Исламизм и законотворчество в Пакистане (Исламский Совет и закон о «легком битье» жен)

Print PDF

 

Председатель Совета по исламской идеологии Мухаммад Хан Ширан, автор закона о «лёгком битье»

Жизнь, как известно, не стоит на месте. Вот и в Исламской Республике Пакистан произошли значимые изменения, которые были разрекламированы во многих англоязычных СМИ и в урезанном виде докатились до наших пенатов. Речь пойдет о рекомендации Исламского Совета, одного из совещательных органов при правительстве Пакистана (выносит решения о соответствии норм и законов исламскому вероучению), разрешить мужьям «слегка бить» своих жен, если они одеваются не так, как мужья хотят, отказывают им в сексе и тому подобное. Может показаться, что про эти положения рекомендации не написал только ленивый.

Пакистан является страной, где до сих пор в среде теологов идут жаркие дискуссии о том, надо или нет наказывать длительным тюремным заключением за богохульство или же лучше, в целях исправления морали, сразу же отправлять «вероотступника» на тот свет. Но за внешней простотой рекомендации, за негативными и издевательскими рассуждениями читателей более богатых и развитых стран, стоит ожесточенная общественная борьба. Судьбоносная рекомендация была принята Советом после горячей дискуссии, когда из 3 из 19 присутствующих членов Совета отвергли ряд положений рекомендации. По «счастливой случайности», при обсуждении отсутствовала и единственный член Совета женского пола др.Самиха Рахиль Кази.

Будем считать, что это было чистой случайностью (по заявлениям членов Совета, она была в поездке в США).

 

Принятая рекомендация была ответом Совета на «полный противоречий анти-исламский закон о защите женщин от насилия», который был принят в провинции Пенджаб. Совету пришлось действовать быстро и оперативно, в противном случае он рисковал некоторой потерей репутации в таких важных для любого мусульманина делах, как семейное право

[ислам дозволяет битьё жён за «непокорность» («А тех женщин, непокорности которых вы опасаетесь, увещевайте, избегайте на супружеском ложе и побивайте»: Сура Ан-Ниса, аят 34), и даже не регламентирует телесные наказания, женщина может рассчитывать лишь на доброту мужа, что приводит к трагедиям даже в образованных семьях. Однако очень многое зависит от толкований; возможны такие, что минимизируют это зло и даже ликвидируют его, особенно если «открыты ворота иджтихада«. Однако же доминируют не они].

Последнее отражает логику общественной борьбы, когда общество явно перерастает устарелые формы религиозных регулирующих институтов (рекомендация не носит обязательную силу, но так как её принимают «лучшие люди города», исполнение для мусульман оказывается так или иначе обязательным) и старается заменить их ценные указания действием светских законов. Допустить такое Совет не мог, поэтому действовал быстро.

Мужьям гарантировалось право на «легкие шлепки по лицу и попе» жен не только за неподобающий внешний вид или отказ в сексе (это называется насилие и принуждение), но и за слишком громкий разговор, который могут услышать… Незнакомцы. Звучит странно, но по мысли членов Совета, женщина обязана шептать, а не громко вопить, привлекая к себе внимание. Кроме того, ей запрещена служба в Армии, участие в войне (на этом фоне шииты выглядят просто страшно прогрессивными), встреча иностранных делегаций, появление в рекламе. Кроме того, только с согласия партнера женщина может оказать какую-либо денежную помощь кому-нибудь.

Дальше — интереснее. Медицинская помощь должна оказываться по признаку пола: женщины — женщинам и никак иначе. Аборт после 120 дней должен считаться убийством. Тут стоит отметить, что об аборте говорится не как о чем-то диком и неожиданном, а как о вполне обыденном действии, из-за чего и приходится вносить в рекомендацию определение об «убийстве плода». После начальной школы, должно быть предусмотрено раздельное обучение для мальчиков и девочек.

А вот дальше начинается самое интересное. В рекомендации четко прописано, что любое насильственное замужество может караться 10 летним заключением. Более того, женщине разрешено заниматься политической деятельностью, причем для этого ей не нужны разрешения родителей, родственников, мужа, вообще, кого бы то ни было.

