Чекин А. (В. Яроцкий). Азбука профессионального движения

Print PDF

Глава 3 Законы развития профессионального движения.

1. Закономерность развития.

Все этапы, какие профессиональное движение проделало в своей развитии в течение длительной истории рабочего класса и классовой борьбы в разных странах предопределялись совершенно закономерными соотношениями.

Такие закономерные соотношения вытекают, в первую очередь, из строения народного хозяйства в данной стране и зависимости от этого строения формы и содержания профессионального движения. Затем, состав самого рабочего класса точно также предопределяет собою тип профессионального объединения, а условия классовой борьбы являются условиями, откладывающими отпечаток на весь ход развития. В зависимости от этих трех условий развития и создается определенный тип профессионального объединения в каждой отдельной стране, в зависимости от характера этого действия, в зависимости от соотношений, складывающихся в каждом конкретном случае, и выкристаллизовывается либо союз с преобладанием признаков тред-юниона, либо союз типа синдиката, геверкшафта, либо вырастает индустриальный союз.

2. Строение народного хозяйства и союзы.

Остановимся, прежде всего, на роли форм хозяйствования. Всякое капиталистически организованное хозяйство строит свой метод хозяйствования на эксплоатации наемного труда, на накоплении прибавочной ценности, получаемой от присвоения неоплаченного труда. Однако, помимо этого общего свойства, во всяком капиталистическом хозяйстве наблюдается целый ряд весьма существенных особенностей. Английское хозяйствование заметно отличается по своему устроению, по своему объему, по характеру своих операций от всего того, что делается в хозяйственном отношении в Германии. Точно также Франция по своему хозяйственному строю не похожа ни на Англию, ни на Германию. И именно в зависимости от строя хозяйственных отношений не могут не складываться формы союзного объединения и содержания его работы.

Это особенно отчетливо сказывается влиянием строя народного хозяйства на строй союзов в различных странах.

Англия первая вышла на путь хозяйственного развития капиталистического типа. Англия первая порвала с ремесленным цеховым строем жизни. В то время как в Англии к сороковым годам уже не существовало ни ручных ткачей, кроме одиночек в затерянных деревушках, ни ручных прядильщиков, ни рамочных вязальщиков, которые ручным способом вязали чулки—в Германии в тот же период еще существовало весьма значительное число ручных прядильщиков. Лишь к шестидесятым годам Германия быстро шагает к созданию нового типа предприятий—предприятий мануфактурных, предприятий тяжелой индустрии, построенных по капиталистическому способу. Статистика свидетельствует, что гибель цеховщины здесь наступила лишь к шестидесятым годам. Ручных прядильщиков в Германии в 1849 году было еще 84.286, к 1861 году—14.587. Ручных ткацких станков в 1846 году насчитывалось еще 75.786 с числом рабочих в 82.193 человека, а в 1861 году число станков падает до 4.777 с числом рабочих в 12.541 человек. Разложение ремесленничества в Германии, таким образом, наступает десятилетиями позднее, чем в Англии. Англия первая, еще в конце XVIII столетия, выходит на мировой рывок в качестве страны, чьи хозяйственные предприятия организованы более или менее капиталистически. Но это не все. Английскому обиходу свойственна другая особенность. Англия переживает расцвет промышленной революции в период, когда другие страны оказываются подверженными страшному бедствию наполеоновских войн. Англия строит свою промышленность на капиталистической основе для рынка в тот момент, когда территория Франции истощается для прокормления колоссальной по тогдашнему времени армии Наполеона I, когда наполеоновские отряды доходят до Москвы. Военные действия, губительным смерчем опустошающие весь континент, не распространяются ни разу на английскую территорию и на английские колониальные владения.

Наполеон прекрасно сознавал, что такое соотношение сил готовит Англии положение монополиста на перовом товарном рынке. Для борьбы с таким грозным противником он поэтому проектировал и прямую атаку на английскую территорию—к этому моменту относится собирание им всех морских сил и даже попытка использовать для нападения как воздушные шары, так и экономическую блокаду. Так — называемая «континентальная блокада», декретированная Наполеоном в Берлине, представляла собою акт применения хозяйственного нажима в войне, и результаты блокады сказались в Англии страшными промышленными кризисами 1811 — 1812 годов. Однако, блокада не изменила перспектив английской промышленности на пути к превращению этой последней в поставщика всех тех стран, которые оказалась жертвами войн. Германия и Франция, после окончания наполеоновской эпопеи в 1815 г., нуждаются в огромном количестве товаров. Больше того, так как внимание всего мира, кроме Англии, принимавшей участие в наполеоновских войнах лишь посылкой небольших отрядов под командой герцога Веллингтона, было устремлено на военные действия, то, разумеется, Англия становится не только главным промышленником мира, „мастерской мира», но берет на себя в то же время и роль главного транспортника мира. Весь водный транспорт, вся доставка из отдаленных тропических и субтропических стран необходимого сырья для хлопко-обрабатывающей и других отраслей промышленности и некоторых видов продовольствия производится на английских судах. Англия, таким образом, приобретает на мировом рынке значение монополиста, значение страны, совершенно не имеющей себе соперников.

Определенно монопольное положение Англии обусловливает такие взаимоотношения внутри производства, которые безусловно содействуют привязанности в капиталистическому строю каждого отдельного рабочего, не достигшего еще того уровня классового сознания, когда рабочий понимает всю непримиримость интересов труда и капитала.

Развитие производственных сил страны, под влиянием благоприятной для английского хозяйства конъюнктуры на мировом рынке, содействует быстрому росту материального благосостояния и рабочего класса, особенно определенных групп этого последнего. До момента закрепления за Англией роли „мастерской мира» заработная плата ручных ткачей упала за время с 1802 г. по 1817 год с 13 шиллингов до 4 шиллингов 3¹/₂ пенсов в неделю. Это падение номинальной заработной платы сопровождалось непрерывным повышением цен на основной продукт питания, на хлеб; к тому же, в 1817 году цена имперского квартера пшеницы достигла 94 шиллингов. В шестидесятые годы положение рабочего класса оказывается уже существенно изменившимся. Средний заработок английского рабочего поднимается до 20—22 шиллингов в неделю, цена же имперского квартера пшеницы падает до 33 шиллингов. Таким образом, при повышении почти в 4 ¹/₂ раза денежной заработной платы стоимость существования сократилась едва ли не в три раза. Иначе говоря, материальное благополучие рабочего на протяжении двух — трех десятков лет возросло, примерно, в 12 раз. Само собою разумеется, что такого рода улучшение в положении английского рабочего класса внушало работнику,—несмотря на резкие потрясения устоев хозяйства кризисами, периодически повторявшимися и приводившими к закрытию навсегда целого ряда предприятий,—убеждение в том, что их интересы и интересы капиталистов в капиталистически организованном производстве более или менее совпадают, что если речь идет о трениях, то это трения из-за нелепости политики отдельных капиталистов. Поэтому центр тяжести борьбы английских союзов в данных хозяйственных условиях переносится в плоскость нажима на капиталиста, а не на капитализм. Не борьба с капитализмом, а борьба с капиталистом—вот что составляло основную ось профессиональной политики того времени. И хотя Роберт Апплгарт, Оджер и некоторые другие руководители профессиональных союзов Англии шестидесятых годов вошли в Первый Интернационал вместе с Карлом Марксом, составившим как вступительное программное введение к уставу Интернационала, так и самый устав, они на конгрессах профессиональных союзов Англии никогда не выступали с проектами резолюций, подчеркивающих необходимость борьбы с капитализмом.

Правда, вместе с тем, английские союзы не отрицали самых революционных методов борьбы. Они никогда не отказывались фактически от стачечной борьбы, что проповедовалось некоторым из деятелей тред-юнионизма и на чем строилась работа гирш-дункеровских союзов в Германии или деятельность части французских профессиональных союзов шестидесятых годов, протекавшая при очень благосклонном и внимательном отношение со стороны правительства Наполеона III. Но практика движения, не особенно богатая в период с 1850 по 1880 гг. обостренными до степени стачки конфликтами, превращала стачечную борьбу в меру воздействия на капиталиста—и только. С точки зрения тред-юнионизма, все меры были хороши, но лишь постольку, поскольку они не разрушали капиталистического строя, поскольку они оказывали давление лишь на капиталиста.

Это вытекает определенным образом из того привилегированного, монопольного положения, в котором оказалась вся хозяйственная жизнь Англии, хронологические грани которого устанавливаются сороковыми и восьмидесятыми годами XIX столетия.

Вместе с тем, тактике нажима на капиталиста благоприятствовала еще одна особенность английского народного хозяйства. Речь идет о долгое время сохранявшейся в Англии организационной анархии производства.

В Англии, в силу монопольного положения английской промышленности на мировом рынке, была возможность для капиталиста идти далеко по пути создания чисто-индивидуалистических организаций. Английские промышленники избегали соглашения с другими предпринимателями, потому что всякого рода соглашения, тресты, синдикаты и картели всегда приводят в понижению % прибыли. Трестирование, комбинирование или синдицирование предприятий имеет место только тогда, когда предпринимателя вынуждают к этому условия конкуренции на мировом рынке, когда конкурентная борьба между группами предпринимателей заставляет их заключать друг с другом сговор и путем уступки части своей прибыли обеспечить известную устойчивость себе и не рисковать крахом, который окончательно подорвет всякую возможность получения прибыли.

В Англии, благодаря ее монопольному положению, у отдельного предпринимателя почти не наблюдалось такого рода стремления к объединению с другими предпринимателями. Поэтому, вместо объединений, трестирования, основной чертой хозяйственной жизни в этот период оказывается конкурентная борьба между английскими промышленниками. Конечно, подобное положение было связано с целым рядом потрясений в хозяйственном организме. Огромная масса акционеров, компаний в предприятий гибла. Лео Киозза Маней (Чиозза Мани, Leo George Chiozza Money), известный английский статистик, в своем труде „The Wealth ob Nation» („Богатство нации»), сообщает, что с 1863 по 1913 гг., т.-е. с момента регистрации всех акционерных обществ в Англии, около одной десятой части суммы капитала, внесенного в промышленные предприятия, сохранилось в течение этого периода, остальной капитал исчез неизвестно куда. Мы не будем вдаваться в анализ причин такой гибели акционерного капитала. Достаточно для наших целей просто указать на наличность обостренной конкурентной борьбы, что свидетельствует о нежелании английских промышленников строить предпринимательские объединения.

