Нападки на дарвинизм «во имя религии» и глупы, и социально опасны

Print PDF

Тут г-н Малофеев [православный олигарх и владелец черносотенного канала «Царьград»] потребовал запрета преподавания теории эволюции, утверждая, что она ненаучна и безбожна. И представитель «Студентов РГГУ против Ильина» (САФ) спросил что я об этом думаю как исследователь-биолог. Мой ответ ниже.

Кратчайший отзыв — это глупость и/или ложь, в зависимости от степени информированности утверждающего. Поскольку учился он в СССР, где научное просвещение было на высоте (антиэволюционное мракобесие у нас заимствовано с Запада, от тамошних правых, и стало наступательным лишь с 2000-х), ещё и в школе города биологов Пущино, полагаю второе. Написанный им короткий текст уникален тем, что там ложны (или лживы) все утверждения без изъятия, и даже интенция¹, с которой было написано.

а) Дарвинизм, если коротко, это представление о ведущей роли отбора в эволюции, новые приспособления и новые формы (виды, рода etc.) создаются только отбором, внеотборные факторы (дрейф генов, отдалённая гибридизация, комбинаторная изменчивость и пр.) лишь поставляют отбору «сырьё», только отбор играет творческую роль в эволюции. В этом смысле теория Дарвина — «эволюция путём естественного отбора, или выживание благоприятствуемых форм в борьбе за существование» (как звалась его великая книга) не только не «опровергнута в середине ХХ века», но прямо наоборот²: тогда она сняла возражения, которые в начале ХХ века были к дарвинизму у более молодых дисциплин генетики и палеонтологии.

Важнейшая роль здесь принадлежит России, сделавшейся «второй родиной дарвинизма» ещё при царском режиме.

К слову, одновременно с Дарвиным ту же теорию создал и подтвердил данными совершенно другой человек, Малофееву неизвестный — исследователь тропических лесов, коллектор-зоолог Альфред Рассел Уоллес: в Линневском обществе их работы докладывались в один день, 1 июля 1858 г. Приход к одним прорывным открытиям совершенно разных людей, на разных основаниях, независимо друг от друга — исключительно веский довод в пользу их истинности и объективности выводов, из них следующих.

б) Современный вариант дарвинизма (синтетическая теория эволюции, СТЭ) родился одновременно в 1920-30-х гг. сразу в трёх группах стран — США-Англии, Германии и СССР. В основу его положены те же дарвиновские представления, усиленные (а не опровергнутые!) данными генетики. Возражения Н.Н.Данилевского и других критиков — Льва Семёновича Берга или Карла фон Бэра — увы, сейчас интересны только историкам. Всё казавшееся тогда несовместным с эволюции путём естественного отбора или необъяснимым на её основе сейчас успешно объяснено, возражения сняты. Неслучайно последний юбилей главной книги Дарвина «Происхождение видов» широко отмечали у нас в 2009 г. безотносительно веры или неверия в бога.

Это не значит, что у данной теории нет трудностей: есть и концептуальные противоречия «внутри», и несоответствия данным конкретных исследований вовне, рождающие недовольство «современным синтезом». Но выход здесь мыслим лишь на пути дарвинизма (т.е. творческой роли отбора, главного фактора эволюции, где остальные процессы – вроде гибридизации, дрейфа генов, горизонтального переноса и пр. лишь поставляют ему сырьё, запчасти и комплектующие), но никак не отказа от него. Обо всём этом можно прочесть в лучшем популярном изложении СТЭ — «Дарвинизме 21 века» Бориса Борисовича Жукова, написанном в память и в развитие одноимённого руководства по теории эволюции, написанной генетиком Б.М.Медниковым. Сегодня генетика и молекулярная биология укрепляют и развивают дарвинизм, а не противоречат ему. Последнее имело место лишь до 1920-х гг. и было развитием науки преодолено, в значительной степени благодаря русским учёным, ученикам Сергея Сергеевича Четверикова. Его статья 1926 г. «О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения современной генетики» заложила одну из основ «современного синтеза»; вторую создало рождение политипической концепции вида на основе исследований клинальной изменчивости и географического видообразования, в первую очередь орнитологами Эрнстом Хартертом и Эрвином Штреземанном.

