Гибельные тенденции в глобальном капитализме

В недавней дискуссии по поводу статьи Б.Б.Родомана «Гуманизм, экология и рыночные отношения» удалось выделить «тонкие места» и «слабые точки» глобального капитализма. Здесь система работает против самой себя — где тонко, там и рвётся, и именно из-за повышенной конкурентоспособности «центра» капиталистической системы, из-за экспоненты экономического роста система развивается так, что этого не выдерживает природа и люди [1].

1. Биосфера, эксплуатируемая глобальным капитализмом, необратимо разрушается или, что тоже самое, наполняется отходами быстрей, чем природа и общество успевают их очищать (а всякий произведённый товар – это отложенный отход).

Как известно, рыночная экономика растёт экспоненциально, следовательно,  загрязнения в среде обитания накапливаются быстрей чем человек успевает их очищать. Это происходит даже при наличии всех необходимых технологий именно в силу динамики капиталистической системы, когда потребности людей размножаются быстрей чем сами люди. Как это у Олейникова:

«Когда ему выдали сахар и мыло, он стал домогаться селёдки с крупой

типичная пошлость царила в его голове небольшой».

И когда удовлетворение этой пошлости системы оказывается законом общественного производства, вложения в личное потребление индивидов происходит раньше — и сильно раньше, чем вложение в инфраструктуру очищающую загрязнения. Выгодней производить товары (и завтрашние отходы) сегодня, чем вкладываться в инфраструктуру очищающую отходы завтра, поскольку потребления при капитализме индивиды алчут всегда, а очистки среды обитания от загрязнений – только, когда припрёт. А тогда уже бывает поздно, и для действительного решения проблемы надо потратить намного больше сил и средств, чем «эгоистические индивиды» готовы отдать в виде налогов.

И действительно, даже в странах «центра капитализма» снова появляются проблемы загрязнения которых казалось бы не знали с 60-х годов. Скопления загрязнений возникают и разрастаются на трассах международных перевозок (так, расползается мусорное море в центральной части Тихого Океана). В Японии снова начинаются отравления метилртутью (болезнь Минамата), считавшаяся подавленной после радикального улучшения экологической ситуации в 1970-е.

В самых «чистеньких» странах Европы – ФРГ, Скандинавии, приходится тратить всё больше сил и средств, поддерживать статус кво по чистоте воздуха и воды в условиях постоянного роста парка машин, потребления продукции бытовой химии и пр., так что скоро ситуация должна ухудшиться, возвращаясь к ситуации 1960-х гг. Тогда и возник экологический алармизм – под влиянием сохнущих лесов, озёр, отравленных кислыми дождями, и кислородных аппаратов на улицах Токио.

Даже «чистенькие и социальные» страны Европы вроде Норвегии, Швеции, Германии постоянно теряют биоразнообразие – уменьшается число видов диких растений и животных, способных жить в их давно преобразованных лесах, лугах, болотах и других природных и полуприродных ландшафтах, отчего эти ландшафты деградируют и сокращаются. Процесс наиболее выражен в европейских коммерческих лесах, на удобряемых лугах и пр., где наши самые обычные виды зверей и птиц не могут жить или становятся редкостью, а исходное разнообразие полевых цветов, вообще диких растений приходится восстанавливать искусственно.

То есть интенсивность коммерческой коммерческая эксплуатация лесов и полей такова, что наши самые обычные лесные и полевые виды птиц, сорные травы и пр. — там редкость и в красной книге. Поэтому «красные листы» и Красные книги европейских стран впятеро больше, чем в Росси и на Украине, а 80% биоразнообразия Европы находится в странах бывшего СССР.

К чему приводят потери  биоразнообразия? Казалось бы, в чём проблема – исчез глухарь, мохноногий сыч, чёрный аист, средний дятел, белоспинный дятел или кто-то ещё? Кому они интересны, кроме специалистов?

Но если  лесные и луговые экосистемы Европы теряют виды, причём в первую очередь ценофильные виды, то значит, лес сохнет и не воспроизводится, а луг деградирует. Оба процесса идут и в Германии, и в Англии, в Швеции, в Италии, в Южной Норвегии и много где ещё.

