую пришлось поместить в психиатрическую лечебницу. У меня было двое маленьких детей. Я был среди тех, кто держался дольше всех — два года (Ли Джей Кобб).

В 1953 году актер Кобб назвал 20 имен: кто кинет в него камень?

Жертвы склонны входить в положение доносчиков, но одного из них, хотя назвал он 10 апреля 1952 года «всего» 11 имен, дружно ненавидят и презирают: ведь Элиа Казан сделал это по собственной инициативе.

Казан — великий режиссер, но, окажись он перед моим автомобилем, я его раздавлю (Абрахам Полонски).

В 1999 году 90-летнему Казану вручали почетный «Оскар» — Полонски варьировал свою мечту:

«Я обязательно посмотрю церемонию: вдруг Казана кто-нибудь пристрелит».

Казана презирают, поскольку театральному режиссеру номер один никак не грозили безработица и нищета. Среди преданных им — Пола Миллер Страсберг и Ким Хантер («Оскар» за роль Стеллы в «Трамвае „Желание“», 1951). Тем более нет прощения тому, что свои показания Казан обнародовал на целой полосе Los-Angeles Times. Матерые антикоммунисты также были невысокого мнения насчет искренности Казана. В 1951 году Гарри Кон сказал ему, что «на Артура Миллера достаточно взглянуть, чтобы понять, что он коммунист». А на вопрос Казана «Как насчет меня?» откликнулся: «А ты просто добросердечная блядь, как и я».

Его фильму «В порту» (1954) не отмыться от репутации гимна доносительству и неловкого самооправдания, хотя в иное время бунт докера против гангстерского профсоюза такого клейма не заслужил бы. Но это был еще и фильм доносчиков: сценарист Бадд Шульберг назвал 15 имен; одну из главных ролей сыграл Кобб. Впрочем, композитор Леонард Бернстайн фигурировал в «Красных каналах», а великого оператора Бориса Кауфмана фильм, возможно, спас. Брату Дзиги Вертова были на роду написаны обвинения в шпионаже: ФБР перлюстрировало его почту.

Сам Казан так и не смог объясниться. Ссылался на обиду за давнее исключение из КП, где состоял в 1934–1936 годах, оправдывался тем, что имена и так были всем известны. Пускался в силлогизмы: «Предательством было бы солгать, а я сказал правду, следовательно, я не предатель». Утверждал, что, капитулировав, несравненно вырос как режиссер и почувствовал себя более, чем когда-либо, левым. Хотя Маккарти — плохой, «очень плохой человек», и Казан всегда его презирал.

Несмотря на это или поэтому, когда — спустя 20 лет — Казан убежденно говорил, что все еще числится в «списках», мучительно хотелось признать жертвой и его.Казану еще повезло. Родители аниматора Захарии Шварца, назвавшего имена 7 мая 1953 года, отслужили по живому сыну еврейский поминальный обряд.

Нет смысла искать правых и виноватых. Их не было. Были одни только жертвы (Далтон Трамбо).

Существовали группы риска эстетического толка.

Под подозрение попали все, причастные к театрам, родившимся на волне «нового курса», прежде всего, Mercury Уэллса и Group Theatre Страсберга: пострадали не менее тридцати связанных с ним актеров, режиссеров, драматургов.  Жестоко пострадали лидеры «гарлемского возрождения» — в Гарлем в 1951 году перенесла свою штаб-квартиру КП — и вообще афроамериканской культуры. Первый афроамериканский гений нуара Честер Хеймс упаковал вещи и навсегда уехал в Европу, услышав слова Уорнера:

«Что делает ниггер на моей студии?»

Так же, не дожидаясь лиха, поступил в том же 1948 году Джеймс Болдуин, втройне уязвимый как левый, афроамериканец и гомосексуалист.

Еще в 1946 году перебрался в Париж Ричард Райт, писатель, экс-коммунист, друг Сартра и Камю. Когда в 1960 году 52-летний Райт — его даже в Париже навещали агенты HUAC — скоропостижно умер, его дочь и друзья были уверены: его убили. Знаменитый рисовальщик Олли Харрингтон так испугался за свою жизнь, что бежал из Парижа в ГДР.

Робсона, храброго до безрассудства — он требовал от ООН признать «геноцид негров» рабовладельцами, — довел почти до безумия десятилетний запрет на выезд из США даже в Канаду и Мексику: еще в 1950 году у него конфисковали паспорт. Вырвавшись на свободу, он пытался покончить с собой в самом дружественном к нему городе мира — Москве. Показаний на Робсона добивались, отобрав паспорт, и, возможно, добились от Канады Ли. Знаменитый боксер, прославившийся ролью Банко в «Макбете» Уэллса, играл у Страсберга и Уэбстер, в «Спасательной шлюпке» Хичкока и «Теле и душе» Россена, готовился к роли Отелло. New York Times в 1941 году назвала его «величайшим негритянским актером и одним из тончайших актеров страны». Между допросами, 9 мая 1952 года, 45-летний Ли умер.

Гарри Белафонте, Сидни Пуатье, дирижер Дин Диксон, в эмиграции возглавлявший ведущие оркестры полудюжины стран. Джазовые звезды Лена Хорн и Хэйзел Скотт. Уильям Маршалл, будущий экранный «Блакула». Блюзмен Джош Уайт, конфидент Рузвельта, первый негр, выступавший в Белом доме, узнав о «Красных каналах», прилетел в Нью-Йорк, прервав европейское турне, и едва вырвался обратно из карусели регулярных допросов и запугивания.

Судя по тому, как пристально ФБР следило за делом Билли Холидей, причиной осуждения за наркотики первой леди джаза по меньшей мере отчасти была ее баллада о линчевании «Странный плод».

Дежурная шутка чернокожих актеров: «Они плачутся, попав в „черные списки“. Мы в них от рождения». Даже в прогрессивном CSU на 9635 членов приходилось только 10 афроамериканцев, и все они были актерами. Осси Дэвис и Руби Ди, приехавшие работать в Голливуде в конце 1940-х годов, были поражены тем, что оказались в «совершенно белом мире».

Крайне опасно было быть фолксингером. В «списки» угодили Вуди Гатри, объявленный в южных штатах персоной нон грата, и группа Пита Сигера «Ткачи». Том Глейзер и Берл Айвз, пошедший на сотрудничество с HUAC, — они играли в «Лице в толпе» (1957) Казана. Верн Пэртлоу, автор первой в мире песни против атомной бомбы «Старина Атом» (1948). Пострадали исследователи народной песни (Алан Ломакс), пропагандировавшие ее журналисты (Терри Петтюс), продюсеры (Харольд Левенталь, Джон Хэммонд).

Еще одну группу редко выделяют историки. 9 июля 1951 года Хэммета, мужа Хеллман и одного из организаторов Комитета защиты гражданских прав, приговорили к шестимесячному заключению. Он отказался не только назвать спонсоров комитета, но и подтвердить свою подпись на документах. За решеткой голливудский пижон номер один, не выходивший из дому без белых перчаток и трости, драчун и экс-агент Пинкертона, чистил туалеты, но, по свидетельству Хьюстона, «чувствовал себя совершенно счастливым».

