Print 
PDF
Антикоммунистическая пропаганда в пиночетовской Чили. «против чего коммунисты: национальный флаг, церковь (эти , кстати, деликатесов никогда не ели, только хлеб и вода),
офицеры (или стюарды?) и семья. Последнее, кстати, напоминает наших ура-патриотов из Антимайдана и ПВО, которые считают, что «Бездуховный Запад» разрушает семью и какие-то там ценности. Как видим, в Чили были свои Николаи Стариковы во времена Пиночета
Наиболее характерные подмены, призванные снизить способность людей противостоять социальному злу: обличение «греха» вместо насилия, «порочности» вместо угнетения, и затушёвывание классового разделения национальным (или религиозным) единством.
И насущно необходимы разъяснительные материалы, показывающие фиктивность каждой из этих форм ложного сознания, их создавать важнее, чем бесконечно спорить на тему истории или тов. Сталина.
via wsf1917
Вот хороший пример:
«На этот раз психоаналитическое (лаканианское) рассмотрение антикоммунизма в Чили как фантазии.
Margarita Palacios, «Fantasy and Political Violence. The Meaning of Anti-Communism in Chile«, 2009
Фантазия — это конструкция, заполняющая пустоты.
Книжка совсем небольшая и, если честно, так себе. Она состоит из двух частей — теоретической, и кейс-стади. Я теорию практически полностью пропустил, ибо это смесь из Фрейда, Лакана и Жижека мне все-таки не очень интересна (звучит снобистски, но на самом деле из этих трех я читал только последнего, который тоже лаканист как Лакан и смешной, а остальные два мне действительно неинтересны, впрочем, там еще Дюркгейм, Шмитт, Хабермас и Лаклау упоминаются), но создалось такое впечатление, что книга написана только заради теоретических экзерсисов про «других» (others).
Кейс-стади так себе, прямо скажем. Малоинформативен и малофундирован, что ли — основывается на анализе двух подборок правых чилийских газет 1970-73 гг — «Эль Меркурио» и «Трибуны», с приведением весьма немногочисленных цитат (подборки за крайние месяцы, предшествовавшие и последующие за президентскими и парламентскими выборами 1970 и 1973 гг.). «Эль Меркурио» придерживалась в основном рационального «просвещенческого» типа изложения (enlightened), «Трибуна» специализировалась на экспрессивных материалах (“The UP is the Devil’s Cauldron”(1973, Feb 25, Tribuna, p. 3) — symbolic-dramatic, классификация автора по имени Sankel).
Итак, почему, например, в чилийских застенках людей обливали кипятком до смерти? Потому что чилийские антикоммунисты не просто хотели репрессировать левых, они хотели очистить душу Чили от дьявола, уничтожающего нацию. Это такая самоненависть как аспект чилийской культуры: чтобы спасти Чили от себя самой, народ Чили от себя самого, от его глубинного, дикого, феминного нутра, с которым чилийская элита так долго боролась, этот народ, который является Франкенштейном (или, если я правильно помню, детищем доктора Франкенштейна, тут у автора ошибка), нужно пытать болью. Как же так, Чили рациональная, современная страна, но остается все еще недоразвитой. И тут эти коммунисты, эта марксистская чернь (воплощение криминала, преступности, анархии), которая хочет ввергнуть народ в пучину диких инстинктов, заставить его отказаться от морали. Вот эту женственную страсть, желание, нужно ограничить мужским порядком.
Нужно наказывать людей на дороге к счастью, восстановив патриархальный порядок. Смещение правых на такую позицию произошло не сразу — еще в 1970 году это было простое идеологическое противостояние, которое к 1973 году окончательно сместилось из дискурсивного измерения (универсальные притязания правых как хранителей всего общества против партикуляристских (классовых) устремлений левых, притом, что левые, на словах радикалы, стремились вписаться в существующую политическую систему) в либидональное (сексуальность и ненависть) — теперь речь не шла о простом противостоянии коммунизму как идеологии, нет, теперь речь идет уже о спасении самой страны, существования Чили. Душа Чили должна быть спасена от атеистического марксизма, атакующего ее идентичность, спасена от неминуемого морального падения при помощи насилия. Эта моральная задача спасения общества от зла, пишет автор, обернулась перверсивной эротизацией смерти.
Правда, уже в президентской кампании 1970 года правые представляли левых так: Marxist – Foreign – Chaos – Evil – Failure – Mob.
Гендерный аспект заключается в том, что «Трибуна» любила сравнивать левых с гомосексуалистами: описывала коммунистов при помощи слова cola — хвосты. Так называлась очередь, а также гомосексуалисты на сленге. Коммунисты сравнивались с животными, ведомыми инстинктами, без морали, как иррациональная толпа. Также, «Трибуна» описывала левых как miricones — такой неологизм от mirista (члены революционной левой партии) и maricones (дегенераты, гомосексуалисты). Правые боролись за отца, которого хотят убить левые.
Подумалось мне тут, что морализация политики ведет к эскалации насилия. Разумеется, и наоборот, насилие ведет к морализации. Здесь интересная взаимосвязь. Левые, кстати, не стремились к морализации, предпочитая говорить об illegal-практиках правых, а вот правые таки да.
Ну и еще: на счетах Пиночета обнаружили 27 млн долл после его смерти. По нынешним расейским временам с гулькин нос».
Источник vladoff_revolt
P.S. Этот полюс — морализация политики, ведущая к эскалации правого насилия — существует в диалектической связи со своей противоположностью — имморализацией и биологизацией политики:
Это тоже правый и тоже провоцирующий насилие дискурс — так как следующие ему верят, что отстаивают «свободу» против «диктатуры» и «закон» против «коррупции», и поэтому могут делать с врагами всё что угодно.
В общем,
«бог, нация, собственность, патриотизм — под этим же любой фашист подпишется» (Ульрика Мария Майнхоф).
И ещё мои мысли: я сам воспитан достаточно патриархально. Помню, в школьные годы напрягали выписываемые ГДРовские газеты «Neues Deutschland» и «Junge Welt» демонстрацией влёгкую наготы (т.н. Freikörperkultur) со свободным обсуждением проблем половой жизни. Я тут вполне солидарен с Хобсбаумом: чтобы в революционном действии существующий порядок преодолеть, нужна своего рода аскеза, позволяющая сконцентрировать ресурсы на этой цели, ненужная «мирным обывателям». Поэтому сексуальная революция и прочее либертинство революции настоящей скорей мешают. Но вот «традиционные ценности» всегда контрреволюционны, и увлёкшийся ими человек быстро перемещается в стан охранителей.
Хороший пример из истории: в бурных 16 и 17 веках плебейские и крестьянские ереси отличались революционной программой и свободным поведением, даже вызывающим с точки зрения тогдашней морали (достаточно вспомнить коммуну в Мюнстере). А вот бюргерские ереси были контрреволюционными и проповедовали умеренность, аккуратность и приличия в быту. См. по этой теме у Никольского.
