Женщины при капитализме: неустранимое неравенство
Отвлекшись от страусов и гигантских орлов, тюкающих их под коленку, Юлия Леонидовна Латынина перешла к женской истории, см. поделку «О женщинах и свободе». Ибо дорого яичко ко Христову дню; к Восьмому же марта рыночная фундаменталистка просто обязана написать что-нибудь маскирующее тот факт, что рынок не работает для 90% населения, а живёт ими как червь яблоком — вместе с 1% выгодополучателей от него, с обслугой из перьев вроде латынинских. Большая часть этих несчастных — женщины: феминизация бедности и безработицы — явление общее для всех стран капитала, присутствующее и в самых эгалитарных обществах вроде шведского1. Женщины недопредставлены среди собственников и перепредставлены среди пролетариев, почему женский и рабочий вопросы ныне неразделимы, и всегда были изоморфны между собой: это одна проблема, но в разном масштабе рассмотрения2.
Т.е. волей-неволей, борясь за равенство (стремление к коему естественно для нас грешных, см. данные нейроэкономики), женщины ещё больше мужчин вынуждены действовать против капитализма во всех сферах социального бытия:
1) в работе, дающей удовлетворение и обеспечивающей самореализацию (мастерство и талант);
2) в освоении интересных, современных и престижных профессий, доселе считающихся «мужскими»;
3) в служебной карьере, обеспечивающей восходящую мобильность, «пропускающей достойных» к более высоким ступеням п.1;
4) в политике и следующем отсюда доступе к власти в партиях и государстве, или в профессиональных организациях — профсоюзах, академиях, etc;
5) в армии и защите Родины, с возможностью офицерской карьеры;
6) в быту, включая домашний труд, уход за детьми/старшими родственниками, воспитание детей;
7) в личной жизни, включая её сексуальную сторону.
Процессы 1)-7) и есть эмансипация3; важно, что движение к ней в разных обществах можно померить эмпирически, отвлекаясь от идеологической трескотни4.
Тем более что капитализм принципиально не может (левые либералы, с.-д., ревизионистские левые), а то и не хочет (все более правые политсилы) данное равенство обеспечить — при том, что с 1980-х гг. все они активно заняты женским вопросом, предлагают свои варианты его разрешения и пр5. Почему нет?
Дискриминация женщин нормативна для капитализма в силу его устройства per se, не из-за «патриархата» — концентрации власти/собственности «у мужчин». Горький опыт «правого поворота» в феминизме последних 30 лет показал, что увеличением доли женщин «наверху» пирамиды этого не исцелить: как минимум в силу того, что они разделяют, воспроизводят и практикуют дискриминационные стереотипы не меньше, а то и больше мужчин (в т.ч. вследствие всё большего перекладывания воспитания на плечи «мамочек» и отцовского устранения из него). Что демонстрировалось в массе работ, начиная с классической Айреса и Зигельмана (1995)6. Как максимум — поскольку капитализму присущ перевес «свободы» над «равенством» при оптимизации отношений во всех аспектах социального бытия (детство, школа, работа, быт и воспроизводство нового человека).
Поэтому там полноценен лишь труд на себя и за деньги; действия на общее благо, хоть расхваливаются на словах, всеми акторами «свободного рынка» (и собственниками, и работниками) воспринимаются как уязвимость и используются в конкуренции, чтобы ущемить всю группу людей, маркируемую их совершением. И в первую очередь так обстоит дело с женским деторождением и воспитанием во младенчестве. В «производстве» новых людей первое незаменимо вовсе, второе — в значительной части, почему при капитализме то и другое кладёт на всех женщин стигму, которую они не могут избыть: какое образование ни получи, в какой бы профессии ни работай, везде
1) увольнения с безработицей феминизированы,
2) рынок труда в целом структурируется так, что женщин «выпихивают» из престижных профессий — в непрестижные, низкооплачиваемые, из занятых — в безработные, с работы — в домашнее хозяйство;
3) оба барьера распространяются на всех женщин — ко всем ним относятся так, будто они предназначены (природой ли, богом — всё едино) для «дома и семьи», не для самих себя7.
Хотя сегодня все женщины в развитых странах хотели б сломать эти барьеры8, их коллективный отпор скорей укрепил дискурс об «другой природе» женщин и «естественном предназначении» к «женским занятиям» на уровне общества в целом9. Ведь все возможности преодолеть барьер, вырванные у системы, ею маркируются как «позитивная дискриминация», т.е. несправедливость, которую «общество» скрипя зубами, но терпит — хотя на деле это восстановление справедливости, весьма незначительное и неполное. Это такая же ложь, как отравленный язык, называющий фабриканта «работодателем» (а то и «кормильцем») вместо законного «эксплуататора».
Женский вопрос: конкуренция и «свобода» vs равенство и господдержка
Поэтому, пока женское движение продолжает говорить на либеральном языке индивидуального успеха и конкуренции, оно будет проигрывать в долгосрочном плане, т.к. не пошатнёт гегемонии представлений о женщинах как «других», «низших» существах. Если же станет марксистским и коммунистическим, то сможет выиграть: система общественной собственности и плановой экономики максимизирует «равенство», т.ч. связь женщин с рождением и воспитанием, как минимум во младенчестве, обращается в их общую доблесть (незаменимы в воспроизводстве человеческого капитала). Которую общество так же чтит и возносит, как при капитализме — производство капитала финансового, и его «должное» распределение рынком между разными предприятиями посредством конкретных атлантов.
В такой ситуации общественные затраты на ясли, детские сады, продлёнки, отпуска по беременности и родам, уходу за ребёнком и пр. инфраструктуру10, позволяющую женщинам реализовываться в профессии, политике и т. д. независимо от участия в репродукции и выбирать степень этой последней свободно, сообразно своим интересам — есть возмещение долга за вклад в общее благо, восстановление равенства, которое полезно и правильно в т.ч. в либеральном смысле «равных возможностей», а не «женские привилегии». См. подробнее «Женский вопрос: «свобода» и конкуренция vs равенство и соцподдержка».
Сказанное — не отвлечение, но основа для понимания, почему «на всём перегоне» всемирной истории действует общее правило, связывающее борьбу за социальное равенство и атаки на классовое разделение с эмансипацией (не только женской), как причину со следствием. Все плебейские ереси (катары, богумилы, дольчиниане, гуситы etc.) независимо от писаний и догматики, вводили равенство женщин и рабов с мужчинами/свободными, и возможность им занимать почётные должности в общине11. Пока христианство само было такой ересью (хотя бы отчасти), оно делало тоже самое. Собственно раннехристианские общины тем и отличались от эллинистических объединений, гражданских и религиозных, что допускали женщин и рабов к почётным должностям начальников, проповедников и пр12.
