Вываливание отбросов за городской чертой издавна почитается самым легким способом избавиться от них без особых трат. Массы отходов заполняют впадины рельефа и неминуемо разрастаются искусственными холмами. До конца 1970-х годов по этим хаотически нагроможденным отвалам общества потребления бродили «отбросоманьяки», подбирая самые разные предметы, еще способные начать вторую жизнь. Некоторые сельские свалки прослыли кладезями находок, они притягивают коллекционеров и профессиональных собирателей, нередко потом ностальгически вспоминающих о своих обретениях.
Безработные, пенсионеры, художники, любители помастерить с выдумкой делятся по этому поводу новостями и комментариями, сообщая друг другу новейшие «мусорные вести», обмениваются обнаруженными предметами или заказывают недостающие компоненты. Между тем выбрасывающие все это подчас проявляют некоторую предупредительность. Один журналист свидетельствует, что когда-то нашел в выброшенной на свалку газовой печке записку: «Если возьмете эту плиту для газового баллона, предупреждаю: она вообще-то работает, но иногда самопроизвольно гаснет».
Осенью 1987 года школьная учительница из Орво, коммуны, расположенной недалеко от Нанта, где безработица свирепствовала вовсю, заметила, что некоторые из ее учеников не имеют меховых ботинок, а на носу зима. Она решилась обуть детей путем регулярных поисковых походов на местную свалку в Ла-Шапель-сюр-Эрд, куда свозилось все ненужное из тамошних богатых домов. Через два месяца в школе появилось восемь пар старательно отмытых и начищенных сапожек.
В зависимости от времени года свалки обещают более или менее обильный урожай: так, вышедшая из моды одежда чаще появляется там в первые дни весны, подпорченные тетради и книги в начале лета, поломанные и устаревшие игрушки сразу после Нового года… Знатоки отвального дела учитывают эти особенности сезонной эволюции. Они редко возвращаются из своих походов ни с чем. Тогда обреченные, казалось бы, вещи обретают новую жизнь, зачастую с ними случается что-нибудь замысловатое, воображение и изобретательность нашедших придают им совершенно иные свойства. Увы, эти райские пространства, питающие творческую энергию одних, для других остаются отвратительными вредоносными гноищами, засоряющими землю и отравляющими грунтовые воды. Из вонючих, кишащих микробами отвалов ветер разносит пыль, куски грязной бумаги и полиэтилена, которые с вожделением обследуют птицы и крысы. Там нередко вспыхивают пожары, перекидывающиеся оттуда на леса. На некоторые свалки, предназначенные исключительно для бытовых отходов, нередко тайно вывозятся опасные для здоровья отходы промышленных предприятий.
После заполнения свалок занятые ими площади слишком поспешно отдавались под строительство жилищ. Из их еще бродящей толщи на поверхность нередко вырывались испарения, вызывающие у жителей болезни. В Нидерландах, испытывающих постоянную нехватку жилого фонда, связанную с галопирующим послевоенным ростом населения, целые кварталы возводились на месте бывших свалок. Их несчастные обитатели, спорадически страдавшие от тошноты, открыли, что вредоносный источник — старые отвалы, чьи испарения попадали наверх через канализационные стоки. Угрожаемые здания пришлось эвакуировать, а затем снести. В Гаудераке в 1984 году так было разрушено около сотни домов, в Дордрехте жители стали писать на стенах домов: «Отрава!» и покинули город «со страхом в кишках».
В Бельгии, в Меллери, деревушке недалеко от Брюсселя, бывший отвал также заставил обитателей бежать сломя голову. В 1992 году они обнаружили, что подземные воды загрязнены, а из почвы общественного сада вырываются выхлопы газов, в том числе канцерогенного бензола, этот газ проникает на улицы и в дома. У местных детей стали часто обнаруживаться множественные генетические аномалии, явившиеся результатом бензольного отравления. На всю площадь отвалов, где вместе с бытовыми были захоронены и вредоносные промышленные отходы, наложили воздухонепроницаемый слой пластикового покрытия.