При социализме много лучше и с выбросом загрязнений, и с сохранением биоразнообразия, просто в силу линейной динамики плановой экономики. Нормы ПДК и ПДВ в СССР определялись «по максимуму», исходя из принципа «не навреди», в рыночных странах — по минимуму, только под давлением исков от жертв асбеста, хроматов, складирования опасных отходов и пр. Поскольку большинство загрязнений более экотоксично, чем антропотоксично (например, сейчас в Москве люди живут, а рыжие лесные муравьи давно исчезли, исчезают дождевые черви и другие ключевые виды природных сообществ, — а в советской Москве они жили), то эти «ножницы» и обеспечивают сохранение живой природы в урбанизированных ареалах.

Кроме урбанизированных ареалов, в любом регионе есть ещё малонарушенная природная периферия, где желательно сохранить биоразнообразие, полночленность сообществ и много чего ещё. Главная угроза этой природе — автомобильные поездки населения, фрагментация экосистем дорогами растущими в степенной зависимости от числа поездок, появление сети коттеджной застройки и другие формы «расползания» современных городов как масляного пятна на бумаге. В плановой экономике для решения этой задачи есть б) линейный рост производства с низкой автомобилизацией населения (ездящего в основном на электричке), так что сеть дорог обслуживает в основном производство а не население. Города растут не как масляное пятно на бумаге, а звёздчато, и между лучами звезды сохраняются «клинья дикой природы«, т.н. «поляризованный ландшафт«. Во всех соцстранах он был (поэтому дикая природа луче сохранилась в ГДР и ЧСССР, чем в ФРГ и Австрии), и разрушился при переходе к рынку: в главнейших индустриально развитых странах он отсутствует с середины XIX века (Канада с Бразилией по понятным причинам не в счёт). То есть рыночная экономика разрушает биосферу в процессе эксплуатации, последовательно отнимая все шансы восстановиться, плановая всегда сохраняет этот шанс.

Как-то к нам приезжал с лекцией Деннис Медоуз, автор известных докладов Римскому клубу и модели пределов роста, впервые с помощью системно-динамического моделирования обосновавший то, о чём я рассказывал выше. И говорил он про то, как реальная мировая динамика за 30 лет после первой книги «Limits to the Growth» соотносится с данными тогда прогнозами экологического кризиса.

Я спросил его после лекции — правда ли что в отличие от экспоненциально растущей капиталистической экономики при линейно растущей плановой проблем с загрязнением и потерей биоразнообразия не будет?  Ведь во втором случае природа будет успевать восстанавливаться и на большей части территории естественные экосистемы сохранят свою структуру и не будут терять виды, за исключением сверхзагрязённых пятен у заводов и городов-заводов. Что, собственно, и происходило в СССР —  экологические проблемы оставались локальными, в мегаполисах, в городах-заводах вроде Ревды, Краснотурьинска или Дзержинска, и не перерастали в общую деградацию экосистем по всей территории страны.

Он вначале сопротивлялся этой мысли, говорил что всё равно ресурсы будут исчерпываться, потом мы посчитали по его модели World3-91 (желающие могут взять модель и поиграться сами). Оказалось что если экономический рост линейный и вложения в «инфраструктуру очистки» загрязнения и снижения других экологических рисков опережают вложения в личное потребление, то загрязнения, да, будут очищаться быстрей чем накапливаются. Более того, будет выгодно удовлетворять нужду в металле лесе бумаге за счёт вторсырья, используя свалки как месторождения.

В современной рыночной экономике получение металла, бумаги и др. продуктов из вторсырья выгодно до тех пор, пока восстановленные ресурсы занимают не более 15-20% общей потребности. Если больше, то выгодней купить первичное сырьё купить на мировом рынке, а не тратиться на восстановление из вторсырья (И.Д.Люри. Кризисы в системе «природа-общество»// Анатомия кризисов. М.: Наука, 1999).

Более того, даже вроде бы экологически полезные вещи – внедрение энергосберегающих, ресурсоёмких технологий и пр. – механизм капиталистической экономики обращает во зло (в данном случае – в дополнительную экологическую нагрузку и избыточный выброс загрязнений, которые экосистемам приходит очищать – или разрушаться).