Это был самый суровый приговор, вынесенный после приговора «десятке». Помимо Хэммета осудили только двух писателей. Говард Фаст отказался назвать тех — включая Элеонору Рузвельт, — кто жертвовал деньги для детей павших в Испании бойцов «Бригады Авраама Линкольна», и провел в тюрьме три месяца. К месяцу тюрьмы приговорили 31 мая 1957 года Артура Миллера, но в августе 1958 года апелляционный суд отменил приговор.

Так вот. Было разгромлено целое поколение молодых режиссеров, заявивших о себе социальными — в духе Хэммета — нуарами, нервных, «уличных», «черных неореалистов».

Почти все пострадавшие режиссеры — это они: Берри, Дассен, Дмитрик, Лоузи, Полонски, Россен, Сай Эндфилд. Казан «Паники на улицах» и «Бумеранга» — из того же ряда. Круг их постоянных актеров, сценаристов, продюсеров тоже был зачищен. Погиб Джон Гарфилд. Карьера Хоуланда Чемберлена, игравшего в трех фильмах Дассена, оборвалась в 41 год. Продюсера Адриана Скотта осудили по делу «десятки», Боб Робертс и Жюль Бак эмигрировали. Из съемочной группы «Грубой силы» (1947) Дассена пострадали не менее девяти, а «Перекрестного огня» Дмитрика — 7 человек.

Самая злая судьба выпала «Силе зла» (1948) Полонски. На допросе режиссера 25 апреля 1951 года его назвали — по подсказке присутствовавшего инкогнито представителя спецслужб — «самым опасным гражданином», имея в виду и подозрения в шпионаже, падавшие на экс-сотрудника УСС, и его профессиональный авторитет. Из числа создателей «Силы» пострадали как минимум 11 человек, карьера двоих оборвалась, возможно, тоже в результате репрессий, композитор Дэвид Рэксин, «дедушка киномузыки», предпочел назвать 11 имен:

Все, что мог сделать порядочный человек, — это молчать. Но я сказал себе: «Это вроде испанской инквизиции. Так что, может быть, лучшее, что я могу сделать, — выбраться отсюда живым».

• • •

Подробный мотивный анализ «Силы зла» лично для Гувера подготовил спецагент Худ, что, впрочем, не говорит об «особой опасности» Полонски. Термин «искусствоведы в штатском», описывающий, как принято считать, советский феномен, появился в начале 1960-х годов. «Киноведы в штатском» из ФБР по меньшей мере с начала 1940-х годов отрецензировали десятки, если не сотни фильмов. Их отчеты кажутся пародией на пародийное изображение ультраправых мракобесов в дремучих настолько, что они сами кажутся пародией, образцах советской пропаганды.

На один-единственный фильм Гувер бросал силы, достаточные для ареста вооруженного «врага общества». Целых три спецагента отсмотрели «Расу господ» (1944) Бибермана, придя к выводу, что «русский офицер представлен в более благоприятном свете, чем американский и английский». А «Грубая сила» Дассена «представляет преступников в благоприятном свете и дискредитирует офицеров правоохранительных органов».

Фильмы, созданные с участием коммунистов, — это понятно, это само собой. Но брались на карандаш и фильмы, о которых одобрительно отозвалась Daily Worker: «На западном фронте без перемен» Майлстоуна, «Большой нож» Олдрича, «Сломанное копье» Дейвза, «Огни рампы» Чаплина, подозрительные «призывом к взаимопомощи», «Мужчины» Циннемана, «Стальной шлем» Фуллера.

А еще — фильмы, создатели которых обедали с коммунистами: Альберта Хэкетта и Фрэнсис Гудрич, сценаристов «Этой прекрасной жизни» (1946), заметили за ланчем с Коулом. Фильмы Капры, по некоторым данным, негласно сотрудничавшего с ФБР, вообще регулярно привлекали его внимание. «Мистер Смит едет в Вашингтон» был назван фильмом «определенно социалистического толка». В той же «Жизни» агенты увидели попытку «дискредитировать банкиров» и раздуть «проблему так называемого простого человека». Как и в «Ее собственной жизни» (1950) Джорджа Кьюкора, показывающей «крупного бизнесмена бесчестным и аморальным персонажем».

Авангардистская «Алиса в стране чудес» (1949) Далласа Бауэра попала на заметку по подозрению в том, что прообразами для кукол могли послужить реальные политические деятели. В монологе Уолтера Хьюстона в «Сокровищах Сьерра-Мадре» нашлись «буквальные цитаты из „Капитала“». «Герой субботы» (1951) Миллера достоин порицания за показ «изнанки университетского футбола».

Определяя опасность того или иного фильма, ФБР опиралось на мнение широкого круга экспертов: имена некоторых из них вымараны из рассекреченных архивных документов. «Один сценарист» классифицировал «Месье Верду» Чаплина как «антикапиталистическую пропаганду». Другой — увидел «метафору упадка буржуазии» в «Трамвае „Желание“» Казана.

Де Милль объяснил ФБР, что в «Лучших годах нашей жизни» «высший класс выставлен в дурном свете». Критик Уильям Муринг интерпретировал «Рожденную вчера» как «дьявольскую марксистскую сатиру». Хедда Хоппер рекомендовала запретить показ на Венецианском фестивале «Школьных джунглей» Ричарда Брукса, дающих искаженное представление об американских школах.

Сколько всего пострадало людей в шоу-бизнесе? Распространенная цифра — около 350 человек. Работая над статьей, я изучил биографии почти 800 человек, судьбы ста из которых достоверно проследить не удалось. Окончательная цифра, очевидно, не может быть ниже, чем 2000 человек.

На «процессе Фолка», выигранном жертвой «списков» в 1962 году, один продюсер показал, что в 1954 году только на телевидении около полутора тысяч сотрудников были уволены по политическим мотивам, а еще 5000 подверглись проверке.

Полный список составить невозможно по множеству причин. Кого считать пострадавшим? Только «недружественных» свидетелей, представших перед HUAC? Или всех, кого назвали «дружественные»? А тех, кого сломали, превратив в доносчиков? А актрис, пожертвовавших карьерой, последовав за мужьями в эмиграцию? А тех, кто превентивно эмигрировал?

Куда отнести Йориса Ивенса и Роберта Капу, «просто» покинувших Америку, отрекшуюся от своего призвания приемной матери бродяг и изгнанников? А Стефана Гейма, не просто вернувшегося на родину — вскоре он стал раздражать и власти ГДР, — а со скандалом: в 1952 году писатель отказался от американского гражданства и вернул боевые ордена, полученные в том числе за высадку в Нормандии? А Барни Джозефсона, создателя легендарного нью-йоркского Café Society, первого несегрегированного клуба, многие звезды которого — Айвз, Гилфорд, Мостел, Робсон, Хэйзел Скотт, Джош Уайт, Лена Хорн — пострадали? Его затравила — после ареста его брата-юриста Лео — ультраправая пресса, вынудив продать клуб и оставить шоу-бизнес.

