Как фашизм устанавливает единомыслие

Print PDF

Психобиологические механизмы

Фашизм удивительно хорошо умеет сплотить безразличных и заставить молчать недовольных именно благодаря практикуемым им постоянным публичными издевательствам, избиениям и убийствам. Чем собственно, он отличается от буржуазной демократии, сходной вовлечением масс в политический процесс, и от авторитарного режима, сходного репрессивностью, но массы отстраняющего, см. анализ ещё 2014 г., что случилось на Украине, фашистский переворот или демократическая революция, и почему.

Благодаря ряду особенностей социального поведения нашего вида открытое и демонстративное насилие над «врагами» и «чужаками» не только и не столько удовлетворяют желания насилия и/или его военизированной организации, присущие самим фашистам («Вонзив еврею в горло нож, мы скажем снова — мир хорош!»), но выступают мощной, эффективной техникой консолидации общества в единую массу, «цементирующей» классовые и прочие разделения, способной заставить даже недовольных делать что нужно или как минимум не сопротивляться этому и молчать.

Как пишет Игорь Гомольский из Донецка (6 июня с.г.):

«Почему в 2014-м украинцев так веселила шутка про «кондиционер», хотя никаких серьезных боев ещё не было и похоронки кубометрами не расходились по городам и весям? Почему люди, покинувшие Херсонскую область, прямо сейчас радуются обстрелам региона и проклинают оставшихся там земляков? Что не так с этими людьми.

В той или иной степени все мы поражены социальным цинизмом. Побочный эффект жизни при капитализме. Всяк тащит в свою норку и только тем озабочен. Украина — государство победившего социального цинизма. По отдельно взятым гражданам этого порой не скажешь, но общество в целом тяжко болеет.

И этот паршивый диагноз усугубляется десятками трещин, намеренно организованных государством. Общество расколото и по религиозному, и по историческому, и по общественно-политическому, и по региональному признакам. Это и не общество даже, а десятки противоборствующих лагерей. И в каждом отдельно взятом лагере всякому плевать на всякого. Не нужно им для ненависти серьезных причин. Формального повода и одобрения окружающих вполне достаточно.

Если ненавидеть МОЖНО, то ненавидеть БУДУТ. Православных, «ватников», людей Донбасса, крымчан, а вот теперь и херсонцев. Главное — разрешили. Теперь уж можно себя не сдерживать. Сдадут Авдеевку и ее вдруг станет МОЖНО бомбить. Харьков сдадут — выяснится, что город «всегда был ватным». То же с Одессой, Запорожьем и другими областными центрами юго-востока.

А если западные города сдадут, то переехавшие в Польшу напишут, что «нормальных там не осталось» и «боженька, жги». Их ведь там нет, а на других наплевать.

Это сродни агрессивным комментариям под новостями о каком-нибудь живодере. Большинству ведь не собак замученных жалко, нет. Просто хочется легитимно и безнаказанно выплеснуть скопившуюся ненависть.

На поверку всегда выясняется, что сильнее прочих обстрелы Донецка одобряет донецкая девочка, которую папа-депутат какого-нибудь местного совета заблаговременно вывез в безопасный Киев. Часть бизнеса и влияние папа утратил, а потому девочке живётся чуть менее сытно, чем раньше. И в этом причина ее ненависти. Плевать на убитых детишек. Главное — личный комфорт.

Та же история произошла со многими «переобувшимися» украинскими «адекватниками». Я же со многими знаком и знаю подноготную. Человек только-только завязал полезные знакомства, пропихнул денежный проектик, выиграл тендер или ещё чего, а тут эти русские все испортили.

Читая людоедские комментарии под фотографиями убитых детей, держите все это в уме. Мы говорим о больном обществе, в котором чужие дети БЫВАЮТ. Мы говорим об обществе, в котором сосед становится врагом просто потому, что «вата». И это не забавная соседская вражда. Там до убийств доходит.

Кстати, да! Утром ВСУ обстреляли Волноваху. Убили 60-летнего мужчину и 15-летнего мальчишку. Знаете, сколько украинских блогеров напишет об этом? Нисколько. Потому, что Волноваха — это уже не Украина. Теперь слезоньки можно не лить».

Самое начало фашистского расчеловечивания, азбука

***

Почему так получается? Наш вид — самый социальный из млекопитающих, в отличие даже от бонобо, люди (а маленькие дети особенно) поддерживают просоциальные действия нарисованного персонажа, а не эгоистические. Мы любим тех, кто с нами вежлив, хорош, улыбается; даже трёхмесячные младенцы предпочитают сотрудничающих. А вот бонобо при всём их миролюбии предпочитают тех кто в такой ситуации неудобен, толкается и дерётся. что показывает наши уникальные способности к кооперации. Что изучали на 24 бонобо, содержащихся в санктуарии в Республике Конго.

Им показывали фильм, чем некий персонаж («шарик с глазками») пробует изо всех сил добраться к вершине крутого холма. Потом показывали картинку, как другой персонаж ему или помогает, или равнодушно смотрит, как он беспомощно карабкается. После чего брали лакомство и прятали в конус с одним или с другими персонажем, и смотрели где он будет искать.