Для профессиональных объединений такая организационная анархия производства имела большое значение. Она, в первую очередь, предопределила тактику союзов. Профессиональные союзы могли нажимать на отдельного капиталиста, ведущего дело за свой риск и страх с большим успехом при угрозе конкуренции,— особенно, поскольку нажим делался объединением квалифицированных рабочих, которых на рынке труда меньше, чем неквалифицированных, что, другими словами, для них соотношение спроса и предложения на рынке труда складывается весьма благоприятно. В условиях гигантского роста промышленности, в условиях удваивания количества предприятий и числа рабочих на них в течение десятилетия, для квалифицированного рабочего вообще создается привилегированное положение, так как его ценят, его некем заменить даже при машинизации труда, позволяющей применять труд мало обученного рабочего.

Спрос на труд обученного рабочего растет быстрее возрастания предложений такого труда. Стачечный период, полосу революционных брожений выдержала с успехом, главным образом, только квалифицированная группа рабочих, обладавшая такого рода привилегированным положением на рынке труда. Отсюда—определенная возможность для квалифицированных рабочих добиться солидных достижений путем нажима на отдельных капиталистов.

Но, вместе с тем, подобное положение вещей обусловливает стремление данной прослойки рабочего класса ограничивать рамки своих профессиональных организаций одними только квалифицированными рабочими: английскому тред-юнионизму поэтому свойственен узко-цеховый, по специальности построенный характер профессиональных союзов. Профессиональные союзы определеннейшим образом строятся в период между шестидесятыми и восьмидесятыми годами исключительно так, что туда допускается только рабочий, прошедший школу, прошедший определенный ученический стаж. Мы уже указывали на практику «Общества Лондонских Наборщиков», которое с успехом регулировало условий найма, добившись установления семилетнего ученичества в определенного количества учеников в каждом предприятии, в целях сокращения количества обученных квалифицированных наборщиков на рынке труда.

Неспайка, неорганизованность предпринимателей в Англии рождает затем аналогичную же слабую внутреннюю спайку в самом профессиональном движении. Выше было сказано, что к 1921 году в Англии насчитывалось 1214 союзов. Правда, нельзя такой распыленности придавать особенно большое значение. В том же 1920 году в семидесяти пяти главнейших союзах было объединено 87% всего организованного пролетариата. Таким образом, наряду с огромной массой карликовых цеховых союзов, имелось небольшое число крупных, не всегда уже цеховых или чисто цеховых союзов. Эти последние, в сущности, и представляли собою основные фаланги английского движения… Но такое положение стало наблюдаться лишь с конца XIX века, когда монопольному положению английской промышленности на мировом рынке пришел конец. В шестидесятые же годы распыленность является характерной особенностью профессионального движения. Последнее в Англии разбивается на огромное количество небольших союзов, действующих в пределах данной местности, а если и иногда действующих по всей стране, то обнимающую узкую специальность, в которой всего-то насчитывается 10—15 тысяч рабочих во всей Англии. Пример- союз механиков при водоотливных машинах в каменноугольных копях. Эта распыленность союзного строительства в шестидесятые годы предопределяется состоянием самой народно-хозяйственной организации. Промышленность объединяется в крупные хозяйственные единицы. Но каждая единица—это данное предприятие. Нет ни единого хозяйственного центра, хотя бы объединяющего данную отрасль промышленности в финансовой форме, нет даже синдикатов, нет картелей и соглашений. Соответственно—не существует единого центра профессионального движения.

Мы видим, таким образом, что строение народного хозяйства в тактика предпринимателей в Англии предопределяют собою строение и тактику и профессиональных объединений.

Коли обратимся в Германии, мы убедимся, что и по отношению к этой стране закон тесной связи между формами профессиональной организации и формами хозяйственной организация сохраняется в полной силе. В каком положении находилась германская промышленность в 1860 году? Германия только начинает вступать на путь капиталистического развития. Капитализму свойственна борьба за мировой рынок. Но на мировом рынке уже имеется серьезный соперник в лице мощной, выдержанной английской промышленности. Объективные предпосылки к развитию германской промышленности имеются налицо. В семидесятые годы эта последняя—в особенности после того, как открытие одного англичанина позволило использовать богатейшие залежи фосфорно-железной руды в Эльзас-Лотарингии, которые ранее не утилизировались из-за чрезмерной дороговизны прежнего способа отделения фосфора—получает мощный толчок к развитию. Тяжелая индустрия, пользуясь эльзас-лотарингскими рудниками, саарским и рурским углей, выступает на мировой рынок. Но, имея перед собою факт монополии английского капитала, Германия не в состоянии закрепить свою хозяйственную мощь, не найдя средства победить своего конкурента. По существу, и Англия, и Германия почти одинаково мощны по их ресурсам. У той и другой есть и сырье, и топливо. Но Англия имеет за собою прежнее монопольное положение, приучившее мировой рынок обращаться к английской промышленности. У Германии этого нет, и она стремится отыскать новые методы овладевания мировым рынком. В первую очередь германский капитализм поэтому начинает строить предпринимательские объединения. Развитие картелей в Германии началось раньше, чем развитие синдикатов и трестов в Англии, несмотря на то, что капиталистический строй народного хозяйства в Германии зарождается позднее, чем в Англии. И наличность картелированной промышленности весьма быстро обеспечивает Германии одно из самых прочных мест на мировом рынке. В XX столетии она уже идет впереди Англии по тяжелой индустрии… Такова была логика конкурентной борьбы между английскими и германский капиталами на мировом рынке, так как эта борьба потребовала от Германии единства хозяйственного плана. И когда здесь зарождается рабочее движение, оно наталкивается на мощные объединенные организации предпринимателей, и по одному уже этому создание такого типа профессионального движения, как мы наблюдаем в Англии, оказывается, в конечном счете, недееспособным и нежелательным.

Правда, первоначально делаются попытки построить союзы именно так, как они строились в Англии. В Германии, примерно, после лондонской выставки 1862 года, Вильгельм Либкнехт, Бебель и ряд работников Франкфурта, Нюрнберга и др. рабочих центров разъезжают по стране и проповедуют объединение по организационной схеме английских союзов. К 1868 году, как мы знаем, точно то же проделывают и двое немецких либералов—Гирш и Дункер, организующие к этому времени берлинских металлистов в крепкий союз типа тред-юнионизма.

Но, благодаря наличию в германской жизни нового момента, германские рабочие быстро переходят к совершенно иной форме строительства, а в 1868 году, 26 сентября, выделяется совершенно новая организация. Характерно, что германские рабочие сначала не хотели остановиться на принятом впоследствии названии „геверкшафт“, а окрестили союзы „арбайтшафтами», т.-е. „рабочими союзами», а не „промысловыми». На съезде выделено было 10 таких „арбайтшафтов». Эти 10 союзов на съезде же создали свой Центральный Комитет, возглавляющий федерацию, в которую вошло все 7 организовавшихся, в конечном счете, союзов. При этом план строительства намечен был вне каких бы то ни было цеховых признаков, и весь был пропитан стремлением объединить рабочих в единую организацию, которая покрывала бы собой всю работу профдвижения. ЦК выделяет президиум из 3 человек с 2 кандидатами. Вырабатывается единый устав для всех союзов в Германии,—то, чего в Англии нет даже в помине. Устанавливаются твердые правила приема в федерацию. Только союз, имеющий не менее 500 членов, может входить в состав этого объединения. Самый подход к союзному строительству в Германии носит, другими словами, в зависимости от формы хозяйствования, совершенно иной характер. Несмотря на полную подражательность английскому строительству первых попыток, данные попытки родят профессиональные объединения, совершенно непохожие на эго последнее. Более того, в дальнейшем—еще до 1872 г.— возникает стремление вообще уничтожить профессиональный признак и создать единую экономическую организацию.

Совершенно аналогично положение вещей и во Франции. Во Франции точно так же строй хозяйственной жизни предопределял собой строй и профессиональной жизни. В самом деле, Франция, в особенности после разгрома во францо-прусскую войну,—т.-е. после того, как для нее картина ее хозяйственного строя выяснилась, как картина слабого развития промышленности и мощного развития распыленного финансового капитала¹⁾,—оказалась страной, где рабочий класс составляет меньшинство. Совершенно очевидно, что рабочие в подобных условиях не в состоянии были добиться реальных результатов в борьбе за свои экономические интересы. Таким образом, там, где английский рабочий добивался своего нажима на промышленность, французский рабочий ничего не получал; там, где германский рабочий пользовался нажимом на аппарат государственной власти, французский рабочий тоже не пользовался успехом. В результате, у него, вместо примирения, которое характеризует английское движение, создавалось вечное недовольство сложившимся положением вещей, и он стремился все время и всегда во что бы то ни стало бить но самой основе капиталистического строя. Очень короткий период подражательности английскому движению был быстро изжит, и во главу угла идеологии профессионального движения Франции была поставлена борьба с   капитализмом, а не капиталистом. Таким образом, состояние производственных сил Франции предопределяло собой тип французского движения.

¹⁾ Надо сказать, что количество рантье, т.-е. держателей ценных бумаг, получающих доход от срезания купонов с этих бумаг, после 1870 г. достигло во Франции 600 тысяч.

Аналогичную роль играет строение народного хозяйства и в Соединенных Штатах Северной Америки.

Что представляет собою та экономическая обстановка, в которой живет и действует рабочий класс в Соединенных Штатах?

Есть одна особенность в этой обстановке. Ее отличительной чертою является значительная концентрация капитала, достигающая степени, еще не наблюдающейся ни в какой иной стране. Уже давно известно, что все главнейшие отрасли народного хозяйства Соединенных Штатов находятся под монопольным контролем очень ограниченного круга финансистов. Пять промышленных королей, например, уже к началу текущего столетия руководили почти половиной всех промышленных предприятий страны, владея акциями их на сумму около 8 миллиардов долларов. При этой самые важные отрасли народного хозяйства—тяжелая индустрия, железные дороги и т. д.—находились фактически под их полным контролем. До мировой войны 1914—1918 гг. около 95% всех железнодорожных линий Соединенных Штатов находились в руках у шести финансовых групп, располагавших 9 миллиардами долларов и 164.000 миль железнодорожного пути. В нефтяной промышленности Соединенных Штатов наблюдается буквально та же картина. Американский нефтяной трест (Standard Oil Trust) еще в 1903 году завладел почти всей американской площадью нефтеносных земель и объединил свыше 4.000 предприятий. Накануне войны 1914 г. этот трест, на долю которого приходилось не менее 95%, всей выработки нефти в Соединенных Штатах, распространял свои щупальцы на Мексику, где под именем Compana del Aguilla он успешно боролся с английской фирмой Пирсона, и на Баку. В его распоряжении имелись около 8 тысяч миль нефтепроводов первостепенного значения, 10 тысяч вагонов-цистерн в Америке, 2 тысяча таких же вагонов в других странах, 60 океанских наливных пароходов, 150 пароходов и барж в самых Соединенных Штатах, 8 тысяч резервуаров для нефти в самой Америке я за ее пределами в т. д. и т. д.

