Церковь на войне [второй мировой]

Лукас Мир (Lukas Mihr)

«Без веры в Бога человек не может существовать. Солдату, сутками находящемуся под ураганным огнём, нужна религиозная опора. Безбожие – пустота».[1]

Автор этих слов, Адольф Гитлер, без сомнения, знал, о чём говорил. Сказанное в 1936 году предназначалось для кардинала Фаульхабера в Оберзальцберге (с 1923 года место отдыха Гитлера – прим. перев.). Кардинал также имел некоторый военный опыт. Во время Первой мировой он заявил:

«По моему убеждению, этот поход станет в истории классическим примером справедливой войны. […] Речь идёт о святом, справедливом деле, которое стоит всей этой крови и земных благ, и каждый сейчас должен поставить интересы Отечества во главу своих личных».

В 1933 году немецкое правительство и Ватикан заключили конкордат о повышении значимости католической церкви в Германии. Конкордат содержал и статью о духовном попечении в вооружённых силах:

Статья 27:

«Германский Рейхсвер получает право на духовное попечение для его офицеров, служащих и рядового состава, а также их семей. Руководство военным духовным попечением подлежит военному епископу. Его церковное посвящение производится Святым Троном после согласования кандидатуры с правительством Рейха. Церковное посвящение военных священников и других военных духовных лиц производится по предварительной договорённости с ответственными органами Рейха военным епископом. Последний может посвящать только тех духовных лиц, которые получили разрешение на военное духовное попечение и соответствующее свидетельство о пригодности от епархиального епископа. Военные духовные лица обладают пастырскими правами в назначенных им подразделениях и группах личного состава. Дальнейшие указания по организации католического духовного попечения в вооружённых силах последуют в папской апостольской грамоте (Breve). Правовые вопросы служебных отношений регулируются правительством Рейха».

Дополнительным тайным протоколом регулировались действия военного духовенства в случае войны. Уже в 1933 году в Ватикане могли догадываться о планах Гитлера.

«В случае преобразования современной немецкой оборонной системы, то есть в случае введения всеобщей воинской обязанности, призыв на военную службу священников, а также других членов секулярного и орденского духовенства производится по договорённости со Святым Троном в соответствии со следующими положениями:

a) Студенты, изучающие философию и теологию в церковных учреждениях и готовящиеся к священническому служению, освобождаются от военной службы и подготовительных военных сборов, за исключением случая всеобщей мобилизации.

b) В случае всеобщей мобилизации освобождаются от призыва священнослужители, занятые в епархиальных администрациях или на военном духовном попечении. Также освобождаются заведующие кафедрами, кафедральный состав, руководители семинарий и конвиктов, семинарские профессора, священники, кураты, ректоры, коадьюторы и священнослужители, руководящие на постоянной основе действующими церквями.

c) Остальные священнослужители, в случае признания годными, вступают в оборонные силы государства и посвящают себя духовному попечению в войсках под церковной юрисдикцией военного епископа, за исключением призванных на санитарную службу.

d) Остальное духовенство in sacris (посвящённые – прим. перев.) или члены орденов, не являющиеся священниками, призываются на санитарную службу. Тоже касается по возможности упомянутых в a) ещё нерукоположенных кандидатов на священнический сан».[2]

В 1935 году Гитлер ввёл всеобщую воинскую обязанность. Присягая, немецкие солдаты клялись перед богом, чего не было в Веймарской Республике:

«Перед Богом приношу святую присягу в том, что буду безусловно подчиняться вождю немецкого Рейха и народа, главнокомандующему Вермахта Адольфу Гитлеру, и как храбрый солдат буду готов в любое время отдать жизнь ради этой клятвы».

Новое руководство страны захотело создать институт военного духовенства. Военным епископом стал Франц Юстус Рарковски (Franz Justus Rarkowski), бывший ещё в Первую мировую войну дивизионным священником. 7 ноября 1938 года папа Пий XI посвятил его в сан титулярного епископа епархии Иерокесарии. В следующем году, 20 февраля, в Берлине Рарковски был рукоположен в сан военного епископа. На церемонии присутствовали нунций Орсениго (Orsenigo), епископ фон Гален (von Galen) и кардинал Прейсинг (Preysing).

В епископате Рарковски, самый рьяный последователь нацизма из всех его членов, считался персоной non grata. Для своих собратьев по сану он был слишком примитивен и никогда не приглашался на конференцию епископов. Однако отвращал вовсе не его расизм, а образование: Рарковски так и не окончил курс средней школы.

