В продолжение темы
Резюме. Представлены данные о культурной обусловленности разнородных паттернов поведения, часто представляемых публике «биологически заданными», врождёнными и пр. Всё больше накапливается данных, что популярная картинка про соотношение биологического и социального (см. выше) неверна. В реальности обе «руки» — социальные воздействия, только одно — бывшее в прошлом, и интериоризованное, а ныне выступающее как собственный внутренний мотив индивида, а второе — текущее, пришедшее только что. И они на пару лепят личность из «биологического», всё больше преобразуемого интериоризованным социальным, а потом управляют вылепленным, как всадник лошадью. Отдельный «игрок» здесь — индивидуальное «я», в той мере, в какой оно «вылеплено» вышеописанными процессами: Будучи относительно независимым от обоих воздействий, оно вольно «выбирать» между ними, сопротивляться одним, потакать другим, сообразно своим убеждениям и ценностям, в той мере, в какой «вылеплено».
Быстрая интернализация «западных» представлений о красоте у людей традиционной культуры
Содержание
- 1 Быстрая интернализация «западных» представлений о красоте у людей традиционной культуры
- 2 Стереотипы об интеллектуальных способностях появляются довольно рано и в дальнейшем влияют на интересы детей
- 3 Способность узнавать и помнить лица зависит от социальных отношений
- 4 Мозг учится распознавать лица с нуля
- 5 Альтруистами не рождаются
В продолжение темы «нервная булимия — болезнь открытого общества«
«…достаточно посмотреть на фотографии худых женщин в течение всего 15 минут, чтобы это повлияло на представления об идеальном теле. Аналогичный эффект наблюдается и при просмотре фотографий полных моделей. Статья ученых доступна на сервере препринтов BiorXiv.
В западной культуре многие женщины до сих пор считают своим идеалом худое тело. Стройная фигура часто ассоциируется с позитивными сторонами жизни, например счастьем, уверенностью в себе и успехом в любви. Многие врачи обеспокоены тем, что это негативно сказывается на здоровье женщин — в погоне за худобой некоторые из них получают расстройства пищевого поведения (анорексию, булимию, компульсивные переедания), а также проблемы с самооценкой.
Ученые связывают одержимость стройной фигурой с влиянием средств массовой информации. Кроме того, кросс-культурные исследования показывают, что СМИ оказывают похожий эффект и на незападные и неиндустриальные общества. Тем не менее, степень, в которой на женщину влияет сформированный масс-медиа идеал, зависит от его интернализации — то есть от того, стал ли он внутренней установкой. Согласно данным опросов, не все испытуемые одинаково ассоциируют себя с худыми моделями и не всегда это сказывается негативно на психике.
Главный недостаток многих исследований в этой сфере состоит в том, что ученые обычно изучали влияние средств массовой информации на людей, которые и так часто смотрят телевизор или журналы. Авторы новой работы решили выяснить, как будут влиять изображения женщин с разной фигурой на испытуемых, редко контактирующих с масс-медиа и принадлежащих к другой, незападной культуре. Для этого психологи попросили поучаствовать в исследовании 80 жителей двух деревень из Никарагуа в возрасте от 16 до 78 лет (мужчин и женщин).
В одном из поселений не было доступа к электричеству, за исключением солнечной панели в одном доме, которая использовалась для освещения. В другой деревне некоторые жители поставили спутниковые антенны, но они были исключены из эксперимента. Большая часть добровольцев в прошлом эпизодически смотрела телевизор — например, у соседей или при посещении других населенных пунктов, и в среднем каждый испытуемый смотрел телевизор 1,5 часа в неделю.
Во время эксперимента психологи просили испытуемых на компьютере с помощью специальной программы-конструктора показать идеал женской фигуры. Начальные тела (всего их было 8) отличались по цвету кожи, типу телосложения («песочные часы», «груша») и были одеты в разную одежду. По завершении задания, ученые приступали ко второй части эксперимента. Они показывали добровольцам пары картинок, на которых были показаны девушки из каталогов одежды, и просили выбрать ту, которая им нравится больше. Одна половина участников смотрела на фотографии худых моделей, а другая — на снимки моделей плюс-сайз. В среднем, на задание уходило около 15 минут. После этого, авторы работы снова просили испытуемых создать на компьютере идеальную женскую фигуру.
