Аресты, «марши смерти», убийства мирных немцев в августе-сентябре 1939 г. в Польше

Print PDF

Резюме. Советская власть классифицировала режим межвоенной Польши как фашистский, как минимум начиная с санации или уничтожения самой умеренной оппозиции в «Брестском процессе» (с пыточным следствием). И это была точная классификация, не преувеличение пропаганды. Усечение демократии до «власти полковников» (вообще демократией в Восточной Европе была только Чехословакия, разделённая Польшей и Венгрией вместе с Гитлером и Муссолини в Мюнхене); бессудные заключения политических противников («красных» особенно) в концлагеря, уличные расправы над ними набирающими силу коричневыми, местными («католическими») и ориентирующимися на Германию (чисто фашистами), разнообразное вытеснение из польской жизни евреев, от бойкота их бизнесов и ариизации оставленной собственности (Польша и Швеция — единственные страны Европы, где это происходило без гитлеровской оккупации) и «скамей гетто» в университетах до массовых лишений польского гражданства и погромов в 1938м. Собственно, отношение польского государства к евреям в 1937-1939 гг. стало хуже, чем государства немецкого, поэтому в Германии оставались нелегально тысячи еврейских гастарбайтеров: при сравнимой ненависти там всё же денег можно заработать побольше… Они стали жертвами Збончинского выдворения, вина за эту расправу поровну делится между обоими странами-союзницами.

Не лучше польский фашизм относился к другим нацменьшинствам. С 1937 г. все неполяки рассматривались как подозрительные, в случае войны с любыми соседями их ждало заключение в концлагеря и депортации, притом что рождение польского государства в 1918 г. связано именно с захватом у них непольских земель (не удалось отхватить чешский Тешин, что было исправлено с помощью Гитлера в 1938 г.). Такое планирование польское государство унаследовало от царской России, также как часть антисемитских ограничений: историческая преемственность вещь сильная, а Польша была самой развитой и цивилизованной частью империи.

Врагами рассматривались и польские немцы, притом что в период дружбы и союза с гитлеровской Германией их национальным движениям (в первую очередь правым и пронацистским) демонстративно пошли навстречу, также как гитлеровцы национальным объединениям поляков в рейхе, особенно в Пруссии с Померанией. Правда, польские власти забыли, что у Германии нет союзников, только пища: этот паттерн третий рейх унаследовал ещё от второго. Когда кулак судьбы открыл им глаза в апреле 1939 г. денонсацией пакта Пилсудского-Гитлера, стало ясно, что совместный поход против СССР откладывается, а вместо него вырисовалась угроза германского вторжения. Вместо подготовки как следует обороны и передислокации войск (большей частью сосредоточенных против СССР, в «кресах всходних«), польские власти стали планировать аресты и депортации немцев, начатые ещё до войны, в августе 1939 г.

С началом войны это стало «маршами смерти», нападениями на депортируемых и убийствами, расправой над местными мирными немцами, вызванной страхом перед диверсантами, горечью от быстрого разгрома польской армии (притом что газеты в первые несколько дней писали лишь о победе, вступлении в Бреслау, Кёнигсберг, а то и Берлин) и верой в массовое предательство фольсдойчей (на деле не было ни того, ни другого — у страха глаза велики, у ненависти ещё больше). Т.е. вместо защиты Родины и польская армия и сограждане бросились репрессировать и убивать немцев (тем более силы нашлись для зверского подавления коммунистического восстания в Скиделе, всех этих карателей не хватало на фронте).

Крупнейшая из подобных расправ была в Быдгоще (Бромберге) 5.09.1939 г.: анализ её разными авторами наглядно показывает, чем историк отличается от пропагандиста. Последние, каждый со своей стороны — пронацистской 1939-19345 г., немецкой патриотической в ФРГ, польской патриотической в народной Польше и в нынешней, рыночной, использовали факты источников не для реконструкции настоящей картины, а для укрепления удобной им версии, как обыватель использует книги не для чтения, а как подставку под стол, чтобы не шатался. Исключением стал польский историк Влодзимеж Ястшембский (Академия истории в Быдгоще): поначалу совместно с прочими он патриотично очернял жертв, представляя нацистской агентурой, и обелял местных поляков и польскую армию; но, получив неизвестные ранее источники, опубликовав их в 2003 г., он последовал фактам. Обо всём этом публикуемая ниже глава из интереснейшего исследования С.В.Кретинина «Немцы в Польше. 1918-1939 гг.». Дальше мы планируем публиковать главы о коммунистах и социал-демократах-немцах в Польше: их борьба была тяжёлой втройне — против господствующего класса, в том числе его антинемецкой политики, против своих коричневых или правых, и против страны, претендовавшей быть Родиной. но в действительности являющейся средоточением ужаса и мерзости для всех людей.