Дальше ему показывали скетч, как некто бросает набивную игрушку, другой человек за ними идёт и возвращает а третий, наоборот, выхватывает его и мешает вернуть. После чего обезьяна решала, принять яблоко от «благодетеля» или вора. И во всех этих опытах они выбирали бесполезных или вредных персонажей, причём ещё до того как они начинали себя подло вести. Авторы предположили что они так, потому что грубость — признак высокого статуса, и хорошо иметь таких на своей стороне. Для проверки этой идеи всем 24 м показали мульт, как один персонаж мешает другому занять место. В отличие от детей они таки предпочитали победителя тому, кто уступил в борьбе.

Далее, люди (а особенно дети, принципиально не вникающие в контекст, не обладающие опытом такого вникания), как, впрочем, и шимпанзе, неизменно стоят «за» наказывание обидчиков, когда экспериментатор показывает им фильм с разными ситуациями насилия одного человека над другим или просто беспричинного причинения вреда, разрушений и пр. По той же причине так важно публичное восстановление достоинства жертвы, оно завершает стремление к правосудию, которое нашему виду присуще. Поэтому дети здесь более слепы, прямолинейны и жестоки, чем взрослые, обладающие жизненным опытом. Но! у этой просоциальности Homo sapiens есть и «чёрная сторона», недостатки суть продолжение достоинств.

Если обидчиков не наказывают и, хуже того, зрители понимают что это насилие не будет наказано, восстановление достоинства жертв исключается, их отношение к такому насилию и к жертвам меняется на противоположное. См. главу 6 «Будущее вины» в замечательной книге Салли Сейтл и Скотта О. Лилиенфельда «Нейромания. Как мы теряем разум в эпоху расцвета науки о мозге» (с.178-203). Когда насильственные преступленния безнаказанны, когда власть вместе со встроенными в неё неонацистами практикует террор, остающийся безнаказанным, у мирных лояльных обывателей и даже у недовольных властями, общественным устройством и пр. немедля включается «вера в справедливый мир», они начинают придумывать более или менее убедительные рационализации, почему жертвы сами виноваты («сами себя обстреляли или сожгли»; «Донбасс сам выбрал войну, украинцы ничего такого не выбирали» и пр.), почему эти избиения и убийства ими заслужены.

У этих – обычных людей, не фашистов! – рассказы о насилии, творимом последними в таком случае вместо сочувствия к жертвам всё больше и больше «заряжаются» издёвкой и/или насмешками над муками жертв, оправдывающими всё творимое с ними. Именно так было с евреями в «христианском мире» средневековой Европы, см. например, «Страсти евреев Праги«, написанные после погрома 1389 г. А вот современный украинский аналог, включая радость от убийства гражданских и смакование подробностей предсмертных мучений: так сказать, новое средневековье.

Вообще, история евреев в Средние века и Новое время, года до 1967го — лучшая иллюстрация для всего здесь рассказываемого. Как только какая-то группа активистов, небольшая по численности относительно всего населения (вроде отправившихся в Крестовые походы, особенно первые) показывала остальной массе, что евреев можно жечь, громить, убивать безнаказанно, никто не вступится, отношение к евреям немедленно и скачкообразно ухудшалось. Средний человек начинал выдумывать, почему «они сами виноваты» и «иначе с ними нельзя», сочинял всякие выдумки вроде отравления колодцев и кровавых наветов, и постепенно включался в социальную базу активистов преследований евреев. Это включение, идущее постоянно и массово, радикально расширяло подобную базу – настолько, что жизнь евреев делалась невыносимой.

По той же схеме резко ухудшилось отношение к евреям жителей территорий, оккупированных гитлеровцами: действовал пример безнаказанных убийств небольшой группой полицаев, украинской милицией, литовских и прочих активистов «окончательного решения». Или, что ещё хуже: когда Советская власть вернулась и стала наказывать коллаборантов, их основных жертв так и не назвали по имени, говоря о «мирных советских гражданах», а не «евреях», хотя именно их планировалось истребить всех, этот план выполняли неуклонно, в первую очередь, и выполнили почти полностью (другие планы истребления, вроде «Ост», по счастью, не успели начать). А поскольку достоинство жертв не было восстановлено публично, «с точки зрения Логоса» их убийцы были наказаны совсем за другое, это и вызвало послевоенный подъём антисемитизма в СССР, только на первый взгляд кажущийся беспричинным.

Нечто подобное происходит сейчас, пока массовые убийства донбассцев (позже и киевлян, и харьковчан) продолжают быть безнаказанными.

«Пишут, что Amnesty International извинились перед Украиной за те негативные эмоции, что вызвал у несчастных украинцев их недавний отчёт. А во дворах города Мариуполя помаленьку разбирают стихийные кладбища, чтоб гражданских по-человечески похоронить. Там целые семьи лежат. Там домовые братские могилы и одинокие могилки. Там фамилии, навсегда вычеркнутые из Большой Учетной Книги.

Не будет теперь в мире таких семей. Не родятся ни дети, ни внуки, и ни в ком те погибшие уже не продолжаться. А ещё там пахнет мертвечиной. Тела вывезли, а разложением пахнет.