в) «безбожность» дарвинизма — прямая ложь, некоторые из крупнейших эволюционистов были верующими. Так, среди прочих отцов-основателей СТЭ были два великих русских биолога — и практикующих православных, Феодосий Григорьевич Добржанский и Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский (второй после войны ещё помогал ковать атомный щит державы, исследуя генетические последствия радиации). Добржанский для учителей в США, где всегда был силён креационизм, написал специально статью, объясняющую почему эволюция — факт, её дарвиновское объяснение, т.е. через отбор научно, и христианам³ не следует этого чураться. Стоит обратить внимание на её публикацию (вопреки тезисам Малофеева), на православном сайте. Многие из современных наших эволюционных биологов (скажем, среди авторов «Доказательств эволюции для верующих и неверующих«), прочитав которые, можно самому составить суждение о дарвинизме, также вполне практикующие православные.

Другое дело, что все науки, а биология особенно⁴, в процессе добычи нового знания подвергают религиозную веру испытанию, которого она не выдерживает. Поэтому среди учёных доля верующих устойчиво ниже, чем в населении, а среди биологов особенно. В этом смысле дарвинизм и шире — глобальный эволюционизм, приложимый и к обществу, и к неживым системам — и правда опасны для институциональной религии, но лишь в силу, как показал известный ботаник и социолог науки Альфонс Де Кандоль, человеческой слабости самих верующих. Внутренне сомневаясь в крепости своей веры, они боятся оскорбить её новым знанием (скажем, о происхождении человека, реконструированном сейчас подробно и точно), и «наступают на горло собственной песне», либо отказываясь от исследований в этой области, либо пробуя это знание дискредитировать — а это всегда попытка с негодными средствами.

Заурядные верующие и/или исследователи здесь напоминают героев одной еврейской истории, где цадик отказывает хасидам, пришедшим к нему просить молитвы о дожде.

— Не буду молиться, нет в вас веры! — Как же так?

— Верили бы полной верой, пришли бы с зонтиками….

Также и гг., требующие запретить преподавание в школе (а затем видимо, в ВУЗах?) одну из наук, общепризнанную и бурно развивающуюся во всём мире, достижения в которой составили славу России, выдают только слабость собственной веры, когда страх её обнаружить рождает «апеллировать к городовому». У Добржанского и Тимофеева вера была покрепче.

г) Дарвин не «не был безбожником», он им стал — видя во время своих путешествий и в Англии то социальное зло (рабство негров, истребление индейцев, муки бедности и пр.), с которым религия предлагает смиряться, и которое создаёт ей проблему теодицеи, неразрешимую в её рамках. Поэтому ряд его писем был раньше опубликован по-русски, чем на родном языке — в Англии (как и в других странах Европы и США) мешала работавшая тогда статья за богохульство. Сам он с этим злом мириться не хотел, и как мог, действовал против него, не мог он смириться и с тем, что масса хороших людей, его отец, друзья отца, его брат и друзья, обречены вечным мукам за одно лишь неверие.

Эта токсичная амальгама терпимости к настоящему злу при бессмысленной жестокости в ответ на неверие отвращает от религии лучших людей всякого общества — добрых, состарадательных, помогающих ближнему и т.д. И наоборот: социальный прогресс на научной основе эти проблемы решает, начиная с того, что приучает людей не мириться с этим (главным!) злом, а противостоять ему силою, прежде всего силой научного знания и его распространения в массах. И всякий, кто хочет массы какой-то части этого знания лишить, объективно вредит своей стране, не может быть (и даже зваться) её патриотом.

Действительно, религиозность не способствует процветанию общества, чем она выше, тем выше уровень разного рода «социальных язв», если анализировать выборку стран и даже группы с разной религиозностью внутри страны. Увы, во многих странах «осатанелого Запада» социальная ситуация лучше, отношения человечней, доверие между людьми выше, чем в нашем Отечестве, что положительно связано с развитостью социального государства и отрицательно или (реже) никак — с религиозностью. И если верить или не верить — частное дело личности (как потребление алкоголя, переход улицы на красный свет и другие опасные практики), то запрет на преподавание каких-то наук (естественных и технических особенно) просто социально опасен.

Улучшенный и дополненный вариант опубликованного на Рабкор.ру

Примечания

»