Стальные короли Соединенных Штатов владела, затем, предприятиями, выработка которых составляла 65%, всего американского производства стали и стальных изделий. Наконец, аналогичные образования трестов имели место в других отраслях народного хозяйства (текстильной, химической, производстве пищевых продуктов, алкоголя, бумаги и бумажных изделий и т. п.) при чем, как правило, контроль над самыми разнообразными отраслями производства, в конечном счете, сосредоточивался в руках таких финансовых группировок, во главе которых стояли одни и те же магнаты американского капитала. Пирпонт Морган, Своб, Рокфеллер, Гарриман, Вандербильдт, Гульд, Вандерлип— вот имена „королей американской промышленности и финансов», фактически управляющих народным хозяйством в Соединенных Штатах. Но и в других странах нигде концентрация капитала не достигала такой степени, как здесь. Американский табачный трест, например, целиком спаявший в единую хозяйственную организацию все производство табаков и папирос, далеко за собою оставляет по степени внутренней спайки второй по значению табачный трест—английский, до сих пор еще не превратившийся, подобно американскому, в одну организацию, а сохраняющий разделение производства на отдельные предприятия, с отдельными промышленными знаками в советами акционеров.

Эта, доведенная до крайности концентрация капитала превращает общественно-экономические отношения в Соединенных Штатах в нечто совершенно чуждое западно-европейскому обиходу. Капитал здесь гораздо легче собирает свои силы для сопротивления рабочим в случае конфликта с последними: его фронт против труда в каждый момент является единым. Вместе с тем концентрация капитала позволяет „контролирующим интересам», тем группам финансистов, которые руководят общехозяйственной политикой трестов, выработать выдержанную, последовательную рабочую политику. Беспощадная борьба с трудом—вот к чему сводится эта политика.

Все предприятия трестов располагают на случай стачки собственной охраной, задача которой—вызвать вооруженные столкновения под предлогом насилий со стороны бастующих, настаивать перед властями на отправке на бастующие предприятия отрядов милиционных войск. Вместе с тем на средства миллиардеров организовано несколько штрейкбрехерских агентств, посылающих на бастующие предприятия отряды вооруженных людей, формально—для работы, фактически—для того, чтобы при снятии штрейкбрехеров пикетами стачечников было возможно организовать вооруженные столкновения и пригласить „на помощь желающим работать» войска. Эта политика срыва стачек с помощью оружия производится самым последовательным образом во всех — даже сравнительно ничтожных—стачках, так как тресты придерживаются метода подавления малейшего недовольства со стороны рабочих. Труд должен быть безусловно подчинен капиталу, и никаких поблажек ему не дается.

Отсюда же прямо и вытекает как бунтарский, ожесточенный характер одного лагеря в американском движении (Индустриальные Работники Мира), так и подчинение другого лагеря, Американской Федерация Труда) диктовке буржуазии.

Наконец, чтобы исчерпать главнейшие проявления действия закона, гласящего, что форма и содержание профессионального движения каждой страны, при и прочих равных условиях, предопределяются строением ее народного хозяйства, нам необходимо остановиться и на влиянии строя хозяйственных отношений в СССР после октябрьской революции на строение и содержание работы русских союзов. Уничтожение собственности на орудия производства и установление единого государственного планового хозяйства (с 1918 по 1921 год) сверх того, централизованного в глав. ст. по отраслям производства и в BCНX—в общегосударственном масштабе,—таков был, в общем, строй хозяйственных отношений у нас в точение почти четырех лет. Как же строились русские профессиональные объединения? В первую очередь, основа их строения была, в общем и целом, такой же, как и основа хозяйственного строительства: „объединение по производству». Затем—централизации всей промышленности соответствовала тенденция к „единому союзу» в строении всего профессионального движения.

„Общий ход развития российского профдвижения ясно определяет,—гласила резолюция IV Всероссийского Съезда Профессиональных Союзов,—наметившуюся тенденцию в организационном развитии профсоюзов в сторону все большей концентрации работы производственных союзов в центре и на местах в межсоюзных объединениях и постепенного превращения, таким образом, последних в единый союз с производственными секциями. Но такое превращение в один союз ни в коем случае не должно искусственно форсироваться во вред союзной деятельности, а совершаться в процессе все большего и большего объединения отдельных функций в межсоюзных объединениях.

В соответствии с этим организационные взаимоотношения должны быть построены, во-первых, в сторону все большей концентрации и централизации от органов производственных союзов к межсоюзным объединениям (от ЦК к ВЦСПС, от Губотдела к Губпрофсовету и т. д.) и. во вторых—в сторону децентрализации некоторых отраслей союзной работы (от ВЦСПС к Губпрофсоветам, уездбюро и т. д.)».

Наконец, сосредоточение всего внимания союзов на вопросах хозяйственного строительства, жесткая тарифная политика, сводившаяся к ограничению доли рабочего в продуктах производства, и т. п. черты союзной работы в период с 1918 по 1922 г. представляли собою прямой результат как расслабленного, дезорганизованного состояния нашей промышленности, так и того факта, что работа союзов развертывалась в пролетарском государстве, в условиях пролетарской диктатуры, в которых интересы рабочего класса в целом совпадают с интересами государства, и союзы несут на себе часть общегосударственных заданий.

Возрождение частного капитала и изменение хозяйственных основ нашей государственной промышленности вызывают и соответствующую перестройку профессионального движения. В постановлении ЦК РКП о профессиональных союзах мы читаем: „Новая экономическая политика вносит ряд существенных изменений в положение пролетариата, а, следовательно, и профсоюзов. Подавляющая масса средств производства в области промышленности и транспорта остается в руках пролетарского государства. Вместе с национализацией земли это обстоятельство показывает, что новая экономическая политика не изменяет существа рабочего государства, изменяя, однако, существенно методы и формы социалистического строительства, ибо она допускает экономическое соревнование между строящимся социализмом и стремящимся к возрождению капитализмом на почве удовлетворения через рынок многомиллионного крестьянства».

А поэтому «одной из самых главных задач профсоюзов является отныне всесторонняя и всемерная защита классовых интересов пролетариата в борьбе с капиталом. Эта задача должна быть поставлена открыто на одно из первых мест, аппарат профсоюзов должен быть соответственно перестроен, видоизменен или дополнен (должны быть образованы или, вернее, образовываемы конфликтные комиссии, стачечные фонды, фонды взаимопомощи и т. д.)“.

То, что в Советской России было названо «новым курсом в профессиональном движении», явилось, иначе говоря, в результате изменения форм хозяйствования, перемен в строении народного хозяйства. Таким образом, и опыт профессионального движения в СССР в условиях пролетарской диктатуры подтверждает закономерность соотношения между формой и содержанием хозяйства, с одной стороны, и формой и содержанием союзной работы— с другой.

Но состояние народного хозяйства, состояние производственных сил страны является всего лишь одним из важнейших факторов, предопределяющих собой тип профдвижения. Строение самого рабочего класса и условия классовой борьбы отчасти смягчают, отчасти дополняют действие этого фактора. О роли этих факторов — в следующих главах.

3. Состав рабочего класса и союзы.

Второй закон, предопределяющий форму профессиональной организации, может быть формулирован так: форма и содержание профессионального движения видоизменяются также и в зависимости от состава рабочего класса.

В Англии, во Франции, в Германии и в Соединенных Штатах (когда и Соединенные Штаты стали на путь капиталистического развития в смысле современном этого слова) рабочий класс очень быстро вырос из той примитивной оболочки, в которую он был заключен на заре своей истории. Вместо мало подготовленных, плохо или совершенно почти не владеющих никакими техническими навыками людей, ранее, на начальных ступенях капиталистического развития, составлявших основу рабочего класса, на фабриках и заводах постепенно стал вырабатываться тип совершенно особого работника, строго специализировавшегося, но в то же время ничем не напоминающего подмастерья цехового строя.

Цеховые работники были, по существу, не столько живой рабочей силой, сколько художниками-мастерами. Некоторые из них достигали необычайной высоты художественных достижений. Общеизвестна, например, фигура Бенвенутто Челлини, работы которого являются шедеврами искусства, а не только образцами ремесленного творчества средневековья, хотя сам Челлини и был всего навсего ремесленником.

В отличие от такого рода высоко квалифицированных художников ремесла, новый тип квалифицированного работника, выросший в недрах капиталистического производства, представляет собою тип работника, умеющего управлять той или иной машиной, умеющего быстро приспособить свои трудовые функции; свою трудовую энергию к автоматической работе машины. Другими словами, капиталистический способ производства создал тип рабочего-механика.

Надо понимать слово „механик», конечно, гораздо шире, чем оно понимается в промышленном обиходе. Механиком обычно считается рабочий, занятый на механическом цехе металлообрабатывающего завода. По существу, однако, понятно «механик»—понятие, характеризующее основной тип рабочего, созданный промышленной революцией конца XVIII—начала XIX века,—предусматривает работника, который сам лично в производстве участвует лишь при посредстве машин. Степень квалификации его определяется еще знакомством с действием той машины, при которой он работает.

