Взрослый «маугли»: жизнь без слов

Print PDF Затрудняюсь представить внутренний мир человека, который не знает ни одного языка и не подозревает, что языки существуют. Такой человек даже не догадывается, что можно называть предметы по именам […]

Print Friendly Version of this pagePrint Get a PDF version of this webpagePDF

maugli-ssha-i-sssr-kakix-detej-vospityvaet-ideologiya-cherez-multiki-3

Затрудняюсь представить внутренний мир человека, который не знает ни одного языка и не подозревает, что языки существуют. Такой человек даже не догадывается, что можно называть предметы по именам и разговаривать с окружающими. Еще труднее вообразить, что он ощущает, когда идея языка впервые открывается перед ним. Очень впечатлила странная и драматичная история Ильдефонсо, глухого американца мексиканского происхождения. Её рассказывает Сьюзан Шаллер (Susan Schaller) в своей книге «Man without Words», предисловие к которой написал Оливер Сакс.

Он же, к слову, и убедил автора издать такую книгу после того, как узнал про Ильдефонсо. (Совсем недавно на основе книги вышел документальный фильм).

[Как пишет известный психолингвист С.Пинкер: «»На задворках» общества таких людей немало: они сохраняют понимание чисел, умение обращаться с деньгами, «общаются» друг с другом с помощью пантомимы (хотя скорее развлекают друг друга, чем рассказывают что-то конкретное). обычно это глухонемые дети очень бедных говорящих родителей, которые не смогли им найти школу для глухонемых». Прим.публикатора]

Случилось это в 1970-х, Сьюзан тогда была совсем молодой девушкой, владеющей языком жестов. Она подрабатывала в общественной организации помощи глухим. Её будущий ученик, 27-летний Ильдефонсо, не знал, что он глухой – он вообще не знал, что существуют звуки. Его никогда не учили языку жестов, и он не имел ни малейшего представления о том, что люди могут разговаривать. Это, правда, выяснилось позже. Я перевел (наскоро, с минимальными сокращениями) ключевой фрагмент её интервью 2009 года, где Сьюзан вспоминает, как шел процесс обучения. Однажды её направили помогать в класс «Навыки чтения». Там, среди двух десятков глухих учеников она впервые увидела Ильдефонсо.

* * *

Он держался так, будто на нем смирительная рубашка. Он забился в угол, защищая себя. Я заметила, что он следил за ртами, он изучал людей. Даже будучи напуганным, он смотрел: что происходит, что происходит? Я видела, как к нему подошла ассистентка и заговорила на языке глухонемых. Она, в самом деле, паршиво владела знаками и была очень раздражена. Она открыла учебник, взяла его руку с карандашом и стала водить от изображения кошки к знаку «C-A-T». Потом пошла дальше. Он просто остался с этим бессмысленным взглядом и был очень напуган. Было очевидно, что он понятия не имел, что он только что делал. Так что я не могла уйти. Мне стало любопытно. Я подошла к нему и показала жестами: «Привет. Меня зовут Сьюзан». Он попытался это скопировать и воспроизвел неряшливую версию «Привет, меня зовут Сьюзан». Очевидно, он не понимал, что делал. В этом не было языка. Меня это потрясло.

Он выглядел как индеец-майя, и я подумала, что если бы он знал мексиканский язык жестов, он не стал бы пытаться меня копировать. Это не то, что обычно делают, даже если вы не знаете конкретного языка. Я не могла уйти. Я постепенно выяснила, что этот человек не знал никакого языка. Как я уже говорила, я убедилась, что он был очень умным. Я видела, что он очень старается. Мне было двадцать два года. Я понятия не имела о том, что нужно делать. Я столкнулась с проблемой, как передать идею языка кому-то без языка.

- И он даже не знал, что существует такая вещь как звук?

— Я об этом в то время не подозревала. Вокруг было много суматохи. Я просто должна была начать. Я просто попыталась наладить общение. Каждый раз, когда я поднимала руки, он поднимал руки. Он подражал. У него было выражение лица: что мне следует делать? Очень скоро стало очевидно, что всю свою жизнь он выживал копированием. Он видел, что если вы собираете помидоры, кладете их в ведро и получаете зеленые бумажки, а затем вы берете эти зеленые бумажки и идете вон в тот магазин, там вам дают лепешки. Если вы это увидели, то вы собираете помидоры, кладете их в ведро, получаете зеленую бумагу… Я имею в виду, он не знал, что именно он делает, но он мог выживать. По крайней мере, он получал лепешки. Таким образом, самым удручающим опытом за всю мою жизнь, без сомнения, была эта визуальная эхолалия. Как с этим справиться? Он понятия не имел, что есть такая вещь, как беседа, диалог: вы слушаете, я говорю; я говорю, вы слушаете. Он совершенно не догадывался об этом!