И никогда больше выжившие не смогут воспринимать родные дворы иначе, как братские могилы. Места великой скорби маленьких людей, брошенных под молотки кучкой зарвавшихся дармоедов с американскими ладошками в седалищах. Перед ними эта убогая и в высшей степени бессмысленная Amnesty International извиниться не хочет?

А ещё говорят, что Красный Крест не пустили в Еленовскую колонию. Ужас-ужас! Трагедия, правда? Даже не знаю, что и делать. Может приехать в Мариуполь и встать на колени перед расстрелянными гражданскими автомобилями, для которых «не хватило» наклеек? Сколько там людей погибло? Сколько детей и стариков? Скольким пришлось вернуться и навсегда раствориться в городских кварталах? Организации эти — лицемерная, зависимая и равнодушная дрянь.»

Игорь Гомольский, г.Донецк.

«Для молодых журналистов эта война стала чем-то вроде первого работодателя, который надменно эдак рекомендует забыть обо всем, чему учили в ВУЗе, и явно очень нравится себе в этот самый момент. А ведь за вычетом чисто ремесленных скиллов, не пригодилось ничего из полученного за пять лет учебы, не только не пригодилось, но часто мешало.

В первую очередь — идеологическое. В моем понимании, журналист — это вовсе не тот, кто «складно звонит» или мастерски пишет. Журналист — это патологически любознательный гуманист с обостренным чувством справедливости. Хмурый, но добрый. Каково же было мое удивление, когда в ноябре-декабре 2013-го коллеги стали говорить и писать абсолютно бесчеловечные штуки за три-четыре тысячи гривен в месяц.

Нет, романтика к тому времени давно уж выветрилась, но такого и впрямь не ожидал. Понятно было, что «мы не ангелы, парень», но есть ведь разница и не заметить ее чрезвычайно трудно. Одно дело — катить бочку на одного политика за деньги его «друга и коллеги», другое — расчеловечивать людей по культурному, политическому и религиозному признакам [он, собственно, и завёл канал, чтобы противостоять расчеловечиванию донбасцев. Прим.публикатора]. Причём за те же деньги! То есть пишущие и говорящие внезапно оказались не только не гуманистами, но людьми безыдейными, беспринципными, безвольными и поддающимися внушению. Жалкое зрелище.

Другой момент — боевые действия. Нас ведь как учили? Одеваться ярко, чтоб никто не дай бог не подумал, что пытаешься казаться незаметным. При себе учили не иметь не только чего-то военного, но даже предметов двойного назначения. Оружие — табу. Любое. Броник и транспорт должны быть яркими и с огромной надписью «ПРЕССА». Чтоб все видели и никто не стрелял.

И что вы думаете? В первые же дни выяснилось, что все это не работает, поскольку прессой украинская сторона официально считает только своих. Одежда яркая? Поздравляю! Вы — прекрасная мишень для украинского снайпера. Надпись «ПРЕССА» — повод для захвата в плен, где вас будут пытать, вынудят записать видеообращение, а потом (если повезёт) обменяют на какого-нибудь ВСУшника.

Говорите что-то отличное от курса партии? Бывали или постоянно живете в одной из республик? Получали аккредитацию у местных органов власти? Иностранца за такое отправляли на «Миротворец», а на местных ещё и дела заводили. О работе на украинской стороне не было и не могло быть речи. Для них местный журналист — преступник [похожий подход ныне распространяется и на Западе. Прим.публикатора]. Пусть он даже о погоде пишет. Не суть. В отличие от Москвы, где спокойно жил и работал тот же Рома Цимбалюк, Киев сразу же перевёл не дружественных и просто объективных журналистов в разряд вражеских бойцов информационного фронта.

Алина Липп, почти единственная западная журналистка, пишущая из Донецка. Сейчас в фатерлянде её стараются посадить за неприятную правду

Ах, да! Объективность же! В институте мне за неё все уши прожужжали, а потому долгое время честно старался держаться «над схваткой». И если в Донецке это никого не волновало, то в Украине я моментально стал «изменником» и «террористом».

А уж мифы о честности западных СМИ сыпались один за другим. Нет, я знал, что независимая журналистика существует лишь в розовых фантазиях первокурсниц журфака, но такой вот лобовой пропаганды от них не ожидал. Стандарты BBC, my ass!

Деды бают, что в былые времена журналист на войне действительно мог оставаться журналистом, работая по обе стороны от линии фронта. Тогда, мол, все эти нормы и требования действительно имели какой-то смысл. Увы, амигос! К текущей войне все эти розовые сопли никакого отношения не имеют».

Игорь Гомольский, op.cit.

На войне ли, в мирной ли жизни все люди склонны к «автоматическому» подражанию примерам/повторению действий, которые не были опровергнуты/дезавуированы специально словами. Для этого у нас есть (как и у шимпанзе, и у прочих высших обезьян, начиная с макак) зеркальные нейроны, обеспечивающие копирование «типических действий в типических обстоятельствах» у других, для их повторения в той же ситуации – так воспроизводятся стереотипы, созданные культурой, одновременно давая действующим «понимание поведения» себя и других (но лишь в данной ситуации). и т.д. Именно эту психотехнику «поворота» настроений населения, его сплочения против «врагов» и «чужаков» за счёт демонстрации безнаказанных избиений, поджогов, грабежей и убийств используют все фашистские движения, от самого первого итальянского до сегодяшнего, активно глорифицируемого Западом украинского [«В годовщину Одесской Хатыни многие высказались в духе «про фашистскую Украину мне все стало понятно, когда там сожгли людей». Это некорректно. Все стало понятно не когда сожгли людей, а когда арестовали выживших«. Прим.публикатора].