Само собою разумеется, если механик-тип рабочего, созданного капиталистическим производством, то отсюда вовсе не следует, что все рабочие, занятые в капиталистически организованной промышленности являются механиками. Напротив, если таков основной тип рабочего, то наряду с ним, в качестве подручных, мы находим другие рабочие группировки, отличающиеся от основного типа и друг от друга степенью квалификации, степенью уменья управлять машиной. В производстве участвует целая градация работников— вплоть до самого элементарного, не имеющего никаких производственных навыков труда. Мы найдем на любом механическом заводе или на любой текстильной фабрике огромное количество рабочих, которые меньше всего могут подходить под понятие „механик», даже в том широком смысле этого слова, в каком мы употребляем его. Мы найдем бесконечное число лиц действительно черного труда—труда, который сам по себе малоценен для производства, но необходим в качестве труда подсобного, подручного. В механическом цехе, хотя бы, работают, кроме слесаря, токаря, механика и т. д., кроме типичных рабочих механиков, огромное количество подручных (подметалы, поддувалы и т. д.). Все это—рабочие, которые могут быть в любой момент переброшены из текстильной фабрики на металлообрабатывающий завод, а с металлообрабатывающего завода в каменноугольные копи и т. д. Эго люди, от которых требуется только одна затрата физической энергии—тот резерв „черного труда», какой необходим, как дополнение к механику, при недостаточном развитии промышленной техники.

Такого рода строение рабочего класса,—наличность, другими словами, в рабочем классе значительной градации, наличие в нем прослоек, на которые он делится естественно по степени квалификации труда,—характернейшая особенность капиталистического способа производства. Мы имеем не однородный, а весьма разнообразный состав рабочею класса, при чем степень нуждаемости, степень потребности для производства в той иди иной прослойке рабочего класса оказывается в различные исторические моменты различной для разных отраслей производства. Мы найдем, что по мере приближения к максимуму развития капитализма на Западе или России ( к 60-70-80 гг. в Англии, 60-90 гг. в Германии, примерно, 80- 90 гг. во Франции и позднее у нас, в России), наибольшую ценность для основных отраслей промышленности: для текстильной, для металлообрабатывающей, горной индустрии, для предприятий по обработке пищевых веществ и т. д. , приобретают, главным образом, те высоко-квалифицированные прослойки рабочего класса, которые в буквальном смысле слова можно назвать механиками.

Один из ярких примеров этого значения труда механиков представляет собою положение металлообрабатывающей промышленности Англии во время последней империалистической войны. Как известно, спрос на орудия разрушения, вызванный империалистической войной, достиг таких колоссальных размеров, что на личного резерва квалифицированной, обученной механической силы в Англии стало определенно не хватать. Процент безработицы среди квалифицированных рабочих уже к концу 1915 г. упал до нуля. Дальнейшему развитию производства военного снаряжения ставились границы отсутствием живой рабочей силы, наделенной соответствующими производственными навыками. Снабжение армий Англии и Франции значительно отстало в силу этого от снабжения германской армии, так как правительство Германии, заранее учтя роль технической силы в войне, заранее же подготовило соответствующие резервные кадры и замену живой силы силой машины. Что же делается английским министерством в этот момент? Английское министерство объявляет мобилизацию рабочих, производит принудительный набор рабочих на механические заводы, при чем, так как, до существу, резервы какой бы то ни было физической рабочей энергии, как обученной, так и необученной, в Англии к этому моменту сосредоточены были, главным образом, в женской половине населения, то с 1915 года в Англии и идет вовлечение в работу на снарядных заводах, на заводах по производству ружей и т. д. главным образом, женского труда. В течение 1915 —1916 гг. количество женщин, занятых в промышленной Англии, увеличивается на 537 тыс. чел.¹⁾.

1) Прямое замещение женским трудом мужского имело место в очень крупном масштабе. Число женщин во всем народном хозяйстве страны в июле 1914 г. равнялось, по данным официальной статистики, 3.276.000; в апреле 1918 года это число возросло на 1.532.000 м. и составляло уже 4.808.000, из прироста же женского труда 1.516.000 женщин прямо заменили собой мужчин.

Но, само собой разумеется, этот новый резерв живой энергии не имел никакой специальной квалификации, делающей его подходящий для тех производственных функций, для которых он назначается. В значительном большинстве случаев это были замужние женщины, сравнительно давно уже покинувшие производство. Что же делается на предприятиях для изготовления снарядов? Во-первых, широко вводится механический токарный станок, позволяющий перейти от ручной к так-называемой механической точке оболочек для ядер. Станки, механически обтачивающие оболочки и не требующие почти никаких навыков со стороны рабочих, ставятся там, где раньше на ручном станке эту работу производил квалифицированный токарь по металлу. В течение двух недель женщины великолепно привыкли к работе на такого рода усовершенствованном станке для точки снарядов. Вместе с тем для наблюдения за новыми рекрутами индустрии, за тем, чтобы эти автоматические токарные станки правильно, без перебоев, работали и не портились, токарь, работавший раньше на ручном станке, был привлечен к роли руководителя группой этих новых рекрутов индустрии. 15 — 20 женщин, только что вогнанных в производство путем мобилизации, были поставлены под контроль и наблюдение прежнего старого, квалифицированного работника. Квалификация этих женщин была настолько незначительна, что их легко было в короткий срок заменить любым другим работником. Их ценность для производства военных снарядов была, естественно, значительно ниже, чем ценность того разреженного состава квалифицированных работников, который был поставлен ужо во главе всех производственных работ.

Этот пример „разложения труда» (dilution of Labour) на предприятиях военного характера показывает, насколько важную роль, при наличии усовершенствованных машин, играет высоко-обученный техник-рабочий. Механик, в широком смысле этого слова, становится центральной фигурой в мире труда в капиталистическом обществе. Такой факт находит свое отражение даже в изящной литературе. Уэльс, автор целого ряда утопических романов, в одной из своих утопий пишет, что, в сущности говоря, идеалом построения народного хозяйства является такое его построение, при котором каждый рабочий был бы всесторонне развитым механиком. Конечно, до этого идеала в самом развитом из капиталистических обществ еще очень далеко. Но несомненно, что именно этот слой рабочего класса—высококвалифицированные рабочие — в условиях капиталистических играет наиболее важную роль в организации народного хозяйства. И его положение, благодаря этому, носят все черты положения монополиста на рынке труда.

Что это означает? Это означает, что высококвалифицированный работник, с трудом заменимый в процессе производства, может использовать соотношение спроса и предложения на рынке труда в значительной мере в большей степени, чем какая-либо другая прослойка рабочего класса. Он тем самым несколько отдаляется от основной гущи рабочего класса. Ему на известной ступени истории классовых отношений выгоднее поддерживать изолированное свое положение, потому что он—монополист на рынке труда и, в силу этого, может частичной своей забастовкой предписать капиталисту гораздо более высокую заработную плату, несравненно более урезанный рабочий день и несравненно лучшие условия работы вообще. Он, следовательно, заинтересован скорее в том, чтобы действовать на предприятиях самостоятельно, несогласованно с остальными категориями труда, нажимая те рычаги, которыми регулируются спрос и предложение на рынке труда, через особую профессиональную организацию.

Таков один из тех моментов, которые играют огромнейшую роль в истории определенного типа профдвижения, а именно—типа цехового объединения. Высококвалифицированная прослойка рабочего класса, отделенная своим привилегированным положением на рынке труда от остальной массы рабочих, имеет все основания предпочесть по чисто практическим соображениям изолированные, самостоятельные выступления, а следовательно, изолированные, самостоятельные организации. Что это практически означает? В чем это практически выражается в тех случаях, когда уже определенно складывается такая картина состава рабочего класса и когда место квалифицированного работника в производстве приобретает твердость и прочность? Это означает тенденцию данной группы рабочих в созданию чисто-цеховых, т-е. для каждой отдельной специальности, организаций. Мы, конечно, исключаем случаи, когда организация складывается для защиты общеклассовых интересов; отдельный рабочий подходит к самой последней ступени в тот момент, когда он убеждается в полной непримиримости своего труда вообще с интересами капиталистов и, убеждаясь в этом, считает, что единственный выход для рабочего класса — это низвержение власти капитала и торжество власти труда. До того, как рабочий подошел к этой стадии своего классового развития, он руководствуется суммой интересов, непосредственно и ближе всего его касающихся. А такой суммой интересов является, само собою разумеется, то, чем живет рабочий на каждой фабрике: вопрос о заработной плате, о продолжительности рабочего дня, о порядке сношения рабочих с администрацией, о порядке разрешения отдельных мелких требований по тому или иному частному вопросу. И эта-то сумма интересов и заставляет такого высоко-квалифицированного рабочего стремиться создать свои собственные самостоятельные организации.

Он заинтересован в этом, чтобы, в — первых, сохранить за собой монопольное положение на рынке труда. С такой целью он в устав своего союза всегда вносит положение, по образцу цеховых объединений ремесленного периода, о количестве учеников, принимающихся в то или иное предприятие. Пример: „Лондонское Общество Наборщиков»—одна из самых старых и мощных профессиональных организаций в Англии. Весьма существенным положением устава Общества было то,—и за это положение наборщики всегда готовы были пойти на решительную борьбу с хозяевами,—что на каждые 7 наборщиков может работать только один ученик. Если предприниматель в одной из лондонских типографий пытался нанять такое количество рабочих учеников, которое в общей своей сумме превосходило пропорцию, допускаемую уставом, рабочие данного предприятия немедленно объявляли забастовку. В данном отношении никаких уступок наборщики лондонских типографий не допускали. Что означает такого рода ограничение числа учеников? Средняя жизнь квалифицированного работника, как рабочей единицы, ограничивается в Англии 15—20 годами. Средняя продолжительность срока ученичества—от 3 до 5 лет. Установленная уставом пропорция учеников обусловливает, таким образом, лишь замещение естественно выходящего из производства работника наборного дела. Умирает ли рабочий, становится ли он инвалидом, отходит ли он от производства—все это имеется в статистике средней продолжительности труда квалифицированного рабочего—на его место выдвигается не больше, чем один кандидат из числа учеников. Так строго, последовательно рассчитана пропорция учеников на количество рабочих, занятых в лондонских типографиях. Цель такого ограничения понятна. Им достигается то, что не расширяются рамки квалифицированного труда наборщиком, следовательно, не перегружается рынок труда специалистами наборного дела, и тем самым поддерживается на этом рынке то монопольное положение наборщиков, которое они приобрели благодаря своей высокой квалификации^1).

1) Отсюда, из этой практики союзов цехового характера по использованию конъюнктуры рабочего рынка и по предопределению для отдельной группы её собственной конъюнктуры,—вытекает та теория, которая в лице Нестрипке («Профессиональное движение») нашла одного из своих горячих защитников, а именно, что союзы действуют путем нажима на рынок труда.

