Истории социального влияния

Print PDF

Как я уже писал, в случаях, когда формообразующее влияние на поведение социальных факторов извне и биологических детерминантов «изнутри» не сонаправленно, не работает сопряжено, а «сталкивается» друг с другом, социальное всегда пересиливает.

«Так, недавно показана культурная относительность базовых эмоций, традиционно считавшихся «биологической» универсалией (наиболее  на этом настаивал известный этолог И.Эйбл-Эйбесфельдт). Или, скажем,
— человек более управляем словом, чем непосредственной стимуляцией;
— эмоции, испытываемые в коллективе, сильней однотипных индивидуальных переживаний;
— психическое в ряде случае сильнее физиологии (в показательном случае нервной булимии настолько сильнее, что и развитие болезни не остановит).
— ну и конформизм с уступчивостью, помянутый выше. А вот обратных случаев я как-то не знаю.» / link.

Недавно нашёл несколько забавных примеров того же рода про социальное влияние.

1. Отношение подростков к своему телу.

«В современной культуре Соединенных Штатов среди большинства молодых людей бытует мнение, что пубертатные изменения должны произойти в возрасте 12-14 лет; более раннее начало расценивается как «слишком рано», а после 14 лет- как «слишком поздно». Если вы сравните эти ожидания с реальным средним временем начала пубертатных изменений, то увидите, что в этот диапазон попадают девочки со средним уровнем развития и мальчики с ранним уровнем развития. Поэтому нам следует ожидать, что эти две группы- нормально развивающиеся девочки и мальчики с ранним развитием- отличаются самым лучшим психологическим функционированием. Рано созревшие мальчики также с большей вероятностью будут иметь мезоморфный тип конституции: широкие плечи и большую мышечную массу. Это наиболее предпочтительный тип для всех возрастных категорий, поэтому мальчики, имеющие такое телосложение, занимаются спортом и находятся в особенно выгодном положении. По контрасту мальчики с поздним развитием и в меньшей степени поздно развивающиеся девочки, как правило, находятся в невыгодном психологическом положении.

Исследования, проведенные в Соединенных Штатах, в целом подтверждают эти предположения. У девочек, которые рано сформировались (основные телесные изменения произошли до 11 или 12 лет), отмечается создание более негативного образа своего тела, например, они могут считать себя слишком толстыми. У таких девочек чаще отмечает рискованное поведение, в том числе курение или употребление алкоголя, они чаще попадают в дурные компании; в более раннем возрасте становятся сексуально активными, чаще переживают депрессию в позднем подростковом возрасте (Alsaker, 1995; Brooks-Gunn & Paikoff, 1993; Geetal., 1996; Silbereisen & Kracke, 1993). Очень позднее развитие девочек также, по-видимому, имеет негативные психологические последствия, но эффект позднего развития в большей степени выражен у мальчиков, чем у девочек. Очевидна линейная зависимость: у мальчиков с ранним развитием более позитивный образ тела, они лучше успевают в школе, реже попадают в неприятные ситуации и имеют больше друзей по сравнению с поздно развивающимися сверстниками (Dukeetal., 1982).

Почти все исследователи относили развитие к раннему или позднему, ориентируясь на действительные физические изменения. Результаты стали ещё более очевидными, когда исследователи провели опрос среди подростков о их внутренней модели раннего и позднего развития. Например, Риердан и коллеги (Rierdanatal., 1989) обнаружили, что негативное восприятие менархе девочкой предопределялось её субъективным чувством раннего начала, а не реальным возрастом менархе; девочки, которые воспринимали это событие, как раннее, отмечали более негативный опыт.

Эта связь между внутренней моделью и реальными изменениями особенно наглядна в исследовании, проведенном Джанни Брукс-Гунн (Brooks-Gunn, 1987; Brooks-Gunn & Warren, 1985). Она изучала 14-18-летних девочек, которые серьезно занимались балетом и учились в школе Национальной балетной организации. В этой группе наибольшее предпочтение отдается худому телу с почти предпубертатными формами. Брукс-Гутт ожидала, что те балерины, для которых характерно очень позднее пубертатное развитие, будут иметь более позитивный Я-образ, чем те, кто развивается вовремя. Исследования подтвердило её ожидания (см. рис. 4.8.).