Пока не восстановлено достоинство не покорившихся фашизму украинцев: жертв майдана, Одессы, Мариуполя, Харькова, Донецка, Запорожья, Днепропетровска, пока их палачи не названы, не заклеймлены и не осуждены, средний украинский обыватель, даже нефашист, а может, и вообще левый, будет думать в удобную для фашизма сторону «а может, они агенты России» «Россия хочет вновь превратить Россию в колонию», «она воюет с нами уже 8 лет», «а может они сами начали» или «сами себя сожгли». И молчать, засунув язык в известное место по поводу преступлений своего правительства, даже прямо и массово угрожающих их собственной жизни – как во всех фашистских режимах 1930-40-х гг.

«Как часто граждане Украины приходят к своим ЛОМам и требуют обозначить позицию по гражданским, убитым на Донбассе? За восемь лет не видывал ни разу. Люди, потребляющие контент оставшихся ЛОМов, привыкли радоваться чьим-то смертям, а нормальные украинцы подобное читать не готовы.

У меня же другая проблема. «Как нам относиться к гибели украинских гражданских?», — спрашивают дончане, россияне и белорусы. Боюсь, друзья, что ничего принципиально нового по этой скользкой теме вам не скажу. Тут ведь как? Ни в 2014-м, ни в 2018-м, ни в 2021-м году призывы «стереть Киев с лица земли» у нас не только не поощрялись, но строго порицались. Порицаются и теперь. И это хорошо. Потому, что никакого будущего озверевший народ не имеет.

Если вы не трясётесь, глядя на фото детских ножек, торчащих из под простынки, то вас уже нет. Знаю, что лучше бы не испытывать ничего, но все в этом мире имеет цену. Человечность — в том числе.

Но давайте не забывать о том, с кем нам приходится иметь дело. Мы знаем, с какой легкостью они убивали собственных граждан в Одессе и Донбассе, мы видели, как то же самое прямо сейчас они проделывают в Херсонской и Запорожской областях. А ещё у нас за спиной Волноваха, Мариуполь и ещё десятки населенных пунктов Донбасса, население которых использовали как живой щит.

Вот уже и украинские журналисты начинают спрашивать, почему военный объект прятали среди гражданских. Потому, что издали рассуждать легко, но когда твои собственные окна разлетаются на сотни осколков, появляется нестерпимое желание задавать вопросы. Почему раньше не спрашивали? Да потому, что всякому плевать на всякого и каждый сам за себя. Так до войны и дошло.

Люди, убитые украинскими фашистами в Донецке

А сегодня в Донецке обстреляли автостанцию и молчуны сориентировались быстро. Это, мол, вы сами обстреляли, чтоб от Винницы внимание отвлечь. Да ну? А за час до этого мы от чего отвлекали внимание? А за два? А вчера и позавчера? А все эти восемь проклятых лет?

Может Киев хоть раз сменил тактику, чтобы гражданские больше не гибли? Может перестал науськивать молодёжь после того, как юные дураки с коктейлями Молотова напали на бронетехнику? Может запретил трепаться о «метках» и «фонариках» после того, как людей стали отстреливать прямо на улицах?

Может перестал размещать военные объекты среди гражданских? Или населенные пункты Донбасса теперь не разрушают под ноль, используя гражданские дома как огневые точки? А с обстрелами населенных пунктов ДНР и ЛНР чего? Перестали может?

Трагедия произошла в Винницу? Безусловно. Так ведь каждый день, начиная с ноября 2013-го, трагедией был. Все это — одна большая трагедия. И виновные прекрасно известны. Мы тут, знаете ли, скорбим о каждом.

Я только одного не понимаю. Почему нас ваши жертвы волнуют, а вас наши — нет? Хотя стоп! Почему вас самих не волнуют ваши жертвы? Почему вопросы к украинской власти робко-робко лишь теперь зазвучали? В Мариуполе не ваши были? Не ваши в Херсоне?

А по факту выходит, что всюду наши. Даже если не знают об этом и знать не хотят. Даже если против нас воюют. Их-то где? Выходит, что в Лондоне. Или куда там «зелёные» жён и деток своих отправили? Только эти для них свои».

Игорь Гомольский, г.Донецк

Формальная малочисленность открытых и явных фашистов или низкие результаты на «выборах» никак не мешают квалифицировать украинский режим как фашистский до тех пор пока активисты последнего свободно используют психотехнику, приведённую выше¹. На Украине они образуют силовой стержень государства, управляют общественным сознанием (тем более все другие идеи из публичного пространства насильственно исключены) и занимают высшие госпосты, почему снос фашистского режима возможен только под действием военного поражения.

