Германии
Ты миру отдана на травлю,
И счета нет твоим врагам,
Ну, как же я тебя оставлю?
Ну, как же я тебя предам?
—
И где возьму благоразумье:
«За око—око, кровь—за кровь»,
Германия—мое безумье!
Германия—моя любовь!
—
Ну, как же я тебя отвергну,
Мой столь гонимый фатерланд[1]
Где все еще по Кёнигсбергу
Проходит узколицый Кант,
—
Где Фауста нового лелея
В другом забытом городке—
Гехаймрат[2] Гёте по аллее
Проходит с тросточкой в руке.
—
Ну, как же я тебя покину,
Моя германская звезда,
Когда любить наполовину
Я не научена, — когда, —
—
— От песенок твоих в восторге —
Не слышу лейтенантских шпор,
Когда мне свят святой Георгий
Во Фрейбурге, на Швабентор[3]
—
Когда меня не душит злоба
На Кайзера взлетевший ус,
Когда в влюбленности до гроба
Тебе, Германия, клянусь.
—
Нет ни волшебней, ни премудрей
Тебя, благоуханный край,
Где чешет золотые кудри
Над вечным Рейном—Лореляй.
Марина Цветаева, Москва, 1 декабря 1914
Чтобы написать это в 1914-1915 году, русский поэт должен быть готов переть против рожна — националистического угара, антигерманских настроений, прорывавшихся немецкими погромами.
В Великобритании, я боюсь, он не мог и помыслить в эту сторону, ибо немцев преследовало скорей общество, чем государство. В «развитых демократиях» стран Антанты антинемецкие настроения культивировались направленно и заранее «свободными СМИ», а не конвульсивно возникли с самой войной, почему были много сильней и шире охватывали население. См. статью н.с. Государственного Исторического музея Н.Ю.Забелиной «В поисках виноватых: антигерманские настроения в Британии в годы первой мировой войны»[4]
Вот уже 90 лет, начиная с 1917 года, королевская династия Великобритании волей короля Георга V носит имя Виндзор. Что заставило внука королевы Виктории сменить имя целой династии, именовавшейся с времени её правления Саксен Кобург Готской, демонстративно порвав связь с немецкими корнями британских монархов? Во время Первой мировой войны народы Великобритании и Германии оказались по разные стороны баррикад, приняв участие в невиданном по массовости и жестокости уничтожении друг друга. А ведь ещё недавно британцы гордились тем, что этнические родство объединяло их именно с немцами, а не с каким-либо другим народом Европы.
«Мысли и эмоции людей определенно могут измениться с помощью образования, прессы и настойчиво пропагандируемых доктрин. Такая перемена может произойти в кратчайшие сроки» — писал впоследствии Хэмилтон Файф, один из тех журналистов, которые способствовали формированию общественных настроений во время Первой мировой войны.[5]
Британские священники в первые дни войны в своих проповедях уверяли паству, что Германией овладело «временное помешательство» и скоро страна образумится. Вспоминались культурные заслуги Германии перед человечеством, а все дурное, по мнению духовных лиц, исходило от недостойных людей, «которые не олицетворяют собой величие Германии». Среди таких личностей упоминался император Германии, Вильгельм II[6], а также некоторые немецкие генералы.