2. Оставшиеся незагрязнёнными территории урбанизируются. Соответственно, быстро уменьшается способность планеты производить пищу, при том, что искусственную пищу и искусственную почву люди производить не в состоянии.

3. Люди в странах «золотого миллиарда» перестают размножаться (или точней, популяция теряет способность к воспроизводству) как бы без видимых причин. На самом деле причина есть: у всех позвоночных есть трейд-офф между соматическим ростом и вкладом в размножение и рост потребительства, «вещизм» естественным образом вытесняет «детизм». То есть более конкурентоспособные социумы «центра» капиталистической системы постепенно то есть проигрывают конкуренцию социумам с более коллективистской культурой в грубо дарвиновском смысле.

Но поскольку человек не животное, и эволюционирует у него общество через социальный прогресс, через эволюции, а не индивиды – через отбор, то граждане западного общества, когда припрёт, найдут способ изменить свой формы общежития в сторону меньшей рыночности и большей социалистичности — лишь бы не опоздали. Думаю, именно в связи с тем что «припрёт» (и уже припирает) в пп.1 и 2 начинает реализовываться всё то, что Маркс писал о будущей социалистической революции как мировой, начинающейся в самых передовых страха и пр.

И это естественно, ведь именно страны самого развитого капитализма больше всего пострадают (и уже страдают) от издержек, связанных с пп.1-2, и глобализация для этого рыхлит почву.

А запоздают с революцией – произойдёт то, что в модели пределов роста Деннис Медоуз называется коллапсом: сброс урбанистической и индустриальной инфраструктуры, и возвратом в средневековье, к аграрной экономике и натуральному хозяйству.

И самое замечательное, что та разрушительность капитализма для людей и природы, которая фиксируется в пп.1-3, достигнута именно как «продолжение достоинств» капитализма, которые его защитники любят выставлять напоказ – товарного изобилие, безграничного потребления, «эгоистичность» экономики, работающей на удовлетворение лично тебя,  а не на неблизкую обывателю пользу всего общества. И достигается в условиях, когда после гибели СССР у капитализма нет ни серьёзной альтернативы, ни сколько-нибудь мощных противников в виде мирового комдвижения. Чисто сам капиталистический строй роет себе могилу (нам всем на земле правда, тоже) и, чем быстрей это станет понятным, тем быстрей произойдёт революция.

[1]Необходимое примечание к тексту: мнения автора в том, что он нашел «слабые места» не вполне верно — капитал будет возрастать и при превращении части, либо даже всей планеты в пустыню. Это мы можем увидеть и в реальной жизни, где уровень загрязнения во многих местах планеты уже обращает её в подобие пустыни и эти места плодятся с очень большой скоростью. Вторым, не менее важным моментом, является то, что при «исчерпании ресурсов» не будет «коллапса» (по Медоузу), хотя, что весьма вероятно, уровень потребления и жизни у части общества, не связанного напрямую с эксплуататорским классом — резко упадет. Третье возражение прямо вытекает из второго — общая цель, равно как и общее благо, определяется характером общества, его социально-классовой структурой, конфигурацией господствующих классов, слоёв и группировок внутри них и активным внедрением их взглядов в эксплуатируемую часть общества. Соответственно понять и осознать, кто и что именно стоит за теми, или же иными общественными явлениями, не всегда оказывается возможным в условиях монополизированных СМИ тесно спаянных с ведущими монополистическими группировками. 

Это самым серьёзным образом влияет на то, как мы смотрим на те, или же иные проблемы окружающей нас действительности. А, поскольку, в современном мире, в условиях усугубляющейся неравномерности развития глобального империализма с одной стороны и изменения структуры рабочего класса и трудящихся в развитых и развивающихся странах с другой, немалое число людей тесно соприкасаются с капитализмом и его проявлениями опосредованно, в соответствие со своим положением в структуре общественного производства, то рассмотрение последствий «работы» капитализма с природной средой оказывается не менее важным, чем «чистый учет эксплуатации».