Второе положение, которое кладется во главу угла организационного строительства союза, при наличии тех тенденций, какие рождены расслоением рабочего класса на группы по специализации, заключается в стремлении каждого квалифицированного объединения оградить себя от понижательного давления со стороны неквалифицированных рабочих. Само собою разумеется, что стачка является дееспособным оружием борьбы за экономические интересы рабочих только тогда, когда она ведется людьми, безусловно необходимыми для предприятия. Между тех, квалифицированные рабочие, допуская в свой союз малоквалифицированных работников, подрывают успех стачки.

Происходит это, прежде всего, потому, что положение неквалифицированного труда является худшим, чем положение квалифицированного, и поэтому мотивов для стачек гораздо больше. Отсюда—стачкизм организации неквалифицированных рабочих. С другой стороны, так как не квалифицированный труд легко заменяется, то естественно, что сила удара, которая наносится по предприятию стачкой, объявленной союзом неквалифицированных рабочих, гораздо слабее, чем сила удара со стороны организаций небольшой, по крайней мере, ценной для предприятия группы paбочих. Вот почему так энергично всегда поддерживают чистоту квалифицированных членов союза союзы типа объединения по специализации.

Третий пункт, который имеет весьма существенное значение в жизни пролетариата на данной ступени исторического развития, тоже вытекает непосредственно из установленного нами факта неоднородности состава рабочего класса. Этот третий пункт заключается в некоторой примиренности рабочего с условиями капиталистического эксплоатации. Оградив себя на рынке труда, создав для себя возможность в любой момент тем или иным нажимом на капиталиста добиться довольно значительного успеха, рабочие высшей прослойки получают возможность жить гораздо лучше, чем они жили до того, В течение всего тридцатилетия, истекшего в период с 1840 по 1870 гг. в Англии, между 1870—1900 гг. в Германии, квалифицированные рабочие крупной промышленности увеличили сумму тех благ, которые поступали в их распоряжение, в несколько раз.

Постепенно снижение уровня материального положения рабочего класса в Англии, отчасти в Германии, в результате промышленной революции, скоро сменяется быстрым повышением его. Цифры более позднего периода, приведенные нами выше, свидетельствуют о значительном повышении этого уровня, при чем мы установили, что, примерно, в двенадцать раз увеличилась сумма благ, которыми располагал английский рабочий. Чем объясняется это? Да тем, что квалифицированный труд, пользуясь своим привилегированным положением монополиста на рынке труда, нажимая угрозой стачки, к которой он прибегает реже, чем неквалифицированный труд, на капиталиста, вырывает у развивающейся и пользующейся монополией на мировом рынке промышленности все большие и большие уступки.

Выше мы говорили о повышении уровня существования английских рабочих под влиянием благоприятного положения английского хозяйства на мировом рынке. Здесь же отмечается действовавшее в том же направлении монопольное положение труда на внутри-английском рынке квалифицированного труда. При этом, разумеется, уступки вырывались у капиталистов, при чем этот процесс вырывания уступок происходит сравнительно легко, сравнительно безболезненно. Разумеется, не всегда дело обходилось без осложнений. Бывали периоды кризисов, когда рабочим приходилось очень туго, бывали периоды, когда капиталисты давали решительный отпор рабочим, но в общем и целом этот период времени может быть охарактеризован, как период сравнительно больших и легких успехов квалифицированной группировки рабочего класса, имеющей всегда шансы на то, чтобы вышибить у капиталиста возможно большее количество материальных благ в свою пользу. И это резкое повышенно уровня материальных благ вместе с относительной легкостью успеха зарождает в рабочих определенное настроение примиренности с капиталистическим строем. Рабочие начинают думать, что, по существу говоря, взаимоотношения между трудом и капиталом вовсе не исключают возможности хорошего существования для рабочего класса.

Третья особенность, которой отличаются объединения высоко квалифицированной прослойки рабочего класса, и состоит в отсутствии враждебности с его стороны к капитализму. И эта особенность тоже предопределена специфическим характером позиций различных прослоек рабочего класса. Само собою разумеется, не во всех странах в одинаковой мере и в одинаковом направлении действует фактор расслоенности рабочего класса на различные группировки по специальности и по степени специализации. Параллельно с этим фактором действует, как мы знаем, фактор строения народного хозяйства который в некотором отношении может оказывать воздействие в обратном смысле.

В Германии, во всяком случае, он ослаблял влияние на рабочие профессиональные союзы этого привилегированного положения цеховых специалистов, квалифицированных работников, а ослаблял именно мощной организованностью капиталистов. Перед лицом мощного объединения капитала квалифицированный труд в Германии оказался в несравненно более беспомощном положении, чем английский рабочий той же категории. Поэтому германский рабочий не мог испытывать той естественной тяги к изоляции от основной гущи рабочего класса, какую испытывал английский рабочий. Улучшение его положения достигалось лишь объединенным профессиональным движением, охватывающим и квалифицированные, и неквалифицированные слои. Он создал поэтому производственные объединения. Но в каждом из этих производственных объединений наблюдался определенный социальный консерватизм, наблюдалась примиренность с капиталистическим строем. Работа Всегерманского Объединения Профессиональных Союзов безусловно носит на себе неизгладимый отпечаток консерватизма, рожденного наличностью высшей прослойки в самом рабочем классе и консервативными устремлениями этой высшей прослойки. Во Франции, где положение было еще более неблагоприятно с точки зрения практической работы по вышибанию у капиталистов материальных благ, где капитал развивался только в одной его форме, в форме финансового капитала, — конечно, расслоение рабочего класса на различные группировки по степени специализации еще меньше могло действовать на строение профессиональных союзов, чей в Германии.

Там абсолютная беспомощность рабочих, независимо от их квалификации, вытекающая из общей слабости развития крупной обрабатывающей и добывающей промышленности, диктовала сплочение всех работников в единую капиталистическую боевую организацию, которая подрывала бы мощь капиталистов непрерывными ударами. Вот почему во Франции, несмотря на наличность там и высшей квалифицированной прослойки рабочего класса, мы даже не видим образования этой консервативной тенденции, во всяком случае—в те периоды, о которых идет сейчас речь. Напротив, профессиональные корпорации свойственны английскому и германскому движению: геверкшафты Германии, тред-юнионы Англии—это все выражения, говорящие о профессии, о специальности. Во Франции же рабочий класс отверг такие названия и даже в названии остановился на Syndicats ouvriers (объединения рабочих) для определения природы своего движения.

Итак, влияние состава рабочего класса, его деления на различные группировки по степени специализации, могло наталкиваться в определенной конкретной хозяйственной обстановке на контр-фактор, на противодействующие силы, и потому оно могло оказаться и бездеятельным, или могло сказываться в значительно видоизмененном виде по сравнению с тем, что мы имели в образцах чистого влияния этого фактора в Англии.

Нам необходимо еще остановиться на несколько своеобразных чертах американского рабочего класса, тоже оказывающих существенное влияние на формы и характер профессиональных объединений. Постоянная эмиграционная волна выбрасывает, как известно, на американский рынок труда все новые и новые массы рабочих—выходцев из самых различных стран. Русские, украинцы, поляки, чехи, евреи, норвежцы, шведы, немцы, австрийцы, итальянцы и т. д. и т. д. вливались в страну до войны 1914 года непрерывным потоком, переполняя своим предложением труда американский рабочий рынок. С ними соперничают китайцы, негры, японцы, составляющие огромную массу рабочего населения побережья Тихого океана и Южных Штатов. Таким образом, расового единства нет в американском рабочем классе. Более того, здесь в рабочем классе наблюдается даже расовый антагонизм. Всего лишь в 1912 г. наиболее передовой из входящих в состав Американской Федерации Труда союз дамских портных исключил из своего устава положение о недопущении в ряды союза цветнокожих рабочих.

Само-собою, подобный антагонизм быстро изживается перед лицом интернационалистического по своему отношению к труду капитала. Но факт остается фактом. И если принять во внимание то обстоятельство, что очень долгие годы иммигранты сохраняют свой собственный язык, что проживание тесными поселками рабочих одной и той же национальности мешает их сближению и выработке общего языка, то понятной станет сравнительно низкая степень сопротивляемости рабочего класса. Самое, однако, главное, что стоит на пути к укреплению мощи рабочего класса, заключается в том, что сам рабочий класс Соединенных Штатов расслоен на два лагеря. Расовые различия совпадают здесь с демаркационной (размежовочвой) линией, разделяющей квалифицированный труд от труда неквалифицированного или мало обученного.

Иммигранты в подавляющей своей массе выступают на американском рынке труда в качестве плохо обученной рабочей силы, тогда как коренные англо-саксы принадлежат, главным образом, к категории      — квалифицированных рабочих. Среди портных, например, почти нет саксов, зато среди них преобладает европейский, итальянский и т. п. элементы. Среди горнорабочих подавляющая масса рабочих состоит из австрийцев, чехов и итальянцев. Зато высший персонал (механики, машинисты при паровиках и т. д. и т. д.) почти целиком рекрутируется из коренного англо-саксонского населения. Тем самым антагонизм между квалифицированным в необученным трудом, наблюдающийся почти во всех странах и долгое время предопределявший собою картину профессионального движения Англии,—в Соединенных Штатах до известной степени сочетается с различиями в языке, происхождении и т. д. Джек Лондон, в своем романе «Железная пята» рисовавший так ярко классовую борьбу в Америке, в другом своем произведении („Лунная долина») подчеркнул столь же ярко расовую гордость англо-саксонского работника, и вместе с тем выпукло очертил его мелкобуржуазные стремления и родство настроений его с настроениями правящих классов. Таким образом, в то время, как для основной массы неквалифицированного труда обстановка классовой складывается сугубо неблагоприятно, и классовое господство сочетается с господством расовым,—-для квалифицированного англо-саксонского работника положение складывается совершенно иначе.

Он видит в социально политической обстановке современной Америки не только классовые противоречия, своим острием направленные против работников без различия национальности и профессии, но и борьбу его собственной расы англо-саксов с иммигрирующей массой чужаков—борьбу, в которой он зачастую чувствует себя солидарным скорей с представителями правящего, а не своего собственного класса. Этот момент расового антагонизма нельзя упускать из виду при анализе профессионального движения в Соединенных Штатах. Он вместе с антагонизмом между квалифицированным и неквалифицированным трудом создает в самом рабочем классе два лагеря: лагерь высоко-квалифицированных, преимущественно англо-саксонских рабочих, и лагерь основной рабочей массы, плохо спаянной, еще не успевшей выработать даже общего языка и состоящей из эмигрантов первого и второго поколения.