Давайте определим, что такое эхолалия.

— Обычно эхолалия подразумевает людей, у которых есть проблемы речи или обучения. Один из симптомов, встречающийся у некоторых детей, это повторение. Я говорю: «Ричард, посмотри на меня». Маленький ребенок скажет: «Ричард, посмотри на меня». Но у него была визуальная эхолалия. Он просто пытался изобразить жесты и копировал то, что я делаю. Однако выражение его лица всегда было такое: это то, что я должен делать, да? Данный вопрос был на его лице все время. Это было ужасно сложно. Это продолжалось час за часом, многие дни и дни. И вдруг у меня возникла идея. Если я умру сегодня, у меня, возможно, будет только одна по-настоящему блестящая мысль за всю жизнь. Что же привлекло меня к этому человеку? Его ум и его усердие, тот факт, что он все еще пытался понять суть вещей.

Я решила прекратить говорить с ним. Вместо этого я обучала невидимого студента. Я поставила стул и в качестве учителя стала обращаться к невидимому студенту, сидящему на пустом стуле. Затем я становилась студентом. Я пересаживалась в другое кресло, и студент отвечал учителю. Я делала это снова, и снова, и снова. И я игнорировала его. Я перестала на него смотреть.

- Я не уверен, что я понял, в чем же была ваша одна блестящая мысль.

— Это станет ясно. Моим предположением было, когда возникла эта идея обучать невидимого студента у него на глазах, что из-за его прилежного характера, в силу его интеллекта — понятно, что он не сможет копировать меня в ответ, — что он прекратит попытки и будет просто следить за мной. В этом заключалась моя надежда, что из своих наблюдений и моих перевоплощений в ученика и обратно он сможет кое-что извлечь. Из того случая с кошкой и C-A-T я понимала, что ему не известно, как обозначается кошка, что такое слово, что такое алфавит, но он был визуальным существом. Он имел в голове, как я рассчитывала, картинку кошки, ассоциирующуюся с фигурой CAT. Он не знал слов или букв, но он знал форму линий.

Так что с помощью невидимого студента я развила этот момент, имитируя присутствие кошки, впуская кошку в комнату, поднимая кошку с пола, лаская кошку, держа её перед собой и демонстрируя взгляд, будто смотрю на живое существо. Затем я поворачивалась к невидимому студенту и делала жест языка, означающий кошку, а также писала на доске C-A-T. Я использовала слово С-А-Т. Я использовала знак «кошка» и я имитировала кошку, а потом кивала на студента, выражая лицом вопрос: теперь ты понимаешь? После этого я менялась местами и становилась студентом. Я смотрела на невидимого преподавателя, я смотрела на С-А-Т на доске и делала вид, что поняла. Я выражала лицом: «О, я догадалась!». А потом я вставала и начинала ласкать С-А-Т на доске, как будто это была кошка. Тогда я снова становилась учителем и возражала: «Нет, нет, нет, нет, нет!» Это не кошка. Это идея о кошке. Это символ. Это способ сообщения того, что у меня в голове, твоей голове.

Теперь, это интересно. Как индивид, не владеющий языком, мог бы получить представление о том, что происходит в чужой голове? Я просто надеялась, что вокруг было достаточно культурных зацепок, а он был наблюдательным человеком. Я хваталась за соломинку. Поэтому я изображала, что у меня есть мысль, поднося кулаки к своей голове, а затем бросала ее в чужую голову, открывая руки. Следом я перевоплощалась в студента и ловила ее [смеется] и укладывала в свою голову.

Я делала это во многих вариантах, как могла, снова, снова и снова часами, днями, часами и днями. Тщетно — самое разочаровывающее задание в моей жизни! Я поглядывала на него всякий раз, и порой он выглядел усталым, иногда он выглядел расстроенным, а иногда он смотрел так, будто я казалась ему сумасшедшей. Было время, когда мы оставили друг друга и у нас обоих было это выражение, что все слишком тяжело. Мы хотели продолжать видеться. Но это было слишком обескураживающее. Были времена, когда я уехала, и думала, что больше не увижу его снова.

- Вы думали, что вы не вернетесь, или он больше не придет?