Куда отнести «невыездных», лишенных — по подозрению в нелояльности — паспортов? Десять лет прозябал Нельсон Олгрен, автор «Человека с золотой рукой» (1949) и «Прогулки по беспутному кварталу» (1956), бессильно констатируя, что умирает его роман с Симоной де Бовуар: к ней он стремился в Париже. Получив в 1960 году паспорт, Олгрен только вздохнул: «слишком поздно».

Кроме «невыездных» были «невъездные»: в список опасных иностранцев вошли Жозефина Бейкер, подписавшие Стокгольмское воззвание Ив Монтан, Симона Синьоре, Морис Шевалье.

В Канаде пострадали десятки человек, включая великого документалиста Джона Грирсона. Создателя и руководителя национальной Кинослужбы фактически выслали в Шотландию. Не менее великий аниматор Норман Макларен избежал репрессий благодаря личному вмешательству премьер-министра.

Репрессии поражали целые семьи. В «списки» попали не только Херберт Биберман и его жена Гейл Сондергаард, но и его брат, художник-монументалист Эдвард Биберман, и жена брата — художница и исполнительный секретарь Антинацистской лиги Соня Даль-Биберман, и сестра жены — актриса Хестер Сондергаард. Вместе со сценаристом Беном Барцманом пострадали его жена Норма Барцман, племянник Сол Барцман, кузен жены Генри Мейерс.

Хоть 350, хоть 800 имен — это люди известные. Но только среди тех, кто был назван на слушаниях, а не просто тихо зачищен Брюэром — рисовальщики, электрики, инженеры, техники. А еще — readers, юрисконсульты, рекламные, литературные и актерские агенты. Неименитых жертв не подсчитать.

Статистика возможна только в отношении жертв HUAC. Но охота на красных быстро приняла хаотический и сугубо деловой характер. Кто угодно мог объявить себя следователем, прокурором и судьей, и общество безропотно признавало за самозванцами карательные функции. Вслед за «Контратакой» множество газеток и групп патриотов составляли и рассылали по фирмам, работающим в шоу-бизнесе, свои списки врагов. Атакуемые со всех сторон шантажистами, фирмы ввели в штат специалистов под прикрытием, нелегально проверяя лояльность сотрудников, и изгоняли людей по первому подозрению, не дожидаясь, пока пикеты районного комитета бдительности разгневают рекламодателей.

Лоуренс Джонсон из Сиракуз, штат Нью-Йорк, на пару с дочерью в 1951 году терроризировал десятки фирм. От радио- и телекомпаний он требовал объявлять спонсоров передач с участием «подозрительных» артистов, а в принадлежащих ему четырех супермаркетах обращал внимание покупателей на то, что тот или иной поставщик финансирует коммунистов. Те же патриоты создавали сыскные агентства, гарантирующие реабилитацию. Говорили, что за деньги они обелят самого Карла Маркса. Страх стал ходовым товаром: ничего личного, только бизнес.

Коррупция, по всеобщему убеждению, процветала и в HUAC. Считалось, что за 5000 долларов рассмотрение дела можно отсрочить надолго, а то и навсегда, но аниматор Билл Мелендес уверял, что избавился за проблем всего за тысячу.

• • •

Помимо «черных» существовали совсем эфемерные, но не менее болезненные «серые списки». От попавшего в них не отворачивались друзья, его имя не трепала пресса, а продюсеры объясняли отсутствие работы более или менее убедительно. Именно это произошло с Лангом, на полтора года оказавшимся не у дел.

Наконец, я выяснил, что некто составил списки, и из-за некоторых своих друзей я попал в один из них. Генри Уоллес однажды выступил в отеле «Беверли Уилшир» перед целой толпой людей, включая и меня, обещавших поддержать его. Но, послушав его тем же вечером у Уайлера, я написал ему, что, поскольку он говорит вещи, с которыми я не могу согласиться, я не окажу ему финансовую поддержку. Но, когда мы выходили из дома, нас вместе сфотографировали. Так я оказался без работы и, наконец, мой адвокат обнаружил, что я занесен в «черный список» как коммунист.

Понять, кто попал в «серые списки», можно так же, как в СССР понимали, кто погиб в эпоху Большого террора. 1937 год как дата смерти в СССР — такой же индикатор, как пробелы в фильмографиях 1950-х годов.

Среди жертв «серых списков» — волшебник жанра Жак Турнер, великие операторы Джеймс Вонг Хоу («Шанхайский экспресс», «Знак вампира», «Тело и душа», «Вторые») и Флойд Кросби («Оскар» за «Табу», «Ровно в полдень»). Генри Фонда, несмотря на преданность Республиканской партии, в 1948—1955 годах был сослан на телевидение. Удалился в Европу, где не снял ничего достойного, обладатель первого режиссерского «Оскара» Льюис Майлстоун. Винсент Прайс пошел на сотрудничество с ФБР. Хэтти Макдэниэл («Оскар» за роль Мамочки в «Унесенных ветром»), политическая и сексуальная диссидентка, умерла в 1952 году, проведя три года без работы. Перед смертью 60-летняя актриса подписала верноподданническое заявление 16 афроамериканских актеров.

Хрестоматийный пример того, как «серые списки» морально убивали людей — судьба великого Эдварда Робинсона («Маленький Цезарь», «Женщина в окне», «Ки-Ларго»).

На студии он говорил во всеуслышание: «Трусливая банда! Вот приду в Комиссию — скажу все, что о них думаю». Через несколько недель я написал сценарий благотворительного праздника, где шла речь о рабочих, о поэтах, о художниках, которые борются за то, чтобы мир стал лучше. Робинсон пришел спросить меня, почему там есть рабочие, поэты и художники, но нет банкиров (Джон Берри).

Первые сигналы тревоги прозвучали для 50-летнего либерала-антифашиста и защитника Первой поправки в октябре 1947 года. На слушаниях HUAC Говард Рашмор, член КП и кинокритик Daily Worker (1936–1939), давно перешедший к Херсту, упомянул, что в органе КП к Чаплину и Робинсону относились, как к «священным коровам». 8 июня 1949 года на митинге в Лос-Анджелесе лидер Националистического христианского крестового похода Джеральд Смит восклицал:

Кантор и Робинсон — коммунисты! Настоящее имя Робинсона — Голденберг! Робинсон — один из главных агентов Сталина в Голливуде! Фредрик Марч — часть сталинской машины в Голливуде! Робинсона следует бросить в федеральную тюрьму!

Упоминание тюрьмы казалось не простой демагогией на фоне появившихся в прессе — в связи с процессом лидеров КП — утечек секретного доклада ФБР, где Робинсон наряду с Марчем и Полом Муни назывался «выдающимся попутчиком КП».

Адвокаты Робинсона добились его вызова в HUAC на 27 октября 1950 года. Актер подробнейшим образом рассказал о своей общественной деятельности, включая пожертвования НФ. Поклялся, что никогда не имел дела с чисто коммунистическими организациями типа Комитета бригады Авраама Линкольна, ни разу в жизни не держал в руках Daily Worker и не догадывался об истинной природе fronts. Но этим он только усугубил свое положение.