Последнее как раз хорошо отражает два момента: с одной стороны, Пакистан является страной, где женщины активно занимаются политической деятельностью. Более того, для страны это выглядит сейчас «традиционным». Можно вспомнить погибшего бывшего премьер-министра Пакистана Беназир Бхутто. Никакая религиозная составляющая не помешала большинству населения голосовать за неё и её партию (и это не смотря на сопротивление ультраконсервативных исламских богословов). Хотя часто говорилось, что это из-за того, что она дочь «отца пакистанской нации», после гибели именно её муж (формально и сын) стал руководителем Пакистанской народной партии. Впоследствии её муж стал президентом страны (последнее говорит о влиянии и уважении к ней уже вне зависимости от пола, просто как к политику).

 

Пойти против этого и закрутить гайки, к чему давно уже призывают местные «исламские правые» — вызвать очередную бурю, тем более что общество довольно сильно расколото, а правящая про-исламская, консервативно-националистическая партия раз за разом теряет очки то из-за провальных действий по ликвидации последствий наводнений, то из-за нынешней засухи, то из-за провалов в обеспечении безопасности и в борьбе с талибами. Да и на внешней арене все не так хорошо. США периодически «дронифицируют» пакистанскую территорию, поражая то свадебные кортежи, то дома крестьян, то ещё что-то взрывая. Несколько лет назад они прилюдно вытерли ноги о пакистанское правительство, пообещав им не наносить удары во время переговоров с Талибаном, а потом, прямо во время них, нанеся удары по талибам. Талибы особо не пострадали, в отличие от очередных мирных жителей. Зато пакистанскому правительству пришлось утираться.

Неприязненное отношение Пакистана к США вполне понятно, последние давно пытаются вести себя в стране как у себя на заднем дворе, но ситуация для правящей партии стала резко осложняться после того, как к уже традиционной угрозе справа, со стороны ультраправых исламских фундаменталистов, добавились и либерально-исламская и националистическая светская оппозиция во главе с Имран Ханом.

Сторонницы партии PTI (партия Имран Хана)

Хан оказался губернатором провинции Хайбер-Пахтунхва, по которой столь часто мазали дроноводители Барака Обамы. Мазали столь часто, что губернатор решился на блокирование американской военной базы (примерные прикидки говорят о 80 тыс. пострадавших). И ничего ему за это не было. Более того, США пообещали в будущем более ответственно отнестись к «бомбежкам при помощи дронов». Вроде бы, они даже сдержали своё обещание. На этом фоне, а также на фоне традиционной язвы любой страны наподобие Пакистана — коррупции, оппозиция укрепилась настолько, что бросила вызов уже правительству страны, проведя массовые выступления прямо в столице (впрочем, не в первый раз).

Весьма забавно, но в тоже время и характерно, что российские обозреватели, описывая эти выступления 2014 года, намекали на «пакистанский майдан», сомневаясь в способности губернатора Хайбер-Пахтунхва собрать и контролировать большие массы людей. Ну, а как иначе-то? Правящая партия защищала традиционные «духовные скрепы» в виде коррупции, грабежа, духовности (ну куда без неё-то?), вывоза капитала в оффшоры (премьер-министр сейчас под парламентским расследованием, а его показания перед законодателями были… Не очень убедительны) и прочими прелестями стран Третьего мира.

Выступления оппозиции были настолько значительны и опасны, что быстро собранный военный совет (армия играет большую роль в стране), буквально с перевесом в пару голосов (голосовали главы армейских корпусов), решил не вводить в стране военное положение и не подавлять выступления военным образом. Худо ли бедно, оппозицию заставили разойтись, но та продолжала буйствовать на улицах и в парламенте. Поводов было много: начиная от действий правительства, доказавшего свою неспособность решить проблемы, вызванные наводнением, до действий армии, которая так подавляла исламистов, что сравнивала с землей села и городки по всей стране — от Белуджистана и до Зоны племен (простой и характерный пример, действия в агентстве Моманд, в результате которых оттуда бежало до 20 тыс. жителей). А тут ещё исламские правые.