***

«По закону, принятому польским сеймом в феврале 1937 г., на случай войны предусматривался арест и последующая депортация (интернирование) вглубь страны тех лиц, которые потенциально могли быть враждебными польскому государству, в частности,

«активные представители» украинского, немецкого, белорусского, литовского и еврейского национальных меньшинств¹.

В списки включались священнослужители, учителя, врачи и ветеринары, аптекари, журналисты, руководители банков, юристы, председатели кооперативов, крупные собственники и предприниматели, руководители немецких организаций и объединений всех типов. Всего 10-15 тыс. немцев. Сами списки должны были составляться на местах, старостами². Об этом свидетельствует отчет Вальтера Бааске из Нордхайма (Западная Пруссия), который был арестован 12 августа 1939 г. под тем предлогом, что читал «Майн Кампф» Гитлера.

Бааске вспоминал в августе 1953 г., что в его области польские крестьяне еще в июне провели тайное собрание, о котором поведал своему соседу-немцу поляк по имени Ян Седчизский:

«Да, дорогой сосед, у твоих ворот будет отныне находиться наш пост. Ты хороший человек и хороший сосед, но кто знает, как ты себя поведешь. Сегодня мы провели тайное собрание … Там мы решили составить списки тех немцев, которые должны быть тут же расстреляны в случае начала войны, и тех, которые должны быть сразу же выселены…»³.

Аресты и интернирование польских немцев начались, таким образом, еще до начала войны, с августа 1939 г., и его объектами стали видные представители немецкой общины, настроенные прогермански. В центральной Польше 28 августа 1939 г. аресту и интернированию подверглось руководство Немецкого народного союза во главе с Л. Вольфом. 1 сентября 1939 г. Вольф был переведен из лодзинской тюрьмы в Варшаву, а через неделю депортирован на восток страны, в тюрьму города Минск Мазовецкий и в Брест-Литовск. 13 сентября Вольфу удалось бежать из-под стражи, а 15 сентября его подобрал авангард наступавщих частей вермахта. Окружным путем, через Восточную Пруссию и Берлин, Вольф вернулся 5 октября 1939 г. в оккупированную нацистами Лодзь, где стал одним из руководителей национал-социалистической организации. Он был удостоен золотого партийного значка НСДАП, и в ноябре 1939 г. был произведен Гиммлером в оберштурмбанфюреры СС. Работал в Имперском комиссариате по вопросам консолидации немецкого народа. Был депутатом германского рейхстага. С 1942 г. участвовал в боевых действиях в частях СС.

Во второй половине августа 1939 г. польскими властями были арестованы лидеры Младонемецкой партии: Р. Виснер и М. Вамбек⁴. Однако, благодаря вмешательству британских и французских дипломатов, оба вскоре были освобождены⁵. Виснер сразу же бежал в Данциг, а Вамбек укрывался в лесах, и 3 сентября 1939 г. примкнул к частям вермахта. В оккупированной Польше Вамбек был награжден Гитлером Крестом за военные заслуги 2-й степени⁶. Виснеру присвоили звание оберфюрера СС. Он, как и Вольф, стал депутатом рейхстага⁷.

Превентивным арестам и депортациям накануне Второй мировой войны подверглись не только правые, националистически ориентированные политики и общественные деятели немецкой национальности, но и представители антифашистов. Примером тому является судьба лидера немецких социал-демократов Лодзи Э. Цербе, который был арестован польскими властями, но отпущен после вмешательства влиятельных польских политиков. Весь период национал-социалистического господства он жил под Лодзью, не подвергаясь преследованиям, и поддерживая контакты с движением Сопротивления⁸.