Гуситы начали череду революций — «локомотивов истории» (см. небезынтересное буржуазное исследование их именно в этом качестве «двигателей прогресса». Вершиной процесса стали Октябрьская революция и комдвижение по всей планете, в т.ч. ими достигнуто историческое акмэ женской эмансипации — см. исследование Р.Стайтса, крайне информативное и острокритическое. Он делает вывод, что, хотя полное равенство не достигнуто, в т.ч. вследствие ряда откатов в эмансипации, советские женщины к нему приближались куда больше западных товарок.
Как и равенство ранее отсталых народов, эмансипация женщин в странах социализма направленно реализовывалась как часть партийной политики и, несмотря на все зигзаги и отступления, в 1970-80е гг. они в этом плане сильно опередили развитые капстранами. Это верно для самых отсталых из них: Албании, Кубы, Никарагуа, Вьетнама. Скажем, на 4-хсторонних переговорах по урегулированию во Вьетнаме в Париже делегацию Вьетконга (Народный фронт освобождения Южного Вьетнама) возглавляла Нгуен Тхи Бинь, потом министр просвещения и вице-президент СРВ. В делегации противника были только мужчины. Другая женщина — Нгуен Тхи Динь была начштаба Вьетконга, первая женщина-генерал-майор Вьетнамской армии, зампред Госсовета СРВ. В действующей армии их противника — США самый старший чин женщины был лейтенантский. См. также интересную статью о женщинах в 3-х вьетнамских войнах.
Верно и обратное: контрреволюция, пробовавшая опрокинуть социализм, в той мере, в какой была успешна, немедленно сокращала представительство женщин (как и рабочих-крестьян) в органах власти. Мы писали про «демократию» «пражской весны»; ровно то же случилось в советскую перестройку. На первых «свободных выборах» в марте 1989 г. представительство женщин в Верховном Совете упало с 33% до 15.6%13.
Для сравнения: в 1987 г. в местные Советы избраны 49,4% женщин. Среди депутатов местных советов к концу 1970-х гг. их было 48%, в Верховном совете – 31%. Они составляют 43% профруководителей, более половины руководителей фабзавкомов и месткомов, треть судей, половину народных заседателей.
Сегодня в РФ женщин среди депутатов Госдумы всего 11.2%, в Совете Федерации 0,5%, на Украине среди депутатов Верховной Рады в 2010 г. — 8%. Составляя 56% среди госслужащих, женщины среди руководителей составляют лишь 9%, на высших руководящих должностях — 1,3%14.
Т.е. женская эмансипация — побочный продукт подъёма и политического успеха движений, выступающих за социальное равенство, против классового разделения (пусть понимаемого искажённо, в метафизической форме). И наоборот: их спад, неуспех, отступление немедленно бьют по положению женщин.
Какже тут в женской среде агитировать за капитализм, ещё и ко дню борьбы трудящихся женщин за свои права? (вид активности, для Ю.Л. вполне нелегальный, именно потому что единственно верный — иначе зачем ей так агитировать супротив даже буржуазной демократии, чуть ли не в каждой из передач)15. Опытная пропагандист/ка16 находит единственный выход — объяснять, что уши выше лба не растут, надо по одёжке протягивать ножки. Т.е. радоваться, что «в западной цивилизации женщины получили хоть что-то», а в остальном мире «женщина — это имущество или добыча мужчины», им недоступны любовь, власть, деньги и прочие важные человеку вещи.
Объяснять желательно по-учёному17, «от биологии», чтобы читатели и читательницы, приняв на веру модные ныне (пусть неверные) общие постулаты, вроде «человек — машинка для воспроизводства своих генов18», не рисковали проверить её конкретные утверждения по женской истории, антропологии, просто истории стран и народов, или этологические, про половой отбор etc. Там — амальгама глупости и вранья, обычная при обращении Ю.Л. к науке (особенно социальной, но естественной тоже), много лет служащее неиссякаемым источником мемов и лузлов. А иногда — и профессиональных разборов, в случаях, где особенно вопиёт19. Её статья к 8 марта — одна из таких, почему и следует разобрать.
К социальной истории взаимоотношений полов
Самое главное. Ложный (а скорее лживый) зачин, что «до капитализма женщины не значили ничего, лишь при капитализме получили хоть что-то». Как знают адепты «свободы предпринимательства», «хоть что-то лучше чем ничего», почему так гневаются на работников, реализующих общечеловеческое хотение получать по справедливости, отвергающих нечестную игру и пр20. Мол, до капитализма женщины были «имуществом мужчины», не знали ни любви, ни свободы в других видах деятельности и лишь когда — с рождением рыцарской культуры в «белой Европе» — стали ценным призом, за который рыцари состязались, появилась возможность выбора, а с ней и свобода. На это как бы историческое суждение натянут следующий слой обоснования — квазибиологический, от асимметричной модели полового отбора21 до рассуждений «от Докинза» etc.
Первая ложь: «имуществом мужчины» женщина не была, а стала, причём в эпоху, которую авторка славит больше всего — на заре капиталистического развития «белой Европы», когда она по праву сильного хватала колонии, истребляла живущие там народы, ломала об колено их экономику [местами более развитую, чем у себя дома22]: обломки удобнее переваривать23.
До этого исторического минимума положение женщин было несравнимо лучшим. Максимум равенства полов (а кое-где и господство женщин) фиксируется в бесклассовых социумах охотников и собирателей, отчасти и ранних земледельцев, вроде омачиров у ирокезов и прочих индейцев, изученных Льюисом Генри Морганом, чтоб дать начало его модели «происхождения семьи, частной собственности и государства24», воспринятой и развитой марксистами (но не только).
Дальше оно последовательно ухудшается по мере прогресса классовых обществ и государств. Но не везде — отдельные общества, где собственность и политическая власть в руках женщин, дожили до современности, будучи вполне феодальными и/или раннеклассовыми: таковы мосо, кхаси, минангкабау25 и другие народы. И когда не только Латынина, но, например, вполне признанный антрополог М.Л.Бутовская («Антропология пола», разд.12.226), пишут «такого не было, никогда и нигде», то сообщают заведомую неправду.
Но даже в классовых обществах подобное ухудшение идёт не сразу, а медленно: в Мессопотамии, где случилось впервые, оно растягивается на 1000-2000 лет, см. реконструкцию Герды Лернер, рассказанную в греберовском «Долге». Вождества или ранние государства — предтечи развитых классовых обществ — на некой территории возникали «россыпью», чтобы через серию взаимоотношений, торговли и войн слиться в эти последние.