Скандалы в Пакистане шли один за другим: в 2014 — 2015 годах среди террористических группировок постоянно обнаруживались сторонники ИГ, а уровень террора казалось, не спадал, не смотря на усилия армии, спецслужб и полиции. Исламские проповедники перещеголяли уже сами себя, предлагая меры одни жестче других: начиная от убийств неверных и еретиков, заканчивая призывами к расправе со своими конкурентами, что только увеличивало градус насилия на улицах. Телевизионные дебаты демонстрировали запредельно высокий уровень ненависти исламистов к отделению религии от государства, к светской и умеренной интеллигенции, даже к мерам властей из про-исламской партии. Им было всего мало, Пакистан, по их мнению, не оправдывал своего названия как Исламской Республики, требовалось его исламизировать.

Собственно, в какой-то момент исламисты просто перегнули палку. Террор, нищета, постоянные угрозы и оскорбления умеренным и секуляристам сделали обратное тому, что предполагалось. В Пакистане начался рост анти-исламистских настроений, подкреплявшийся усилиями оппозиции свалить нынешнего премьера-олигарха.

Закон о защите женщин от насилия, который был принят в конце февраля 2016 года законодательным органом провинции Пенджаб (самой населенной в Пакистане, более 80 млн. жителей, примерно 50% населения страны), как раз и отражал эти тенденции (какими бы скромными они ни были, от них никуда не деться). Чтобы понять, почему же он так всполошил исламистов, давайте к нему повнимательнее присмотримся.

Закон принятый 25.02.2016 года предусматривал всеобъемлющую защиту женщин от насилия, строительство убежищ, создание отдельной горячей телефонной линии (её в Пакистане на любом уровне гос.управления просто не было), ужесточение наказаний за домогательства и насилие в отношение женщин. В законе было впервые четко определено, что агрессия включает в себя

«любое преступление, совершенное в отношении женщины, в том числе подстрекательства к совершению какого-либо преступления, насилие в семье, эмоциональные, психологические и словесные оскорбления, экономическое насилие, преследование или  кибер-преступление«.

Закон отмечал, что насилие в отношении женщин росло из-за неспособности правовой системы эффективно расследовать преступления в отношении женщин (просто не было соответствующих правовых норм). Жертвам насилия полагалась защита, суды обязывались начать слушания через 7 дней после подачи жалования и вынести решение в течение 90 дней. Подозреваемый в совершении насильственного акта обязан был носить GPS-браслеты для отслеживания своего перемещения (либо, по требованию судьи, если он считал, что тот может представлять собой угрозу для жертвы).

Светские организации, по правам человека, защиты прав женщин и прочие встретили закон с одобрением, правда сразу же усомнились, что он, даже если вступит в силу (для этого его должен подписать губернатор провинции, который принадлежит к той же партии, что и нынешний премьер) будет эффективно применяться. Зато мусульманские круги были вне себя от возмущения. Кто-то из них посчитал, что закон является угрозой «национальным и религиозным ценностям«, кто-то вообще заявил, что это не что иное, как попытка «выполнить западную повестку по уничтожению пакистанской семьи«, как об этом было заявлено в совместной декларации 35 религиозных объединений, которые решили сопротивляться «противоречивому закону» из всех своих немалых сил.

Уже 14 марта, глава крупнейшей религиозной партии Пакистана (Jamiat-i-Ulema Islam), Хуссейн Фазлур Рехман (Maulana Fazlur Rehman) заявил, что премьер-министр Наваз Шариф пообещал изменить закон так, чтобы он «не противоречил учению священного Корана и Сунны«. Ещё раньше, уже упомянутый выше Совет назвал закон «анти-исламским», а известные юристы составили запрос в шариатский суд для отвода закона по формальным признакам (как не соответствующего исламскому вероучению).

Для согласования позиций обеих сторон конфликта, уже 5 апреля была создана совместная комиссия, которая ни к чему, ни привела. Консерваторы подвергли критике буквально каждый параграф закона, в свою очередь провинциальные секретарь Минсоцобеспечения и зам.секретаря Минюста просто отказались принимать изменения, предлагаемые клерикалами. Параллельно с этим, состоялась общая встреча делегатов крупнейших религиозных движений и партий, которые не только призвали к единству в своих рядах, но и заявили о том, что они сформируют «неприступный вал на пути любых анти-исламских изменений» в стране.

