Странно только, что именно коммунистам мы обязаны бурным расцветом генетических исследований (и эволюционных исследований, и исследований в области экспериментальной биологии) в 1920-1930-е годы, в которых наша страна была лидером, что среди генетиков — коммунисты и участники гражданской войны, многие — талантливые марксисты (особенно много таких среди репрессированных в 1930-е и лишившихся работы в 1940-е).
Вообще, с точки зрения анкет того времени генетики в 1930-е годы выглядят куда более «советскими» и «коммунистическими», чем лысенковцы, с их отсутствием старых партийцев и преобладанием лиц мелкобуржуазного происхождения. Это отличие продолжилось и в 1940-е: очень многие известные генетики героически воевали, награждались орденами и медалями, Антон Романович Жебрак подписывал от имени Белоруссии договор об образовании ООН и т.п.
Среди же известных лысенковцев — никто, их жизни были нужней в тылу.
То есть, если бы торжествовали «коммунизм» с «советским патриотизмом» вместе, то генетики одолели б своих противников. Поскольку случилось прямо наоборот, приходится это трактовать иначе, как одно из отступлений коммунизма в связи с сталинским термидором — вместе с «семейными ценностями», запретом абортов, затруднением разводов, введением погон и другими ретроградными надстроечными явлениями, возвращавшимися к нам из неизжитого «старого мира».
Так или иначе, доводы сойферов — всего лишь перепевы старой пропаганды времён холодной войны, в которой американское генетическое общество приняло активное участие. С помощью созданного им «Комитета против антигенетической пропаганды» (де-факто занявшегося пропагандой антикоммунистической) «свободный мир» извлёк из позора, который навлёк Лысенко на нашу страну, всю ту пользу для психологической войны с нами, которую мог извлечь.
Увы, за нанесённый стране политический вред Трофим Денисыч с соратниками отнюдь не понёс той ответственности, какую должен был по меркам того жёсткого времени — также как за куда больший ущерб для коммунистической идеи. Ведь до лысенковской истории более чем многими на Западе коммунизм воспринимался как рай для интеллектуалов — учёные, инженеры, писатели на собственной шкуре чувствовали, что главный враг свободы исследования или свободы творчества — это власть денег, в освобождении от которой виделся выход. При помощи надлежащей пропагандистской подачи лысенковской истории эти настроения удалось очень сильно ослабить.
Другой аспект того же вреда — в насаждении антиинтеллектуализма в стране, ещё вчера отсталой и не вполне освоившей передовую науку. Что хорошо видно по постыдным крокодильским карикатурам на генетиков 1949 года.
Во-вторых, это сами учёные, генетики и биологи, которым больно за свою науку, и которые не хотят повторения этой гадости снова.
Но почти никто не препарирует историю лысенковской аферы с главной позиции — советского патриотизма: в 1960-80-е годы это было затруднительно в силу известных обстоятельств, последние 20 лет совсем не возможно в силу обстоятельств понятных. Тем не менее это главная позиция, и не только в силу моего собственного советского патриотизма, но прежде всего потому, что именно это чувство двигало теми, кто в 1940-1950-х гг., рискуя многим и многим, пытался писать в ЦК, чтобы открыть властям глаза и прервать ужас, начавшийся в 1948-м.
Именно из советского патриотизма писал в отдел науки ЦК Александр Александрович Любищев (идейный противник морганизма), отложив и систематику жесткокрылых, и любимые философско-теоретические штудии, Иосиф Абрамович Раппопорт — Н.Хрущёву, и Николай Павлович Дубинин, и авторы «Письма трёхсот».
Надо наконец восполнить этот пробел. Вот некоторые этюды по теме:
1. Как смерть Сталина спасла Лысенко
4. Как Лысенко приходил к своим «научным» выводам.
6. А.А.Любищев. Чего стоит Лысенко? Краткие тезисы.
