Резюме. На примере «энергетического поворота» в ЕС и ФРГ я показывал, как часто оказываются контрпродуктивны природоохранные мероприятия, реализованные как бизнес-проекты и удовлетворяющие требованиям рынка. Планируемый природоохранный результат (вроде «охраны климата» при «энергетическом повороте») достигается не полностью или не всегда, зато существенен негативный побочный эффект в виде масштабного уничтожения ещё сохранившихся природных сообществ с необходимыми людям «услугами экосистем», сокращение биоразнообразия видов, раньше вполне устойчивых и т.д.
Дальше рассказывается о ещё 2-х примерах негативных последствий рыночных критериев выдвижение и оценивания природоохранных проектов. Известный афоризм, что прогресс при капитализме уподобляется «тому отвратительному языческому идолу, который не желал пить нектар иначе, как из черепа убитого», верен и посейчас. Когда его инструментами (привлечение бизнеса, микрокредитование, оценка эффективности проекта о окупаемости вложений) используют для решения экологических и социальных проблем, лекарство оказывается хуже болезни — выигрыш с трудом различим, ущерб долговременен и значителен.
Биоэкономику назвали угрозой лесным массивам Европы
Содержание
Площади лесных вырубок в Европе выросли в среднем на 43 процента в 2016-2018 годах по сравнению с периодом 2004-2015. По словам авторов статьи, опубликованной в Nature, этот скачок может быть связан с появлением повышенного интереса у стран Северной Европы к переходу от нефтехимического производства к созданию материалов из древесины. Есть вероятность, что такая тенденция приведет к нарушению баланса между скоростью естественного восстановления лесов и скоростью их сведения, что может снизить эффективность мер по смягчению последствий глобального изменения климата в регионе.
В последние десятилетия в Европе активно развивается биоэкономика, и профессор экономического факультета МГУ Сергей Бобылев считает ее перспективной в качестве новой парадигмы экономического развития нашей страны [хотя как один из первопроходцев экономической оценки экосистемных услуг в РФ (см.1-2) мог бы и насторожиться — это лучший способ тратить «основной капитал» ещё сохранившейся дикой природы России, а не «жить на %%» с него. Прим.публикатора]. Одно из главных условий внедрения биоэкономики — переход от производства пластика из нефтепродуктов на фоне создания все большего количества материалов из древесины, которая, в отличие от нефти, является возобновимым ресурсом. На текущий момент остается открытым вопрос, как биоэкономика повлияет на европейские леса в долгосрочной перспективе и перевешивают ли выгоды от ее внедрения возможные риски для состояния окружающей среды. [Как только ресурс, возобновимый в теории, тратится и/или расточается быстрей, чем идёт восстановление, он делается невозобновимым, что забыли агитаторы за «биоэкономику», см.далее. Прим.публикатора]
Ученые под руководством Гидо Чеккерини (Guido Ceccherini) провели эколого-экономическую оценку лесного покрова в 26 странах Евросоюза (включая Великобританию, но не рассматривая Кипр и Мальту), используя GFC-карты на платформе Google Earth Engine за 2004-2018 годы. Они сосредоточили внимание на потерях леса за счет вырубок, не включая в анализ последствия природных пожаров и ураганов, чтобы оценить возможное влияние растущего интереса к биоэкономике на состояние природных резервов.
Потеря биомассы в европейских лесных массивах за 2016-2018 годы увеличилась на 69% по сравнению с этим показателем в 2004-2015 годах. Также ученые отметили увеличение площадей участков сплошных вырубок в среднем на 44% в указанный период, между тем, интенсификация сплошных вырубок представляет большую угрозу для локального биоразнообразия и поддержания оптимального микроклимата, чем проведение ленточных вырубок. В наибольшей степени от скачка лесозаготовки в последние годы на территории Европы пострадали хвойные леса.
Авторы исследования отметили, что старение лесов (которое делает их менее эффективными для предоставления экосистемных услуг и более привлекательными для лесной промышленности), а также воздействие на них природных пожаров и ураганов могут объяснить не более 10 процентов роста площадей вырубки. Они предполагают, что скачок 2016-2018 годов связан с изменением социально-экономической политики — активным внедрением биоэкономики в странах Северной Европы. До 2015 года естественное восстановление лесных массивов в Европе опережало темпы их вырубки, но теперь есть основания полагать, что этот баланс серьезно нарушен. Ученые отметили, что леса в Европе поглощают не менее 10 процентов выбросов парниковых газов в этом регионе, и к их сохранению следует подойти более ответственно ради смягчений последствий глобального изменения климата.
Интенсивная эксплуатация лесных ресурсов грозит не только превышением предела их способности к восстановлению, но и повышенным риском возникновения пожаров. Недавно ученые рекомендовали сократить объем производства древесины в Австралии, чтобы снизить экологический ущерб в будущем и не допустить повторения катастрофы 2019 года.
