Историк Паула Финдлен из Стэнфордского университета (США), как раз завершающая книгу об этом выдающемся человеке, любезно согласилась изложить ее краткое содержание, перевод коего мы приводим ниже (с небольшими купюрами).
В 1803 году французский астроном Жером Лаланд (1732–1807) с восхищением вспоминал встречу с Басси, состоявшуюся за 40 лет до этого. Оплакивая отсутствие в собственной стране государственной и общественной поддержки женщин, интересующихся наукой, он требовал от Франции принять во внимание этот выдающийся пример.
Надо сказать, он был не единственным, кто ехал в Болонью не только ради кулинарных и архитектурных удовольствий (второй по величине город Папской области был обязательной частью «гран-тура» — путешествия, которым молодые европейские аристократы XVII–XIX вв. завершали свое образование).
Так, в 1764 году в собственной лаборатории на Виа-Барбериа Лаура Басси демонстрировала ньютоновские эксперименты с призмой американскому гостю Джону Моргану (1735–1789) — другу Бенджамина Франклина и основателю Колледжа врачей Филадельфии (старейшего частного медицинского института в США). Морган был прекрасно осведомлен о том, что Басси и ее супруг Джузеппе Вератти не гнушаются экспериментов (в то время многие считали, что наука должна быть умозрительной) и поддерживают теорию Франклина об электрическом притяжении и отталкивании. Морган обещал своему знаменитому коллеге, что обязательно встретится с ними в Болонье.
Следует отметить, что Болонья была не только городом старейшего европейского университета, но и «женским раем», как ее иногда называли [В Италии были послабления и другой угнетённой группе — евреям; лишь там в средневековье они могли учиться в университетах и, став врачами, практиковать среди христиан. Прим.публикатора]. В средние века она дала немало знаменитых особ в разных областях деятельности, дозволенных прекрасному полу, а в эпоху Возрождения славилась своими художницами. Впрочем, Лаура Басси, получившая университетский диплом 17 апреля 1732 года, не была первой. В 1678 году ее опередила Елена Корнаро Пископия, выпускница Падуанского университета.
Сэр Исаак Ньютон умер за пять лет до того, как Басси завершила учебу. Его система еще не получила всеобщего признания, но это не помешало юному ученому объявить себя последователем создателя новой физики. О предложенном ею объяснении знаменитого ньютоновского эксперимента с призмой слагали стихи. В Британии и Франции удивлялись, почему у них считается зазорным, когда женщина идет в науку.
Пример Лауры Басси так впечатлил одного немца, что он разрешил дочери учиться, и Доротея Эркслебен действительно стала первой женщиной в Германии, получившей университетский диплом (в 1754 году в Галле).
Басси начинала с должности профессора кафедры «универсальной философии» в Болонском университете и в конечном счете была удостоена престижной кафедры экспериментальной физики Болонского института (1776). Именно Лауре Басси слал свои ранние работы Алессандро Вольта и именно у нее искал одобрения своим первым исследованиям.
Отец Лауры Басси был адвокатом, девочка росла среди его книг. Поскольку мать, Роза Мария Чезари, часто болела, постоянным гостем семьи был врач Гаэтано Таккони, который обратил внимание на живой ум ребенка и хорошее знание латыни. Он предложил отцу (его звали Джузеппе) стать ее учителем философии, которую тогда понимали очень широко и которая была необходимым элементом медицинского образования. Вот так образом дитя познакомилось с физикой Аристотеля, Галилея и Декарта.
«Галатея» тем временем подросла, и «Пигмалион» решил, что ее можно вывести в свет. Успех Лауры превзошел самые смелые ожидания, к началу 1732 года о ней говорила вся Болонья. В дом Басси набивалась толпа людей, желавших стать свидетелями того, как 20-летняя девица на равных дискутирует по любому вопросу с ведущими профессорами и академиками.
Даже архиепископ Просперо Ламбертини пожелал нанести визит семейству Басси и лично удостовериться в том, что слухи правдивы. Он не видел различий между мужскими и женскими талантами, и его поддержка сыграла решающую роль в том, что в марте 1732 года Лаура стала первой женщиной — членом Академии наук Болонского института и получила возможность начать научную карьеру. Эпоха Просвещения набирала обороты.