Таким образом, в августе 1939 г. имели место избирательные антинемецкие акции с целью изоляции наиболее активных политиков и общественных деятелей в Польше, представлявших угрозу в качестве потенциальной «пятой колонны». Этот процесс затронул и рядовых граждан немецкой национальности в стране, но не носил массового характера. Полякам не удалось решить поставленную задачу. Более того, антинемецкие акции в августе 1939 г. вызвали нарекания со стороны западных союзников (Великобритании и Франции), и дали дополнительный импульс антипольской пропаганде со стороны нацистской Германии. Политика польских властей способствовала отчуждению местных немцев и росту у них прогерманских настроений, что облегчало Гитлеру задачу завоевания Польши.

Сигналом к началу массовых арестов и депортаций польских немцев послужила Директива № 59, которая была приведена в действие в ночь с 31 августа на 1 сентября 1939 г. Сама акция была хорошо подготовлена. Детально расписывались действия полиции и придаваемых ей отрядов добровольцев (в основном, из числа допризывной молодежи). Интернируемые получали некоторое время на сбор документов и предметов первой необходимости, им рекомендовалось взять с собой продукты на три дня. Немцев доставляли в ближайший полицейский участок, откуда, после проверки, начиналась собственно депортация. На практике у польских сил правопорядка не было в распоряжении транспортных средств в достаточном количестве. Чаще всего использовались подводы, запряженные лошадьми, или велосипеды. Имели место и трагикомичные случаи. Например, поляки конфисковали автомобиль интернируемого немца Курта Шленке, а его самого использовали в качестве шофера!⁹

Депортация осуществлялась в ночное время и пешим порядком. За время пути немцы подвергались насилию со стороны поляков, что закрепило за этими событиями название «марши смерти».

Поначалу польские власти пытались не допускать расправ над интернированными немцами, однако с каждым часом неудачной для Польши военной кампании антинемецкие настроения крепли, а антинемецкие акции становились повсеместными. Участие в них принимали и представители польских сил правопорядка.

Основные «марши смерти» коснулись польских немцев на западе страны, где они компактно проживали в таких регионах, как Познань и Померания. Характерным примером является история интернированных померанских немцев из Кульма. В числе других «марш-групп» колонна из Кульма прибыла на сборный пункт в Торн. Здесь некоторые немцы были жестоко избиты. Вечером 3 сентября 1939 г. колонна из 500 померанских немцев двинулась из Торна в направлении Варшавы. Среди них были назначены 20 ответственных за свои «землячества». 30-40 вооруженных поляков двигались вперемешку с немцами, обеспечивая порядок и наблюдая, чтобы никто не сбежал. Первую остановку колонна сделала в местечке Александрово. Здесь немцам позволили приобрести продукты питания, которые, впрочем, были конфискованы начальником колонны для конвоиров-поляков.

В ночь с 4 на 5 сентября колонна двинулась дальше. Но через час пути молодые польские добровольцы (стрельцы) не совладали с нервами, и расстреляли около 50 немцев-мужчин. После этого инцидента колонна дошла до Влоцлавлека, где интернированные получили по 2-3 картофелины на человека и немного воды. Вечером 6 сентября «марш смерти» продолжился через Брест Куявский, в направлении города Хоцень. Здесь находился перевалочный лагерь. Однако в результате авиаудара германских люфтваффе этот лагерь был разрушен, и колонна померанских немцев была заперта в коровнике, навоз из которого не убирался уже много дней. В этих условиях, практически без еды и питья, немцы провели день 6 сентября¹⁰.

Несмотря на то, что интернирование осуществлялось в вечернее и ночное время, колонна регулярно подвергалась атакам со стороны поляков, которые забрасывали немцев камнями, избивали прутьями. Нередко дело заканчивалось убийствами. В частности, трагически сложились судьбы двух бывших немецких депутатов польского парламента Ойгена Наумана и Бертольда Морица. Мориц погиб во время «марша смерти» в районе Ловиша при невыясненных обстоятельствах. Также доподлинно неизвестны и подробности смерти Наумана, депортированного из Померании. По одной из версий, он отпустил по домам работников своего именья, желавших сопровождать его в ссылку, и, когда остался один на один с польской стражей, то был застрелен. По другим данным, Науман пал жертвой напавшей на него толпы поляков¹¹.

И Мориц и Науман были пожилыми людьми, давно отошли от активной политической деятельности и были противниками национал-социализма. Однако в условиях войны мало кто из поляков считал возможным делить немцев на «хороших» и «плохих». Понятия «немец» и «нацист» стали синонимами для большинства населения Польши, а также других стран, ставших жертвами агрессии со стороны гитлеровской Германии. Что касается судьбы интернированных немцев из Померании, то вплоть до вечера 7 сентября они оставалась в Хоцени, куда прибывали депортированные немцы из других регионов.