Другой важный момент: известный ролик, где мертвячка, как панночка из «Вия», с пятнами разложения на лице, излив проклятья, режет горло русскому пленному — лучшая самохарактеристика украинского режима. Поскольку фашизм это некрофилия, как писал ещё Фромм. Весьма показательно поминание «древнего украинского бога»: бог это исходно мертвец, которого очень боятся, и фашизм отчасти регрессия к этой (давно прошедшей) стадии человеческого сознания. С 2014 мы вообще видим на Украине пестование многих архаических черт: скажем, в литературе, подготовившей коричневый подъём и майдан, см. наблюдения украинского коллеги 2012, 2016го и прочих лет.

Всё это как нельзя лучше укладывается в эклектику фашизма, аккурат по Джованни Джентиле. Панночка, режущая горло, бойцы нацистских полков, поклоняющиеся идолам, чиновники, призывающие ведьм камлать для обеспечения военной победы — свидетельство постоянно идущего и нарастающего на Украине регресса. А то что ролик исполнен малоизвестной актрисой, т. е. с минимумом ремесла и максимумом чувства, показывает лишь укорененность подобного в социуме. И наоборот, бабушка с красным знаменем, живая и ошибающаяся, максимальный антипод панночки.

Социальные механизмы

Действительно ли на Украине нацистский режим? Давайте разбираться. Процитируем Дюкова и, опосредованно, Майкла Манна, представителей пусть правого лагеря, но осознающих опасность нацизма, как культа смерти. Включая принуждение мирных обывателей к поведению, отрицающему обычные требования здравого смысла и человечности, которые они иначе бы использовали в обыденной жизни (и это давление оказывается эффективным и массовым, ведёт к общему расчеловечиванию, больше всего ужасающему на Украине наблюдателей со стороны).

 

«Начнем с теории. В далеком 2004 году британский социолог Майкл Манн — признанный классик исторической социологии — издал книгу с коротким названием «Фашисты» (Cambridge University Press). В 2019 году мы с коллегами по фонду «Историческая память» издали эту книгу на русском языке — потому что книга принципиально важная в теоретическом смысле, подробно обьясняющая и что такое фашизм, и что такое нацизм.

Начнем с основ. Нацизм — один из подвидов фашистской идеологии. Все нацисты — фашисты, но не все фашисты – нацисты. От остальных фашистских движений германский нацизм отличается радикальным расизмом: «свои» определяются исключительно по «крови» и «расе». Остальные же фашисты (например, итальянские или испанские) были готовы видеть «своих» в тех, кто хоть и другой крови, но демонстрирует «правильные» (то есть фашистские) ценности и «правильное» поведение.

Согласно Манну, нацизм (как частное проявление фашизма) определятся по совокупности базовых признаков. Вот они.

Радикальный национализм. Нацисты одержимы идей единства нации, которое необходимо защищать. Принадлежность к нации определяется происхождением.

Этатизм. По мнению нацистов, защитить единство нации обязано государство при момощи имеющихся у него инструментов принуждения.

Трансцендентность. Используя возможности государства, нацисты хотят построить новое общество, идеальное для единой нации.

Чистки. Создание нового общества по мнению нацистов, должно сопровождаться избавлением от внутреннего врага, опасного для единства нации и государства.

Парамилитаризм. Это ключевая организационная форма нацизма. Авангард нации — отряды боевиков — борятся с противниками нации, расширяют свои ряды, перетягивают на свою сторону военных и полицейских. Они же становятся ударной силой при осуществлении чисток.

Таковы пять признаков нацизма по Манну.

Закончим с теоретической частью и посмотрим теперь на Украину после переворота 2014 года.  Имеются ли там в наличии перечисленные пять признаков? Начнем с конца.

Парамилитаризм. Главный украинский общественный тренд с переворота 2014 года. Это даже не скрывается: «Нацкорпус», «Нацдружины», С14, имя им легион. Именно они нападают на противников режима, именно из них вербуются сотрудники силовых структур.

Чистки. Единство украинской нации достигается путем чисток — насильственного подавления несогласных руками как государственных репрессивных органов (СБУ, МВД, etc.), так и неонацистких общественных активистских и парамилитарных структур. Карательная операция в Донбассе [или других освобождённых территориях, которые РФ не смогла удержать] — тоже форма чистки украинского общества. [Данные о её ходе и жертвах приводил ТГ-канал «Репрессии в Украине», созданный известнейшим правозащитником Владимиром Чемерисом, одним из «отцов» украинской независимости, инициатором известной студенческой «забастовки на граните» — пока его не схватило СБУ, покалечив при аресте]

Трансцендентность. Создается новое, радикально националистическое общество, ведется борьба с русским и советским наследием. Разрыв с «совком», построение «новой» Украины — основа идеологии украинского режима после переворота 2014 года.

Этатизм. Захваченное в результате переворота 2014 года государство защищает «единство нации»: запрещает русский язык, ведет школьное воспитание и пропаганду в духе радикального национализма.

Радикальный национализм. На уровне идеологии страна одержима идей «единства нации». Никакого двуязычия, никакого федерализма, Украина для украинцев, которые якобы едины в своей сплоченности. Как минимум часть украинской элиты при этом оперирует откровенно расистскими тезисами (например, советник Офиса президента Украины Арестович несколько дней назад сказал о россиянах: «не вполне уже люди»).