Часть из них возглавляли мужчины, часть женщины — меньшую, но вполне значимую27. Во-первых, материнское право сменялось отцовским куда медленней классо- и государствообразования (особенно в регионах мотыжного земледелия, где женщины — ключевые производители, но не только), и долго право на власть наследовали именно женщины, а время от времени и реализовывали его. Вспомним Амарименас — правящую царицу (кандакию) царства Куш или пророчицу Дебору из Библии, единственную женщину среди судей.
«Она судила Израиль в то время… Она обычно сидела под пальмою… и поднимались к ней на суд сыны Израиля» (Шофтим, 4:4).
На данной формационной стадии царицы фиксируются и у арабских племён — Самси, воевавшая с Тиглатпаласаром III, и более поздние — Мавия и Зенобия. И когда Ю.Л. упоминает что «в Библии женщина — это вещь», она безусловно врёт: как автор книги, пересказавшей писания вполне качественных библеистов, не знать про этот и другие примеры женской самостоятельности в св.текстах28 и в жившем по ним обществе (владение и распоряжение собственностью, самостоятельное ведение дел, наследование и пр.), она не могла. И на традиционных еврейских свадьбах зачитывают отрывок из Мишлей 31:10-31, многажды сообщающий о деловых свойствах женщины, ценимых всегда высоко (особенно стихи 11, 13, 16 и 18). Тем более что в эллинистический период эмансипаторную роль сыграл рынок, де-факто устанавливающий равенство сторон в сделке, которому общество затем следует и в прочих аспектах29. Чтущей его авторке следовало бы это отметить, но слишком увлеклась пропагандистской задачей…
Даже когда правили сыновья, братья, мужья и прочие родственники женщин — «держательниц» права на власть, с его передачей по женской линии повсеместно приходилось считаться. Что давало особо привилегированный статус их матерям и жёнам, создавало представительство женщин как одного из сословий, наряду с чиновниками или пигмеями, поддерживало специфические формы брака вроде лукокеша (обычай соправления брата и сестры) в Западной и Центральной Африке, «священного брака» древнеегипетских фараонов и пр.
Чем полностью перечёркиваются утверждения Ю.Л. про «игрушку мужчины»; а так как она неплохо начитана по истории (по интересующим её темам — и превосходно), подобные утверждения — враньё или, смягчим, пропаганда. Духовному отцу этого рода пропагандистов не зря приписали слова, что ложь, повторенная 1000 раз, становится правдой. Действительно, Ю.Л. очень старается, раз за разом по тексту повторяет главные тезисы, ибо, как и колченогий г-н, она добивается не правды, а эффекта, вполне наличествующего.
Но даже в феодальную эпоху положение женщин было существенно лучшим, чем в раннем, потом и классическом капитализме, когда торжествовала свобода [рук за общим столом], не тронутая ни демократией, не социальными реформами, а коммунизм, поведший действительную борьбу за эмансипацию, был пусть страшным, но призраком. В начале 19 в. женщины даже в самом свободном и демократичном обществе той эпохи — США — были «в законе мертвы», как и негры-рабы, почему Элизабет Кэди Стэнтон и другие суфражистки первого поколения были и аболиционистками30.
Бывали хуже времена, но не было подлей; и именно эту эпоху больше всего прославляет Латынина, ибо тогда в странах Запада везде сильные давили слабых — бедняков, женщин и евреев внутри, «чёрных» с «цветными» вовне, не смущаясь какими-то ограничениями. «Свобода», происходящая из римского рабства, эту мерзость обслуживала, а «равенство» с «братством» притухли, бессильные после 1815 г. заставить с собой считаться. Хотя равенство — естественное состояние для нас грешных, его современное — на тот момент — обоснование было дано Просвещением и пробовало реализоваться в революциях, Американской с Французской. Но первая сильно сдала назад, вторая же проиграла.
Золотой век либерализма не мог длиться долго, «все люди рождаются равными…» было усвоено, и женщинами в том числе. К тому же вели рождённые революцией изменения армий, оружия и войны: первые стали массовыми, потом призывными, второе — всё более лёгким, скорострельным, простым в обращении, третья потребовала действий сомкнутым строем под огнём противника, делающегося всё убийственней с прогрессом вооружений. Военные потери росли, увеличивая долю женщин, самостоятельных поневоле, и своей жизнь подталкивавших общество к признанию имущественной и гражданской полноценности их пола de jure31.
Женское освободительное движение стало одним из тех потоков эмансипации, кто положил этой свободе предел, пусть производным от главных источников освободительных идей, иссякавшего либерального и усиливавшегося социалистического32. Они заставляли вводить всё более жёсткие ограничения на допустимые формы борьбы за существование, от запрета детского труда с требованием обязательного обучения, нарастающих ограничений рабочего дня до «четырёххвостки» и равноправия полов в брачно-семейном, трудовом, имущественном законодательстве. Последнее сделали только большевики33 — вместе с электрификацией, научно-исследовательскими институтами, единой трудовой школой и много чем ещё34, что люди мыслящие и любящие свою страну считали насущным и ранее35, и чему отживший режим не дал осуществиться, как затор льда на вскрывающейся реке.
Примечания
1в противоположность соцстранам 1960-70-х, там до сих пор разделённые рынки труда, и «женские профессии» предсказуемо менее престижные/хуже оплачиваемые.
2Капиталист к занятым на его фабрике относится так же, как муж в семье — к чадам и домочадцам: эксплуатирует. Общие для тех и других единиц рынок и конкуренция совершенствуют эксплуатацию, одновременно вырабатывая культурные формы, закрепляющие статусное неравенство между рабочим/капиталистом, c одной стороны, женщинами/мужчинами, с другой, делает его из ситуативного перманентным. Это и есть угнетение, см. «Лучше ли бедный Лазарь богатого?», «Социальное угнетение и освобождение: психобиологические механизмы».
3От лат. emancipatio «освобождать сына из-под отцовской власти, отдавать», через латинское emancipatus «освобожденный», из латинского emancipare «отказываться, уступать, отдавать», далее от латинского mancipium «раб, рабыня, невольник», от латинского manus «рука, передняя лапа» + лат. capio «брать, захватывать, пленять», от др.-инд. корня *man-. Т.е. члены ранее угнетённых групп (женщины, евреи, гастарбайтеры, негры в США, Бразилии и др. обществах с господством «белых») в жизненных планах, действиях и возможностях перестают зависеть от покровителей и доброхотов в господствующей группе, и сами становятся акторами, живут своим умом, действуют сами, не по совету кого-то и т. д.
