При обсуждении истории лысенковских фальсификаций[1] часто проскакивала мысль, что на базе представлений о наследовании приобретённых признаков можно выстроить расистскую или евгеническую теорию с той же лёгкостью, что и на основании «менделизма-морганизма». В явном виде это высказано в «Манифесте генетиков» 1939 г.; «в жизни» такого рода теории оправдывают естественность кастового разделения – в Индии, Йемене, Японии или Мали и т.д. А недавно, разбирая всякие материалы по истории евгенического движения в России / СССР, нашёл красивый пример евгенических представлений, основанных на ламаркизме, среди отечественных евгеников – у Михаила Васильевича Волоцкого (14/26.4.1893, Ростов Ярославской губ. – 4.10.1944, Москва, похоронен на Ваганьковском кладбище)
Сын учителя городского начального училища, Волоцкой происходил из старинного, но незнатного русского дворянского рода. В 1918 г. он окончил естественное отделение физико-математического факультета МГУ, где учился у знаменитого антрополога Д.Н. Анучина. После окончания университета был оставлен Анучиным при кафедре антропологии и географии.
«Служебная» биография Волоцкого чрезвычайно насыщенна. Он работал во многих научно-исследовательских и высших учебных заведениях, в том числе в Научно-исследовательском Институте антропологии и на кафедре антропологии Московского университета, в Государственном Центральном институте физической культуры Наркомздрава, в Первом и Втором Московских медицинских институтах, Медико-генетическом институте им. Горького и других учреждениях.
В 1935 г. Квалификационной комиссией Наркомпроса он был утверждён в звании старшего научного сотрудника, 1 февраля 1938 г. Учёным Советом МГУ ему присвоили степень кандидата биологических наук без защиты диссертации, а 23 апреля 1940 г. ВАК утвердил его в звании доцента. Скончался учёный в результате несчастного случая.
Волоцкой занимался широким спектром антропологических исследований, главным образом, в области морфологии и антропометрии кисти, и индивидуальной, наследственной и географической изменчивости папиллярного рельефа человека (пальцы, ладони, стопы). Он внёс большой вклад в дерматоглифику (основателем которой был Фрэнсис Гальтон), в частности ему принадлежит ряд терминов, закрепившихся в этой науке.
С начала 1920-х годов Волоцкой принимал деятельное участие в евгеническом движении. Он являлся сотрудником Евгенического отдела кольцовского Института, а также некоторое время был секретарём, а затем казначеем Русского Евгенического общества. Ему принадлежит целый ряд евгенических работ, в том числе «Поднятие жизненных сил расы: Новый путь» (М., 1923); «Классовые интересы и современная евгеника» (М., 1925); «Система евгеники как биосоциальной дисциплины» (М., 1928) и др. Волоцкой не отрицал генетики, напротив, он придавал ей большое значение в исследовании наследственности человека, но полагал также, что вероятна возможность наследования приобретённых признаков, следовательно, важное место отводил роли социальной среды. В своём докладе «Спорные вопросы евгеники», состоявшемся в Кружке биологов-марксистов при Комакадемии 7 декабря 1926 г. Волоцкой, критикуя буржуазную евгенику (которая служит интересам буржуазии, а необходима евгеника пролетарская), обосновывал идею об изменении признаков организма под влиянием определённых внешних воздействий.
Он полагал, что полученные изменения могут передаваться по наследству двум-трём ближайшим поколениям, после чего возможен возврат признака к исходной форме в случае прекращения воздействия вызвавшего его внешнего агента. Явление такого рода наследственной изменчивости он назвал «длительной модификацией» (или «филогенетическим фенотипом»). Таким образом, длительное воздействие внешних, социальных условий может привести к наследованию новоизменённых признаков, а значит, улучшение среды (оздоровление быта, развитие физкультуры, борьба с профессиональными заболеваниями, санитарно-гигиеническая работа и т.д.) способно улучшить и человеческую природу. Влияние социальных условий на биологические признаки и легло в основу биосоциальной евгеники.
Другой важнейшей особенностью евгенических взглядов Волоцкого была его пропаганда отрицательной евгеники, вплоть до применения насильственной стерилизации, как способа предотвращения размножения наследственно дефективных. Но если крайность положительной евгеники, идея об искусственном осеменении, пользовалась некоторой, пусть небольшой, популярностью, то крайность евгеники отрицательной, идея о насильственной стерилизации, не нашла поддержки у отечественных евгенистов. Свои взгляды на этот вопрос Волоцкой изложил в ряде публикаций, в т.ч. в работе «Поднятие жизненных сил расы. Один из практических путей» (второе издание – М., 1926). Здесь он подробно описывал историю «стерилизационного» движения, анализировал последствия половой стерилизации и предлагал примерный план подготовительных работ к проведению в жизнь стерилизационной программы в СССР. Стерилизацию наследственно дефективных Волоцкой и считал практическим путём «поднятия жизненных сил расы».