Болонская академия (кстати, существует и поныне) неохотно отважилась на прецедент, но в конечном счете сочла эту должность почетной, не ожидая, что Лаура Басси всерьез примется за науку. Точно так же рассуждали те, кто специально для нее учреждал новое профессорское место и придумывал отговорки для перспективных ученых мужского пола. Конечно, было множество недовольных, в том числе в академической среде (против высказывалась даже одна ученая дама), ибо считалось неприличным, что молодая особа регулярно оказывается в кругу мужчин, обсуждающих тайны природы.
К счастью, архиепископ настоял на своем, но академики все же постановили, что ради соблюдения скромности и порядочности Лауре Басси разрешается выступать с публичными лекциями только по специальному приглашению, то есть, например, в слупримчае визита высонапкого гостя, на знаменитых болонских дебатах по вопросам анатомии во время карнавала или в связи с присвоением научной степени.
Кто-то другой чувствовал бы себя польщенным, но только не Басси. Она считала себя настолько одаренной и так жаждала внести посильный вклад не только в науку, но и в улучшение общества, что вежливо, но твердо попросила снять ограничения. Ей отказали. Тогда она взялась за дальнейшее образование.
Болонья была потрясена, узнав, что она ходатайствовала о разрешении читать книги, запрещенные католической церковью, среди которых были труды протестантских ученых, а также Галилея и Декарта. Она была уверена, что знакомство с этими работами просто необходимо для того, кто вознамерился стать настоящим ученым, ведь то образование, которое она получила, было далеко не полным. Лаура Басси занималась высшей математикой с Габриэле Манфреди, а экспериментальной физикой и химией — с Якопо Бартоломео Беккари.
Оба не только оставили след в истории науки, но и входили в Королевское общество, а в Болонье обладали звездным статусом. Именно эта «аспирантура» помогла ей внести существенный вклад в разработку образовательных и исследовательских программ по ньютоновской физике.
В феврале 1738 Лаура Басси приняла еще одно важное решение. Она вышла замуж за врача и коллегу профессора Джузеппе Вератти, который ласково называл ее Cara Laurinda. Злые языки принялись шутить о том, что будущие супруги познакомились в темной комнате, занимаясь опытами с призмой, и что теперь Лаура будет изучать тайны природы посредством тела, а не ума.
На это Басси ответила едким письмом, адресованным врачу Джованни Бьянки:
«Я выбрала человека, который идет по тому же пути учености, и кто не отговорит меня от него, в чем я уверена по долгому опыту общения».
Она была тогда на втором месяце беременности первым из восьми детей (трое умерли во младенчестве).
Вместе Басси и Вератти с энтузиазмом развивали программу ньютоновской экспериментальной физики в Болонье на протяжении почти полувека, поддерживая друг друга в научных устремлениях. Статус замужней женщины позволил Лауре регулярно приглашать в дом гостей для обсуждения физических вопросов, не нарушая вышеупомянутого ограничения и правил приличия. Надо сказать, что до этого ее манера оставаться наедине с учеными мужами порождала множество грязных сплетен.
Постепенно дом на Виа-Барбериа наполнился инструментами, необходимыми для исследований. Супруги изучали связь между медициной, физиологией и животным электричеством. Их эксперименты вдохновляли коллег помоложе, в числе которых был и Луиджи Гальвани (1737–1798).
Сначала Басси, занимавшаяся классическими проблемами, опубликовала несколько работ, посвященных механике, измерениям плотности жидкостей и исключениям из закона Бойля. Затем она постепенно перешла к вопросам, которые требовали экспериментов: преломлению, природе электричества и составу воздуха.
К сожалению, эти тексты не сохранились, и только по свидетельствам современников мы можем судить о том, что Лаура Басси шла в ногу с ньютоновской программой исследований наравне со Стивеном Гейлсом, Бенджамином Франклином и Джозефом Пристли, уверена Финдлен.
Лауре Басси несказанно повезло с покровителем. Архиепископ Ламбертини, ставший римским папой Бенедиктом XIV (1740–1758), в 1745 году задумал оживить Болонскую академию. Он учредил элитную группу ученых, которых прозвали бенедиктинцами.