Подобное покровительство было критически важным для самореализации женщин в развитых капстранах до 1960-х гг. (особенно в США), даже образованных и состоятельных, в СССР и соцстранах — ненужным вовсе. См. письмо великой Барбары Мак-Клинток поддерживавшему её генетику Трэси Мортону Зоннеборну, неканоническим взглядам которого на наследственность она симпатизировала:
«Вы проявили и внимание, и благородство, поздравив меня с избранием в Академию наук. Я должна признаться, что была ошеломлена. Евреи, женщины и негры обычно дискриминируются и не должны ожидать многого. Я вовсе не феминистка, но мне всегда доставляет удовлетворение, когда рушатся аналогичные барьеры — для евреев, женщин, негров» (Keller, 1983, p.114, цит.по: М.Д.Голубовский, 2000. Мир генетики: эволюция идей и понятий).
В СССР тех же лет «барьеры» были нелегальны, а женщины, делающие карьеру в науке, в покровителях не нуждались (почему их и было на порядок больше, от математики до почвоведения, а сейчас снова сравнимо с американскими).
4См. её примеры «с обоих сторон» при обсуждении максимума равенства полов, достигнутого когда-либо в женской истории — в ГДР. То же верно и в целом для бывших соцстран Европы, сравниваемых с соответствующими им по индустриальному и городскому развитию капстранами. См. Фрольцов В.В., 2002. Положение восточногерманских женщин в 1990е годы; Quentin Lippmann, Claudia Senik, 2018. Girls, math and socialism. Важно, что по этим показателям осси значимо превосходят весси даже много лет спустя после аншлюсса, т. е. бывший в ГДР «рай равенства» — полезное новшество, которое немки хотели бы сохранить, а не вынужденность и «давление партийной диктатуры, гнавшей женщин работать», как нам объясняют защитники капитализма.
5Обсуждается, правда, не равенство, а «феминизм». См. Любимова В.В. (ред.) «Женщины в современном мире». Сборник по итогам Десятилетия женщины ООН. М., 1989. С.194-199.
6Они посетили 90 автомобильных магазинов в районе Чикаго и при помощи хорошо отработанной одинаковой стратегии пытались выторговать у продавца авто по самой низкой цене (машины стоили дилеру примерно $11000). Как выяснилось в ходе эксперимента, средняя окончательная цена для белых мужчин составляла примерно $11362, для белым женщинам удавалось договориться о цене $11504, афроамериканцы выторговывали машину за 11873 доллара, а вот негритянкам в среднем пришлось платить $12237. Таким образом, при покупке машины в США быть негром или женщиной довольно невыгодно. Причём чёрные продавцы или женщины с представителей своей группы тоже берут больше.
См. также «Проблемы с лечением/диагностикой женщин»; «Эмоции, их распознавание, и дискриминация женщин»; «Исследование гендерных стереотипов при направлении на работу», «Шестилетние дети [в США] оказались подвержены гендерным стереотипам». А т. к. социальная трансляция — и направленная трансформация! - стереотипов надёжно показаны, понятно, что это следствие не различий в «природе», но влияния общества.
7См. подробнее «Женская эмансипация: проблемы и достижения двух систем»
8Такое сознание в развитых капстранах возникло совсем недавно, в 1970е, благодаря коммунистам и левым, благодаря общему ослаблению системы в 1960е. (Женщины…, с.197-199). Работа из вынужденного занятия (а то и сильно затруднённого для замужних, иногда прямо запрещённого, т. н. marriage bar, широко распространённая, местами узаконенная практика «западных стран») стала ценностью, условием самореализации, женщины стали допускать, потом и сочли необходимым активное участие их в политике, партийной и профсоюзной, в большинстве стран ликвидировался женский абсентеизм по отношению к выборам. Что характерно, по всем этим параметрам работницы заметно опережали домохозяек, но и те с некоторым запаздыванием переняли данные взгляды. Потом, правда, она усилилась и в 1980е взяла своё (см. Люк Болтански, Эв Кьяпелло «Новый дух капитализма». М.: НЛО, 2011), но это будет потом… См. также «Женщины-работницы и профсоюзы», «10 фактов о женщине на рабочем месте».
9Так, гендерные различия в психологии — вещь очень недавняя: они не фиксируются в «традиционном обществе», и растут пропорционально урбанизации/вовлечению в денежную экономику. С ростом реального равенства полов они должны сокращаться, т. к. межындивидуальные различия в психологии с нейробиологией будут побольше межполовых; если иначе, в социуме присутствует стратификация, созданная неравенством с дискриминацией. Скажем, статья Armin Falk & Johannes Hermle (2018) в Science показывает, что в ряду развитых капстран, ранжированных по индексу гендерного равенства, психологические различия между полами увеличиваются пропорционально богатству страны и (слабее зависимость) используемым сейчас индексам гендерного равенства. Т.е. обусловленные полом социальные роли в этом ряду не «размываются», а, наоборот, устрожаются. Самый важный момент: это в первую очередь различия по тем же параметрам, которые резче отличают бедных от богатых, «низших» от «высших», нежели женщин от мужчин. Т.е. движение к равенству там буксует и лишь прикрывается феминистской риторикой; в последние годы она прикрывает уже и откат.
10Включая изменения в организации труда в ряде профессий, от гибкого графика работ до эргономических изменений используемых станков и машин, чтобы были удобны и безопасны для женщин, вроде коробки передач большегрузных самосвалов — вместо запрета под предлогом опасности для здоровья. Эти меры активно реализовывались в ГДР и ЧССР, в СССР после 1970-х, увы, пробуксовывались. Были надежды на их интенсивное внедрение в первые два года перестройки (Женщины в социалистическом обществе. Достижения, проблемы, перспективы //Женщины в современном мире: к итогам Хлетия женщин ООН. М.:Наука, 1989, с.85, 90-92, 110-111, 124-136), но она быстро переросла в контрреволюцию.
11См. подробнее «Революция и эмансипация»
12«Про демократию в раннехристианских общинах», И.С.Свентицкая «Женщина в античном мире», «1,600-year-old church mosaic puzzles out key role of women in early Christianity», «Christians airbrushed women out of history».