Публичные выступления Волоцкого с идеями стерилизации, а затем и биосоциальной евгеники вызывали острые дискуссии. Генетики, как правило, отрицательно относились и к негативной евгенике и, разумеется, к неоламаркизму. Вот, например, высказывания, прозвучавшие по поводу доклада Волоцкого на заседании Русского Евгенического общества 30 декабря 1921 г., где он излагал свою «отрицательную» программу.
Т.И. Юдин:
«В своих работах я считаю стерилизацию не безнравственной, а преждевременной мерой. Мы ещё слишком мало изучили законы наследственности и потому совершенно не знаем, кого следует стерилизовать. … Вообще надо прежде какого-либо решения об изъятии потомства человека из человечества изучить его гибридологическую формулу. Только тогда, когда мы хоть сколько-нибудь приблизимся к решению этой формулы, можно будет перейти к практической евгенике, а до этого времени всякие меры, в том числе и стерилизация, оказываются необоснованными научно-генетически, и потому вместо пользы могут принести вред обществу и человечеству».
Г.И. Россолимо:
«Между тем число всякого рода дегенератов столь велико и дегенеративные конституции переплетаются с такой пестротой и в таких сложных комбинациях, что остаётся, при желании обезвредить потомство, либо истребить половину человеческого рода, либо ждать того времени, когда изучение дегенерации приведёт к более прочным положениям. Я бы предпочёл последнее…. Вопрос ещё не разработан, будучи по отношению к человечеству крайне сложным и запутанным».
Н.К. Кольцов:
«метод стерилизации может служить подсобной практической мерой евгеники лишь в редких случаях полной и очевидной конституционной дефективности. Было бы в высшей степени опасным применение этой меры к менее очевидным случаям дефективности – как-то к туберкулёзным, эпилептикам, алкоголикам, а тем более к таким типам, которые при современном социальном строе кажутся социально-дефективными, преступными, но при иных условиях могут оказаться – по крайней мере по отношению к некоторым своим наследственным свойствам – высокоценными производителями. Если ещё можно было бы обсуждать вопрос о стерилизации Елизаветы Смердящей, то стерилизация Каина, от которого, по библейской легенде, пошли первые ремесленники и горожане, было бы проявлением величайшей близорукости и узости. В зоотехнии метод устранения слабых от произведения потомства играет ничтожную роль в сравнении с подбором лучших, наиболее ценных производителей, и таково же должно быть соотношение между обоими этими методами в практической евгенике». / Дискуссия напечаталась в «Русском Евгеническом журнале», Т.1. Вып. 2. С. 220–222.
Наиболее мощным критиком идей Волоцкого[3] из биологов-марксистов был Григорий Абрамович Баткис (1895–1960), организатор советского здравоохранения[2], специалист по социальной гигиене и санитарной статистике, член-корр. АМН СССР (1945). С 1931 г. он заведовал кафедрой социальной гигиены и организации здравоохранения во II Московском медицинском институте им. Н.И. Пирогова. Баткис полностью отрицал евгенику, выражавшую, по его мнению, классовые интересы, и требовал заменить её положительную программу социальной гигиеной (см. Баткис Г.А. Социальные основы евгеники // Социальная гигиена. Сб. 2 (10). М.-Л., 1927. С. 7–26.). Именно взгляды Баткиса (плюс его общественная и административная деятельность на соотв. постах) обусловили то большое значение, которое придавалось в СССР развитию физкультуры, спорта, улучшению бытовых условий, массовым санитарно-гигиеническим мероприятиям и т.п..
Источник
Е.В.Пчелов. Евгеника и генеалогия в отечественной науке 1920-х гг, все цитаты в кавычках оттуда. Произведение более чем информативное, при том что все требуемые конъюнктурные реверансы (апологетические – в адрес «незаслуженно забитой евгеники», уничижительные – в адрес «проклятого тоталитарного совка») там выполнены с превышением нормы.
Здесь ещё важно добавить, что «детские предрассудки», осложняющие освоение научного знания, относятся не только к физике, но и к биологии, определяя популярность ламаркистских идей в «непросвещённом» массовом сознании. Как пишет Б.Б.Жуков,
«проведите простенький эксперимент: спросите любого своего знакомого, какой щенок имеет больше шансов стать звездой цирка – отпрыск длинной династии цирковых собак или потомок сторожевых псов? И почти наверняка (если только ваш знакомый – не биолог) вы услышите в ответ: «Конечно, потомок цирковых! У него же родители, дедушки-бабушки, все предки этому учились. Это же не могло совсем на нем не отразиться!». Тот же мотив постоянно звучит в выступлениях политиков и иных публичных людей, то и дело радующих нас открытиями вроде «кириллический алфавит вошел в гены русского народа».