Затем они поочередно отправлялись на железнодорожную станцию Жихлин, где были посажены в товарные вагоны, группами по 75 человек. Однако, через два часа пути, немцам вновь пришлось двигаться пешком: железнодорожное полотно было разрушено ударами германской авиации. Только 15 сентября торнская колонна прибыла в Варшаву, и интернированные были размещены в тюрьме Павяк. Здесь немцы пробыли две недели, но когда германские войска вплотную подошли к польской столице, их неожиданно отпустили на волю и даже вернули паспорта! В ходе временного перемирия, 28 сентября 1939 г., депортированные немцы перешли линию фронта и оказались в расположении частей вермахта!¹² Этот пример показывает, что ужасы войны ожесточили далеко не всех польских руководителей, и они нередко относились к депортированным немцам с сочувствием и пониманием. Однако подобные примеры были скорее исключением из правил.

Во время «маршей смерти» с запада Польши имели место многочисленные случаи физического насилия в отношении «фольксдойче». Примером такого рода может случить история интернирования немцев из Познани. Колонна около 3-х тысяч человек 8 сентября 1939 г. была этапирована в Силезию, и на следующий день поляки расправились с теми из немцев, которые были слабы физически. В частности, была расстреляна семья кузнеца Шмольке. Жертвой расправы стали сам глава семейства – инвалид с ампутированными ногами, его жена, 16-летняя дочь и полугодовалый сын. Были убиты также еще один инвалид и две женщины. Выживший немец Отто Адам из Познани сообщал, что был свидетелем расстрела более чем 30-ти человек. Он также видел массовое место расстрела еще 42-х немцев¹³. Всего из познаньского «марша смерти» не вернулось 1.451 человек – половина депортированных¹⁴.

В числе интернированных из Познани и других западно-польских регионов было много видных общественно-политических деятелей из числа «фольксдойче», предприниматели, журналисты, врачи, учителя. В их числе создатель немецких товариществ в Польше Ф.Сварт, редактор и лидер социал-демократической организации Бромберга А.Панкрац, немецкий учитель, церковный деятель, депутат польского парламента Ф.Ланг, журналист и социал-демократ А.Крониг, немецкий землевладелец, один из политических лидеров немцев Познании и Померании Б.фон Зенгер, политик и землевладелец, один из лидеров немцев в Познани Г.Буссе, руководитель Немецкого объединения в Познании и Померании Г.Конерт, сенатор Э.Хасбах и др.

Этим людям посчастливилось остаться в живых, но пережитые ими невзгоды и лишения явились, на наш взгляд, одной из причин перехода на службу национал-социалистическому режиму. Подтверждением тому могут служить судьбы немецких депутатов польского сейма. На начало войны на территории Польши оставалось 24 немца, которые в разные времена занимали посты депутатов и сенаторов. Еще двое незадолго до этого покинули Польшу (К. фон Гребе и М. Кербер). Из этих 24-х человек 12 были арестованы и/или интернированы польскими властями в конце августа – начале сентября 1939 г. Погиби двое (Мориц и Науман). После оккупации Польши нацистами в ряды НСДАП, СС и вермахта вступили 16 бывших депутатов польского парламента из числа этнических немцев!

И лишь двое подвергались гонениям из-за своих антифашистских взглядов: Юлиан Вилль и Вильгель Шпитцер (последний в итоге вступил в ряды СС)¹⁵. Период массовых депортаций этнических немцев в Польше позволяет нам привести несколько примеров, которые изменили жизнь целых семей. По воле истории в сентябре 1939 г. переплелись судьбы семейств Брейеров и Роде, сыгравших выдающуюся роль в общественно-политической и культурной жизни немцев во Второй Республике, в период оккупации Польши и в послевоенные годы (уже в Западной Германии). Выходец из старинного рода из Нижней Саксонии Альберт Брейер проявил себя также на поприще общественно-политической деятельности, а так же в качестве исследователя истории и культуры немецкого меньшинства. Вместе с другим видным исследователем А. Айхлером, Брейер одним из первых взялся за историю немцев в Средней Польше. Одно время он был членом Младонемецкой партии, но идеи национал-социализма не разделял.