Работы, которой он был лишен уже два года, так никто и не предложил: чуть позже ему позволят играть в фильмах категории B. Антикоммунистическая газета «Тревога» 25 января 1951 года обвинила его в том, что он лжет общественности, утверждая, что HUAC сняла с него подозрения. Робинсон тщетно слал отчаянные письма магнатам и телеграммы своему другу Гуверу, но получал в ответ лишь казенные отписки: вы заблуждаетесь относительно роли ФБР; ознакомиться с вашим досье вы не можете. Рейган просто отказался принять звезду в феврале 1951 года.

Робинсон замкнулся в своем доме, пытаясь утешиться обожаемой коллекцией французской живописи, многие из холстов которой, увы, оказались подделками. Дом стал филиалом ада. Его жена, актриса Глэдис Ллойд, практически сошла с ума. Выйдя из клиники в очередной раз, она уехала в Париж, а Робинсон, лишенный паспорта, не мог за ней последовать. 29-летний брак завершился в 1956 году разводом. Немногие оставшиеся у Робинсона друзья опасались и за его разум.

На первых порах актер, давно не выступавший на сцене, отвергал приглашения на Бродвей. Но от предложения сыграть Рубашева, старого большевика и жертву Большого террора, в спектакле по «Слепящей тьме» Артура Кестлера, отказаться не смог: участие в нем показалось шансом на реабилитацию. Добившись, наконец, в октябре 1952 года повторного вызова в HUAC, он взывал: я сыграл «Тьму» 250 раз во многих городах, чем я еще могу доказать свой антикоммунизм?

Но для того чтобы заслужить «прощение», ему пришлось выступить в журнале Американского легиона с унизительной статьей «Как красные сделали из меня мудака», пройти через третьи слушания в январе 1954 года, снова и снова клясться всем святым, что не имел дела с коммунистами, и потратить сто тысяч долларов на адвокатов.

С марта 1947 по декабрь 1952 года проверку на лояльность прошли 6,6 миллионов государственных служащих. По неполным данным, 11 500 человек были уволены с «волчьими билетами», 12 000 под давлением уволились сами. Подверглись проверке 10000 натурализовавшихся иностранцев. Многие сотни людей были приговорены к депортации, 163 человека — депортированы. Сотни людей эмигрировали. Сотни были приговорены к тюремному заключению. На показательные процессы были выведены 145 руководителей КП: 89 из них — осуждены в общей сложности на 418 лет заключения. Среди тех, кто умер от сердечного приступа после допросов, — создатель Международного валютного фонда и Всемирного банка Гарри Декстер Уайт. Среди тех, кто покончил с собой, — начальник отдела Госдепа Лоуренс Дагган, помощник генсека ООН Абрахам Феллер, посол Канады в Египте Херберт Норман.

6 декабря 1951 года в Лондоне, не дожив 19 дней до своего 48-летия, умер характерный актер Джозеф Эдвард Бромберг («Суэц», «Странный груз», «Знак Зорро», «Плащ и кинжал»). В 1938 году Fox рассматривала его кандидатуру на — ставшую вакантной после смерти Уорнера Оланда — роль популярнейшего героя серии фильмов, сыщика Чарли Чана. В Лондоне Бромберг, отказавшийся в июне 1951 года давать показания HUAC, оказался в поисках работы, но неприятности у одного из создателей и секретаря партийной ячейки Group Theatre начались гораздо раньше.

День за днем, с 1946 по 1951 год, мы жили в ужасе. Все, что я помню, это как отец часами ждал, что ему кто-нибудь позвонит. Агенты ФБР появлялись, когда их ждали меньше всего. В 1949 году — отец уже год был без работы — стало очевидно, что студии его не хотят. Мы вернулись в Нью-Йорк. Никакие иллюзии уже не были возможны. Автомобиль ФБР каждое утро стоял под окнами, и отец скрывался, чтобы его не вызвали на допрос (Конрад Бромберг).

Официальной причиной смерти Бромберга считается сердечный приступ, однако есть версия, что он покончил с собой. В 1952 году уже мертвого актера разоблачат в своих показаниях Казан, Кобб и выдающийся драматург Клиффорд Одетс. Актриса Ли Грант попадет в «список» за то, что на похоронах Бромберга назовет преследования причиной его смерти.

В шоу-бизнесе не было казненных, как супруги Розенберг, умерших в тюрьме, как пророк сексуальной революции Вильгельм Райх, убитых сокамерниками, как экономист Уильям Ремингтон. Но мягкий террор предполагает и делает неизбежным преждевременные смерти: на 700 человек, судьбу которых я проследил, приходится свыше тридцати трагедий.

О смертях Гарфилда, Ли, Райта, Гроссмана, Атласа, Макдэниэл я уже писал.

1949 год. В лос-анджелесской Театральной лаборатории, объявленной «подрывной организацией», умер 47-летний актер Роман Бонен («О мышах и людях», «Лучшие годы нашей жизни»).

1950 год. Выбросился из окна бостонского отеля 48-летний литературный критик и гей Фрэнсис Отто Мэтьесен: в 1941 году он вместе с Уэллсом создал комитет в защиту Гарри Бриджеса, профсоюзного лидера, приговоренного к депортации.

1951 год. После допроса в HUAC умерла 59-летняя актриса Мади Кристианс, ученица Рейнхардта («Все мои сыновья», «Письмо незнакомки»).

1952 год. Умер 44-летний сценарист Джеймс Гоу, чье имя прозвучало на слушаниях.

1954 год. Умерли 45-летний сценарист фильма «Русские на войне» (1943), поэт и однополчанин Бесси по испанской войне, Эдвин Рольфе и 63-летний режиссер Ирвинг Пичел, вернувшийся из Англии, чтобы предстать перед HUAC. Покончила с собой 52-летняя актриса Китти Макхью, чей муж, характерный актер Нед Глэсс, остался без работы и переквалифицировался в плотника.

1955 год. Покончил с собой знаменитый комик, 64-летний Филип Лоб, уволенный с телевидения по настоянию спонсора, умер 55-летний сценарист Джозеф Мишель, безработный с 1949 года. В Лондоне покончил с собой 49-летний Ричард Бренстин, муж занесенной в «списки» сценаристки Рут Маккинни и сам сценарист, журналист, до исключения из КП в 1946 году редактировавший ее теоретический орган New Masses. 1956 год. Умерли 67-летний сценарист Харольд Гольдан, десять лет как безработный, и 41-летний Джон Латуш. Его «Баллада для американцев», исполненная Робсоном, была столь популярна, что в 1939 году звучала на съездах и Республиканской партии, и КП. 1957 год. Умерли 53-летний актер Джон Браун («Незнакомцы в поезде») и 59-летняя Хильда Вон: оба они пять лет как лишились работы. Умер, не дождавшись реабилитации, 67-летний Орниц.

1959 год. Принял смертельный коктейль из секонала с виски 59-летний Бартли Крам, один из адвокатов «десятки».

1962 год. Умер 54-летний сценарист Лестер Фуллер, обреченный на работу под псевдонимами.

1963 год. Принял лошадиную дозу барбитуратов, для верности надев на голову пластиковый пакет, 59-летний сценарист Алан Кэмпбелл, муж Дороти Паркер.

1965 год. Умер 51-летний сценарист Арнольд Манофф («Касба»).