Феномен «кочующих отбросов» по сей день способствует размножению этих опасных и зловонных нагромождений. Часто пользуясь послаблениями или нерадивостью таможенных чиновников, эти отходы мигрируют в те регионы земного шара, где не ведется строгий контроль качества окружающей среды, а плата за складирование чужих отходов крайне низка. Из таких мест множество нежелательных компонентов распространяется по территории, часто в силу деятельности торговцев этим товаром: сюда входят лом электронных приборов, устаревшие пестициды, токсичные отходы с заводов и из клиник. Между 1985 и 1990 годами многие страны европейского Запада, по-видимому, отправили более пяти миллионов тонн отходов в страны Восточной Европы.
ОТХОДЫ БОГАТЫХ, ПОПАДАЮЩИЕ В РАСПОРЯЖЕНИЕ БЕДНЫХ
В пригородных зонах индустриально развитых стран удобные места для свалок, мечта всех промышленников, находятся все реже и реже. Мало того, из-за всяческих правительственных ограничений пользование разрешенными отвалами становится все более затрудненным. Играют свою роль и протесты местных жителей, которые опасаются ухудшения условий жизни и состояния окружающей среды, особенно если они являются собственниками. Образованию новых свалок бешено сопротивляются защитники природы и окрестные жители. Они предполагают, что такое соседство им во многом повредит, возникнет риск эпидемических заболеваний как результат близости отбросов и снующих мимо мусороуборочных машин. Невзирая на успокоительные речи сторонников свалки, они с недоверием относятся к расхваливаемым ими преимуществам новых технологий хранения. Санитарные инспекции и исследования специалистов только усугубляют такое недоверие. Медики обнаружили серьезные проблемы, связанные с влиянием близости свалки на здоровье людей, в частности в Англии и Италии: процент раковых заболеваний и недоразвитости новорожденных здесь выше. Даже если речь идет о старых пищевых свалках, там часто встречаются незаконно захороненные токсичные отходы. Все эти обстоятельства лишь способствуют тому, что проекты новых мест захоронения обычно не встречают сочувствия.
Тогда отходы перекочевывают на незавидные выселки, ведь бедняки оказывают меньшее сопротивление подобным затеям. Отбросы городские теперь чаще всего соседствуют, да простят мне каламбур, с «отбросами общества», они таким образом соблюдают «классовую топографию». Финансовые дотации утихомиривают оппозиционеров и крикунов муниципального уровня. Они приводят к согласию принимать мусор, пришедший из иных мест. Эта практика часто имеет место в США. Так, Уэлш, город в Виргинии, сильно затронутый безработицей, получил 8 миллионов долларов и 367 новых рабочих мест, а также постройку еще одной станции очистки использованной воды в благодарность за ежемесячный прием у себя под боком 300 000 тонн отходов. Таллитаун, городок в Пенсильвании, получил за пятнадцать лет 48 миллионов долларов за 15 миллионов тонн отбросов, привозимых из Нью-Йорка и Нью-Джерси. Во Франции коммуны тоже разрешают открыть новую свалку ради финансирования какого-нибудь бассейна, библиотеки, катка, дома престарелых или любого другого учреждения общественного назначения. А это связано подчас с коррупцией, коей заражен кто-то из ответственных лиц и политиков.
Значительные различия в регламентации и стоимости обработки отходов, а также неудовлетворительный контроль на границах побуждают к экспорту токсичных компонентов в страны, где царит бедность или идет война. В этом случае феномен «странствующих отбросов» приводит к появлению множества новых свалок, отравляющих окружающую среду и плодящих инфекции. Например, разборка электрических приборов и бытовой электроники — процесс многотрудный и тягостный, требующий, помимо прочего, множества рабочих рук. В Индии, скажем, стоимость цикла переработки компьютера в десять раз ниже, чем в западных странах.
Изнемогая от наплыва отбросов, развитые страны избавляются от них, переправляя в Африку и Азию. Порой в связи с этим происходят настоящие торги за место на свалке, но чаще такие отходы разбирают на составляющие или сжигают в отвалах под открытым небом в самых плачевных санитарных условиях, чтобы извлечь высоко ценимые металлы (медь, алюминий, сталь) и соединения довольно ядовитого свойства (в которые входят свинец, ртуть, бромиды, хром). Эта дикарская переработка приводит к серьезной потере здоровья, от свинца страдают почки и репродуктивные функции, бром приводит к нарушению деятельности щитовидки и отражается на развитии плода.