Им выплачивалась ежегодная стипендия в размере 50 лир с обязательством ежегодно публиковать результаты своих исследований. Басси не обнаружила себя в числе 24 членов этого престижного общества (естественно, все они были мужчинами) и написала в Рим с просьбой сделать ее двадцать пятой. Бенедикт XIV согласился, но бенедиктинцы были против. Лауре так и не удалось убедить коллег предоставить ей всю полноту полномочий, от права голоса до участия в заседаниях.
В прочих отношениях она пользовалась всеми привилегиями члена этого общества. Кажется, именно Лаура Басси приучила ученых мужей Болоньи считаться с женщинами: в 1746 году почетным членом Болонской академии стала Шатле, а в 1748-м — миланский математик Мария Гаэтана Аньези. В то время ни в Лондонском королевском обществе, ни в Парижской академии наук не было ни одной особы прекрасного пола. Болонью не напрасно называли женским раем.
В 1749 году Басси официально открыла домашнюю школу. Ее восьмимесячные курсы ежедневных уроков с демонстрацией экспериментов принесли ей новую славу. Программа Басси была намного глубже университетской, где много внимания уделялось натурфилософии, и институтской, где эксперименты проводились только раз в неделю.
Учиться у нее стремилась молодежь со всей Италии, а также из Греции, Испании и Германии — настолько радикально новым казалось совмещение теории и практики. Именно под влиянием Лауры Басси кузен Ладзаро Спалланцани отказался от юридических штудий. Именно ее великий натуралист просил проверять его эксперименты и величал «почтенным учителем». Другой молодой коллега предлагал ей и Вератти подать заявку на вакантные профессорские должности в Падуе в надежде, что они последуют за ним и помогут ему в работе, но наставники предпочли остаться в Болонье.
«В наше время экспериментальная физика стала крайне полезной и необходимой наукой»,
— провозгласила Басси в 1755 году, с гордостью отметив, что ее частные уроки сделали для этого намного больше, чем те учреждения, которые платили ей зарплату, но не позволяли заниматься обучением молодежи в своих стенах. Городской сенат счел справедливым этот упрек и решился на беспрецедентный шаг — повысил ей зарплату с условием, что она не закроет свою домашнюю школу. В 44 года Лаура Басси наконец добилась того, что ее стали уважать за то, что она сделала, а не за то, какого она пола.
Кульминацией общественного признания стало ее назначение на должность профессора экспериментальной физики Болонского института за два года до смерти. Конечно, и тогда ворчали, что она всегда хочет большего, чем заслуживает, но к консерваторам прислушивались уже намного меньше.
Муж Басси и их сын Паоло продолжали вести курс экспериментальной физики после ее смерти, пока в 1818 году из-за финансовых трудностей не пришлось продать инструменты.
Сегодня о Лауре Басси мало кто слышал, ведь опубликовано всего лишь четыре ее статьи. В архиве Болонской академии, однако, сохранился список из 32 ее работ, которые она написала в 1746–1777 гг., исполняя обязанности бенедиктинца. Увы, все неопубликованные труды, за исключением одного, сгинули в хаосе Наполеоновских войн.
Финдлен считает, что и без этих сведений наука должна быть благодарна Басси за ее педагогическую работу. Конечно, ее разработки едва ли удостоились бы Нобелевской премии, но то, к чему она пришла, сегодня является неотъемлемой, повседневной частью научных исследований.
Она не сделала великих открытий, но, по мнению Финдлен, наука — это не только моменты озарений, но и рутинные беседы, демонстрации, эксперименты, объяснения, культуру которых Лаура одной из первых прививала своим ученикам. Именно ей принадлежит честь институционализации данной научной дисциплины, не говоря уже о роли в борьбе за права женщин и о том, что всю жизнь она оставалась единственной женщиной в европейской науке с собственной школой.
Наконец, она была уверена в том, что без надлежащего знания математики и философии физик не физик, о чем, к сожалению, многие нынешние ученые забывают. «Тем немногим, что я знаю, я обязан ее мудрым наставлениям», — вспоминал в 1782 году Спалланцани.
Источник tut.by