— Возможно, мы оба. Я не знала, смогла бы я продолжить. Или я собралась бы на занятие, а его там нет. Я чувствовала это, и думаю, он чувствовал так же. Вы знаете, это было видно по языку его тела. Эта безумная женщина. Что она делает? Но он все приходил, и я приходила. Мы продолжали работать. И моя «блестящая мысль», наконец, сработала! Когда я почти сдалась, я попробовала её еще раз. И что-то произошло! Что-то щелкнуло. И он догадался!

Тогда я не была бы в состоянии сказать вам, но теперь, после многих лет изучения этой проблемы и встреч со многими людьми, изучающими язык, я понимаю, что первым «Ага!» – первым открытием того, что же такое язык – должна быть мысль «О, у всего есть имя!» Это начало языка.

- И что-то произошло в тот момент. Что случилось?

— Случилось то, что я заметила движение. Я остановилась. Я разговаривала с пустым стулом, но с помощью периферийного зрения увидела какое-то движение. Я смотрю на Ильдефонсо, как он только что замер! Он, в самом деле, выпрямился в своем кресле и замер. Его руки плашмя лежали на столе, а глаза были широко раскрыты. Выражение его лица отличалось от любого, что я видела. Оно было просто полным изумления!

И затем он начал – думаю, это был самый эмоциональный момент, связанный с другим человеком, в моей жизни, так что даже сейчас, после всех этих лет, я прерываюсь [пауза] – он стал указывать на все, что было в комнате, и это поразительно для меня!.. Внезапно этот 27-летний мужчина – который, конечно, видел стены, дверь и окно раньше – начал на всё указывать. Он указал на стол. Он хотел, чтобы я показала жест, означающий стол. Он хотел символ. Он хотел узнать имя для стола. И он хотел символ, жест, для окна.

2017-07-29_012754Удивительно то, что выражение его лица было таким, будто он никогда не видел окно до этого. Окно стало другим предметом, когда к нему прилагался символ. И это не просто символ. Это общий символ. Он может сказать «окно» кому-то еще завтра, кого он даже еще не встретил! И они будут знать, что такое окно. Есть что-то магическое в том, что происходит между людьми и символами и в обмене символами.

Это был его первый момент «Ага!» Он просто сошел с ума на несколько секунд, указывая на все вокруг в комнате и обозначая жестами то, что я сообщала. Затем он ослабел и начал плакать, причем я не имею в виду просто прослезился. Он обхватил голову руками и уложил на стол, и стол громко трясло от его рыданий. Конечно, я не знаю, что было у него в голове, но я просто предполагаю, что он осознал, чего лишался в течение двадцати семи лет.

* * *

Сьюзан говорит, что позже, когда Ильдефонсо научился языку, он использовал слова «темнота» и «свет» для описания двух периодов своей жизни. Потом он скажет, что стал мыслить иначе и не может вспомнить, как у него получалось думать до владения языком. Ему с трудом дается различение времен внутри одного предложения. Концепция времени, как мы её представляем, для него оказалась самым сложным вопросом.

[Ильдефонсо оценивает своё состояние «до языка» как «тёмное время». Он не хочет о нём говорить. Шаллер его спрашивала много раз за годы общения, и всегда его мимика искажалась, лицо делалось «как у имбецила»: рот падал, нжняя губа отвисала, видно что это ему мучительно. Он всегда говорил «Я был тогда глуп». максимум что он отвечал «Зачем кто-то хочет знать об этом», и хочет говорить лишь лишь об изучении языка. См. «Жизнь без слов«. Фактически Шаллер воспроизвела момент, некогда бывший в нашем филогенезе и предполженный теоретический Л.С.Выготским: соединение языка и мышления, когда первое становится языковым и получает огромный скачок в развитии, немыслимый «простым» увеличением мозга. Потом символизация рождает культуру, знаки работают как психические орудия, ещё больше развивающие людей в этой культуре и заверте… Прим.публикатора]

P.S. Самое поразительное, что тот же способ косвенного обучения – Model-Rival Method – использовала Айрин Пепперберг, работая с попугаем Алексом (и тоже в семидесятых). Она располагалась вместе с ассистентом в пределах видимости Алекса и разыгрывала разные ситуации. То есть задавала ассистенту вопросы, тот реагировал на них оговоренным образом и получал, либо не получал вознаграждение. В итоге попугай, просто наблюдая за происходящим, обучился концепциям качества, количества и др., не уступая по ряду результатов шимпанзе.

Источник nature-wonder

Алекс Ирен Пеппенберг

Алекс Ирен Пеппенберг

Об авторе Редактор