В Индии на пустырях у деревень люди голыми руками копаются во внутренностях компьютеров, что совершенно нелегально, но абсолютно ненаказуемо и весьма широко распространено. Элементы пластмассы, растворенные кислотой, распространяют очень токсичные испарения, где наличествуют диоксины, среди прочего причиняющие ожоги кожи и глаз. Большинство тех, кто таким образом разбирает электронику, работают целыми днями без каких-либо средств предохранения. Все, что остается после их работы, продолжает лежать на свалках, в реках и болотах, отравляя воду и почву.
В Китае с середины 80-х годов XX века существуют множество мастерских и обширные хранилища, куда сгружается вышедшая из строя электроника со всей планеты. В 2007 году были выработаны правила, сократившие масштаб «неформальных восстановительных работ», уже известных своими опасными последствиями для здоровья и состояния окружающей среды. С тех пор большой завод для переработки этого сырья действует в Пекине, разбирая сотни аппаратов в год.
Однако это только маленький ручеек по отношению к мощной приливной волне электронного лома.
В Гане среди куч телевизоров, выпотрошенных компьютеров и других обломков эры высоких технологий роются собиратели металлов, часто — дети. Они выбирают оттуда фрагменты обмотки моторов, начинку электронно-лучевых трубок, оставляя под ногами кусочки свинца и кадмия. Они обжигают куски провода, чтобы избавиться от изоляции, без чего покупатели металлолома их не принимают. Обугливаясь, провода испускают кольца едкого дыма, очень ядовитого, зачастую с канцерогенными включениями.
Богатые страны, часто выставляющие себя непреклонными борцами за охрану окружающей среды, не колеблясь, выворачивают свои мусорные корзины на чужой земле, если это стоит дешевле. Они обходят международные установления, касающиеся экспорта отходов. Бедные регионы, особенно в странах, вовлеченных в военные конфликты, оказываются излюбленной целью беспринципных дельцов, обычно скрывающих подлинное происхождение своего товара. И вот грузы с «неидентифицированными» отбросами иногда тайно захораниваются среди пищевых. По этому поводу неизбежно вспыхивают скандалы, обычно когда окрестные жители обнаруживают, что стали жертвами незаконных сделок.
Обуздать опасную коммерцию бросовыми электронными изделиями с потенциально опасными компонентами трудно, здесь существует множество препятствий. В США экспорт подобных отходов законен, поскольку эта страна не ратифицировала Базельскую конвенцию, подчиняющую перевозку опасных отходов жестким условиям, близким к формальному запрету. Подписанная в 1989 году 170 государствами, эта конвенция «О контроле трансграничной перевозки опасных отходов и их удаления» вошла в силу в границах ЕЭС в феврале 1994-го. Согласно ей, индустриальные страны обязаны предупреждать государства, куда посылаются отходы, о наличии в них опасных составляющих. А после манифестаций протеста против экспорта такого рода конвенция дважды, в 1995 и 2003 годах, была ужесточена, в частности полным запретом экспорта опасных веществ в бедные страны. Однако, хотя Европа и согласилась с подобным порядком вещей, это не помешало дальнейшему экспорту опасного мусора. В обход принятых постановлений тонны электронного лома без какой-либо предварительной обработки переходят через границу под обозначением: «материалы, поддающиеся восстановлению и вторичному использованию». Чтобы уклониться от официальных запретов, кое-кто не стесняется камуфлировать подобные грузы ярлыками даров гуманитарных организаций. Тут на кону столь мощная заинтересованность, что все договоры, имеющие ограничительный характер, оказываются малодейственными. А потому опасности, каким подвергается здоровье жителей в тех странах, что не обладают средствами должным образом распорядиться таким сырьем, по-прежнему очень велики.
Катрин де Сильги. История мусора. М.: Текст, 2011.