Два основных течения в профессиональном движения Соединенных Штатов, представляемые Индустриальными Работниками Мира и Американской Федерацией Труда, в общем и целом выражают идеологию и тенденцию обоих этих лагерей. Индустриальные Работники Мира подчеркивают основной интернационализм рабочего движения, не придерживаются никаких национальных границ и даже распространяют свою организацию на весь мир. В их строении нет ничего, чтобы могло бы помешать цветнокожему ила представителю той или иной расы или нации стать членом этой организации. Вместе с тем Индустриальные Работники Мира не признают и никаких цеховых, профессиональных делений. Квалифицированный и неквалифицированный рабочий в равной степени могут войти в организацию, которая рассчитана на весь рабочий класс. Входящие же в Американскую Федерацию союзы нередко ставят препятствие той или иной национальной группировке работников, не допуская ее в свои ряды. Что же касается профессионального состава членов союзов, входящих в Американскую Федерацию Труда, то в этом отношения крайне показательно то, что в эту последнюю входят преимущественно те организации соответствующих отраслей народного хозяйства, которые объединяют, главным образом, квалифицированный труд.

Так, накануне войны (последняя дата, сведения на которую не окрашены позднейшими событиями) из всего числа американских горнорабочих в полтора миллиона слишком было организовано Горной Секцией А.Ф.Т. всего лишь около 450 тысяч, преимущественно шахтеров, штейгеров и т. д. Секция металлообрабатывающей промышленности, организовавшая к указанной дате но более 244.517 рабочих данной отрасли народного хозяйства (т. е. около 10% всего рабочего персонала ее), объединяла вокруг себя опять-таки механиков, токарей, лекальщиков и т. п., а пудлинговальщики и другие сравнительно неквалифицированные рабочие входили в состав союзов, аффилированных А.Ф.Т., лишь в самом ничтожном числе. Строительные рабочие, объединяемые секцией строительной промышленности, точно также представляли собой верхушки, «сливки» строительного труда, численностью в 342.247 человек.

Правда, надо заметить, что, поскольку таков был практический результат общих позиций Американской Федерации Труда, постольку следствием антагонизма между трудом квалифицированный было вовлечение в ряды Индустриальных Работников Мира далеко не всех, а лишь некоторых категорий труда—именно, главным образом, необученных рабочих. Четвертый годичный отчет канадского министерства труда, дающий, в силу тесной с связи между канадским движением и движением в Соединенных Штатах (связь эта имеет даже организационный характер), сведения о положении рабочего и профессионального движения в Америке, сообщает, что „организация Индустриальных Работников Мира привлекает в свои ряды с наибольшим успехом необученных рабочих, из которых временами она целиком и состоит». С этой оценкой совпадает и оценка другого источника. Так, мы читаем в „American federationst» за 1914 год (стр. 438): „Индустриальные Работники Мира, которые выступили с целью разбить Американскую Федерацию Труда и перестроить все профессиональное движение на новых, более революционных основах, с успехом до сих пор организуют лишь иммигрантов… Союзы же, связанные с Американской Федерацией Труда, как правило, оказываются не в состоянии организовать иммигрантскую массу».

Каковы по существу тенденции влияния этого фактора—мы уже знаем. Эго—стремление к отделению от общей массы рабочих прослойки наиболее квалифицированных рабочих верхов, объединение этой прослойки в изолированные самостоятельные союзы, которые ставят своей очередной, ближайшей задачей укрепление данной категории труда на рынке труда путем ограничения доступа к производству, и которые отмежевываются от организаций всех менее квалифицированных группировок рабочих. Таким образом, при наличии этой тенденции, при наличии чистого ее выражения, мы имеем объединения цехового типа, типа английских тред-юнионов.

Но вместе с тем численно несравненно большая категория рабочих, которая органически не могла войти в цеховые союзы потому, что она состоит из неквалифицированных рабочих, создает свои объединения. Эти объединения носят характер всеобщих союзов. Данные союзы не стремятся быть объединениями лишь одних неквалифицированных рабочих. Напротив, их задача—быть объединением всех рабочих. Но на самом деле этого не получается. Союз фабричного труда в Германии стал объединением не всех фабричных рабочих, а, главным образом, неквалифицированных рабочих кирпичных, газовых и химических заводов.

То же самое наблюдалось и в Англии. „General Workers Union» также включает в состав своих членов, главным образом, рабочих газовых, химических и кирпичных заводов, т. е. те же приблизительно прослойки слабо квалифицированного труда. Эти „всеобщие союзы» возникают почти-что параллельно с отведением цеховых союзов. Во всяком случае, в Германии вопрос об объединении фабричных чернорабочих возникает совершенно одновременно с вопросом организации всех рабочих вообще,—на том съезде в 1868 году, с которым читатель уже знаком. Приобретают значение и играют роль в истории профессионального движения эти всеобщие союзы, однако, лишь с восьмидесятых годов, когда еще больше разжижается состав рабочего класса, и когда начинают кристаллизироваться новые формы объединения вообще в силу краха всей тактики изолированных цеховых объединений, краха всей политики, проводимой изолированными объединениями одних квалифицированных рабочих в условиях новой фазы классовой борьбы, при наличии уже определенно сложившихся организаций капиталистов.

4. Условия классовой борьбы и союзы.

Политическое бытие, в конечном счете, является порождением бытия экономического. Строение народного хозяйства предопределяет собой и строй правовых отношений, а следовательно, и государственный строй, характерный для той или иной нации, для того или иного государства. Но, будучи уже раз рожденной экономикой, политика становится в свою очередь одним из существенных факторов, и в частности, по отношению к профессиональному движению, политическая атмосфера—атмосфера борьбы партий, атмосфера соотношения общественных сил, устанавливающего конституцию каждой данной страны, играла всегда и играет свою, быть-может, менее заметную, но, во всяком случае, очень крупную роль и поныне. Да в, в конце-концов, не только политика играет такую роль. Сами взаимоотношения между трудом и капиталом складываются в различных странах пo-разному, в зависимости отчасти от состава самого рабочего класса и капиталистов, отчасти в зависимости от строения народного хозяйства. Картина классовой борьбы поэтому в каждой стране разнится очень значительно от картины ее во всех других странах. Отсюда вытекает третий закон развития профессионального движения, гласящий, что условия классовой борьбы, на ряду или в противовес строению народного хозяйства и составу рабочего класса, предопределяют собою форму и содержание профессионального движения.

Различия в государственном строе отражаются, разумеется, на всем строе классовых отношений. Положение дел в Германии до 1884 года говорит о том, что ход классовой борьбы предопределялся одно время законами о социалистах, которые должны была служить сдерживающим началом для профессионального движения, а не только для политического движения, а затем вливался в определенное русло опытами социальных реформ, проводимых с легкой рука Бисмарка. Эго, конечно, означает, что классовая борьба и здесь стоит в зависимости от государственного быта Германии, от факта наличности власти монархии, власти, основан на известном сочетании диктатуры капитала в диктатуры дворянства.

Если мы обратимся в конституционной Англии, с ее разбросанностью в методах государственного строительства, со слабой налаженностью государственного аппарата и фактической оторванностью парламента от практической повседневной будничной жизни, мы убедимся, что я там картина общественных отношений приобретает своеобразные черты. И в каждой из стран своеобразие условий классовой борьбы ставит профессиональное движение в несколько иные ранки, чем было бы, если бы мы брали профессиональное движение вне этих конкретных условий.

Как же отражаются условия классовой борьбы на профессиональном движении в каждой данной стране?

В Германии классовая борьба зарождалась в тот момент, когда власть императора и клики придворного юнкерства (дворянства) шли не на убыль, как это имело место в момент промышленного переворота в Англии, а, наоборот, нарастали, укреплялись. В этот момент, после разгрома революция 1848 года, радикальствующая буржуазия совершенно определенно стремится опереться на рабочий класс. Она создает культурно-просветительные ферейны рабочих, она посылает агитаторов, пропагандистов, в роде хотя бы одного из основателей кооперативных обществ, Шульце из Делича, или двух организаторов профессиональных объединений, Гирша и Дункера, в ряды рабочих, чтобы направить внимание рабочих на вопросы текущей рабочей жизни в желательном для буржуазии освещении. И борьба в Германии развертывается по линии общеклассовой борьбы. Лассаль, создав Всеобщей Рабочий Союз, ведет борьбу с попытками буржуазии овладеть вниманием рабочего класса. Он бьет тревогу перед германским рабочим, он указывает на тот ложный путь, на который его толкает буржуазия, проповедуя необходимость сосредоточить все силы рабочего класса на борьбе за всеобщее избирательное право. Вот почему в Германии с самого начала всякое движение пролетариата превращается из экономического столкновения в столкновение политическое, и вот почему в Германии все профессиональное движение, в конечном счете, оказывается не единым, а расколотым по политическим лагерям. Наряду со свободными, или, иначе, социалистическими союзами, находящимися под непосредственным руководством у политических партий пролетариата, под руководством политической борьбой пролетариата, возникают гирш-дункеровские союзы.

Одно время в Германии даже велся ожесточенный спор, кто перенес на германскую почву идеи профессиональных объединений: буржуазия ли, насаждавшая гирш-дункеровские союзы, или В. Либкнехт, Швейцер и др.. Сейчас для нас совершенно ясна картина происхождения германских союзов; ясно, что не буржуазия дала толчок профессиональному объединению рабочих: она лишь использовала эти профессиональные объединения рабочих для своих классовых интересов в той классовой политической борьбе, которую она вела с пролетариатом. Вслед за гирш-дункеровскими союзами образовываются и христианские католические союзы. Католические священники—крайне правый, реакционный фланг германского общества— пытаются точно также отвлечь внимание пролетариата от основных вопросов классовой борьбы и поставить германских рабочих под свое политическое руководство, Правда, неудачи преследуют и эту группировку, и либеральную буржуазию. Из 12 миллионов организованных в профессиональные союзы германских рабочих всего только около 4 миллионов приходится на все виды профессиональных объединений, кроме свободных: 8 миллионов находится в рядах Центрального Объединения германских союзов. Гирш-дункеровские союзы имеют меньше 2 миллионов, христианские союзы—еще меньше. Остальные объединения принадлежат к категории—либо локальных союзов, не связанных с центром, либо—к таким независимым объединениям, которые стоят на очень радикальной точке зрения, в роде гельзенкирхенского свободного рабочего союза или синдикалистских объединений и т. д., при чем каждое из этих объединений насчитывает, в сущности, мало членов.