В 1939 году Рарковски получил боевое крещение, когда немецкие войска вошли в Польшу:

«В решающий час, когда наш немецкий народ должен выдержать испытание огнём и вступить в борьбу за своё данное природой и Богом право на жизнь, обращаюсь я […] к вам, солдатам первых рядов, перед которыми стоит великая и благородная цель защитить с мечом в руках жизнь немецкой нации. […] Каждый из вас знает, что поставлено на карту для нашего народа в эти дни бури. И каждый видит перед собой светлый пример истинного борца, нашего вождя и верховного командующего, который теперь сражается вместе с вами, первого и самого храброго солдата Великого Германского Рейха».[3]

Епископ Махенс (Machens) видел в войне возрождение веры:

«Время войны должно стать временем самопознания и самоосвящения. Все верующие, не только солдаты, призванные под военные знамёна, но и остающиеся дома, должны стремиться в исповедальни и алтари к причастию с сокровенным усердием. Пора войны должна быть порой душевного обновления, новой любви к Богу, ревностного приобщения к таинствам».[4]

Епископ Вюрцбурга Эренфрид (Ehrenfried) высказался так:

«Хочется призвать вас к надежде на Бога и жертвенной верности Отечеству. Солдаты исполняют свой долг перед Фюрером и Отечеством, готовые принести в жертву себя полностью, как тому учит Святое Писание. Пусть же они вступают в битву с надеждой на Бога и нашего Избавителя Иисуса Христа».[5]

Епископ Эрмланда Каллер (Kaller) заявил сразу после начала войны:

«Перед тем, как взяться за оружие, вы облачились в доспехи божьи. Я знаю, что большинство из вас очистились и укрепились святыми таинствами. С божьей силой вы отдаёте себя Фюреру и народу, до последнего исполняете свой долг по защите нашего любимого Отечества. […] Все мы должны приносить жертвы, трудные и тяжелейшие жертвы. Никто не имеет права уклониться от своего долга».[6]

Епископ Лимбурга Хильфрих (Hilfrich) объявил в 1940 году:

«Великое время пробуждает благородные помыслы, требует жертвенной преданности. Решающее время для счастливой судьбы и самого существования нашего народа! Время поворота мировой истории! В начале святого поста хочу сказать, чтобы все те жертвы, которые приносит с собой война, вы считали своим постничеством. […] Дорогие мои прихожане, мне не нужно напоминать, чтобы в это суровое время вы чувствовали близость с народом и оставались храброй и надёжной его частицей на полях сражений и в тылу».[7]

Регенсбургский епископ Бухбергер (Buchberger) призвал идти на жертвы:

«Время требует […] жертвенности и сплочённости от всех, не только лишь на фронте, но и дома, на Родине. С христианской и патриотической сплочённостью надо крепко держаться вместе, быть готовыми отдать всё ради любимого Отчества! Жертвы и страдания, ожидающие нас, мы понесём, приобщаясь к страданиям Христовым […] Каждое утро и каждый вечер посылаю я пастырское благословение нашим дорогим воинам».[8]

Через несколько недель после начала войны Рарковски записал, что «епархиальные и орденские священнослужители со всех областей Рейха без разрешения ответственных церковных руководителей добровольно вызвались служить духовными наставниками в армии». Число добровольцев значительно превысило число предусмотренных мест.[9]

Один из военных священников писал в 1941 году:

«Все мы, поменявшие чёрные сутаны теологов на солдатские одежды, рады быть здесь. Это время даст нам больше, чем годы в семинарии…»[10]

В «сборнике молитв и песнопений» для немецких солдат-католиков были такие строки:

«Благослови нас в битве, Мария, царица наша, Ты, благословлённая свыше, Мария, царица наша! Ты восседаешь в торжественном блеске, вымоли для нас победу в сражении! Живым — лавровый венок, мёртвым — блаженство! Средь грома пушек, Мария, царица наша, вымоли нам победные венцы».

По случаю нападения на Советский Союз Рарковски заявил следующее:

«Не будет преувеличением, если я скажу, что на Востоке для вас, как и для германских орденских рыцарей давних времён, поставлена цель исключительного значения для нашего народа, для Европы и для всего человечества; значения, которое в наши дни не может быть полностью оценено. Большевистский Молох пытается снова и снова поднять голову, угрожает культурному миру, мобилизуя массы людей и техники. В массах этих не живёт Вера, хотя над ними и реет идол, вскормленный большевистским стремлением разрушить мир».[11]

Каждый раз, когда немецкие войска покоряли очередную страну, звонили церковные колокола. Немецкие епископы должны были оказывать поддержку войне, поскольку послание к Римлянам обязывает католиков подчиняться государственной власти. Однако в пастырских поучениях присутствовали не только такие понятия, как Долг и Отечество, некоторые из церковных начальников, такие, как епископ Падерборна Егерь (Jaeger), в своих проповедях подбирались к терминологии «Унтерменшей» (недочеловек) в отношении русских:

«Эта бедная, несчастная страна не есть ли сборище людей, почти выродившихся в зверей из-за своей враждебности к Богу и ненависти к Христу? Не увидели наши солдаты там неслыханную нищету и горе? А почему? Потому что там порядок человеческой жизни был построен не на Христе, а на Иуде».[12]