Обсудить было что. Кроме закона принятого в Пенджабе, были приняты поправки в законы, которые касались убийств чести и изнасилований. Партии призвали правительство исключить любые анти-религиозные посылы. Кроме этого обсудили «панамские бумаги», которые касались нынешнего премьера страны, а также решение правительства Синда требовать обязательного анонсирования пятничных служб, что было расценено как вмешательство государства в религиозные дела (что характерно, деньги клерикала получают из бюджета, но это же не в счет). Клерикалы призвали правительство ввести закон, который разрабатывается Исламским Советом по идеологии, переставить связывать деятельность террористических групп и проповеди в мечетях и строго придерживаться исламской ориентации. В противном случае, клерикалы выведут на улицу массы и мало никому не покажется.  Впрочем, на решение правительства это особо не повлияло.

Наконец, 18 мая, клерикалы заявили об окончании работы над своим собственным законом с плетками, бондажем и шлепками по нежным интимным местам. Закон, по заявлению Камрана Муртаза (одного из его авторов), «прочно базируется на нормах ислама«. Таким образом, все было готово для передачи закона в Совет, для его последующего там обсуждения. Тем более что время поджимало.

Через 3 дня, после победного обнародования «исламского закона об унижении защите женщин», Национальная Ассамблея (нижняя палата Парламента страны) приняла весьма характерные поправки к уголовному кодексу и ряду экстраординарных законов, которые официально объяснялись «экстраординарными угрозами национальной безопасности«. Что же это были за угрозы, и какие предусматривались наказания?

До года тюрьмы и/или штраф тем, кто разжигал религиозную или этнонациональную ненависть при помощи звукоусилительной аппаратуры (более прозрачного намека в отношении мечетей, религиозных учреждений вообще, вместе с уличными проповедниками и массовыми митингами, пожалуй, нельзя было и сделать). Детские браки и насильственные обращения стали караться заключением на срок от 5 до 10 лет, штрафом до 1 млн. рупий любого, кто женится на ребенке или на женщине немусульманке (противоречивое положение, ещё больше ужесточающее наказание за одобряемые клерикалами (но не всеми) детские браки и насильственное обращение женщин в ислам).

В закон о полиции (от 1861 года) вносилось дополнение по контролю за обращением и препятствованию к распространению материалов и речей, содержащих угрозы по религиозному и этнонациональному признаку, организованных группой или запрещенной организацией. Наказание увеличили до 3 лет тюрьмы и штрафа. Дополнение в антитеррористическое законодательство ужесточало наказание организованных групп или толпы за линчевание (или подобных преступлений) 5-летним заключением участникам, вместе с любым другим наказанием по закону (то есть, это стало отягчающим обстоятельством).

Как видим, все это прямо касалось уличных беспорядков, часто заканчивающихся линчеваниями, которые были характерны для столкновений, организованных или спровоцированных клерикалами. Их же касается и ужесточение наказания за риторику ненависти, публичные угрозы, пропаганду ненависти по отношению к этнонациональным и религиозным меньшинствам и провоцирование религиозных беспорядков.

Заодно ужесточили наказание за дачу ложных показаний при рассмотрении дел со смертной казнью (7 лет тюрьмы) и с пожизненным (5 лет тюрьмы).

Итак, Исламскому Совету и клерикалам было отчего торопиться: начиная с 2015 года, правительство и общество, порядком напуганные неуправляемостью и хаосом в стране, начали активно ограничивать их деятельность, завинчивая гайки и фактически требуя уже определиться — они на стороне исламистов из Талибана, ИГ и других групп, или же на стороне народа и государства Пакистан? Понятно, что вопрос был поставлен из вполне прагматических соображений, тем более интересна довольно положительная реакция общества на него.

Это оказалось прямо отражено в законе Исламского Совета, который не решился требовать отмены нормы о детских браках или вносить требования ограничения деятельности женщин (чего можно было ожидать от некоторых его членов).

Как долго будет продолжаться это наступление на исламских фундаменталистов, будет ли оно успешным, введут ли закон, предложенный Советом — мы об этом скоро узнаем. Так же как и то, являются ли эти изменения свидетельством начала поворота пакистанского общества в сторону более терпимого и секулярного, или это была просто историческая случайность.

Источник beyoundraceandreligion