В германской обстановке таким образом,—в обстановке, так-называемой треугольной, как принято выражаться, борьбы классов (пролетариат, буржуазия, дворянство), классовая борьба приобретает очень сложный характер. Это-то и отражается на профессиональном движении расколом его на три основных группировки по характеру общего деления на основные классы.

В Соединенных Штатах ход классовой борьбы носит гораздо более упрощенный вид, чем в Германии. Здесь столкновения труда и капитала достигли в 1905 году значительной четкости и ясности, здесь капитал непрерывно отвечает на малейшие проявления жизни в рабочем движении ударами объединенных сил владеющих классов. Естественно, в Штатах обстановка классовой борьбы тоже не могла не оказать решающего влияния на ход профессионального движения и на формирование профессиональных союзов. Вся история классовой борьбы здесь переполнена иллюстрациями, свидетельствующими о том, что со стороны капитала делается все для полнейшего подчинения себе труда.

Типична для этого стачка рудокопов Мезабского горного хребта в 1916 г. Мезабский хребет представляет собой высокое плато северной Миннезоте, во всю длину которого (около сотни миль) шириной в десять миль, тянутся богатейшие залежи железной руды. Стальной трест, приобретавший всю эту рудоносную местность и организовавший широкую разработку руды, превратил Мезабский хребет в главный источник железной руды для всего американскою континента, но выступает в данном случае, как в целом ряде других случаев, под флагом совершенно иной фирмы Оливеровской компании по разработке руд. В начало 1916 года трест установил для Мезабских рудников те же ставки, но каким получали свою заработную плату рудокопы питсбургской округи.

Ко времени стачки (июнь 1916 г.) средний заработок рудокопа равнялся 2 долларам 60 центам за 10-часовой рабочий день. На первый взгляд данная заработная плата отвечала реальной потребности рабочего, так как при 6-ти дневном труде в неделю размер заработка составил бы сумму, несколько даже превышающую прожиточный минимум. Таким образом, трест «соблюдал приличия». А вместе с тем реальное положение вещей сводилось к самой ужасной эксплоатации рабочих. Не говоря уже о том, что шестидневный труд вовсе не соблюдается в Мезабских копях, чей заработок каждого рудокопа значительно сокращается¹⁾,— подземным рабочим расценки установлены по такой системе, при которой выработка отдельного рабочего может достигнуть размера в два с половиною доллара лишь при наличии совершенно определенных, „нормальных» условий.

 

1) Вообще говоря, средняя продолжительность рабочей недели в горном деле как Соединенных Штатов, так и Англии, никогда не равняется 6 дням,— всегда она бывает равной то 51/2, то 5, а то и меньшему количеству рабочих дней.

Каждому рудокопу мастер назначает определенный забой, а сдельная расценка устанавливается администрацией для каждого забоя заранее соответственно мягкости или твердости породы. Расценки назначаются на неделю или на две, и у рудокопа не спрашивают ни мнения, ни согласия, и даже ему не сообщается размер расценки до окончания месяца, когда ему предстоит получить заработок. Если количество тонн руды, выработанной рудокопом, превышает определенную среднюю величину, расценка уменьшается, но если выработок отдельного рудокопа оказывается меньше среднего, по твердости отведенной ему породы, то в этом случае проходит не менее недели, прежде чем его расценки пересматриваются. До того же ему приходится работать иногда всего только за 50 центов в день. В одной из лучших копей Мезабского рудоносного бассейна колебания в сумме дневной выработки рабочих выражались до стачки такими цифрами, как 1 доллар 21 цент и 4 доллара 90 центов. Таковы были условия оплаты труда. Естественно, что среди рабочих наблюдалось недовольство, что совершеннейшая необеспеченность относительно суммы, которую они получают на следующий день выплаты заработков, создавала среди них брожение. Но предприниматели—точнее, трест—не обращали внимания на настроение рабочих. С самого начала работ в Мезабском районе какая бы то ни было попытка рабочих создать профессиональные объединения наталкивалась на самое решительное сопротивление со стороны треста.

Даже сговориться относительно требований рудокопам было трудно (большинство из них—итальянцы и австрийские немцы). И все-таки, в конечном счете, вспыхнула в июне всеобщая стачка, в которой приняло участие до 20 тысяч рудокопов, предъявивших требование установления поденной платы в 3 доллара за работу в сухих и в 3 доллара 50 центов—за работу в мокрых забоях. Другим требованием их было уничтожение взяток за предоставление хороших забоев, за что, выяснилось при расследовании стачки, надсмотрщиками взималось от 5 до 10 долларов в месяц. Стачка вспыхнула чисто-стихийно. Ни индустриальные Работники Мира, сразу же направившее в Мезабский район своих представителей, ни Западная Федерация Горнорабочих, ни Американская Федерация Труда, в которую входит теперь последняя организация, не принимали участия в стачке с самого начала. Но движение не насчитывало еще и недели, как трест принял уже свои меры к подавлению „взбунтовавшихся рабочих». В помощь оливеровской частной милиции (или охране) в близ находящихся городах было набрано огромное число вооруженных охранителей. Всякий, кто выражал желание послужить капиталу в деле подавления стачки, получал от Оливеровской компании разработке железной руды ружье, полицейскую свинчатку и полицейский значок с приказом—атаковать пикеты рабочих, разгонять их и всячески терроризировать. Шериф Мейнинг из Дюлюта набрал для компании из всякой дряни, ожидающей в американских городах подобных случаев, свыше тысячи человек. При этом он сознавался на судебном расследовании дела о стачке, исключением одного-двух десятков ему лично известных людей все набранные таким образом „защитники порядка и законности» были никому неизвестным сбродом. Начальник милиции Дюлюта Мак Керчер, посылая двух теплых ребят к заведывающему одной копью, писал, чтобы тот сообщил ему, удовлетворительно ли те работают, так как „за ними есть грешки», и начальник полиции в состоянии заставить их послужить копевладельцам по-настоящему. „Царство беззакония,—писал один из радикальных буржуазных еженедельников по поводу дальнейшего хода событий,—установленное этими отрядами состоящих на частной службе „полицейских», немыслимо себе представать никому, кто по собственному опыту незнаком с методами американского промышленного абсолютизма при подавлении бунта.

Стачечников избивали и арестовывали по самым ничтожным и дутым поводам, а то и без всяких поводов. Один стачечник был застрелен в то время, как он находился на наблюдательном посту на расстоянии многих кварталов в стороне от помещений, принадлежащих компании. Известный всем своими пороками охранник предприятия Нив Диллон ворвался в квартиру одного из стачечников под предлогом ареста за незаконную продажу спиртных напитков. Он и его помощники проделали это с револьверами наготове и начали стрелять, как только рудокоп не сразу согласился отдаться в руки. В результате несколько человек из числа живших с рудокопом получили ранения, и один из помощников Диллона был убит. В ответ власти, не только не принявшие мер против такого рода методов борьбы со стачкой, но и посылавшие (как это сделал губернатор Бернквист) милиционные войска с приказом „патронов не жалеть», немедленно арестовали лидеров Индустриальных Работников Мира, Карло Треска и пять других, по обвинению в подстрекательстве к смертоубийству, хотя данные лица и находились в штате Виргиния, а события имели место в штате Миннезота».

Мезабская стачка, однако, не является исключением из ряда вон выделяющимся событием. Когда Ленские события потрясли всю рабочую Россию и приблизили страну во второму взрыву революционного движения, американские рабочие переживали приблизительно такие же события (стачки в Колорадо, в долине Канаука, Западной Виргиния и т. и.), но с совершенно иными последствиями, так как Ленские события стали уже к 1912 году обыденным, привычным явлением рабочей жизни в Соединенных Штатах.

Эта политика безжалостного подавления всяких попыток сопротивления со стороны рабочего класса капиталистической эксплоатации представляет собою особенность классовой борьбы в Америке. Организации громятся непрерывно полицейской силой. Для организации штрейкбрехерства организуются специальные агентства Нат Пинкертон, „чудесными похождениями» которого переполнена бульварная литература, представляет собою не что иное, как организатора штрейкбрехерского агентства в Соединенных Штатах. Отряды вооруженных револьверами и особыми тяжелыми дубинками штрейкбрехеров постоянно находятся в агентстве и где только ни вспыхивает стачка,—по требованию предпринимателя, за хорошую плату. Нат Пинкертон посылает смелых, решительных людей, провокатора, которые не останавливаются перед тем, чтобы разбить голову или убить несколько пикетирующих забастовщиков на аналогичные действия, и тем самым создают почву для расстрела рабочих. В „Лунной долине» Джека Лондона, на которую делалась уже выше ссылка, изображена отвечающая действительности картина стачки ломовиков в Сан-Франциско.

В живом романе Лондона рисуются эпизоды столкновений стачечников с пинкертоновцами, когда бастующие, поймав штрейкбрехера, ломают ему руки и ноги в темном закоулке, и когда штрейкбрехеры проламывают черепа пикетирующим забастовщикам.

Сверх того, по существу, внутри самого государственного строе Соединенных Штатов кроются такие мощные противодействия рабочему движению, что ему не остается иного места, как профессиональные союзы. Попытка пройти в конгресс всегда почти кончается неудачей. Вопреки мощности пролетариата в Соединенных Штатах, вопреки растущей мощности самой крупной промышленности страны, в конгрессе Соединенных Штатов почти нет представительства интересов рабочих. Дебс, один из тех вождей, который оказался, в конечном счете, отнюдь не стойким, последовательным революционером, а рядовым оглашателем,—почти не выходил из тюрьмы, как кандидат американского рабочего класса на пост президента. За все время так-называемого „всеобщего, равного, тайного» и пр. избирательного права лишь один раз рабочие, чьи голоса составляют огромную пропорцию избирательных голосов, обеспечили появление в конгрессе социалистического депутата. Но этот депутат, Виктор Бергер, был тоже исключен, как немец, из состава конгресса под предлогом вражды его патриотическим интересам Соединенных Штатов…

Само собою разумеется, такие условия накладывают неизгладимый отпечаток на всю жизнь профессиональных союзов. Невольно и тактика, и строение союзов—все предопределяется условиям классовой борьбы, тем паче, что в данных условиях действия некоторых других факторов благоприятствуют образованию как раз тех именно явлений, с которыми мы встречаемся при анализе самого профессионального движения в Соединенных Штатах.