Рис. 4.8. Те подростки, которые занимаются балетом, склонны к очень позднему пубертату. Согласно этому исследованию, те балерины, у которых по обычным стандартам менархе наступало «вовремя», имели более негативный образ тела по сравнению с теми, у которых менархе наступало довольно поздно. Обратная картина достоверна для обычных подростков, не занимающихся балетом. Таким образом, решающее значение имеет именно восприятие времени, а не действительное время
(Источник: Brooks-Gunn & Warren, 1985, from Table 1, p. 291)

Среди обычных подростков того же возраста, не занимающихся балетом, наступление менархе в обычное время было связано с более позитивным образом тела, чем при поздних менархе, но для балерин было характерно противоположное мнение». / Хелен Би, 2004. Развитие ребёнка. Ч.3. Ребёнок: физические изменения. СПб.: Питер. 9е издание. С.196-197.

2. Какая женская ножка красива, маленькая или большая?

3. Я писал уже, что самые неточные воспоминания — автобиографические. Поскольку память и воображение — это одно и то же чувство, люди, старающиеся вспомнить былое, не проигрывают его как запись в магнитофоне, а реконструируют заново, почему «переписывают» прошлое под текущую идеологическую ситуацию в них самих или в обществе вокруг.

Вот пример социального влияния на «я помню», показательный потому, что это записки известного физика, профессия которого требует умения строго фиксировать происходящее в опыте:

«А уж когда на полигон прибыл сам Берия, то было совершенно понятно: скоро взрыв. Про злодейства Берии мы, конечно, тогда ничего не знали. Для нас это был один из самых главных лидеров страны, окутанный зловещей тайной главы органов. И к тому же нам стало уже на полигоне известно, что он руководит атомным проектом. Но на полигоне Берия себя показал очень гуманным человеком.

На расстоянии 75 метров от пьедестала атомной бомбы и на глубине 70 метров была установлена аппаратура Академии наук СССР, которая должна была фиксировать взрыв. Это была очень дорогая, но полуавтоматическая аппаратура. То есть требовала присутствия человека. Моя камера была полностью автоматическая. Мы понимали, что произойдет во время взрыва, и поэтому с самого начала так ее проектировали, чтобы она не требовала нахождения при ней человека. О чем думали в Академии наук, мне неизвестно. Но их аппаратура работала только после, говоря по-простому, «нажатия кнопки». И были даже назначены военные, чтобы эти кнопки нажать. Им, конечно, пообещали, что обеспечат полную безопасность, надежную защиту, — мы, мол, гарантируем, что никакая радиация на глубину 70 метров не проникнет. Мы этому не верили и между собой называли этих несчастных военных «смертниками» и «ходячими трупами».

Когда приехал Берия, он выслушал доклад о готовности и сразу же спросил: «Там действительно безопасно?» Ему ответили: «Да, мы все подсчитали». А Берия начал упорствовать: «Вы можете это гарантировать? Можете дать мне письменное заверение, что с людьми ничего не произойдет?» Тот, кто отвечал за эту аппаратуру, сдрейфил и отказался подписать такую бумагу. И Берия сказал: «Если вы не можете гарантировать безопасность людей, то я запрещаю им там находиться».

А ведь аппаратура была уже вся смонтирована, проверена и отрегулирована. И стоила она бешеные деньги. Но Берия не обратил на это никакого внимания. По полигону сразу же прошел слух: «Вот какое у нас гуманное начальство, как Лаврентий Павлович заботится о простых людях!» И я, признаюсь, тоже думал, как все: «Действительно, какая у нас гуманная власть! Дорогущую аппаратуру нарком не пожалел, а людей спас». Эта аппаратура так и осталась в вырытом для нее бункере — и не сработала.

Сейчас-то я понимаю, что все это была показуха. Но тогда мы были в восхищении от человечности Лаврентия Павловича».  / Букник.ру

Иными словами, рассказанное автору[1] пропагандистами сильно после событий у него пересилило виденное своими глазами («сейчас-то мы знаем…»). Даже у профессионального естествоиспытателя, личный опыт, пусть честно зафиксированный бессилен перед пропагандой, если он ей «открыт», некритичен. «Среднестатистический обыватель» такие воспоминания вообще стёр бы и переделал, как это происходит ан масс, но учёный в силу профессии честно фиксировал расхождение личного опыта с идеологией, и что идеологии он доверяет больше. «Menschliches, Allzumenschliches»

Вообще, важная особенность социального конформизма, уступчивости и прочих психологических феноменов, посредством которых транслируются «общие места», социальные штампы и пр. единицы общественного сознания, состоит в том, что реципиент отнюдь не воспроизводит в точности то, что ему передаст воздействующий на него индивид. Нет, он автоматически выделяет «тип», «общее правило», и воспроизводит именно его, опуская индивидуальные вариации.