Тем временем в английских городах взбудораженные толпы громили магазины, лавки и рестораны, принадлежавшие немецкоговорящим жителям. По Лондону ползли слухи, будто кругом полно шпионов.[7]
Горацио Боттомли, одиозный руководитель британского шовинистического издания «John Bull», приложил максимум усилий, чтобы развить в своих соотечественниках ненависть к немцам. «Если, сидя в ресторане, вы обнаружите, что обслуживающий вас официант – немец, — призывал своих соотечественников Боттомли, — выплесните суп прямо в его грязную рожу.»[8]
Сообщалось, что клиенты цирюльников-немцев могли быть зарезаны, а покупатели в немецких лавках – отравлены. Немецкоязычные хозяева кафе и магазинов спешно вывешивали «Юнион Джек» из окон своих заведений, меняли их названия и даже собственные фамилии на английский манер.[9]
По словам полиции, в первые дни войны было задержано несколько десятков лиц, подозреваемых в шпионаже.[10] В Великобритании стали выходить публикации, посвященные «немецкой шпионской сети» и содержащие рекомендации по борьбе с ней. Особенно преуспел на этом поприще Уильям Ле Кё, автор книги «Немецкие шпионы в Англии». Его труд был высоко оценен властями: мэр Лондона назвал книгу весьма полезной, так как в ней рассказывалось о «серьезной опасности, грозящей стране».[11] Ле Кё был среди критиков правительства, полагавших, что нужны более радикальные меры по отношению к немецкоязычному населению Британии. Он возмущался, что официальные власти заявляли, будто бы все британские немцы учтены и находятся под наблюдением. Ле Кё уверял, будто лично видел, как немцы в одном из лондонских ресторанов поднимали тост «за крушение Британии».[12]
На самом высоком уровне стали раздаваться в пользу полного интернирования немцев, проживающих в Германии. Премьер-министр Великобритании Герберт Асквит колебался, опасаясь оппозиции внутри собственной либеральной партии.[13] Однако ряд событий вынудил власти предпринять жесткие меры по отношению к инородцам.
В мае 1915 г. произошла трагедия с британским лайнером «Лузитания», торпедированным немцами. Катастрофа привела к гибели тысяч с лишним человек, причем 128 из них были гражданами нейтральных на тот момент Соединенных Штатов Америки.[14] По Британии поползли слухи о том, что жертвами стали по крайней мере полторы тысячи пассажиров.[15] В мае 1915 г. по беднейшим кварталам английских городов прокатилась волна антигерманских выступлений – эти события стали пиком массовых уличных акций. Горожане, будучи под впечатлением от произошедшей катастрофы, приняли громить и грабить соседей немецкого происхождения. Правительство, не в силах обуздать народные волнения, пошло на поводу у толпы и организовало репатриацию этнических немцев.13 мая 1915 г. было объявлено, что все лица мужского пола призывного возраста – выходцы из Германии должны быть интернированы.[16] Женщины, дети и старики подлежали депортации, за исключением особых случаев.[17]
Шума вокруг гибели лайнера добавил слух, будто правительство Германии выпустило памятную медаль в честь этого события. Такое предположение, естественно, вызвало бурю возмущения у британцев. Значительно позже оказалось, что, хотя такая медаль и существовала, но была изготовлена частным мастером и не имела никакого отношения к официальным властям.[18]
В октябре 1915 г. поводом для нового витка шумной пропаганды стала казнь немецкими солдатами английской медсестры Эдит Кейвелл.[19] Изображение погибшей медсестры сразу же попало на плакаты, где фотография сопровождалась надписью «Убита гуннами». Сцена убийства медсестры сразу же стала невероятно популярным сюжетом: иллюстрации на эту тему появились во многих журналах, как в английских, так и французских. Некоторые издания, например «London Illustrated News», вынесли подобные изображения на обложку. Противник изображался в манере, понятной любому, даже простому человеку. Народ изливал свое негодование на представителей немецкой общины и на тех, кто рискнул выразить ей поддержку. В ноябре 1916 г. было озвучено предложение снести статую историка и писателя Томаса Карлейля из-за симпатий ученого по отношению к Германии.[20]
Лишь незначительная часть британской интеллектуальной элиты выступила против войны и дискредитации образа немцев, даже в самый разгар войны отказываясь верить в массовую поддержку немцами участия Германии в войне. В памфлете 1916 г. «Отношение Британии к нынешней войне» известный историк и дипломат Джеймс Брайс[21] писал: «Я не склонен думать, что немцы, какими я их знаю в течении полувека, с тех пор, как учился в немецком университете, поддержали намерения своего правительства». Похожими на оправдание звучат слова историка и дипломата о том, что до войны его страна не испытывала неприязни по поводу экономических успехов государства-конкурента.[22] По мнению Брайса, война представляла собой конфликт правящих элит и его народ ничего не имел против народа Германии.[23].