Оказалось, что даже недолгий просмотр фотографий влияет на представления о красивом теле. Группа, которая наблюдала снимки худых девушек, во второй раз также создавала более худые тела, чем изначально. Такой же эффект наблюдался и в группе, работавшей с изображениями плюс-сайз моделей — их «идеалы» после просмотра фотографий набирали вес.
Психологам точно неизвестно, сколько длится обнаруженный ими эффект. Кроме того, в группах наблюдались небольшие отличия — жители первой деревни в целом предпочитали более худые фигуры. Тем не менее, авторы работы считают, что не важно, сколько сохраняется влияние фотографий, если мы постоянно сталкиваемся с телевидением и транслируемыми образами тела.
Ранее социологи показали, что СМИ также влияют на представления о мусульманах. Они вносят существенный вклад в формирование стереотипа об агрессивности представителей этой религии.
Кристина Уласович
Источник nplus1
Стереотипы об интеллектуальных способностях появляются довольно рано и в дальнейшем влияют на интересы детей
Психолог Lin Bian из Иллинойского университета провела эксперимент: детям от 5 до 7 лет зачитывались характеристики людей без указаний пола. Одна из историй была об умном и успешном человеке, который справляется со всеми задачами быстрее и лучше всех, про него можно сказать, что он гениальный. Вторая история была о том, что есть обычный человек, который просто умный и хороший. После чего малышам показывали четыре фотографии взрослых людей — две мужчин и две женщин, и предлагалось определить, кто из них мог бы быть героем какой-то из этих историй. Еще один тест, которые решали дети: им давали пары фотографий мужчины и женщины, нужно было угадать, кто из них очень-очень умный, а кто просто хороший.
В возрасте 5 лет характеристику «очень-очень умный» своему полу приписывают и девочки, и мальчики. Поразительно то, что уже в возрасте 6 лет мальчики и девочки расходятся в восприятии того, кто по-настоящему умный. В 6 — 7 лет только мальчики продолжают придерживаться мнения, что гениальный герой рассказа — это мужчина. Важно, что снижение оценок «своих способностей» происходит у девочек в тот период, когда они в принципе опережают в развитии и успехах мальчиков. Еще один важный пункт, в возрасте 6 лет девочки начинают избегать задач и игр, когда им говорят, что это только для детей, которые «на самом деле очень умные.»
Стереотип о том, что высокий уровень интеллекта и одаренность — мужские характеристики, весьма распространен. В недавнем исследовании студентов магистратуры по биологии, проведенном Sarah Eddy и Daniel Grunspan, молодые люди оценивали способности студентов мужского пола выше, чем способности девушек. Хотя их объективные успехи в учебе и других сферах были одинаковыми. Во многих научных областях, таких как физика, математика, философия люди считают, что успех зависит от врожденного таланта, что этому «просто нельзя научить», пишут Sarah-Jane Leslie и коллеги. Чем больше этот тезис культивируется в той или иной сфере, тем меньше женщин представлено в ней. Гендерный разрыв возникает не из-за каких-то реальных различий в способностях, а из-за двойного эффекта стереотипа. Первый — мужчины более умные и способные. Второй — сверходаренность как необходимое условие для работы в той или иной сфере, то есть это работа только для тех, кто «на самом деле очень умный».
Предубеждения относительно интеллектуальных способностей касаются не только различий между мужчинами и женщинами. Carol Dweck говорит, что многие люди, находящиеся в неблагоприятных социальных условиях, бедности и др. страдают от убеждений, что интеллект является врожденным и фиксированным, что отчасти ведет к возникновению разных видов неравенства.
Важно понимать, что кроме врожденных способностей для достижения успеха необходимо трудиться.
