«Парадоксы» американской образовательной системы

На сайте уже выложены две статьи про социальные проблемы коммерциализированного образования в США: «Студенты, плата за образование и классовое расслоение» и  «Студенты из бедных семей, «условно бесплатная» рабочая сила и безработица». Предлагаемый ниже текст расширяет их содержание, приводя дополнительные примеры работы системы образования в США и связанными с ней проблемами.

Грубо говоря, рыночно-фундаменталистская идея, что каждый образовывается на собственный кошт, без всякой помощи социального государства (ну плюс пособия, что может выжать из благотворителей и государства, апеллируя к своим преимуществам по сравнению с остальными):

1) не работает для людей — возможности социального подъёма через образование ухудшаются, цены растут, а в отношении качества рынок «работает на понижение» и всё больший % ВУЗов даёт образование же совсем никакое. Хорошие же ВУЗы ограждаются классовыми барьерами, которые бедным, рабочим и «чёрным» «не пробить» всё труднее, хотя стипендии для поддержки талантливых вроде бы есть;

2) при этом необходимость студентам работать ухудшает конъюнктуру для найма рабочей силы, в том числе и для них самих, если, став постарше, они станут работниками (а не попадут в безработные).

3) способность коммерциализированного образования готовить нужное число инженеров, учёных и прочих специалистов для НИОКР сокращается. В т.ч. потому, что ещё в 20-х гг. наш известный биолог Кольцов показал, что научно-техническая интеллигенция не воспроизводится, и чтобы готовить достаточно специалистов для научно-технического прогресса, нужен постоянный подток талантов «снизу» общественной пирамиды, не перегороженный классовыми и иными барьерами. Коммерциализация же и барьеры усиливает, и с высокой вероятностью направляет студентов, готовых платить за образование в «ловушки» — ВУЗы, которые дают скорей корочки, чем образование.

В этих условиях недопроизводства специалистов у США (в меньшей степени — западного мира в целом, где образование и наука в ходе неолиберальных реформ во многом приведены к американскому стандарту, исключая разве «социальные» страны Скандинавии) нет иного способа обеспечить научное и техническое развитие своей страны, как стимулировать импорт специалистов из стран периферии, и одновременно продавливать в них же «реформы», результаты которых заставляют лучших специалистов бежать, поскольку они разрушительны для местной науки, индустрии и пр.

И действительно, национальная система образования США недопроизводит специалистов, недостаток ожидаемо покрывается за счёт импорта кадров.

«Наконец, успешность американской системы образования по сравнению с европейской не столь очевидна, как обычно считается. Важным (если не главным) критерием такой успешности является способность в достаточном количестве воспитывать крупных ученых и хороших профессоров, которые обеспечивают не только высокий уровень науки в стране, но и самовоспроизводство системы образования. Казалось бы, если американские университеты существенно превосходят университеты других стран, то и их профессора должны быть по большей части выпускниками этих лучших университетов.

 

В действительности ситуация совсем другая. Очень многие профессора лучших американских университетов получили образование в Европе и там же сделали значительную часть своей карьеры, попав в США уже сложившимися, а часто знаменитыми, учеными. В принстонском Институте высших исследований и вовсе иностранцев больше, чем американцев. Естественно, они являются продуктом не американской, а европейской системы образования. Ее качество доказывается тем фактом, что эти ученые победили в конкурентной борьбе американских коллег, несмотря на естественные преимущества «своих» перед иностранцами. То же видно и на более низком уровне — в американских университетах множество постдоков, получивших образование за границей и приехавших в США уже с университетским дипломом или докторской (PhD) степенью: происходят они из Европы, как Восточной, так и Западной, а в последнее время все больше из Индии и Китая. В значительной мере успехи американской науки обеспечиваются тем, что США в состоянии снимать сливки со всей мировой науки, привлекая лучших ученых, сформировавшихся в других странах. Причина этого проста — деньги. Крупнейшие американские университеты благодаря частному финансированию гораздо богаче европейских и способны предложить лучшую оплату, лучшие условия работы и большие возможности»

 

«Хотелось бы особо отметить роль иностранных магистрантов и докторантов в американской системе образования: если бы не они, то многие докторские и магистрантские программы просто бы не реализовались в США[6]. Особенно это касается образовательных программ в области естественных наук: американцы то ли не хотят, то ли не могут достаточно успешно обучаться таким предметам. В этой связи, возможно, потребуется пересмотреть школьные программы в США.