«Какая интересная новость. Оказывается, ведущий идеолог украинского неонацизма Однороженко, перепрыгнувший в свое время из «Азова» политкомиссаром в СБУ, в последнее время преподавал в польском университете. Для понимания, о каком редкостном экземпляре идет речь — цитата из его статьи «Социал-националистическое движение и его основные задачи» (2007):

«Ограничению и контролю будут подвергнуты все инородческие этнорасовые группы, с их последующей депортацией на исторические родины. Мы, украинские социал-националисты, рассматриваем так называемые «человеческие расы» как отдельные биологические виды, а человеком разумным в биологическом понимании считаем лишь Белого Европейского Человека… Свою идеологию Украинский Социал-Национализм строит на максимализме, национально-расовом эгоизме, любви к своему, нетерпимости к враждебному и активизме, способном быть железным тараном для уничтожения чужой силы, желающей помешать Украинской Нации и Белой Расе». Сегодня нацист Однороженко воюет против российских войск»

Источник

[Такой же расизм фиксируется и внутри Украины: галичане и украиноязычные выше русскоязычных с востока страны, последние под подозрением и должны массово гибнуть, чтобы искупить кровью происхождение:

«С утра прислали видео, на котором человек с лицом постаревшего бабушкиного внучка поясняет то, о чем говорю и пишу уже девятый год. Не стану рекламировать мерзость, чтоб лишний раз не рекламировать мерзость, ибо мерзость того и хотела.

В чем суть? Украиноязычный господин объясняет, что воевать за него должны «второсортные» русскоязычные украинцы, которым в «прекрасной Украине будущего» места нет. Если вам кажется, что это лишь мнение отдельного маргинала, то вспомните ситуацию с беженцами в западных регионах.

Квартиры сдают за безумные деньги, работу не дают пока не встанешь на учёт в военкомате, активно «стучат» на приезжих все тем же военкоматам, а сами эвакуируют мужское население в Европу. Не говоря уж о бытовых конфликтах на почве «национальной озабоченности». И вот объясняет пупсик, что русскоязычных быть не должно, а потому все, кому посчастливится выжить на фронте, будет либо выдворены за речку, либо «зачищены».

По сути дела, русские сейчас, по большей части, воюют с перепрограммированными или запуганными русскими, а виновники сего кровавого торжества потирают ручонки. Ведь прямо сейчас рождается Украина их розовой мечты. Нищая, усечённая, искалеченная, но приспособленная исключительно под них.
А ты служи, дурачок. Утешай себя тем, что «второй сорт» — не брак.

Игорь Гомольский, г.Донецк]

Все пять признаков [из книги Манна] в наличии. Задача России — вылечить зараженное нацизмом украинское общество”.

via Александр Дюков

Это хорошие определения и у Манна хорошая монография. Но в них и в ней, как положено правым, очень мало про экономику. В которой, зачастую, суть. Как фашизм Италии, фалангизм Испании, нацизм Германии, ставшие ответом на кризисы и обнищание масс, так и неонацизм на современной Украине вырос из неспособности украинских элит справиться с созданием хоть сколько-то функционирующего современного государства, развивающейся либеральной или социал-демократической экономики. Коррумпированные украинские элиты, пользуясь разваливающимся советским наследием, не сумели создать образ светлого завтра и добиться хоть какого-то “процветания”, хоть по образцу Швеции, хоть по образцу США. И, не справившись со столь простой задачей, для защиты своих капиталов, решили воззвать к жизни древнего упыря нацизма.

См. недавний обзор в Jacobin «Украина не должна становиться лабораторией неолиберализма»: написавшие его левачки забывают, увы, что для этого нельзя поддерживать киевский режим и тиражировать ложь о «российской агрессии» — вместо правды о фашистском перевороте и последовавшей за ним гражданской войне (а правду говорить легко и приятно). Этой «лабораторией» Украина стала задолго до 2022 г., экономический смысл Майдана и последовавших за ним декоммунизации вкупе с фашистским террором был именно в том, чтобы чтобы никто не пикнул против исчезновения остатков советской социалки.

А культурная грязь, накопившаяся с катастрофы 1991-го, с воспеванием Шухевича, Бандеры и прочей сволочи², лишь помогла элитам ускорить воскрешение коричневого упыря.

Другой важный момент – спайка либералов и заевропейцев с неонацистами, осуществляющих взаимовыгодный обмен услугами. Первые проводят людоедские реформы с декоммунизацией, дающие массовый человеческий материал для нацистов, маскируют их преступления, отмазывают от претензий слишком чувствительных западных либералов или евреев, особенно дергающихся от прославления осуществлявших «окончательное решение». Вторые подавляют любое сопротивление этому силой, развязывают колониальную войну на Донбассе, устанавливая атмосферу поиска врагов и националистической истерии эффективно блокирующую любой протест социального характера. В этом украинский фашизм, как и родственные ему латиноамериканские варианты, отличается от фашизмов 1930-40-х гг. Тогда все фашисты были против либерализма и демократии, отчасти это и наоборот, лучшая часть либералов была яркими антифашистами, вроде журнала «Мировая сцена» (die Weltbühne) в Германии и итальянской Партии действия. В наши дни либералы с фашистами эффективно сотрудничают, обеспечивая демократический фасад и свободу от критики взамен силового и/или идейного обеспечения рыночных реформ.