Оригинал в Science
Источник ВКонтакте
Увы, стереотипы «работают» и в более раннем возрасте: «мы склонны наделять чертами мужественности и женственности даже младенцев. В исследовании взрослые судили о степени выраженности гендерных качеств по тональности плача ребенка, хотя в реальности между голосовыми характеристиками мальчиков и девочек нет значимой разницы вплоть до пубертата. Статья опубликована в журнале BMC Psychology, о результатах рассказывается в пресс-релизе на сайте Сассекского университета.
Исследователи записали спонтанный плач 15 мальчиков и 13 девочек. После чего специально была изменена высота звуков, все остальные характеристики остались без изменений. В исследовании участвовали взрослые, некоторые из них имели детей, некоторые нет.
Оказалось, что взрослые часто ошибочно полагают, будто младенцы с более пронзительным плачем — женского пола, а обладатели более низкой тональности — мужского. Если участники знали заранее пол ребенка, то по высоте тона плача ребенка делали выводы о степени выраженности мужественности и женственности.
«Если взрослый уже знал, что младенец, плач которого в высокой тональности, — мальчик, он описывал его как менее мужественного. И аналогично девочки с низким по тональности плачем описывались как менее женственные»,
— пояснил один из исследователей Дэвид Реби (David Reby) из Сассекского университета.
Кроме того, выяснилось, что чем выше тональность плача, тем более интенсивным кажется дискомфорт ребенка людям, слушающим этот плач. При этом интересно, что мужчины, знавшие, что плачет мальчик, чаще преувеличивали его дискомфорт.
«Исследование показывает, что мы склонны ошибочно приписывать то, что мы знаем о взрослых, детям: мужчины имеют более низкие голоса, чем женщины. Тогда как на самом деле тон голоса детей не отличаются между полами вплоть до периода полового созревания»,
— объяснил еще один автор исследования Николя Матевон (Nicolas Mathevon)».
Источник Научная Россия
Способность узнавать и помнить лица зависит от социальных отношений
Лица других людей позволяют нам получить много информации, имеющей ключевое значение для социального взаимодействия. Из-за того, что все лица содержат одни и те же элементы (глаза, нос, рот), расположенные сходным образом (глаза над носом, нос над ртом), узнавание людей по лицам является визуально сложной задачей. Несмотря на это, мы узнаем лица, когда видим их при другом освещении, под другим углом зрения или в случае, если часть лица скрыта под солнцезащитными очками.
Группа ученых исследовала, насколько способность распознавать лица зависит от доступности всей информации о лице. Они использовали «технику пузырей»: лицо можно было разглядеть через небольшое количество отверстий, распределенных случайным образом. Таким образом, доступная визуальная информация о лице была ограничена.
Участники недолго рассматривали лицо-образец, а затем через «пузыри» должны были выбрать из двух изображений лиц то, которое им показали в качестве образца. Число пузырей в тестовых изображениях постоянно корректировалось в зависимости от производительности участников, чтобы количество правильных ответов поддерживалось на уровне 75%. Чем меньше пузырьков человеку необходимо, чтобы узнать лицо, тем лучше его производительность.
Результаты показали наличие корреляции между производительностью при выполнении этого задания и способностью распознавать лица: те, кому требовалось меньшее количество пузырьков для узнавания 75% лиц, были лучшими в распознавании лиц в других тестах. Эта корреляция оставалась сильной после проверки общей способности к распознаванию объектов. Авторы, предполагают, что люди, лучше других распознающие лица, представляют их наиболее подробно, и для реактивации этих представлений им достаточно минимальной информации.
Интересно, что авторы другого исследования предположили, что распознавание лиц зависит не только от способности человека представить изображение, но и от социального контекста. В их эксперименте участники играли в игру, в которой нужно было бросать мяч другому игроку. В случае «конкуренции» судья сообщал участникам, что они конкурируют друг с другом, и выиграет тот, кто первым наберет 1000 очков. В случае «сотрудничества» судья говорил, что два игрока играют в команде и победят, если вместе наберут 2000 очков.