 

В последнее десятилетие расходы на образование все больше перекладываются с государственного бюджета на самих учащихся или их родителей. В результате стоимость обучения в государственных вузах приближается к существующей во многих частных вузах, что подрывает принцип доступности высшего образования».

 

 

Поскольку

а) нас интересует не США, а Россия, уже 20 лет как оказавшаяся на той самой периферии, откуда «центр» вытягивает кадры и капиталы, вместе с сырьём (одновременно разными способами удерживая страну в рамках зависимого развития);

б) единственным доводом сторонников рыночных реформ в образовании и науке является тезис «в США [1] это работает» или «такой способ «оценивания и взвешивания результатов — мировой майнстрим», при неприведении содержательных доводов «за» и отказа в разборе аргументов «против».

в) реформаторы образования и науки социально опасны — и поскольку их менеджмент губит самую конкурентоспособную часть нашей науки/образования, вместо того чтобы с выгодой использовать её на глобальном рынке,

г) поскольку они в упор не видят отрицательных последствий таких же реформ, уже проведённых во множестве стран, и с размаху наступают на грабли, утверждая что это не грабли, а святое причастие, стоит задаться классическим «кому выгодно».

Кто выгодополучатель от коммерциализации образования, здравоохранения и прочей социальной сферы, помимо приходящего в них бизнеса? Почему реформаторы образования имеют широкую международную поддержку, помимо понятных идеологических причин?

Приведённые две статьи дают вполне ясный ответ: США, где (благодаря их роли мирового гегемона) коммерциализация даёт не только горькие, но и сладкие плоды, позволяя жить за счёт импорта учёных и специалистов из стран, наука, образование и медицина которых потихонечку разрушаются в результате реформ, пробиваемых в том числе аргументами типа «ну так же организовано в Америке, и там работает». Круг замыкается. Это как наружное пищеварение у личинки жука-плавунца — сперва впрыскивают жертве пищеварительные ферменты, потом всасывают лизат.

И at last not at least: любимый аргумент сторонников реформ — если США лидер в науке и технике, надо копировать его соответствующие институты, чтобы приблизиться к нему — просто логическая ошибка. чтобы догнать лидера или хотя бы не сойти с дистанции вовсе, нужно не копировать тактику лидера (он побеждает в том числе и потому, что на предыдущих этапах пути смог использовать твою ахиллесову пяту, а копирование это использование только усилит), а развивать собственную в контрапункте к ней. См. мысли на этот счёт известного палеонтолога (и убеждённого либерала) В.В.Жерихина аж в 1991 году:

«Есть и другая сторона той же проблемы — оптимальный выбор направлений развития национальной науки. Если предыдущие рассуждения правильны, то рационально развивать в каждой стране в первую очередь те аспекты познания, который наиболее соответствуют всему контексту национальной культуры, и с их позиций усваивать чужие достижения. Н.В. Тимофеев-Ресовский любил повторять по поводу особо кропотливых, особо детальных исследовании: «Не следует делать того, что все равно сделают немцы» (действительно, немецкая наука прославилась безукоризненно тщательной, обонятельной, капитальной проработкой многих проблем). Это вполне разумное правило обычно игнорируется — прежде всего из-за боязни отстать в технологии. Эта боязнь заставляет дублировать исследования, уже ведущиеся в других странах. В результате или науки наиболее передовых в технологическом отношении стран, для них вполне органичные, заимствуются остальными, гораздо менее готовыми к ним странами. Если в обстановке «холодной войны» эту в общем обречённую (несмотря на частные успехи) гонку можно было ещё оправдать соображениями национальной безопасности, то теперь она окончательно превращается в абсурдный дорогостоящий анахронизм. Некоторое представление о том, с какой скоростью и решительностью исследовательские группы, не завершившие одни работы, перебрасываются на другие, уже начатые кем-то за рубежом, даёт статья Д. Е. Свердлова «Неоконченная история с натрий-калиевой помпой» («Химия и жизнь» 1989, № И). Подобная научная политика разорительна и безответственна. В нашей биологии, в частности, она привела к насаждению по западному образцу «современных» технизированных дисциплин, таких, как биохимия, биоэнергетика и т. д., в ущерб «устаревшей» классической биологии. Между тем их «современность» там определялась прежде всего соответствием господствующему в это время направлению западной научной мысли, ориентированному на физикалистский стандарт как на идеал науки вообще.