14См. падение участия женщин во власти при «втором издании капитализма» в РФ в «Революции и эмансипации». Украинскую ситуацию см. «На женском дне»; сейчас, впрочем, новой редакцией Трудового кодекса «дно» пробито…
15Увы, будучи заинтересованными в крахе капитализма больше мужчин, женщины в среднем меньше готовы действовать в таком направлении — сегодня, как вчера и позавчера, родив феномен right-wing women: умных, самостоятельных, наделённых талантом организации и политического действия… против своих интересов, и не всегда из господствующих классов (хотя преимущественно), см. канадский пример из позавчера и бразильский сегодня. Скажем, в «Союзе фабрично-заводских рабочих» попа Гапона было от 200 до 500 женщин, хотя он выступал за неравную оплату женского и мужского труда, см. Ричард Стайтс. Женское освободительное движение в России. Феминизм, нигилизм и большевизм. М.: РОССПЭН, 2004. С.338. Или немецкие работницы, в т.ч. жёны/подруги членов КПГ или СДПГ ощущали себя в первую очередь жёнами-матерями, а не работницами, и голосовали против политических предпочтений мужей, за правые или клерикалные партии, с их «традиционными ценностями».
Почему так сложилось, почему коммунистические, рабочие и левые партии (в ХХ веке через них на ¾ или более реализовывалась борьба за эмансипацию женщин и выдвижение их в политику в развитых капстранах, кроме США и Канады с Ирландией, см. «Женщина в современном мире», 1989. с.192-201) не смогли изменить ситуацию — отдельная тема, больная и плохо изученная.
16О том, что её писания (и всякого прочего журналиста «свободных СМИ») — именно пропаганда, не «сообщение информации», и прочее, чем прикрываются их апологеты, Юлия Леонидовна честно рассказывает:
«…когда мне говорят — да он не пропагандист, он не журналист, — ну, извините, ребята, это и есть журналистика. Да, журналистику, даже очень хорошую трудно отделить от пропаганды, трудно отделить от того, высказывает человек свои убеждения или иногда не свои и иногда те, за которые заплачено. Потому что, извините меня, когда мне говорят, что объективная журналистика — это рассказать, что Вася говорит это, а Петя говорит это, а вы сами решайте, читатели или слушатели, что произошло, то я всегда представляю себе, если честно журналиста в виде судьи, который не только должен выслушать показания свидетелей, но вынести решение.
И я считаю, что когда журналистика заменяется этим якобы объективным пересказом «этот говорит это, а эта сторона говорит это, а кто правду — мы не знаем», то на самом деле это тоже способ вранья, потому что, во-первых, мы прекрасно знаем, как журналисты, что просто расположить этих персонажей в таком порядке, что читатель делает необходимый пропагандисту вывод, а, во-вторых, это нечестно — уходить от вынесения суждения. Это все равно, как если бы судья, разбирая уголовный процесс, сказал, что «вы знаете, подсудимый говорит это, адвокат говорит вот это, а что правда и что случилось, я не знаю» («Код доступа», 11.05.2019).
За что большое спасибо — так искренни далеко не все. И чтобы понять, кому журналист «подсуживает», кого «засуживает», достаточно вспомнить, что у всех них есть наниматели, владельцы изданий. За расхождение с их частными интересами журналист гарантированно вылетит из именно этого СМИ, за расхождение с общеклассовыми — не сможет работать в любом из них, уже будущие журналисты всё это выучили, почему и не рыпаются, а честно обслуживают.
17Научный стиль изложения, с терминологией и ссылкой на авторитеты, сам по себе вызывает доверие, даже когда за ним нет содержания или оно неверное. Чем Ю.Л. с прочими «популяризаторами науки» (Дмитрий Жуков, Ирина Лагутенко, Евгения Тимонова, Ася Казанцева) активно пользуются для вкладывания окормляемому пиплу нужной идеологии.
18Почему неверные — см. подробней «Социальная эволюция Homo sapiens: взгляд зоолога» и «Что не так с социобиологией?». Человеки, их перемещения, взаимодействия, ритуализованные и «автоматические» формы поведения в первых и во вторых суть средства для воспроизводства общественных отношений: здесь Homo sapiens ничем не отличается от других «социальных» птиц и млекопитающих. Почему, как писал Норберт Элиас, общественное поведение людей продуктивно уподобить танцу:
«Представим себе в качестве символа общества группу танцующих. Подумаем о придворных танцах, менуэтах и кадрилях, или о крестьянских танцах. Все шаги и поклоны, все жесты и движения, которые здесь производит каждый отдельный танцующий, полностью согласованы с другими танцорами и танцовщицами. Если каждый из танцующих индивидов рассматривался бы сам по себе, то невозможно было бы понять смысл и функции его движений. Стиль поведения отдельного индивида определяется в данном случае через отношения танцующих друг к другу.
Нечто подобное имеет место и в поведении индивидов вообще. Взаимодействуют ли они друг с другом как друзья или враги, как родители или дети, как мужчина или женщина или как рыцарь и крепостной крестьянин, как король и подданные, как директор и служащие, поведение отдельных индивидов всегда определяется через их прошлые или настоящие отношения с другими людьми. И даже если они удаляются от людей и становятся отшельниками, то и в этом случае жесты, направленные прочь от других людей, являются жестами отношений с другими людьми не в меньшей степени, чем жесты по направлению к другим» («Общество индивидов», 2001: 37).
Т.е. телодвижениями разных «танцоров», в разное время и в разном месте воспроизводится общий инвариант социальной структуры, который и делает общество самим собой. И ими же этот последний может быть согласованно изменён, если некоторые из регулярно танцующих задумаются, как и зачем это сделать, и убедят остальных.
Второе (но не первое) практически у всех животных отсутствует, только сообщества шимпанзе и бонобо в ряде аспектов взаимоотношений (названных де Ваалем «политикой») приближаются к направленной изменяемости структуры, форма которой есть «в представлении» у всех членов сообщества, в интересах отдельных активных особей и/или «собранных» ими коалиций. У приматов фиксируется и т. н. маккиавеллиевский интеллект, обслуживающий «расчёт» при осуществлении этой «политики».
«Гены», хорошие ли, плохие ли, их воспроизводство в нисходящем колене и пр., здесь существенны ровно настолько, насколько влияют на точность реализации и эффект разных форм поведения, и находятся под стабилизирующим отбором, «подгоняющим» генные варианты для улучшения первого и второго (а не наоборот — генетические изменения «рождают» изменившееся поведение, подпадающее под отбор). Сторонники «эгоистичного гена», в т.ч. социобиологи, в связке «ген — поведение» неизменно амальгамируют «влиять» и «определять», а это ошибка.
19См. Сергей Гулев. «Латынина слышала звон, но не знает, где он»
21См. что не так с правилом Бейтмана и асимметричной моделью полового отбора Трайверса, почему половой отбор неотделим от естественного, т.ч. лучше использовать более общий концепт социального отбора, и чем лучше симметричная модель Джулиана Хаксли, где оба пола и конкурируют внутри себя за внимание противоположного, и оценивают этих последних. В т.ч. неизменно оказывается: какой гендерный стереотип ни копни, он «не работает» вне поддерживающих его социальных влияний, ни один не «естественен» в том смысле, что придают этому слову гг.биологизаторы.