Чудом остался в живых, но был изувечен литературный критик Томас Паркинсон. В 1961 году его студент, которому «Бог приказал» покончить с «коммунистом», выстрелил в лицо одному из первых защитников поэзии битников.

• • •

Для неисправимых оппонентов HUAC, попавших — как им, зачастую безошибочно, казалось, навсегда — в «списки», наступила жизнь после смерти.

Многие в одночасье обеднели: не относительно по сравнению с их прошлым небожителей, а абсолютно. «Круглый год главными нашими проблемами было: что есть, как жить» (Адриан Скотт). Его семья жила на 170 долларов в месяц, из которых на оплату квартиры уходило 75. На еду оставалось два доллара в день, сочувствующие врачи лечили изгоев бесплатно.

Шеридан Гибни, в 1947–1948 годах — глава Гильдии сценаристов, обладатель двух «Оскаров» за «Повесть о Луи Пастере» (1936), зарабатывал двести тысяч долларов в год, а уже в 1948 году имел случайную работу в течение всего двух недель. Популярнейший актер и вице-президент Американской федерации актеров телевидения и радио Джон Генри Фолк довольствовался 850 долларами в год: до увольнения в феврале 1956 года его гонорары составляли 36 000 долларов в год. Ему не нашлось места даже в радиорекламе зубной пасты: продюсеры объяснили, что его техасский акцент слишком знаком слушателям.

Филип Лоб до увольнения получал 3000 долларов за один выпуск своего телешоу. Попав в «список», он счел огромной удачей предложение выступить в ночном клубе за 500 долларов, но перед самым выступлением хозяин предложил довольствоваться 250 долларов или убираться восвояси. Вскоре Лоб покончил с собой.

По иронии судьбы, только теперь коммунисты, изгнанные из профессиональной корпорации, получили шанс снять фильм в соответствии со своими убеждениями. Выйдя из тюрьмы, Скотт и Биберман вместе со сценаристом Полом Джаррико и его женой Сильвией создали в 1952 году компанию Independent Production Inc., предполагая дать работу двумстам профессионалам, занесенным в «списки». Саймон Лазарус, еще один инициатор проекта, восклицал: «Blacklisted! Да это же золото, которое валяется под ногами!»

Профсоюз работников горной и металлургической промышленности, заинтересовавшись проектом цикла документальных фильмов о рабочих, добавил 100 тысяч долларов к стартовым 25 тысячам, вложенным Лазарусом и одним сочувствующим бизнесменом. Биберман принял волевое решение снимать полнометражный игровой фильм о забастовке шахтеров в Нью-Мексико, тянувшейся с октября 1950 по январь 1952 года, акцентировав отношения американских и мексиканских рабочих и участие женщин в классовой борьбе. Большинство ролей исполняли сами шахтеры. Это была легендарная «Соль земли» (1954), ныне включенная в Библиотеку Конгресса и коллекцию Нью-Йоркского музея современного искусства, то есть признанная национальным достоянием, а до 1965 года — хотя французская критика давно уже объявила ее шедевром — даже не числившаяся в американских справочниках. Не только политический, но и эстетический манифест: первый образец того, что в 1960-х годах назовут политическим кино, удовлетворил бы и тех, кто, как Годар, пойдет еще дальше, требуя «снимать фильмы политически».

В «списках» состояли — или оказались в нем по окончании съемок — все участники-профессионалы: Биберман, продюсер Джаррико (номинация на «Оскар» за сценарий «Тома, Дика и Гарри», 1941), сценарист Майкл Уилсон, («Оскар» за «Место под солнцем», 1951; номинация на «Оскар» за «Пять пальцев», 1952), художник Соня Даль-Биберман, композитор Сол Каплан, операторы Стэнли Мередит и Леонард Старк, актеры Уилл Гир, Дэвид Вульф, Мервин Уильямс. В разгар съемок исполнительницу главной роли Розауру Ревуэльтас арестовали и выслали из США. Ее сцены пришлось доснимать в Мексике. Но у Бибермана не было разрешения на работу в зависимой от северного соседа стране, пусть и гостеприимной к жертвам «списков», как была она гостеприимна к испанским республиканцам и Троцкому. По легенде, Биберман, спрятавшись на кукурузном поле, руководил актрисой по рации, а режиссера на площадке изображал подставной мексиканец.

В самих же США Биберману со съемочной площадкой повезло. Ему порекомендовали — с оговорками: «он такой, может с крыльца спустить, а то и выстрелить» — обратиться к 70-летнему Альфорду Россу, владельцу ранчо в тысячу акров, изобретателю, полиглоту и путешественнику, чуть ли ни принявшему ислам. Коммунист и патриот «джефферсоновской Америки» мгновенно нашли общий язык.

«Так ты, говоришь, из этой голливудской банды?» — «Именно так, сэр». — «Ты сидел в тюрьме?» — «Да, сэр». — «Отлично! Добро пожаловать, старина, добро пожаловать!»

Когда «бдительные граждане» пытались буквально смять съемочную группу своими грузовиками, их остановили выстрелами. Шеф полиции выслал на охрану съемочной площадки едва ли не половину своих людей, а местные священники по радио призвали прихожан противодействовать погромщикам.

Съемки едва стартовали, когда 24 февраля 1953 года Дональд Джексон, член HUAC, выразил уверенность в том, что фильм «преднамеренно разжигает расовую ненависть и выставляет США врагом цветного населения». Десяткам воротил киноиндустрии он разослал телеграмму: «Существует ли какая-нибудь возможность воспрепятствовать окончанию постановки фильма Бибермана и показу его здесь и за границей?» Брюэр мобилизовал своих людей, профсоюз владельцев кинотеатров — своих. Ризель, один из журналистов, обладавших неформальными, никем не контролируемыми и не подлежащими обжалованию полномочиями доносчика, следователя, обвинителя и судьи в одном лице, предположил, что съемки, проходившие недалеко от Лос-Аламоса, служили прикрытием для ядерного шпионажа.

Мексиканские власти конфисковали отснятый материал: не помогло даже заступничество экс-президента и национального героя Ласаро Карденаса. Биберман выкрал и спас негатив, но проявлять его отказались все лаборатории, куда он обращался. Фильм по частям разослали по мелким лабораториям, а монтировал Биберман в туалете заброшенного кинотеатра.

Прокатывать фильм согласился в марте 1954 года Grand Theatre на 86-й улице Нью-Йорка, где он продержался девять недель. За ним — еще двенадцать залов, но в Детройте киномеханики саботировали показы, в Чикаго их отменили из-за угрозы взрыва бомбы. В Лос-Анджелесе не пришел ни один зритель: газеты отказались рекламировать фильм. Национальный прокат завершился в сентябре. Биберман и Джаррико до 1972 года безуспешно судились с 72 фирмами, профсоюзами и частными лицами, обвинив их в нарушении антитрестовского законодательства и заговоре против частной инициативы.

Биберман на семь лет вернулся к профессии архитектора. Когда он заканчивал тюремный срок, администрация предлагала ему — в порядке трудоустройства заключенных — должность ассистента закупщика в текстильной компании за сто долларов в неделю. Издевательское предложение получил и Коул: работа ассистентом рекламного агента в фирме, торгующей матрасами, — за те же сто долларов.