Другие, как, например, епископ Аугсбурга Кумпфмюллер (Kumpfmьller), проводили параллели с давно прошедшими временами:

«Сегодня всему человеческому обществу угрожает не менее ужасная опасность, так называемый большевизм. Против него, терпя неимоверные тяготы и жертвы, сражаются наши отважные солдаты на Востоке, за что их невозможно отблагодарить в полной мере. Все мы ничего не желаем так страстно, как их скорейшей, окончательной победы над врагами нашей Веры. Поэтому следуйте примеру наших христианских предков, которые с чётками в руке отбились от турецкой угрозы! Укрепите оружие наших солдат вашими молитвами».[13]

В отличие от более мелких религиозных сообществ, таких, как, например, Свидетели Иеговы, немецкие епископы никогда не призывали к отказу от военной службы. Война была для них исполнением национального долга. Тот, кто отказывался его выполнять, не мог рассчитывать на сочувствие. Отказавшегося идти на военную службу Йозефа Флейшнера (Josef Fleischner) обругал тюремный пастор и заявил, что его следует «укоротить на голову». Палотинский священник Франц Райниш (Franz Reinisch), также отказавшийся взять в руки оружие, не получил от тюремного пастора причастия.[14] Франц Егерштеттер (Franz Jдgerstдtter), готовый служить по религиозным убеждениям только санитаром, а не солдатом, получил лишь незначительную поддержку своего епископа. Монсеньор Флисер (FlieЯer) принял его для разговора и разъяснил, что его долг – служить в армии. Ничего другого епископ Линца и не мог бы посоветовать Францу Егерштеттеру, потому что дезертирство почти всегда влекло за собой смертную казнь. Но после войны оказалось, что для епископа исполнение национального долга было важнее, чем благо паствы. Когда в 1946 году один священнослужитель захотел упомянуть в церковной газете казнённого Егерштеттера в позитивном свете, Флисер запретил публикацию:

«Я лично знал Егерштеттера, перед его выступлением мы проговорили больше часа. Я напрасно разъяснял ему основы морали о степени ответственности гражданина за действия власть имущих, напрасно напоминал ему о его ещё большей ответственности перед его близкими, особенно семьёй. […] Я считаю большими героями самоотверженных молодых католиков, теологов, священников и отцов, которые с глубокой уверенностью, что выполняют божью волю, исполняя свой долг, сражались и погибали, как когда-то христианские солдаты в войске языческого императора».[15]

Никаких последствий для немецкого военного епископа и его заместителя за восхваление захватнических войн не было. Ни во время войны, ни после эти высшие пастыри не были отрешены от своей епархии. Их специфические должности при Гитлере не считались в послевоенной Германии чем-то предосудительным. Если бы Рарковски не умер в 1950 году, то, скорее всего, служил бы военным епископом Бундесвера. По крайней мере, его заместитель Вертманн (Werthmann) занимал в ФРГ ту же должность, которую занимал в Вермахте.

Сразу после окончания войны епископ фон Гален дал ход легенде о «незапятнанном Вермахте», освободив немецких солдат от ответственности за военные преступления. 5 июня 1945 года он заявил:

«Мы хотим искренне поблагодарить наших солдат-христиан, тех, что не щадили своей жизни ради народа и Отечества с верой в свою правоту, и в самом пекле войны сохранили сердца и руки в чистоте от ненависти, грабежей и неоправданной жестокости». [16]

Литература
[1] PETER PFISTER, SUSANNE KORNACKER, VOLKER LAUBE: Kardinal Michael von Faulhaber 1869-1952. Obersalzberg-Protokoll 1936 S. 541-547

[2] LOTHAR SCHÖPPE: Konkordate seit 1800, Frankfurt/M.-Berlin 1964, S.35

[3] Verordnungsblatt des katholischen Feldbischofs der Wehrmacht, 1939, S. 5

[4] HUBERT GRUBER, Katholische Kirche und Nationalsozialismus 1930-1945 Ein Bericht in Quellen, Schönigh-Verlag 2006, S. 404

[5] Schönere Zukuft Wien, Nr. 1, 1. Oktober 1939

[6] Schönere Zukuft Wien, Nr. 3, 15. Oktober 1939

[7] Schönere Zukuft Wien, Nr. 21, 18. Februar 1940

[8] Schönere Zukuft Wien, Nr. 25, 17. März 1940

[9] HARRY MAIER: Soziologie der Päpste. Lehre undWirkung der katholischen Sozialtheorie,Berlin. (Ost).

[10] HEINRICH MISSALLA: Für Volk und Vaterland, (Königstein 1978)

[11] MANFRED MESSERSCHMIDT: Die Wehrmacht im NS-Staat. Zeit der Indoktrination, Hamburg 1969, S. 293

[12] WOLFGANG STÜKEN: Hirten unter Hitler, Essen, Klartextverlag 1999, S. 155