Во Франции опять-таки наблюдается совершенно своеобразный уклад жизни и совершенно своеобразное сочетание общественных сил. Благодаря наличию очень мощного в массе, но распыленного, диффузированного финансового капитала, французский парламент является слепой игрушкой в руках у тех финансовых группировок, которые оказывают наибольшее влияние на миллионную рать рантье. Можно было бы назвать несколько финансовых домов, которые фактически руководят всеми политическими операциями из-за кулис французской политической жизни. Вместе с тем слабость промышленного капитала и, следовательно, ничтожный удельный вес рабочего класса в стране превращают вообще монопольное положение финансового капитала в такое, которое дает возможность строить парламентскую жизнь, как ему угодно. Частые смены кабинета не влияют на ход политической жизни Франции. Доходило дело до того, что самый длительный срок пребывания того или иного премьера у власти равнялся всего 6 месяцам. Эта игра за кулисами превращает вообще в игру всю парламентскую работу, и участие в этой парламентской работе социалистических депутатов тоже в значительной мере приводит к дискредитированию этих депутатов. Дело в том, что при отсутствии твердой социальной базы, при наличности крайне слабого рабочего класса, при наличности весьма недоразвитой обрабатывающей и добывающей промышленности, французские социалистические организации страдают значительными шатаниями, в отличие от германских, строящихся из пролетарских рядов. Во Франции, благодаря неустойчивости и общей маломощности общественных прослоек, включая и интеллигенцию, состав социалистических партий был очень пестрый, и адвокаты-интеллигенты играли там значительную роль. Часть из этих представителей часто доходила до предательства. Бриан,—один из тех, кто своей блестящей защитой идеи всеобщей стачки привлек на сторону стачкизма почти весь пролетариат Франции,—в 1910 году, будучи уже премьером, сорвал стачку железнодорожников, объявил их мобилизованными, поставив под ружье и угрожая расстрелом. А. Мильеран, один из aвторов издававшейся Ж. Жоресом «Социалистической Истории Франции», известен, как человек, имя которого стало ненавистно французским рабочим. Он был одним из видных работников парламента от рабочей массы, говорившим и действовавшим от ее имени. Это ему не помешало, однако, стать буржуазным министром и даже премьером, чья работа была направлена прямо в ущерб классовым интересам пролетариата. В такой обстановке, при наличности такого разлагающего влияния парламента на французских рабочих депутатов, вполне естественно недоверие к парламенту, как таковому, естественны попытки отойти от политических партий, компрометирующих себя фактом работы в таком парламенте. По существу, идея антипарламентаризма, антиполитическая идея синдикализма Франции,—то, что составляет один из наиболее ярких моментов в синдикализме,—рождена именно характером классовой борьбы во Франции, именно той картиной, которая складывается там в области классовых взаимоотношений.

Возьмем еще пример—Англию. В Англии соотношение общественных сил не похоже на соотношение их ни в одной из рассмотренных выше трех стран. Политика компромисса, которая во французском парламенте приводит к сдаче позиций со стороны рабочих депутатов, в Англия в большинстве случаев выражается сдачей позиций правящих классов по отношению к наступающему классу. Если мы возьмем весь период времени, на которой растягивается история английского рабочего движения, мы убедимся, что английский парламент всегда шел в известном смысле и до известных пределов навстречу рабочим, уступая их давлению. Завоевание 10-часового рабочего дня начинается движением в массах.

Профессиональные союзы—даже английские кооперативы—начинают ставить резко вопрос о законодательном ограничении продолжительности рабочего дня. Через некоторое время после того, как агитацией Апплгарта, Оджера, Седлера, Лорд Шефстбэри и друг. вовлечены были в это движение довольно широкие массы, английский парламент обсуждает законопроект и его принимает. На почве компромиссов, уступок со стороны правящих партий, государственный аппарат удовлетворяет в общем и целом потребность рабочего класса до известных, разумеется, пределов. Итак, на всем протяжении истории рабочего класса мы всегда видим со стороны английского парламента политику компромисса. Хорошо это или скверно другое дело. Сейчас это может интересовать с точки зрения задерживающего влияния на ход классовой борьбы в Англии такого рода уменья правящих классов—во-время мелкой уступкой сохранить позицию, уже в значительной мере потерявшую устойчивость. Мы знаем, что такой уступчивостью английское дворянство накануне великой Французской революции спасло свое положение, допустив буржуазию к управлению, а затем сделав ее, путем возведения в роли баронов, графов и т. д., и составной частью дворянства… Английская буржуазия умеет точно также во-время такой уступчивостью в мелочах спасти свое положение.

Но, как бы то ни было, это—один из тех моментов, которые в картине классовой борьбы, в картине классовых отношений в Англии, играют очень большую роль и накладывают очень значительный отпечаток на весь ход профессионального движения. Ибо в тех случаях, когда нажим на капиталиста в интересах улучшения найма оказывается недостаточным, английский рабочий всегда имеет про запас парламент, который почти всегда давал ему возможность добиться частичного удовлетворения требований. Это порождает, разумеется, некоторую „умеренность и аккуратность», уменье сглаживать острые углы разногласий в недрах самого профессионального движения и вместе с тем создает тот аппарат профессиональных союзов, который характерен для английского движения. Организационный план последнего предусматривает создание лишь специального небольшого органа в центре, так-наз. парламентского комитета, который взбирался на ежегодном конгрессе тред-юнионов, и которому поручалось следить за законодательной работой английского парламента, разрабатывать определенные проекты, касающиеся права коалиции или тех, или иных нужд профессионального движения, вносить законопроекты через того или иного депутата, воздействовать на этих депутатов, проверять их работу. Одним словом, профессиональное движение выдвинуло специальный контрольный политический аппарат, и мы не поймем наличности такой своеобразной формы объединения, как парламентский комитет конгресса тред-юнионов, если не учтем характернейшей черты английской классовой борьбы—компромисса готовности пойти на уступки.

Есть еще в условиях английского обихода очень много явлений, которые, в свою очередь, накладывают заметный отпечаток на строение профессиональных союзов, их тактику и это, например, роль суда в Англии. Мы найдем, что судебный процесс, очень дорого стоящий, вливает в определенное русло все профессиональное движение. Английские суды очень часто используются в качестве орудия классовой борьбы. Когда железнодорожной компании потребовалось ослабить силу стачки, она придралась к одному эпизоду, к стачке на одной небольшой ж. д. ветке в Таффской долине, и привлекла к судебной ответственности местный отдел союза железнодорожников за пикетирование. В законе очень неопределенно сказано, как может действовать союз при забастовке. Там только говориться о недопустимости некоторых актов, вредящих промышленности. К этому неопределенному, туманному положению законов придрался адвокат, приглашенный ж. д. компанией. Суд вынес вердикт, по которому союз нарушил данное законоположение, организовав пикетирование, так как расстановка пикетов есть вмешательство во внутреннюю жизнь предприятия и наносит ущерб для предприятия. Согласно постановлению суда, вся сумма убытков, понесенная ж. д. компанией, должна была быть покрыта кассой союза. Конечно, союз через общенациональное объединение передал это дело в следующую инстанцию, и во всех инстанциях, кроме второй, он потерпел поражение. Суд вмешался в дело классовой борьбы, в данном случае в качестве защитника интересов капитала. Естественно, что этот факт необходимо должен был вызвать в жизни союзов определенное изменение в тактике. Второй случай, когда суд вмешался очень решительно и тоже видоизменил строй жизни английских союзов, имел место в 1912 году, когда один носильщик Вальтер Осборн, вырабатывающий 20—22 шилл. в неделю, т.-е. абсолютно не имеющий никакой возможности нести все издержке по судопроизводству, подал жалобу на свой союз железнодорожников, протестуя против незакономерного взимания с него членского взноса в пользу английской рабочей партии. Он привлек к ответственности союз и выиграл процесс. За ними последовал углекоп Бутчер и ряд других рабочих, действовавшие по наущению таинственной ассоциации защит прав профессиональных союзов. Процессы эти заставили союзы в срочном порядке сначала добиваться отмены этого закона, т.е. выйти определенно на арену политической борьбы, а когда это не удалось — перестроить взаимоотношения между политической партией и профессиональными союзами на основе размежевания первой от последних. Вся обстановка английской классовой борьбы отражается, таким образом на строении самих союзов.

Наконец, в СССР условия классовой борьбы оказывали не менее решающее влияние на форму и содержание профессионального движения. 1918—1921 гг.—годы гражданской войны—превратили союзы в органы, выполняющие чисто-государственные задания. В период военного коммунизма, когда все было поставлено на услужение основной общеклассовой задаче—борьбе с контр-революцией союзы ввели строжайшую централизацию, ставящую низшие организации под контроль высших жестокий центральный тариф, оставляющий рабочим ничтожную долю продукта производства, провели ряд военных и продовольственных мобилизаций в совершенно отодвинули в сторону задачу защиты экономических интересов рабочего. С переходом к новой экономической политике, после окончания гражданской войны все это меняется. Борьба с военных фронтов переходит на фронт экономический. И союзы уделяют местам больше инициативы и полномочий, переходят к методу примирительного разбирательства и коллективных договоров, выдвигают на одно из первых мест экономические интересы рабочего…

Третьим законом, который предопределил в различных странах образование разных типов профессиональных союзов, является таким образом, зависимость формы и содержания профессионального движения от условий классовой борьбы, наблюдающихся в каждой из отдельных стран.

Литература к III главе.

А. Чекин. История, теория и практика профессионального движения, вьп. 1, гл. VIII—X.

Нестрипке. Профессиональное движение, т. I—II.

С. и Б. Вебб. Теория и практика тред юнионизма.

Гиринис. Диалектика профессионального движения. „Спутник коммуниста», май 23 г.

Н. Ауэрбах. К. Маркс и профессиональные союзы.

Отчеты ВЦСПС за 1920—1922 годы.

Стенографические отчеты I, II, III, IV и V Всероссийских Съездов Союзов. 8. К. Марке. Капитал.

К. Маркс. Нищета философии.

„Вестник Труда» за 1920—1923 годы.

„Красный Интернационал Профессиональных Союзов» за 1921 — 1923 годы.

Вся литература по вопросу о роли профсоюзов (дискуссия 1921 г.).

Чекин А. (В. Яроцкий). Азбука профессионального движения. М., Красная новь», 1924. 216 с. 15 000 экз.