После игры каждому участнику показали части изображений лиц напарника и судьи и попросили расположить их в соответствии с внешностью этих людей. Для каждого воссозданного лица экспериментаторы рассчитали соотношение ширины к высоте (расстояние между глазами, разделенное на расстояние между бровями и верхней губой) – критерий, коррелирующий с воспринимаемой агрессией и агрессивным поведением.
Хотя, согласно показателям самоотчета, те участники, которые «конкурировали», не показали более высокий уровень агрессии, чем те, которые «сотрудничали», они воссоздали более агрессивные по внешнему виду лица (с большим отношением ширины к высоте). Другими словами, помещение людей в социальные условия конкуренции заставило их запомнить других как более агрессивных. Таким образом, социальные отношения и контекст могут влиять на восприятие лиц и память.
Источник psypress
Мозг учится распознавать лица с нуля
Кирилл Стасевич
Умение различать лица – одна из важнейших когнитивных способностей людей и обезьян. Если бы мы не могли отличать одно лицо от другого, нам бы очень сложно было общаться, а от общения, от социальных связей у приматов зависит очень много.
В мозге даже есть специальная зона, которая отвечает за распознавание лиц. И до сих пор принято было считать, что эта способность у людей и обезьян врожденная: во-первых, вышеупомянутая зона у разных приматов расположена примерно в одном и том же месте, во-вторых, даже самые маленькие дети, когда общаются с другими людьми, предпочитают следить именно за лицом.
Исследователи из Гарварда предположили, что и распознавание лиц на самом деле никакое не врожденное умение, что мозг учится узнавать чужие лица с нуля. Эксперимент ставили с макаками: одни с рождения были со своими матерями и другими маленькими макаками – то есть росли, как обычно; других же растили люди – они кормили обезьян, играли с ними и т. д., но при этом носили маски, полностью закрывающие лицо. Таким образом некоторые макаки за первый год жизни не видели вообще ничьих лиц, ни обезьяньих, ни человеческих.
Когда обезьянам исполнялось двести дней, их мозг сканировали в магнитно-резонансном томографе, чтобы выяснить, появились ли у них в зрительной коре участки, отвечающие за распознавание различных объектов – лиц, рук, тел, каких-то других предметов. Как можно догадаться, у одних макак были все нужные зоны распознавания, у других же одной зоны не хватало, а именно зоны распознавания лиц.
Затем и тем, и другим показывали групповые портреты обезьян или людей. Те молодые макаки, которые росли с матерями и товарищами, в первую очередь смотрели на лица тех, кто был на изображении. Те, кого растили люди в масках, предпочитали рассматривать чужие руки – и вообще, как говорится в статье в Nature Neuroscience, у таких обезьян зона распознавания рук в зрительной коре была особенно большой. Что понятно – еду и ласку обезьяны получали от рук, и разницу между людьми чувствовали, вероятно, тоже по их рукам, коль скоро лица были скрыты.
Вывод из результатов понятен: чтобы мозг научился узнавать какой-то образ, его нужно в мозг установить, инсталлировать, сделать так, чтобы зрительный анализатор свыкся с конкретным объектом. И распознавания лиц это касается в той же мере, что и распознавания разных прочих образов.
Новые данные, очевидно, пригодятся специалистам, которые имеют дело с психоневрологическими расстройствами вроде прозопагнозии, когда больной даже свое лицо не узнает, или аутизма, когда человек боится чужих лиц. Возможно, подобные вещи связаны с тем, что мозг не может сформировать нужную зону распознавания, и если ему в этом помочь, то, вероятно, к нему вернется способность спокойно смотреть на лица и понимать, чем они отличаются.
Источник: Наука и жизнь
Альтруистами не рождаются
Кирилл Стасевич
Готовность помогать другому, скорее всего, развивается не из генов, а по мере нашего общения с другими людьми.