«Ни для кого из интересовавшихся историей украинского неонацизма не является секретом, что проевропейски ориентированные политические силы неизменно выступали в союзе с неонацистами.

– массовкой акций «Украина без Кучмы» выступали уличные боевики Социал-национальной партии (в будущем ВО «Свобода»),

– комендантом первого майдана был глава все той же неонацистской СНПУ Парубий, впоследствии оказавшийся в «Нашей Украине» Ющенко;

– неонацисты из «Патриота Украины» Билецкого в Харькове безнаказанно нападали на левых и мигрантов благодаря защите главы местной «Батькивщины» Авакова;

– неонацисты были ударной силой Евромайдана, а потом в Раде неонацисты и вскормленные западными грантами «либералы» вместе работали над законопроектами, направленными на ограничение прав и свобод граждан.

Ну а день сегодняшний мы все видим. Сотрудничество, проверенное десятилетиями — а значит, в основе его лежит не ситуативный интерес, а идеологическая общность. В чем же она?

В стремлении построить «новую» Украину, свободную от русского и советского наследия, от «совка». Всегда и везде на постсоветском пространстве прозападные «либералы» [вместе с их левым охвостьем] имеют общий интерес с националистами и неонацистами [Здесь действует общее правило, отмеченное ещё в 2014 г.: чем дальше от Ленина – и даже Сталина, тем ближе к Гитлеру].

Via Александр Дюков

Немецкие фашисты книги жгли, их украинские ученики советские и русские книги сдают в макулатуру, чтобы купить больше оружия и убить ещё больше людей в Донецке или Херсоне.

Последствия, важные для классовой борьбы

С либеральной точки зрения фашизм это нарушение прав и свобод человеков, всех или только некоторых: «врагов» и «чужаков». Понятно, что Майкл Манн в своих замечательных книгах видит в первую очередь или только это. С марксистской точки зрения, это в первую очередь пресечение классовой борьбы трудящихся, через исключение из общества тех, кто мог бы её организовать, и запрет/преследование теорий, на основе которых она организуется, обычно вместе с носителями, или исторического опыта обществ, где она завершилась победой.

Это направляет энергию обычных людей по двум дозволенным руслам, укрепляющим режим и поддерживающим друг друга: если она коллективная, то разные виды скакания и зигования, если индивидуальная — развязывание предприимчивости для обогащения или дозволенных форм волонтёрства, в целом сотрудничающих с тем же зигованием. Отсюда на Украине неразделимый сплав откровенных нацистов с либералами -рыночными фундаменталистами и НПО из грантоедов-соросят. Идеологически они вроде бы разные, а вот классовый интерес совпадает, и они превосходно сотрудничают и укрепляет друг друга.

Другой момент: эффективно устанавливая единомыслие, фашистский режим расчеловечивает всех, не только его сторонников и участников. Поэтому на Украине нет выраженного недовольства «побочными жертвами» этой войны: гражданскими, гибнущими из-за постоянного размещения ВСУ огневых точек и военных частей в жилых домах, школах, детсадах и других гражданских объектах; убитыми теробороной просто по подозрению (так гибли и иностранные граждане); подвергшихся публичному издевательству «мародëров»; гражданских, убитых в обстрелах своих собственных территорий, а они бьют почти исключительно по жилым кварталам и пр.

Для сравнения, общественный интерес и недовольство collateral damage внутри Украины есть не только в России, но и в народных республиках. Фашистский режим исключает наличие лояльных граждан, делаюшихся конструктивной оппозицией власти, когда она делает что-то не то, там есть лишь активисты, внутренние эмигранты и атомизированные обыватели-хатаскрайники. При авторитарном режиме первое ещё возможно.

Если поставить сказанное в более широкий контекст

Почти все прогрессивные изменения 19-20 века, особенно при переходе от капитализма к социализму в Русской, Китайской или Кубинской революциях, случились благодаря победе революций, бывших одновременно национально-освободительными движениями в колониях или зависимых странах, начиная с революционного движения немцев и за социальный прогресс, и за национальное объединение, в котором участвовали Маркс, Энгельс и все прочие классики, продолжая Октябрьской революцией, революциями в Мексике, Китае, на Кубе и пр.

А все такие движения неизменно двойственны: с одной стороны, с они стимулируются завоеванием/подчинением более прогрессивными странами (более прогрессивными потому что там эти революции успешно завершены — Франция и Германия начала 19 в. тут лучший пример), что порождает движение за общественный прогресс, сперва либеральное, потом социалистическое, чтобы преодолеть отсталость и сбросить зависимость. В первом эти чужие революции выступают как пример и образец: ВФР для русской революции и нац.движения в Германии, русская для кубинской и пр. А вот во втором они же вызывают националистическую реакцию, ведь Франция, Америка, Англия и т.д. для «поднимающихся на борьбу» стран — — ещё и захватчик, империалистический эксплуататор, говоря современным языком.