Но многим такая вакансия показалась бы даром Божьим.

Когда я вышел из тюрьмы, дорога в любой респектабельный орган массовой информации была мне заказана вдвойне, и пять лет я протрубил в международном отделе Союза портовых рабочих. После этого я стал втройне никому не нужен, но вскоре владелец одного ночного клуба в Сан-Франциско решил меня взять к себе режиссером, осветителем и конферансье, сроком на пять лет; черт подери, это обходилось ему всего лишь в 85–105 долларов в неделю (в союзе портовиков я имел минимум сто пятьдесят), и он мог иногда намекнуть кое-кому из своих гостей, что за сценой у него трудится небезызвестная личность (Алва Бесси).

В 1964 году писатель получил работу почти по специальности. Несколько недель он занимался рекламой кинофестиваля в Сан-Франциско, затем наступила глухая безработица. Вдобавок без объяснения причин уволили его жену, проработавшую семь лет в международной корпорации секретарем со знанием языков.

Фотографы из Life Отто Хагель и Хэнсел Мит разводили цыплят на ферме. Пианист, профессор Норман Каздан давал частные уроки. Драматург и актер Эманюэль Фрид пятнадцать лет продавал страховки в Буффало. Сценарист Роберт Ричардсон и актер Нед Глэсс плотничали. Актриса Селена Ройль, уехавшая в Мексику, писала кулинарные книги. Паркс и Гарретт водили экскурсии по Голливуду.

Существовали неподвластные HUAC территории: нью-йоркские театры — Бродвейская лига, не говоря уже об off-Broadway, бойкотировала «списки», — небольшие радио- и телекомпании. Альфред Хичкок, царственно презрев HUAC, взял в свое телешоу Пола Хенрейда и Нормана Ллойда, игравшего у него в «Диверсанте» и «Завороженном». Барбара Бел Геддес, героиня которой в знаменитом телефильме убивает мужа мороженной бараньей ногой, — тоже из «списков».

В Лондоне оазис для жертв — фирму Sapphire Film — создала продюсер-эмигрантка Ханна Вайнштейн. Над сериалом «Приключения Робин Гуда» работали, укрывшись под псевдонимами, Скотт, Ларднер, Ховард Кох, Уолдо Солт, Роберт Лиз, Йэн Маклеллан Хантер.

Эмиграцию выбрали не менее 120 человек из 700. Многие «невозвращенцы» узнали об изгнании из голливудского рая на съемках в Европе. Чаплин узнал в сентябре 1952 года на борту парохода, по дороге на лондонскую премьеру «Огней рампы», что в случае возвращения в США его ждет тюрьма для иммигрантов на острове Эллис. Его судьба сложилась исключительно счастливо: британский гражданин, единственный магнат среди пострадавших, был сам себе продюсером.

Исход из Голливуда начался в 1950 году, на фоне слухов о возобновлении слушаний. Сценарист Дональд Огден Стюарт уехал, когда ему позвонили из MGM с просьбой зайти и ответить на пару пустяковых вопросов. Бернард Гордон бежал среди ночи в Мексику в сентябре 1950 года и умолял Гордона Кана за любые деньги продать 13-комнатный особняк и тоже бежать, пока не поздно. Переписку они вели через подставных лиц в Мехико. Кан последовал по стопам друга с женой и двумя детьми, но был вынужден вернуться в США, где писал статьи под псевдонимами и в 60 лет умер от сердечного приступа во время снежной бури в Нью-Хэмпшире.

Мексика приютила сценаристов Хьюго Батлера («Робинзон Крузо» Бунюэля), Маргарет Ларкин и ее мужа Мальца, Роберта Ричардса, Трамбо. Актера Джорджа Ренавента, художника Фила Стейна, оператора Майка Киллиана, партийного и профсоюзного функционера Джорджа Пеппера, издателя Чарльза Хумбольдта, фотографа Мерси Джейкобсон — лесбиянку и участницу протестов против осуждения супругов Розенберг, многих афроамериканских писателей и художников.

Шансов на работу по специальности в Европе было больше, но сполна реализовать себя, а не просто заниматься поденщиной, удалось немногим. Даже Лоузи, будущая звезда мировой режиссуры, начинал с кабальных контрактов. В Англии небезуспешно работали режиссеры Сай Эндфилд и Бернард Ворхаус, не говоря о Ричарде Аттенборо, также занесенном в списки «Красных каналов».

Относительно удачно вписался во французское кино Берри, задействовавший на съемках фильма о восстании рабов «Таманго» (1958) несколько товарищей по несчастью: в США фильм запретили из-за межрасовой любовной сцены между Дороти Дендридж и Курдом Юргенсом. В фильмографии Дендридж, первой афроамериканки, номинированной на «Оскар», и первой, чье лицо появилось на обложке Life, зияет трехлетняя дыра. ФБР собрало на нее много политического компромата, с чем трудно не ассоциировать странную гибель 42-летней актрисы в 1965 году.

Счастливчиком кажется Дассен, отец французского нуара. Но за фильм «Мужские разборки» он взялся от безысходности.Годом раньше он было приступил к съемкам «Врага общества номер один» с Фернанделем, но Жа Жа Габор наотрез отказалась работать под его руководством, пока не выяснится, коммунист ли он. Продюсер Жак Бар запросил Брюэра: тот ответил, что у Дассена «подозрительно много обязательств перед КП», и его фильмам в США грозит бойкот. За два дня до начала съемок Бар уволил Дассена.

В покое «красных» не оставляли и спецслужбы стран изгнания. По просьбе ФБР MI5 шесть лет следила за Чаплиным, выясняя, действительно ли он — «русский еврей Израиль Торнштейн», которого «по возвращении в Москву» ждет пост «комиссара». Англичане следили за Вайнштейн, Ломаксом, Сэмом Уонамейкером, актером и режиссером, будущим директором шекспировского «Глобуса». Из Италии в досье Уэллса приземлилась фотография его трапезы с Пальмиро Тольятти.

Лоузи с его просроченным паспортом не раз задерживали на континенте, высылали. Даже в 1965 году, на съемках в Италии «Модести Блэйз» с Моникой Витти, его препроводили в полицию:

«Дело удалось закрыть, кое-кого подкупив, чтобы соответствующие досье исчезли. Я узнал о заговоре ЦРУ и фашистов из итальянской киноиндустрии, внесших меня в свой „черный список“».

Паранойя — друг эмигранта. На заре эмиграции Лоузи сблизился с актером Джоном Бэрримором-младшим, испытав к нему, непутевому, пьющему, почти отцовские чувства. «Он внезапно приехал в Лондон. Мы много пили и разговаривали, днями и ночами шатаясь по Лондону и заходя в ночные клубы». Их дружба возобновилась в Риме, где Лоузи снимал «Еву» (1962):

Незадолго до отъезда он сказал: «Я должен вам кое-что рассказать. Может быть, вы перестанете со мной разговаривать, но я должен. Вы помните, как я приехал к вам в Лондон? Моя семья заставила меня пойти в ФБР и рассказать все, что я знаю о ваших политических взглядах. Когда вы обосновались в Англии, они велели мне поехать к вам за их счет». Итак, десять дней в Лондоне он провел за счет ФБР! Ну ладно, мы с удовольствием пропили их деньги. Я слышал, что потом он жил, как отшельник, даже аскет, в калифорнийской пустыне, постился до полусмерти, без друзей, в полнейшем одиночестве. Через несколько лет я узнал, что он умер. Боже ты мой! (Джозеф Лоузи)

Джон Бэрримор, он ведь тоже жертва?