 

По многолетней привычке, обнаружив своё (действительно несомненное) отставание в этих областях, мы ринулись догонять и перегонять заносчивую Вандербильдиху со рвением, достойным Эллочки Щукиной. Предстояло обеспечить в первую очередь «передовые» (сиречь уже процветающие «там») направления, а наиболее развитым у нас ранее, как «устаревшим», оставить лишь крохи с этого стола — и без того не слишком обильного, скорее приводящего на память федотовский «Завтрак аристократа», нежели голландское изобилие. Плоды применения такого остаточного принципа легко понять. Пока подстегиваемые специальными партийно-правительственными постановлениями «современные» отрасли изнемогали в гонке с западными конкурентами, задыхаясь от недостатка дорогостоящего оборудования, реактивов и подготовленных кадров, незаметно захирели оттеснённые на задний двор блестящие традиции русской синтетической биологической — и, шире, натуралистической — мысли, прославленной на весь мир десятками замечательных учёных (назову хотя бы Н. А. Северцова, В. В. Докучаева, М. А. Мензбира, Г. Ф. Морозова, Г. Н. Высоцкого, В. И. Вернадского, Л. С. Берга, В. Н. Сукачёва — этот список можно продолжать очень долго). Для России с её природным разнообразием ландшафтно-экологический подход, характерный для перечисленных мной исследователей, был в высшей степени органичным. Он превосходно вписывался и в контекст ориентированной во многом на отношения человека с землёй русской культуры вообще. Но голодный паёк, предоставленный «отсталой» биологии, обескровил её. Тем временем ситуация начала меняться. Обострение экологических проблем вызвало переориентацию исследований, переустановку акцентов в мировой науке. Теперь и открыть бы восхищённому миру исподволь скопленные сокровища экологической мысли, предложить бы — не без выгоды для себя — своих экспертов, своих блестящих специалистов, за которыми стоит с лишком столетняя традиция… Да где же они, ау? Оказывается, мы разорили свою сокровищницу, разрушили научную преемственность, потеряли свою дорогу и так и не вышли толком на другую… Такова цена мифа об интернациональности науки».

 

И первый шаг на этом пути: «закрыться» [2] от неолиберальных реформ, то что Самир Амин называл de-linking, иначе науку с образованием не сохранишь, институции будут разрушены, страна максимум что сможет — это поставлять интеллектуальные полуфабрикаты для реализации в промышленно развитых странах, подобно поставке нефти, металла, удобрений и пр. Понятно, что это шаг политический, возможный лишь при другом правительстве (из народа, ответственном перед народом, действующем для народа – т.е. демократическом по критериям А.Линкольна), не нынешнем, ответственным перед Западом да крупным бизнесом.

 

Примечания

---

[1] На сегодня - главной научной (и даже научно-технической) державе мира, «мировой лаборатории», как 100 лет назад Британия была мировой мастерской.

[2] И понятное дело, что без борьбы никто это не даст проделать. Тем более, что начавшись, эта борьба, объективно, не сможет не качать само здание общественной системы. Просто потому, что будут затронуты интересы слишком многих общественных сил: собственников капиталов, чиновничества, учителей, ученого сообщества, студентов, наконец рядовых граждан. Как показывает практика в других странах — достичь этого без постановки на повестку дня более «общих целей», просто не возможно.