И начиная с немецкого (итальянского) движения за объединение эта амальгама максимального прогресса (сделаем у нас то что сделала ВФР и пойдём на два шага вперёд) и максимальной реакции (национализм на основе «крови и почвы», с соответствующей ксенофобией, мысль что «своё» в чём-то, но лучше иностранного пусть даже пока и служащего примером) характерна для всех последующих. В т.ч. и для русской революции, т.к. именно мысли и чувства Бородачей относительно немецкого ответа на французский пример а потом и завоевание легли в основу ленинских, потом сталинских идей относительно советского патриотизма, защиты социалистического отечества, того что объединяет людей в социалистическую нацию и т.д.

Следующие за русской революции во многом ей подражали и в этой смешанности. Что это значит? Марксизм вроде бы требует трезвения: строго классового анализа «по интересам», отвержения таких бьющих на эмоции сущностей, как вера, нация — в т.ч. и «народ». Однако в чистоте это нигде провести не получилось именно потому что все реальные успехи в движении истории вперёд были связаны не с «чистыми» социальными революциями — сперва буржуазными, потом социалистическими, а с их амальгамой с антиколониальными, национально-освободительными движениями. Такой двойственностью обладали всех революционные движения ХХ века, от большевизма до сандинизма. Из-за этой двойственности марксисты были вынуждены использовать чуждую им фразеологию национализма эпохи «Весны народов», в т.ч. и «народ», не могли от неё отказаться, т.к. сами были проводниками не только социалистических, но и национализма — человек целостен. Увы, это они не рефлексировали, хотя это заимствование, давая успех здесь и сейчас (и гегемонию революционной партии над слоями и группами, в принципе чуждыми её идеям про построение социализма, от помещичьих крестьян до патриотически настроенных офицеров и фабрикантов) на длинной дистанции коммунизму вредило (будучи в «середине пути» полезным для государства СССР).

Я думаю этот период заканчивается или даже закончился в 1980-х, когда каждая нация, даже самая угнетённая и отсталая, вырастила свою буржуазию и свою интеллигенцию, получившую образование на западе, и национальные движения в глобализованном мир. Сегодня вполне понятно, что «народ» — фиктивная характеристика, удобная для манипуляции благодаря наследию революций 1793-1959 гг., в т.ч. потому что все использующие это понятие включают сюда «великих предков нам завещавших то или это».

Реально есть люди, разделённые на классы и социальные группы, с их интересами, если по-честному, говорить надо или от себя, или «от своих», с указанием принадлежности и интересов. «Народ» используется тогда, когда той политической силе, которую ты представляешь, хочется подчинить всех собственной гегемонии, а дальше удерживать её, опять же именем народа. При этом, что либерализм, что нацизм, в ядре своей культурной гегемонии, содержат простые и, на первый взгляд, “правильные” идеи. Будь то ненависть к чужакам, или выживание сильнейшего — правые идеологии находят, чем “зацепить” фрустрированные и-или психотравмированные массы.

И да, режим, утверждающий народную общность и ликвидирующий способность масс к классовой борьбе средствами институционализированного насилия, т.е. фашистский (демократия то же самое достигает пропагандой и выборами, авторитаризм — судом и полицией), абсолютное зло, ибо в силу психобиологических особенностей нашего вида, если он утвердился, ему не страшно народное недовольство, даже значительное. Война за уничтожение фашистского режима — единственная, которую могут поддержать сторонники «никакой войны, кроме классовой», ведь без его свержения классовую войну не продолжишь и даже не начнёшь.

О чём, собственно, было сказано ещё в решениях VIII съезда Коминтерна 1935 г.: фашизм для коммунистов абсолютное зло, настолько, что против него не только допустимо но и обязательно объединение со всеми антифашистскими силами, до социал-демократов, либералов и буржуазных республиканцев включительно (отложив верный в другом случае лозунг «класс против класса»), как и участие в национально-освободительной войне против фашизма, вроде испанской. Нам, конечно, могут возразить, что в период 1939-1941 гг., после заключения пакта, руководство СССР и Коминтерна придерживались иных воззрений. Димитров, Сталин, Молотов, в печати, в выступлениях, в шифрограммах указывали на империалистический характер начавшейся войны, что “Не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию” и т.д. Сейчас, после Великой Отечественной, мы знаем, что подобная позиция до добра не доведёт. Нацизм не договороспособен — и не может быть таковым. Нацистов надо уничтожать. Ведь с мая 1945 года это стало элементом нашей, советской нормальности.

Поэтому поддержать восстание Юго-Востока против киевского режима следовало не только по классовым соображениям, отчётливо видным в повсеместной ненависти к нему его противников как к «советчине», «возрождению большевизма» (на Украине, в России, да и по всему миру), но прежде всего из-за стремления защитить оставшиеся компоненты советской нормальности (памятники Ленину, знамя Победы, свободное двуязычие, социальное государство) от реакционных изменений, становившихся всё экстремальнее по мере того, как их страна откровенно правела, а потом фашизировалась.

(за помощь и консультации спасибо Максиму Дмитриеву)

Примечания