По этой причине, хотя вроде бы детей воспитывают родители, индивидуальные особенности их взглядов и манера поступков воспроизводятся у детей много хуже, чем штампы «большого общества» (и его «представителя в доме» — телевизора) или просто никак. Скажем, ребёнок, играющий в доктора, говорит, что «все папочки должны быть врачами, а мамочки — медсёстрами», притом что его собственный отец — медбрат, и сталкивался от с женщинами врачами столько же, сколько с мужчинами. Т.е. тут действует примерно та же «недостаточность стимула», что и при обучении языку.

Скажем, год назад, когда число студентов, слушающих курс охраны природы в одном семестре, выросло с 120 до 220, я придумал для них тесты — чтобы сократить время на дополнительные вопросы в пограничной ситуации «зачёт-незачёт», не тянуть из незнающих мозговую нитку, а быстро показать факт незнания. Плюс (редко) бывают ситуации, когда человек знает, а не может внятно рассказать от оробевания. Сейчас все хотят тест: не потому что он легче, а просто бегут сколько-нибудь концентрированных усилий по подготовке, необходимых при билетах. Тут-то проще: сдал или не сдал, но всё решается быстро: тесты предпочтительней экзамена примерно тем же чем ФБ привлекательней ЖЖ, а кладизм — эволюционной систематики.

И здесь возник смешной пример социального влияния. Я специально объявляю студентам, что свободное посещение, мне нужны знания, а не пребывание на лекциях, для тех кто не может ходить есть сайт со всеми материалами курса охраны природы. И каждый год набирается 5-8% тех кто не был ни разу, а зачёт сдавать надо. Казалось бы самый простой путь — посмотреть билеты и материалы на сайте и по ним готовиться. Но нет, 3/4 из них вбивает вопросы из билетов гугль и читает выпадающую «информацию» (обычно из википедии). В итоге они выдают мне такое, что служит источником хорошего настроения очень долго, вроде «ДДТ накапливается в стратосфере и разрушает озоновый слой». То есть хотя сдавать им мне, гугль для них авторитетней сайта, поскольку это как бы «общее мнение» социума.

Что интересно, описанному есть интересный изоморфизм при обучении видовой песне у певчих птиц (которую, как известно, молодые самцы выучивают от старших, причём вместе с вокализацией выучивается хореография движений и много ещё чего, всякое обучение целостно). Так вот, песня певчих воробьиных отличается от брачных вокализацией неворобьиных и кричащих воробьиных (которые могут быть не менее сложными и красивыми, чем песня) тем, что она никогда не бывает в единственном варианте («норма» + большие или меньшие отклонения от него), а всегда представлена спектром песенных вариантов (если они имеют географическую ли микрогеографическую привязку, то зовутся песенными диалектами). Каждый самец имеет в своём распоряжении репертуар из N песенных вариантов, каждый из которых представляет один и тот же видовой «тип» акустической структуры, по которому орнитолог или партнёр определят данную песню как принадлежащую этому виду, с изменениями, вносимыми индивидуальной импровизацией при каждом исполнении данного варианта (так что получается своеобразный джаз). Когда самцы поют, они чередуют разные варианты, в определённом порядке комбинаторики, правила которой видоспецифчны, но стохастические. Так что получается 2 уровня импровизаций, создающих сильную индивидуальную изменчивость.

Однако молодые самцы не выучивают индивидуальные особенности песни «учителя». Они вычленяют видовой «тип» и снабжают его собственными импровизациями (на этот процесс влияют социальные взаимодействия с «учителем» не связанные с обучением пению, скажем территориальные конфликты, или доминантно-субординантные). Иными словами, и социальная трансляция взглядов, представлений, поведенческих практик в нашем обществе, и обучение пению у певчих птиц — это не запись как на магнитофон, а активный процесс автоматического вычленения «нормы», «типа» и «принципа», который затем воспроизводится уже в сочетании с индивидуальными особенностями не передающей, а воспринимающей особи. Соответственно, оба перечисленных процесса способствуют стабилизации «типа», защите его от «размывания» индивидуальными вариациями, хотя, казалось бы, должно быть наоборот.