Источник Марина Попова в N+1
Программа восстановления лесов в Чили привела к вырубке некоторых лесов под плантации
Экологи пришли к выводу, что сорокалетняя программа субсидий для восстановления лесов в Чили была малоэффективной. Одна из очевидных неудач — в некоторых случаях ради создания лесных плантаций, затраты на которое компенсировало государство, вырубались природные леса. Моделирование показало, что около пяти процентов утраченных за время действия программы лесов вырубили именно из-за субсидий, хотя площадь плантаций увеличилась бы и без вмешательства государства. Если бы субсидий не было, количество запасенного углерода выросло бы, а снижение биоразнообразия было бы не столь значительным. По расчетам, опубликованным в журнале Nature sustainability, программа субсидий была бы эффективнее, если бы она запрещала использовать под плантации территории, занятые природными лесами.
Для борьбы с последствиями изменения климата и снижением биоразнообразия некоторые страны финансируют масштабные проекты по восстановлению лесов. Правительства субсидируют посадку деревьев, чтобы восстановить вырубленные леса, увеличить поглощение углекислого газа и создать местообитания для других видов. Однако это нередко приводит к тому, что в основном выращиваются коммерчески выгодные деревья (например, фруктовые), и в результате вместо естественных лесов появляются монокультурные плантации.
Один из самых крупных проектов по восстановлению лесов проводили власти Чили с 1974 по 2012 год: правительство защищало высадки от экспроприации и компенсировало большую часть затрат [здесь ошибки пересказа статьи Clapp, 1995, на которую ссылка — не лесов, а плантаций, дающих товарный продукт на внешний рынок, что естественно укладывается в логику политики военной хунты. Плюс они провели приватизацию, т.ч. плантации росли не только за счёт посадок, но и за счёт природных лесов — правда площади государственных на её пике частные плантации так и не достигли. Собственно, так делали и предыдущие власти, однако субсидировали и поддерживали именно посадки. Военных же интересовал приток инвестиций, что бы у Чили было преимущество в конкуренции с другими сырьевыми придатками на рынке древесины и лесопродуктов, что получилось — экспорт их резко вырос, внутреннее потребление упало в сравнении с временами Альенде и Фрея, да и это случилось за счёт природных лесов. Прим.публикатора].
Эту программу в качестве модели использовали и другие страны Южной Америки, однако до сих пор не был проведен всесторонний анализ влияния субсидий на восстановление природных лесов, поглощение углекислого газа и биоразнообразие. Исследователи подозревают, что проект мог принести больше вреда, чем пользы — например, известно, что лесопромышленные компании вырубали естественные леса, чтобы на их месте по программе субсидий вырастить плантации.
Экологи из США и Чили под руководством Роберта Хейлмайра (Robert Heilmayr) из Калифорнийского университета в Санта-Барбаре исследовали спутниковые карты землепользования Чили с 1986 по 2011 год. С их помощью ученые смоделировали три сценария: программу субсидий по закону 1974 года, отсутствие субсидий и субсидии, которые распространялись бы только на территории, не покрытые природными лесами. Использовали четыре модели: эконометрическую, которая определяла выгодность различных типов землепользования в разных условиях; модель по методу Монте-Карло, которая предсказывала использование земель в зависимости от трех сценариев субсидий; модель учета углерода; метаанализ исследований биоразнообразия.
После 1986 года более миллиона гектаров, которые раньше были покрыты природными лесами (337 тысяч гектаров), кустарниками (515 тысяч гектаров) и сельскохозяйственными угодьями (710 тысяч гектаров), перешли под лесные плантации. Согласно эконометрической модели, без субсидий площадь лесных плантаций также увеличилась бы — из-за того, что выращивание плантаций выгодно само по себе — и составила бы лишь на 3,28 процентов меньше. А если бы субсидии не покрывали вырубку природных лесов ради плантаций, удалось бы восстановить всего на 13 тысяч гектаров (около процента) меньше. Зато 4,7 процентов утраченных за 40 лет действия программы лесов вырубили именно из-за субсидий; они же помешали естественному восстановлению трех тысяч гектаров естественных лесов за счет территорий, покрытых кустарником или пограничных сельскохозяйственных земель.
На следующем этапе экологи вычисляли, сколько углерода запасали бы леса в трех сценариях. Для этого учли региональные различия — в центральных областях Чили в плантациях запасается даже больше углерода, чем в природных лесах, а в других районах это отношение может быть обратным. Например, в Вальдивских лесах содержится 146 тонн углерода на гектар, а в соседних плантациях — всего 37.
В целом с 1986 по 2011 год в Чили запас углерода вырос на два процента за счет двукратного увеличения площадей плантаций и несмотря на снижение площадей природных лесов на 13 процентов. Если бы субсидий не было, удалось бы сохранить на 0,8 процентов больший запас углерода, а если бы субсидии не касались занятых природными лесами территорий — на десять процентов больший.