22«В 1697 году мануфактуристы указывали, что ввоз индийских тканей ставит под угрозу занятость 250000 английских рабочих [Barber, 1975, p.50]. Кстати, сейчас 60% населения района Спрингфилдс — выходцы из Бангладеш: бенгальские ткачи взяли исторический реванш у английских…
В экономическом отношении Индия (к началу английской колонизации) была одним из самых развитых регионов. Плодородные почвы давали 2-3 урожая в год, а развитое ремесло почти полностью удовлетворяло потребности региона. В международной торговле Индия занимала центральное положение, производя в 16-18 вв. более ¼ мировой продукции [Washbrook, 1988, p.60]. Главной статьёй экспорта Индии были шёлковые и хлопчатобумажные ткани, находившие спрос далеко за её пределами. Экспорт из Индии тканей (200 видов) в одну только Европу достигает в 17 в. 60 млн.м3 в год <…>. Если учесть, что доля Европы в общем экспорте Индии составляла около 14% <…>, её производственная мощность в то время впечатляет…
[Заключив договор с назимом Гуджарата в 1612 году, Томас] Бест отметил тогда, что «индийцы не имеют морского флота а, значит, на море находятся во власти (at the mercy) всех наций: тем не менее с размахом ведут морскую торговлю и очень богаты [Voyage of Thomas Best, 1934, p.50]. Вывод английского капитана очевиден: пограбить их весьма легко и выгодно». К.А.Фурсов. Держава-купец: отношения английской Ост-индской компании с английским государством и индийскими патримониями. М.: Т-во научн.изданий КМК, 2006. С.65, 79, 82.
23«…в наши дни военная агрессия квалифицируется как преступление против человечности и международные суды, когда рассматривают такие дела, обычно требуют, чтобы агрессоры выплачивали компенсации. Германии пришлось выплатить огромные репарации после Первой мировой войны, а Ирак до сих пор платит Кувейту за вторжение, организованное Саддамом Хусейном в 1990 году. Но долг стран Третьего мира, например Мадагаскара, Боливии или Филиппин, как представляется, работает совершенно иначе. Почти все государства-должники Третьего мира в свое время подверглись агрессии и были завоеваны европейскими странами — зачастую теми самыми, которым они были должны денег.
Так, в 1895 году Франция захватила Мадагаскар, свергла правившую там королеву Ранавалуну III и провозгласила страну своей колонией. Одной из первых вещей, которую сделал генерал Галлиени после «умиротворения», как это тогда называлось, стало обложение малагасийского населения высокими налогами — отчасти для возмещения расходов на завоевание, но еще и для строительства железных и шоссейных дорог, мостов, плантаций и всего прочего, что хотел построить колониальный режим: французские колонии должны были сами себя обеспечивать налогами. Малагасийских налогоплательщиков никогда не спрашивали, нужны ли им железные и шоссейные дороги, мосты и плантации, и не особо допускали к решению вопросов о том, где и как их строить[1]. Напротив, в последующие пятьдесят лет французская армия и полиция перебила немало мальгашей, которые слишком сильно сопротивлялись такому положению дел (по данным некоторых отчетов, свыше полумиллиона во время одного только восстания 1947 года).
Мадагаскар никогда не наносил подобного ущерба Франции, но несмотря на это с самого начала мальгашам говорили, что они должны Франции денег, и по сей день им твердят, что они должны Франции, и весь остальной мир находит это утверждение справедливым. «Международное сообщество» усматривает в этой ситуации моральную проблему лишь тогда, когда чувствует, что малагасийское правительство слишком медленно выплачивает свои долги…
…Вернемся на мгновение на Мадагаскар: я уже упоминал, что одной из первых вещей, которую сделал французский генерал Галльени, покоритель Мадагаскара, после завершения завоевания острова в 1901 году, стало введение подушного налога. Этот налог не только был высоким, но еще и должен был выплачиваться в новых малагасийских франках. Иными словами, Галльени напечатал деньги, а потом стал требовать, чтобы каждый житель страны вернул ему часть этих денег.
Но самым поразительным было то, как описывался этот налог. Он назывался “impot moralisateur”, «воспитательный», или «приучающий к нравственности», налог. То есть он был призван, выражаясь языком той эпохи, втолковать аборигенам ценность работы. Поскольку «воспитательный налог» нужно было уплачивать вскоре после сбора урожая, крестьянам было проще всего получить деньги, продав часть собранного риса китайским или индийским торговцам, которые быстро обосновались в мелких городках страны. По очевидным причинам после сбора урожая рыночные цены на рис были минимальны; если кто-то продавал слишком много риса, это означало, что ему могло не хватить на пропитание семьи в течение всего года и тогда он должен был покупать собственный же рис в кредит у тех же самых торговцев, но уже по гораздо более высокой цене.
В результате крестьяне влезали в огромные долги (торговцы брали ростовщические проценты). Было легче всего выплатить долг, начав выращивать какую-нибудь товарную культуру на продажу — кофе или ананасы — или отправляя одного из детей на заработки в город или на одну из плантаций, которые устраивали на острове французские колонисты. Весь этот проект может показаться не более чем циничной схемой эксплуатации дешевого крестьянского труда. Таким он и был, но у него была еще и другая цель. Колониальное правительство откровенно говорило (по крайней мере в документах, предназначенных для внутреннего пользования) о том, что у крестьян должно оставаться на руках хоть немного денег и что они должны привыкнуть к безделушкам вроде зонтиков, губной помады и печенья, которые продавались в китайских магазинах. Важно было привить им новые вкусы, привычки и создающие потребительский спрос ожидания, которые сохранятся после ухода завоевателей и навсегда привяжут Мадагаскар к Франции.
Но люди в массе своей не идиоты, и большинство мальгашей прекрасно поняли, что пытались сделать с ними завоеватели. Некоторые решили сопротивляться. Через шестьдесят с лишним лет после покорения острова французский антрополог Жерар Альтаб наблюдал, как жители деревень на восточном побережье послушно приходили на кофейные плантации, чтобы заработать деньги на уплату подушного налога, а уплатив его, намеренно игнорировали товары, продававшиеся в местных лавках, и отдавали все оставшиеся деньги старейшинам рода, которые покупали на них скот для принесения жертв предкам. Многие вполне открыто говорили, что, по их мнению, так они избегали ловушки.». Давид Гребер. «Долг. Первые 5000 лет истории»
24Как она соотносится с данными современной антропологии и эволюционной биологии, см. рассказы 2015 и 2018 г. (с учётом данных по самодоместикации). Если коротко, подтверждается как в «социальной», так и в «биологической части», но с некоторыми коррективами. В т.ч. «матриархат» — не обязательная стадия социальной эволюции (хотя общества в властью и собственностью у женщин были и есть), но часть первоначального разнообразия первобытных обществ, где были (а скорей всего — доминировали) и равноправные, и с подчинением женщин мужчинам через «лишённость культуры» вроде австралийцев и папуасов (в отсутствие права собственности это единственный механизм угнетения, не физическое насилие).