В начале 1950-х годов телепродюсеры не могли нарадоваться на Джоан Лакур, «девушку, которая пишет, как мужчина». Она станет настоящим профессионалом и попадет в «списки», но те, первые сценарии на самом деле писал ее будущий муж, вышедший из тюрьмы, брошенный первой женой Адриан Скотт.

Сценаристы, благо не им «работать лицом», оказались в самом выигрышном, двусмысленном и болезненном с психологической точки зрения положении. Десятки из них продолжили работать в Голливуде, но под псевдонимами. Мир псевдонимов — зазеркалье, населенное мертвыми бумажными душами. Эти фантомы похищали жизнь у Ховарда Димсдейла, до конца дней своих превратившегося в Артура Дейлза, Лестера Фуллера, прикинувшегося Жаном Жерольдом, Эндора, надевшего маску Хэрри Рилайза, Джулиана Зимета, раздвоившегося на Нину и Хермана Шнейдеров, Джаррико, выразительно назвавшегося Питером Ахиллесом.

В этой вселенной были свои злые гении. Одного из них, Филипа Йордана, сценариста «Джонни Гитары» (1954) Николаса Рэя, подозревают в эксплуатации «невидимок».

Были вульгарные дельцы, для которых опальные интеллектуалы клепали сценарии типа «Земля против летающих тарелок».

Были сценаристы, дарившие коллегам свои имена, — подставные авторы, как и подставные организации КП, именовались fronts: некоторые из них сами попадут в «списки».

Front мог быть человеком случайным: племянник продюсера, брат семейного врача. О такой бурлескной, но типической махинации снял «Подставное лицо» (1976) Мартин Ритт, сам внесенный в «списки», как и сценарист Уолтер Бернстайн, актеры Мостел, Хершел Бернарди, Гоф, Джон Рэндольф, Джошуа Шелли.

Работа под маской породила неожиданную проблему. Запрещенные сценаристы были слишком хорошими профессионалами. Когда «Оскар» за сценарий «Римских каникул» (1953) получил Йан Маклеллан Хантер, победа известного сценариста никого не удивила. Но когда «Оскара» за сценарий «Отважного» (1956) удостоился неведомый Роберт Рич, да еще и не явился на церемонию, якобы дежуря у постели роженицы-жены, Голливуд зашушукался.

Получать «Оскар» за сценарий «Моста через реку Квай» (1958) не прилетел автор романа Пьер Буль, не владевший английским. Через год лучшим был признан сценарий «Не склонивших головы» Крамера, принадлежащий перу таинственного Натана Э. Дугласа. О невидимках уже не шептались, а говорили в открытую.

Формальное восстановление истины заняло больше времени, чем посмертные реабилитации в СССР. Только в начале 1990-х годов Гильдия сценаристов создала комиссию для восстановления в титрах имен подлинных авторов и ревизии премий 1950-х годов. К 2001 году она исправила выходные данные 109 фильмов, восстановив имена 39 авторов, и работа, начатая благодаря энергии Джаррико, еще не закончена. В пятидесятую годовщину допросов «десятки», 28 октября 1997 года, Голливуд чествовал Джаррико: возвращаясь домой, он погиб в ДТП.

И реальный Хантер, честный front, вскоре угодивший в «списки» на четыре года, и мистический Рич — это все был Трамбо, оправдавший звездную репутацию, дважды получив «Оскар» под псевдонимами.

За спиной Пьера Буля прятались Форман и Майкл Уилсон, номинированный под псевдонимом на «Оскар» еще и за «Дружеское увещевание» (1956) Уайлера и «Лоуренса Аравийского» (1962) того же Лина.

Натан Э. Дуглас — псевдоним Недрика Янга.

Не менее почетный приз Гильдии сценаристов за «Сломанное копье» (1951) Дейвза вместо Мальца получил его front Майкл Бланкфорт, фигурант «Красных каналов». Имя Мальца выпало из титров пеплума Генри Костера «Плащаница» (1953).

Теневое царство населяли не только сценаристы. В 1954 году под нажимом HUAC из номинации на «Оскар» вычеркнули Ларри Адлера, композитора «Женевьевы» Генри Корнелиуса.

• • •

В 1955 году я возвращался из Парижа после съемок фильма «Это называется зарей». В аэропорту меня задержали. Провели в маленькую комнату, и тут я узнал, что состою в комитете по поддержке журнала «Свободная Испания», занимавшего резко антифранкистскую позицию и выступавшего против США. Поскольку я был в числе подписавших обращение против атомной бомбы, я подвергся новому допросу, в ходе которого были заданы те же вопросы относительно моих политических убеждений. Меня внесли в пресловутый «черный список». Всякий раз, проезжая через Соединенные Штаты, я подвергался одним и тем же дискриминационным мерам, ко мне относились, как к гангстеру. Мое имя было вычеркнуто из «черного списка» только в 1975 году (Луис Бунюэль).

Бунюэль любил красное словцо: неужели «списки» оставались в силе до 1975 года? Возможно: именно в 1975 году распустили переименованную HUAC. Возможно и то, что часть «списка», касающаяся опасных иностранцев, была формализована и внесена в пограничную базу данных. Тогда испанские республиканцы оставались персонами нон грата опять-таки до 1975 года, когда умер Франко.

Считается, что под эпохой «списков» можно провести жирную хронологическую черту. 20 января 1960 года New York Times сообщила со слов Премингера, что сценарий «Исхода» для него пишет Трамбо. 8 августа в интервью Variety Кирк Дуглас назвал Трамбо сценаристом «Спартака». Запрещенные люди были явочным порядком легализованы, с чем Голливуд, наконец осознавший, какой непоправимый ущерб нанес самому себе, смирился.

Однако в том же году Синатра, заинтересовавшись идеей фильма по пьесе Мальца «Казнь рядового Словика», был объявлен «попутчиком» КП и взял свои слова обратно. Dream team Джона Кеннеди, за которого он в этот момент агитировал, сочла упоминание Мальца опасным. Да и Американский легион в 1960 году еще обещал новые списки врагов.

Может быть, 1961 год?

Он не обращался по поводу паспорта вплоть до 1961 года, и не только потому, что у него не было денег на путешествия, — в те годы прошение о паспорте неминуемо влекло за собой присягу в непринадлежности к коммунистической партии, а он почел бы за унижение присягать любому правительству в том, что он то, а не это, такой, а не сякой, верит в одно и не верит в другое, любит тех и ненавидит этих. Когда в 1961 году он получал новый паспорт, поскольку его пригласили в Восточный Берлин на 25-летие Интернациональных бригад, такой присяги уже не существовало (Алва Бесси).