Надо добавить, что когда нападки лысенковцев на генетику разбирали сталинские партийные функционеры[1], от сотрудника отдела науки ЦК С.Г..Суворова (по специальности физика, не биолога) до члена Политбюро А.А.Жданова, их выводы были разумно-спокойными. Дискуссию продолжать чисто научными средствами, Лысенко указать, чтобы не злоупотреблял административными методами, изгнанных из Учёного совета ВИРа с их применением профессоров вернуть[2]; Лысенко, конечно, правильные слова говорит, но вместо выполнения старых обещаний, от яровизации до скоростного выведения сортов даёт новые и пр.[3]
Иными словами, они решали вопрос как надо — сообразно коммунистическим идеалам, куда научная истина обязательной частью, и партийной политике, преследующей интересы государства СССР. [Что ещё в большей степени было выражено в решениях функционеров СЕПГ: несмотря на нажим советских товарищей после 1949 г., там и не думали подстраиваться под «решения сессии ВАСХНИЛ», а уничтожать генетику — тем более. Напротив, партия поддержала опыты Штуббе, результаты которых дезавуировали ряд утверждений лысенковцев].
А вот когда вопрос решал лично Иосиф Виссарионович Сталин, культ которого к тому времени вполне устоялся, его можно было и провести, пообещав небывалые урожаи ветвистой пшеницы. Как известно, после соответствующих обещаний вождь и учитель не только что принял Лысенко (жаловавшего на «интриги противников», выразившиеся в конференции по проблемам дарвинизма, где строго научными доводами была показана полная несостоятельность его метода и выводов, а также на доклад руководителя отдела науки ЦК Юрия Жданова), но одобрил ликвидирующие генетику выводы сессии ВАСХНИЛ и сам редактировал установочную речь на ней ТДЛ. Рукопись с правками он хранил как реликвию, пока в брежневские времена не потребовали вернуть (видимо, поняли, как это дискредитирует партию).
Почему «провести»? Простой поиск в литературе показал бы вождю всю несбыточность обещаний: многажды возлагали надежды, что ветвистая пшеница даст чудесную урожайность, но всегда минусы от редкости колосьев на поле ликвидировали плюсы от нескольких колосков на стебле.
Стоило только сравнить обещания ТДЛ с данными экспертов по пшенице (в СССР они были первоклассные, например, ак.П.Н.Константинов, создатель многих сортов. Именно он показал, что прибавка от рекламируемой Лысенко яровизации, если есть, то в пределах статистической погрешности, при существенном возрастании трудоёмкости), как придётся задуматься, не беспочвенная ли это фантазия. Известно, что в авиации и других «технических» областях Иосиф Виссарионович был критичен, недоверчив, всегда сравнивал выводы разных групп конструкторов и пр. А тут вот — поверил на слово, и не вспомнил невыполнение прежних обещаний.
Отсюда выводы общего характера — культ личности наносил невосполнимый вред, поставив Вождя (и органы, которым он «доверял») над партией и её аппаратом. Те руководили развитием страны умно, деловито и ответственно. Это касалось и решений Генерального секретаря данной партии (также как Предсовмина страны); а вот когда решал индивид И.В.Сталин, зовомый «вождь и учитель», «лучший друг физкультурников, учёных и пр.», выходило нехорошо.
[1] Как написал о них (и о себе) Б.Слуцкий, «Не винтиками были мы — мы были электронами. Как танки — слушали приказ,
но сами шли вперед.»
[2] После назначения Президентом ВАСХНИЛ Лысенко в 1939 г. организовал непринятие годового отчёта ВИРа, директором (как и Института генетики АН СССР в Москве) которого был Н.И.Вавилов, после чего оставил в Учёном совете только своих сторонников. Изгнанные обратились к Жданову, восстановившему справедливость. См. Алексей Волынец, 2013. Жданов. ЖЗЛ. Вып. 1636 (1436). М.: Молодая гвардия. С.278-280 и РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 1.Д. 758. Л. 1-1 об.
[3]«Практическая польза» от лысенковских инноваций, от яровизации, скоростного выведения сортов и ветвистой пшеницы до навозно-земляных компостов и «подъёма жирномолочности» у коров — миф. Те из них, что до некоторой степени были полезны, были не новы (посев клубней картофеля верхушками и глазками), изобретения самого Трофима Денисовича были реально вредны. Не принося результата, они требовали много больших трудозатрат и ручной работы, чем общепринятые с/х практики.