Характерно, что папуасы считают женщин низшим существом настолько, что практикуют обязательное «избавление от женского» для подростков через насильственный гомосекс со старшими юношами и взрослыми мужчинами в племенах энга, вогео, эйпо, самбиа и пр. При этом они женщин страшно боятся: всё исходящее из их мочеполовой сферы, в т.ч. месячные, считается крайне опасным для мужчин, как и места, где бывают женщины. Настолько, что при регулярных войнах женская сторона дома не патрулируется и не защищается — большинство воинов туда не полезет ни за какие коврижки. «Задняя часть дома — это зона преимущественно женской активности. Помещение отведено под кухню и столовую. В них без труда можно проникнуть через вход в тыльной стене. Тот факт, что здесь господствует женское начало, создает, по мнению аборигенов [племени само], дополнительную защиту от проникновения врагов. Как пишет известный российский этолог Е.Н.Панов, мало кто из мужчин-чужаков рискнет преодолеть помещение, насыщенное вредоносными миазмами, исходящими от лиц слабого пола. См. подробнее в «Человек: созидатель и разрушитель», С.245-252, 463-482.
Ни о каких «игрушках мужчин» тут не может быть речи, скорей, женщина здесь существо иной, непонятной природы — т.з., которую нынче продвигают сексисты в развитых капстранах, опираясь на подгонку данных по межполовым различиям в нейробиологии и психологии под неработающие гипотезы «пола мозга» и «эффекта фетального тестостерона».
С появлением частной собственности, потом классов и государства разнообразие форм взаимоотношений полов сокращается. Сперва женщины потихонечку «выпадают» из господствующего слоя; потом, по мере прогресса первого, второго и третьего их положение ухудшается «посредине» и в самом «низу» общественной пирамиды, с минимумом в 18-19 веках (и максимумом единообразия между обществами). Последующий подъём женской эмансипации связан уже с идейными движениями 19 века, не только и не столько женскими — с либеральным и социалистическим. В начале они смыкались (социализм возник как левое крыло либералов), потом удалялись друг от друга всё больше и больше — однако отнюдь не в этом вопросе.
25Минангкабау — индонезийский народ, один из немногих, где власть в общине принадлежит женщинам (и преимущество в наследовании). При этом они — ревностные мусульмане и мусульманки, где ведущая роль женщин в общине удерживается в рамках адата. Другое дело, что эти оба начала не гармоничны, но конфликтуют — прогресс исламизации ведёт, как и положено, к исключению женщин из политики и пр. жизни «большого общества», но на уровне сельской общины преобладает адат. Также и в Чёрной Африке развитие классовых обществе неизбежно вело к исламизации (монотеистические религии больше подходят для «обслуживания» развитых феодальных отношений, чем традиционные верования, даже пытающиеся эволюционировать в эту сторону, см. Ю.М. Кобищанов «История распространения ислама в Африке». Что не мешало им практиковать лукокешу и другие особые формы брака со следующим из них высоким и/или почётным положением женщин в системе власти.
26«мы не располагаем данными ни об одном обществе (современном или исторически описанном), в котором бы властные функции систематически осуществлялись женщинами, и в котором политические решения были бы устойчивой прерогативой женщин».
Располагаем, и многочисленными, см. приводимые ссылки, чего Марина Леонидовна не может не знать.
27Собственно, патриархат — это власть старших, а не мужчин, т. е. и старших женщин, вначале представленных «наверху» в почти равной пропорции, но дальше по ходу общественного развития сокращающих представительство почти до нуля (повторюсь, исключая социумы вроде мосо). Их постепенное вытеснение, думаю, стало автоматическим следствием большей смертности женщин от многочисленных родов, почему старух изначально было существенно меньше, чем стариков (чтобы они вообще были, видимо, появился климакс). Дело в том, что в период классообразования, как и до этого, и сильно потом (до изобретения школы) общества были геронтократическими, власть, как и знание, концентрировались у старших, младшие их слушались и им подражали, чем воспроизводили традицию и т. д.
Такой механизм социальной трансляции конвертирует меньшую долю женщин «наверху» общественной пирамиды по естественным причинам в представление об их неполноценности (или, напротив, сугубой опасности для мужчин, вследствие «иной природы», как у папуасов), неспособности править, необходимости подчинения её мужчине и т. д. Другой важный момент, работающий в ту же сторону: несмотря на «и прилепится к жене своей» в т.н. «традиционном обществе» никакой нет «единой плоти». В т.ч. в африканских обществах «женская» и «мужская» часть хозяйства и, соответственно, доходов с заботами, настолько разделены, что личные конфликты в семье приобретают характер социальных, взаимные услуги супругов отнюдь не предполагаются априори, а происходят на возмездной основе, в т.ч. денежной. В противоположность связям «по вертикали» у каждого из двоих, которые сильны, от них не уйдёшь:
«Женщины африканской деревни не просто заняты в производстве продовольствия; внутрихозяйственный «продовольственный мини-сектор» является в значительной степени обособленным, самостоятельным образованием – как в территориальном, так и в экономическом смысле. Женщина ведет хозяйство на отдельном, выделенном ей в пользование или даже личную собственность участке. В соответствии с традиционным правом, работая на таком участке, она может реализовать излишки продукции и распоряжаться по своему усмотрению полученным доходом, а также доходами от побочных занятий – торговли, ремесла и пр.
Мужчина, в свою очередь, вовсе не обязан вносить в семью свои доходы в полном объеме. Подобная хозяйственная самостоятельность женщин имеет своей оборотной стороной их ответственность за пропитание семейства. Более того, традиционной обязанностью женщины в Тропической Африке является не только уход за детьми и их воспитание, но и их материальное обеспечение независимо от наличия мужа – фактического или юридического. По наблюдениям африканистов, согласно традиционным неписаным правилам в их осовремененном варианте, безусловная обязанность мужчин – лишь внесение платы за обучение детей».