Понятие альтруизма сформировалось в XIX веке благодаря философу Огюсту Конту, и с тех самых пор продолжаются споры о том, является ли альтруизм врождённым или благоприобретённым, обусловленным воспитанием. С развитием экспериментальной психологии этот вопрос попытались решить опытным путём. Несколько лет назад, в 2006 году, были получены результаты, которые, казалось бы, говорили в пользу врождённости альтруизма: полуторагодовалые младенцы готовы были помочь другому, несмотря на собственный ничтожный возраст и заведомое отсутствие всякой рефлексии насчёт выгоды и прочего.
Но действительно ли в том случае отсутствовала какая бы то ни было «воспитательная работа»? Родольфо Кортес Барраган (Rodolfo Cortes Barragan) и Кэрол Дуэк (Carol Dweck) из Стэнфордского университета обратили внимание на то, что в эксперименте 2006 года, как и в большинстве экспериментов с маленькими детьми, исследователи несколько минут играли с ними, чтобы дети почувствовали себя в комфорте и безопасности и согласились «сотрудничать» с психологами. Взаимоотношения, которые устанавливались во время игры между ребёнком и взрослым, как раз могли создать предпосылку для альтруистичного поведения.
Чтобы проверить свою гипотезу, Барраган и Дуэк поставили с двумя группами детей в возрасте 1-2 лет следующий эксперимент. С первой группой они повторяли работу 2006 года: взрослый и ребёнок перекатывали мячик, одновременно общаясь друг с другом. В какой-то момент взрослый слишком сильно толкал мячик, так что тот откатывался далеко. Дальше дело было за ребёнком – подав мячик, он демонстрировал готовность помочь другому.
В параллельной группе ситуация была другая. Экспериментатор и младенец общались друг с другом, но играли каждый со своим мячом. Мяч взрослого опять укатывался – но на этот раз дети уже не так охотно бросались помогать другому. Готовность пойти за чужой игрушкой была в три раза ниже, чем во взаимной игре; если мяч у каждого был свой, то, несмотря на общение, дети не обращали внимания на то, что их знакомый попал в затруднительное положение. С другой стороны, когда такой опыт повторили с детьми постарше, разница была поменьше, всего в два раза – то есть в общей игре готовность помочь была в два раза больше, чем если каждый играл сам по себе.
То есть, как пишут авторы работы в своей статье в PNAS, альтруистическое поведение возникает не из генетически заложенных инстинктов, а из социальных взаимодействий: у двухлетних детей опыт таких взаимодействий больше, чем у годовалых, так что и к альтруизму они будут более склонны. Другое дело, что мы не всегда отдаём себе отчёт, насколько незаметными «невооружённому глазу» могут быть такие элементы воспитания. Совершенно незначительный, на первый взгляд, социальный опыт может подтолкнуть к соучастию в чужих проблемах, а мы будем продолжать считать, что всё дело в генетической программе.
С другой стороны, есть вполне серьёзные аргументы в пользу эволюционной выгодности альтруизма: если члены сообщества готовы помогать друг другу, то у них больше шансов выжить. Но даже в таком случае гены и контролируемые ими нейронные структуры могут обеспечивать лишь возможность такого поведения – это не значит, что он проявится со 100-процентной необходимостью. Впрочем, сами психологи признают, что для того, чтобы подтвердить их выводы о благоприобретённом альтруизме, нужно повторить такой же опыт с совсем маленькими детьми.
Источник Наука и жизнь.
P.S. В т.ч. и поэтому детский альтруизм сильно более выражен при публичности. Поскольку ребёнок лет до 7-9 (11) — это ещё не самостоятельный индивид, а своего рода «столон». Потом происходит обособление «я» от родовой общности, взгляды и ценности самого индивида начинают работать «третьим независимым голосом» в выборе поведения, в «диалоге», а то и «противостоянии» с социальным влиянием извне или страстями/влечениями извнутри. Это как бы «вторая ступень» становления личности после появления памяти о собственном прошлом в 4-5 лет; дальше, возможно, случается некоторый регресс в подростковом возрасте, а потом следует «третья ступень» — становление собственной идеологии (или, мягче, философии жизни), позволяющей быть источником социальных влияний, изменять других, а не только меняться самому.