Отмена присяги — важный рубеж. Но в марте за неуважение к Конгрессу получил год тюрьмы Пит Сигер: в августе 1955 года он отказался отвечать HUAC, рисково сославшись — первым со времен «десятки» — на Первую поправку, и с тех пор был обязан уведомлять власти о каждом выезде за пределы Южного округа Нью-Йорка.

Апелляцию Сигер выиграл в мае 1962 года, но важнее другое судебное решение этого года.

28 июня Джон Генри Фолк выиграл иск к подметной газете «Будьте бдительны!», ее редактору Винсенту В. Хартнетту и сотруднику Лоуренсу Джонсону, умершему в ходе процесса, которых обвинил в заговоре. Фолка уволили на основе газетных обвинений чуть ли не в том, что он окончил подпольные курсы диверсантов. Суд установил, что его оклеветали: ничего страшнее, чем участие в одном с коммунистами концерте в честь первой годовщины ООН, за ним не числилось. Таким образом, было фактически признано существование «списков». Жюри присудило Фолку уникальную в деле о клевете компенсацию в 3,5 миллиона долларов, затем урезанную.

В 1962 году «десятка» еще продолжала обреченную на поражение судебную борьбу, но он, да, годится на роль символического рубежа.

Конец 1960-х годов кажется мировым триумфом жертв.

1965 год. Сценарист Миллард Лампелл, получая «Эмми», упомянул, что числился в «списках»: зал взорвался аплодисментами. После 18 лет анонимности Ларднер был назван сценаристом «Цинциннати Кида» Нормана Джуисона.

1968 год. Полонски легализовался как сценарист «Миллионов Мадигана» Джорджо Джентили. Через год он снимет свой второй — и не менее мощный, чем «Сила зла», — фильм, ревизионистский вестерн «Скажи им, Вилли Бой здесь».

Конечно, это реванш и триумф: такого масштаба режиссер, и 21 год — насмарку.

1969 год. Барцман написал сценарий «Дзеты» Коста-Гавраса, в 1971 году — «Покушения» Буассе: старый коммунист органично вписался в модное политическое кино. Биберман снял «Рабов», первый фильм за пятнадцать лет. Рут Гордон получила «Оскар» и «Золотой глобус» за роль второго плана в «Ребенке Розмари», Уолдо Солт — за сценарий «Полуночного ковбоя»: в 1979 году он получит еще один — за «Возвращение домой» Хэла Эшби.

1971 год. Ларднер получил «Оскар» за сценарий «M.A.S.H.» Роберта Олтмена (Каннское золото — 1970). Трамбо экранизировал свой роман «Джонни взял ружье»: гениальное обличение войны заслужило Гран-при жюри и приз ФИПРЕССИ в Каннах. Исполнительным продюсером на фильме — впервые со времен «Соли земли» — работал Лазарюс.

1972 год. После двадцатилетней эмиграции в США приехал Чаплин.

1973 год. Сидни Поллак снял по сценарию Артура Лорана первый фильм о маккартизме «Какими мы были». В марте посмертным, что почти беспрецедентно, обладателем почетного «Оскара» стал Эдвард Робинсон, скончавшийся в январе: при жизни у него не было наград Киноакадемии.

1976 год. Ли Грант получила «Оскар» за роль второго плана в «Шампуне» Эшби.

• • •

Триумф триумфом, но… В 1974 году студия Диснея — он сам уже восемь лет как лежал в могиле — пригрозила Калифорнийскому институту искусств, что выйдет из числа спонсоров, если там прочитает лекцию крупнейший в мире педагог-аниматор Арт Бэббит.

В 1979 году, затравленная ФБР — Гувер умер за шесть лет до того, — погибла Дин Сиберг.

• • •

Куда ни бросишь взор, везде они — люди из «списков». Если на экране — старик, кажущийся моложе своих лет, почти наверняка это один из них, волевым решением исключивший из числа прожитых лет «пустые» годы, как «исключали» их сталинские сидельцы — Георгий Жженов или Олег Волков.

В 2008 году 83-летняя Руби Ди — с ума сойти — претендовала на «Оскар» за лучшую роль второго плана в «Гангстере».

Это правда, на экран вернулись очень многие.

Эти многие, по подсчетам историков, составляют 10 % от тех, на кого пал тяжелый взгляд HUAC. Примерно настолько же — до десяти тысяч — сократилась в результате репрессий численность КП.

Десять процентов. Один из десяти.

БИБЛИОГРАФИЯ

Бесси А. Инквизиция в раю. М.: Искусство, 1968.
Бесси А. Люди в бою. И снова Испания. М.: Прогресс, 1981.
Бунюэль о Бунюэле. М.: Радуга, 1989.
Лоусон Д. Фильм — творческий процесс. М.: Искусство, 1965.
Теплиц Е. Кино и телевидение в США. М.: Искусство, 1966.
Уэллс об Уэллсе. М.: Радуга, 1990.

Biberman H. Salt of the Earth: The Story of a Film. NY: Harbor Electronic Publishing, 2003.
Boisset Y. La vie est un choix. Paris: Plon, 2011.br> Buhle P., Wagner D. A Very Dangerous Citizen: Abraham Lincoln Polonsky and the Hollywood Left. University of California Press, 2001.
Casty A. Communism in Hollywood. Lanham: Scarecrow Press, 2009. Ceplair L., Englund S. The Inquisition in Hollywood. University of California Press, 1983.
Ciment M. Kazan par Kazan. Paris: Stock, 1985.
Ciment M. Le livre de Losey. Paris: Stock, 1979.
Dmytryk E. Odd Man Out: A Memoir of the Hollywood Ten. SIU Press, 1996.
Fritz Lang en Amerique. Paris: Cahiers du cinéma, 1990.
Gansberg A. Little Caesar: A Biography of Edward J. Robinson. Lanham: Scarecrow Press, 2004.
Goudsouzian A. Sidney Poitier: Man, Actor, Icon. University of North Carolina Press, 2004.
Herzberg B. The Left Side of the Screen. Jefferson: McFarland, 2011.
Horne G. Class Struggle in Hollywood, 1930–1950. University of Texas Press, 2001.
Horne G. The Final Victim of the Blacklist: John Howard Lawson. University of California Press, 2006.
Humphries R. Hollywood’s Blacklists: A Political and Cultural History. Edinburgh University Press, 2008.
Il était une fois… Samuel Fuller. Paris: Cahiers du cinéma,1986.
McBride J. What Ever Happened to Orson Welles? University Press of Kentucky, 2006.
Meeks J. From the Belly of HUAC. Ann Arbor: ProQuest, 2009.
Preminger O. Autobiographie. Paris: Jean-Claude Lattes, 1981.
Ross S. Hollywood Left and Right. Oxford University Press, 2011.
Sbardellati J. J. Edgar Hoover Goes to the Movies. Cornell University Press, 2012.
Siclier F, Levy J. Jules Dassin. Paris: Edilig, 1986.
Sito T. Drawing the Line. University Press of Kentucky, 2006.
Tavernier B. Amis americains. Lyon: Institut Lumière — Actes Sud, 1993.
Vaughn R. Only Victims. NY: Proscenium Publishers Inc., 1996.

Источник seance.ru