Профессиональные биологи обычно склонны объяснять это тяжелым наследием лысенковщины. Но звезда «народного академика» закатилась сорок лет назад, и все это время детям в школах более-менее исправно рассказывали о том, что приобретенные признаки не наследуются. Массовое неверие в этот факт свидетельствует не о недоработке школьных учителей, а об активном отторжении его нормальным, неиспорченным наукой сознанием.
Удивляться тут нечему: в родовом сознании дети – не что иное, как новое воплощение и прямое продолжение родителей.
Века индивидуалистической цивилизации не вытравили это восприятие, а только прикрыли его тонким и хрупким слоем рациональных представлений. Но при самом легком напряжении – скажем, когда человек застигнут врасплох простым и невинным вопросом – древний взгляд тут же актуализируется. В самом деле, то, что все происходящее с нами никак не влияет на наших детей, кажется абсолютно невероятным.
Между тем на самом деле невероятным было бы как раз наследование приобретенных признаков. Столь же невероятным, как, скажем, отрастание на лице артистки бороды и усов, которые озорной мальчишка пририсовал ее портрету на уличной афише. Или деформация ботинка по мере таяния оставленного им следа. Но для такого взгляда на вещи нужно увидеть самого себя не центром мира, а портретом, отпечатком, отливкой с некой модели, чье существование в принципе может быть обеспечено и без нас.» / Об отражении эволюционных идей в массовом сознании
И связано это отнюдь не с «врождёнными идеями» ламаркистского характера, но с тем, что человек и личинка человека – ребёнок – существа социальные. Их «среда обитания» — «дом, а не лес», и чтобы они были достаточно внимательны к происходящему «в лесу», «на лугу» или в их собственном теле, нужно усвоение научного знания и формирование научного мировоззрения в себе[4]. А это у многих встречает сопротивление первоначальной социальности, восходящей ещё к традиционному обществу; в процессе выработки научного мировоззрения её приходится изживать, перерабатывать и т.п.
Примечания:
[1] Последняя афёра Лысенко; Как лысенко приходил к своим «научным» выводам; Про Трофима Денисовича; Что стоит Лысенко? Краткие тезисы; Три архивных документа (ещё в тему Лысенко)
[2] Негативное отношение к «стерилизации неполноценных» в полной мере подтвердилось позорной историей шведской программы «расовой гигиены» — когда, казалось бы, в отсутствие расистских предрассудков, присущих тогдашней Германии или США, много людей были объявлены «неполноценными» и стерилизованы по квазинаучным соображениям. А реально – из присущего «образованной публике» страха перед «вырождением», вроде описанного в романе Золя «Доктор Паскаль» плюс желание обывателя сэкономить на социальной политике. Причём уже в 30-е годы было понятно, что этими мерами «дефективность» не искоренить, даже если она наследственна.
[3] Волоцкий также открыл для учёных первого из российских энтузиастов евгеники, в конце 19 в. прочно и вполне заслуженно забытого. «… у Гальтона был даже русский предшественник профессор Василий Маркович Флоринский (1834– 1899), опубликовавший в 1866 г. книгу «Усовершенствование и вырождение человеческого рода», в которой поднял проблему гигиены брака, с целью предупреждения появления на свет больного потомства, это издание осталось практически незамеченным. В.М.Флоринский был попечителем западно-сибирского учебного округа и считается одним из основателей Томского университета. Его книга, увидевшая свет за три года до публикации основополагающей для евгеники книги Ф. Гальтона, была забыта, пока в 1920-х гг. М.В. Волоцкой… не обратил на неё внимание. В 1926 г. он издал её в Вологде, снабдив своими комментариями. С ликвидацией евгеники в СССР последовал новый период забвения, и имя Флоринского «вернулось» в науку благодаря И.И. Канаеву, который опубликовал реферат его книги в виде статьи «На пути к медицинской генетике» (Природа. № 1, 1973. С. 62–68; переизд.: Канаев И.И. Избранные труды по истории науки. С. 339-355) и собирал материалы об авторе. Новый всплеск интереса к Флоринскому возник уже в 1990-х гг., когда его книга была переиздана (Томск, 1995) и появились работы о самом авторе (Ястребов Е. Василий Маркович Флоринский. Томск, 1994; Пузырёв В.П. В.М. Флоринский и его евгенические взгляды на улучшение и вырождение человеческого рода // Генетика. Т. 30. 1994)»
[4] Природное, рукотворное и природохранное; Прикол