«Крайним проявлением центробежных тенденций внутри семьи как хозяйственного организма является своеобразная товаризация отношений между супругами, крайне непривычная для европейского взгляда и в чем-то даже шокирующая. Ведь для нас подобная «расчетливость», взаимные финансовые претензии являются признаком нездоровья семьи, ее движения к распаду. А у тив, например, мужья расплачиваются с женами за их труд (обычно просом); они одалживают друг другу деньги под проценты; для приготовления пива жены покупают просо или сорго у своих мужей. <…>
По принципу «ты – мне, я – тебе» построены взаимоотношения супругов в районах интенсивного выращивания хлопка на севере Кот-д’Ивуара. Если жена не получает существенного, по ее мнению, вознаграждения за свой труд – в форме ли регулярных выплат или дорогого подарка после уборки урожая, или помощи трудом на «женских» полях, то она соответственно проведет меньше времени на «мужских» полях.
По словам автора обследования, «сумеет ли муж убедить жену поработать на него в “пиковые” периоды – полностью зависит от его дипломатического искусства». <…>
На почве подобных отношений возникают конфликты скорее социального, нежели психологического, межличностного толка:
«В отношениях обмена трудом и ресурсами между супругами часто поддерживается хрупкое равновесие; изменения же в условиях торговли, дающие одной стороне преимущества над другой, выливаются в чувство ущемленности или в прямой конфликт» . <…>».
Н.П. Космарская. Незнакомая африканка (женщина в традиционных земледельческих обществах тропической Африки). См. здесь, с.71
Действительно, ещё в раннем средневековье Европы родовые связи «по вертикали» и следующие из них обязательства много сильней, чем «прилепится к жене своей» или «да убоится мужа своего», см.известную книгу Ю.Л.Бессмертного. И в этот период жёны, дочери или сёстры правителей при определённом стечении обстоятельств регулярно начинали сами править, вроде императрицы У Цзэтянь в Китае. Главное, чтобы были из хорошего рода, см. книгу Бахрие Учок о женщинах-правительницах в странах ислама; и эта традиция сохранилась до нашего времени в странах «третьего мира», где положение женщин не лучшее — см. Сиримаво Ратватте Диас Бардаранаике — первая в мире женщина-премьер, Беназир Бхутто, Индира Ганди и дочь Сукарно.
Т.е. семья — объединение исторически молодое. Современное представление о муже — «добытчике и защитнике», уходящем работать, и о женщине, остающейся дома, сложилось с капитализмом и вначале присутствовало лишь среди буржуазии и связанной с ней интеллигенции.
28Согласно еврейской традиции, 7 из 55 пророков (включённых в список пророков Израиля) были женщинами, в т.ч.праматери — Сарра, Ривка, Рахель и Лея — превосходили патриархов в пророчестве, Мирьям вместе с Моше и Аароном призвана руководить евреями во время Исхода (Мих. 4:6) и т. д. По ряду мнений, женщина ближе к идеалу бога, чем мужчина (поскольку не нуждается в обрезании); в отличие от мужчин они не впали в грех идолопоклонства, отказав в выдаче украшений для золотого тельца, а мужчины их дали (мидраш из стихов Исход 32:2-3).
29В 1848 году власти штата Нью-Йорк позволили замужним женщинам свободно распоряжаться имуществом, т.к. состоятельные отцы семейств поняли, что из-за дурацкого закона их дочерей могут обобрать альфонсы, одной агитации Эрнестины Роуз было бы недостаточно.
30американский феминизм берет истоки в аболиционистском движении, а в ранних выступлениях Стэнтон и других феминисток nоложение черных мужчин сравнивалось с nоложением бесправных женщин.
«Черный мужчина и женщины рождены для гонений. Знаком их унижения является цвет кожи и пол, подобно «алой букве», горестно носимой на груди» (цит. По: Dubois, 1~81, р. 83)».
См. Валери Брайсон. Политическая теория феминизма.
31Точка зрения Дмитрия Николаевича Верхотурова, высказанная в очень информативной книге «Сталин и женщины» (М.: Яуза, 2017) о первых 25 годах советской эмансипации. Это не причина подъёма освободительного движения, оно началось раньше и шло в т.ч. в странах где в 19 веке не было таких войн, но, судя по всему, важный фактор, толкавший просто прагматиков (не только идейных сторонников равенства) размышлять над проблемой и изменять общество в эту сторону.
32На выборах в Учредилку по Петроградскому избирательному округу большевики получили 45,0% голосов, Лига равноправия женщин — 0,5%; по Московскому — 48,1% (первое место в обоих столицах) и 0% (!), см. О.Н. Знаменский. Всероссийское Учредительное собрание. Л.: 1979. С.357. Это показывает соотношение сил коммунистического проекта эмансипации женщин и чисто феминистического. Учитывая огромный политический абсентеизм женщин в те годы, можно сказать что она двигалась усилиями скорей мужчин, чем женщин. Притом, что, как один из аспектов общественного прогресса (см. №№1-7), был выгоден всему обществу, и даже господствующим классам.
33См. краткую выжимку из программ «отцов-основателей» коммунизма, Карла Маркса и Фридриха Энгельса, по женскому вопросу: ограничение рабочего дня женщин; равная плата за равный труд; запрещение ночной работы женщин; запрещение работ, «опасных для хрупкого женского организма», подвергающих его «воздействию вредных для здоровья веществ»; запрет женского труда там, где это «несовместно с нравственностью»; освобождение женщин «от работы по меньшей мере за 4 нед. до и на 6 нед. после родов»; политическое и юридическое равноправие, свобода развода (В.И.Ленин, ПСС, т,42, с.369).
Владимир Ильич Ленин и партия большевиков добавили «всеобщее, равное и прямое избирательное право с 20 лет как в местные так и в национальные органы власти; декретный отпуск в 8 нед. до и после родов при сохранении содержания и бесплатности медпомощи; устройство при всех предприятиях, где заняты женщины, яслей для грудных и малолетних детей; освобождение от работы женщин кормящих грудью не реже чем через 3 ч. и не менее чем на полчаса, для вскармливания; оборудование на предприятиях соответствующих помещений; пособия кормящим матерям, сокращение им рабочего дня до 6 ч.; введение института инспектрисс в тех областях производства, где применяется женский труд; отмена всех законов, преследующих аборт, и распространение медицинских сочинений о предохранительных средствах» (В.И.Ленин, ПСС, т.39, с.202).
35Скажем, правый сионист Владимир Жаботинский (правее которого только стенка) в бытность ещё русским писателем писал вполне позитивные вещи о «женском вопросе», включая общность бичуемого им «добровольчества морали» у женщин и другой угнетённой группы — евреев.