Также ученые рассчитали, что субсидии ускорили снижение биоразнообразия в Чили из-за расширения плантаций за счет естественных лесов — видовое разнообразие последних значительно выше. По расчетам исследователей, 3,76 процентов снижения биоразнообразия объясняется именно субсидиями. Если бы естественные леса не вырубали ради плантаций, снижение видоразнообразия уменьшилось бы на 78 процентов.
Как показала эта работа, чилийскую модель восстановления лесов [да не восстановления лесов! а вытеснения их плантациями; или в лучшем случае, создания плантаций на безлесных землях — где тоже есть природные сообщества, требующие охраны. Прим.публикатора] можно улучшить. А выращивать новые деревья по усовершенствованным программам можно по всему миру — экологи нашли 900 миллионов гектаров земель, которые можно засадить деревьями. Такая площадь лесов сможет связать 205 гигатонн углерода.
Источник Алиса Бахарева в N+1
P.S публикатора.
Единственный (но важный) плюс рыночного подхода в охране природы — это концепция «экосистемных услуг» (ecosystem services), в основе которой — исчисление пользы дикой природы (и/или ущерба, наносимого выбранным способом эксплуатации) в денежных единицах, доступных и понятных каждому. Оно наглядно показывает, как много теряют люди и общество, если хозяйственные проекты осуществляются экоопасно, насколько ничтожны выгоды и огромны потери: см. например, соответствующий материал по РФ. Почему данный подход — важное средство отучения граждан от отношения типа «природа для народа — бесплатный магазин», существовавшее и в СССР, с его приматом общего блага (без этих оценок «благо» от существования дикой природы и её защиты от разрушения остаётся непонятным), а при «втором издании капитализма» в РФ — да и в развитых странах — решительно торжествует ввиду примата личной выгоды.
«Эдвард Б. Барбье (Edward B. Barbier), профессор экономики в Университете Вайоминга, который проводит исследования по экономике природных ресурсов, говорит следующее: «Говоря языком экономики, Вы можете играть роль в политических процессах. Двадцать пять лет назад, люди говорили: «Это -ужасно! Вы не можете подобным образом говорить о природе!» Теперь они говорят: Вы правы. Мы должны «поставить ценник» на природу». Далее Барбье отмечает:
«Причина, по которой мы теряем природный капитал, это потому, что он бесплатен. Мы часто думаем о сохранении [природы] с точки зрения затрат, а не стоимости, и наоборот в отношении промышленных товаров: учитываем их стоимостное выражение, а не экологические издержки. Когда мы станем учитывать услуги экосистем, возможно, мы решим: может быть, расходы на содержание [целостности] экосистемы не так высоки по сравнению с получаемыми благами. Может быть, прибыль, которую мы получаем, преобразовывая природу в товар, сравнительно невелика. Проблема в том, что мы этого не поймем, пока не просчитаем данную стоимость» (Schwartz, 2010).
А.Г.Розенберг. Истоки современной истории экосистемных услуг
В экологически устойчивой плановой экономике будущего оценка «экосистемных услуг» будет обязательна при калькуляции плюсов и минусов хозяйственных проектов. Чтобы не повторилась трагедия Аральского моря, когда заинтересованные ведомства один раз смогли поступить так, как действует всякий предприниматель в рыночной экономике, т.е. игнорировать экологические последствия забора воды для орошения, тем самым сэкономив на регенерационных затратах, хотя в норме плановая экономика тем и хороша для охраны природы, что требует их предусмотреть, т.е. осуществить экологическую компенсацию последствий проекта ещё до (или во время) его осуществления. В истории с Аралом от этого удалось уклониться, хотя уже в 1960-е были понятны последствия уменьшения объёмов воды, приносимой Сыр- и Амударьёй. Однако при калькуляции экологического ущерба учли лишь рыбохозяйственное значение Арала, проигнорировав значимость существования моря для благоприятного локального климата, противодействия опустыниванию; плюс рассчитывали на обнажение плодородных почв при отступление моря, игнорируя данные об их быстром засолении; плюс рассчитывали на воду сибирских рек для противодействия иссушению, а этот проект не удался из-за противодействия той самой общественности, которая ставила «гибель Арала» Советской власти в вину, хотя опыт трансконтинентальных водоводов в США говорил о его осуществимости и сравнительной экобезопасности. См. Н.М.Новикова. Эколого-географический аспект Аральского кризиса, ч.1.
Последствия, от которых спасало море, и которые проигнорировали, согласившись на его отступление, и есть экосистемные услуги, калькуляция которых обязательна в современных условиях, когда у нас нет «целины», «дикой тайги» и т.д. территорий, которые можно только осваивать, не вкладываясь в восстановление. Большинство природных ландшафтов, используемых человеком вторичны, более или менее нарушены, отчасти загрязнены, с трудом восстанавливаются сами, их ещё большее нарушение при разных формах использования требует одновременных усилий по восстановлению нарушенного — или будет фатально. Оценка экосистемных услуг здесь приносит неоценимую пользу, и воспитательную, и собственно экономическую.