Однако многие британцы продолжали считать, что бремя ответственности за развязывание войны должно быть возложено, помимо вредных теорий Фридриха Ницше[24] и «злых гениев» вроде кайзера и его генералов, на каждого немца в отдельности. Постепенно рядовые вражеской армии из исполнителей воли руководства страны превращались в глазах британской общественности в активных участников войны. Влиятельная газета британских деловых кругов «Financial News» в конце сентября 1914 г. писала: «Все, что нужно Германии – безжалостное наказание, которое ляжет тяжким бременем на каждого участника этих ужасных деяний – каждого гражданина».[25] Спасение западной цивилизации трактовалось как моральный долг Британии.
Шотландский капеллан Томпсон, участник войны, приводя в своей книге типичный, даже хрестоматийный пример «зверств противника» – солдаты кайзера заперли французскую семью и подожгли дом – рассуждает:
«Вот такую память о себе оставляют представители нации, чьи профессора четырнадцать лет назад, во время южноафриканской кампании, надрывали глотки по поводу того, что жены и дети буров подвергались опасности в концентрационных лагерях».[26]
Усилиями пропаганды немцам – этим, по выражению министра финансов и будущего премьера Дэвида Ллойда Джорджа, «туркам Запада»[27]- сразу же припомнили все их нападки в адрес Великобритании.
Пожар ненависти легко разгорелся; гораздо труднее было его погасить. В послевоенные годы понадобились огромные усилия для преодоления межнациональной вражды и ксенофобии в отношениях двух держав [a]. К 1921 г. количество выходцев из Германии сократилось в Британии на три четверти.
Поворот, который произошел в массовом сознании британцев накануне и в годы Первой мировой войны, наглядно демонстрирует власть средств массовой информации. Применительно к указанному историческому периоду речь, прежде всего, идет, конечно, о ежедневных газетах. Не следует забывать, что по уровню грамотности в начале XX в. Британия занимала лидирующие позиции. Именно газеты культивировали в людях подозрительность и агрессию по отношению к жителям немецкого происхождения. Как показывает история, когда обществу нужны виноватые, найти и обличить их обычно не составляет большого труда. В наши дни не так легко представить, что менее века назад жители ныне сверхтолерантной Британии громили дома и лавки выходцев из других стран [b].
Альфред Хармсворт — один из крупнейших лондонских издателей, магнат прессы. Он родился близ Дублина в многодетной семье. Отец Хармсворта, адвокат, переехал из Ирландию в Англию в 1867 г. Болезнь отца вынудила пятнадцатилетнего Альфреда оставить мечты о Кембридже и искать работу. В начале 1880-ых он занялся журналистикой. В 1888 г. Хармсворт начал издавать еженедельную газету «Answers« («Ответы»), недельный тираж которой вскоре достиг миллиона экземпляров. Хармсворту принадлежит заслуга издания первой ежедневной утренней газеты стоимостью в полпенса «Daily mail« («Ежедневная почта»), первый номер которой вышел в 1896 г. Целью издания провозглашалась защита английских интересов и распространение английского влияния в мире. Хармсворт был ярым противником Германии. Однажды он сказал редактору французской газеты «Матен»:
«В нашей газете не найдется места ни одному доброму слову о Германии».
Газета придавала огромное значение сенсационным новостям, и её информации подчас не хватало достоверности. «Дейли мейл» ориентировалась на массового читателя, не слишком взыскательного, но жадного до сведений самого различного, подчас скандального характера. Как говорил соучредитель газеты Кеннеди Джоунс, её журналисты не должны забывать, что «пишут для дураков».
Валерий Трыков, 2007. История зарубежной журналистики. От истоков до второй мировой войны. М.: Инфомедиа паблишерс. С.175.
То есть главный рецепт, позднее перенятый «Штюрмером» – «ни одного доброго слова» в репортажах, поданных в стиле «на дураков».
Примечания wolf_kitses:
[a] Я не знаю примера таких усилий, думаю и у автора это чисто фигура речи. Скорей нагнетание ненависти было продолжено – был устроен бойкот учёным Германии и Австрии, продолжавшийся чуть ли не до великой депрессии – их не приглашали на интернациональные конгрессы и симпозиумы, старались не цитировать и пр..
[b] Тут автор заблуждается – местный расизм институционален, и названное происходит достаточно регулярно, правда уже в обоих направлениях.
Примечания:
URL:http://www.aftermathww1.com/horatio1.a