1 сентября 1939 г. Брейер, как офицер запаса польской армии отбыл на сборный пункт в Кутно. Он так и не узнал, что был внесен в список лиц, подлежащих интернированию (вместе со старшим сыном Рихардом). 2 сентября А. Брейер был тяжело ранен во время налета люфтваффе, и 11 сентября скончался в варшавском госпитале. Он был похоронен в братской могиле в Варшаве, на военном кладбище, вместе с другими польскими офицерами. В 1940 г. его прах был перенесен в Познань. По другой версии, Брейер был мобилизован в польскую армию против своей воли, во многом для того, чтобы избежать ареста и интернирования. Исследователь А. Каргель приводил следующие прощальные слова Брейера:

«Я предпочту погибнуть от немецкой пули, нежели буду стрелять в своих братьев-немцев!»¹⁶.

После 1945 г. Р. Брейер утверждал, что его отец добровольно пошел на фронт, повинуясь долгу польского гражданина¹⁷. Сам Рихард был интернирован наряду с другими познаньскими немцами и оказался в одной «марш-группе» с Ф. Свартом и А. Роде. Суперинтендант немецкой евангелической церкви 70-летний Артур Роде стоически перенес 320-ти километровый «марш смерти», и благополучно вернулся в ставшую центром нацистского гау Познань. Он прожил почти 100 лет и скончался в 1967 г.! В живых остался и Р. Брейер, а также его однокашник по Бреслаусскому университету, будущий друг и коллега-историк Г. Роде¹⁸.

Как и семья Брейеров, семья Роде не избежала потерь: старший сын А. Роде Генрих, будучи солдатом польской армии, оказался на территории СССР, где, по неподтвержденным данным, был отправлен на строительные работы на Кубань и умер при невыясненных обстоятельствах¹⁹. В годы войны и в послевоенное время судьбы Рихарда Брейера и Готхольда Роде оказались тесно связаны. Оба занимались историческими исследованиями в Бреслау, но были призваны в ряды германской армии. Принимали участие в боевых действиях на Восточном фронте. После 1945 г. они оказались в Западной Германии, где продолжили свои исторические штудии, избрав в качестве предмета историю немцев в польских землях.

Они приняли деятельное участие в создании таких признанных центров германского «остфоршунга», как Институт им. Гердера (Марбург) и Отделение Восточноевропейских исследований университета Майнца. Сыграли видную роль в создании и деятельности Историко-краеведческой комиссии по Познани и немцам в Польше²⁰. Показательный факт: многие видные польские немцы, пережившие интернирование, «марши смерти», период нацистской оккупации, приобрели хорошие адаптационные способности, что позволило им прожить очень долгую жизнь. А. Роде, Г. Роде, Р. Брейер умерли в возрасте далеко за 70 лет. Интернирование коснулось даже тех польских немцев, которые в первые дни войны открыто заявили о своей лояльности.

Характерный случай произошел с Готхольдом Штарке, главным редактором бромбергской газеты «Deutsche Rundschau». 2 сентября 1939 г. он опубликовал комментарий к обращению Президента Польской республики И. Мосцицкого к гражданам, в котором подчеркивал, что польские немцы, как «верные сыны своей родины», должны встать на ее защиту вместе с поляками.

Спустя несколько часов после публикации Штарке был арестован и отправлен в числе прочих интернированных немцев на восток страны, о чем оставил воспоминания под характерным заголовком:

«9 дней лишений, страданий и смерти»²¹.

Основным центром размещения интернированных немцев должен был стать концентрационный лагерь Береза Картузская под Брестом Литовским, созданный режимом санации еще в начале 1930-х гг. для политических заключенных. Положение в этом лагере было ужасающим. Интернированные практически не получали еды и медицинской помощи²². Об этом свидетельствуют воспоминания немцев из восточных регионов Польши. Этнические немцы с Волыни и Галиции были интернированы еще в конце августа 1939 г.: поодиночке и небольшими группами на автомобилях они доставлялись в близлежащие города, а оттуда – пешим ходом в луцкую тюрьму. 3 сентября интернированных автобусами и поездами отправили в Березу Картузскую. В их числе был и пастор Гуго Карл Шмидт, который вначале содержался в Ровно, в пустом спортивном зале. Затем вместе с другими немцами и украинцами он оказался в Березе Картузской, где, по его подсчетам, находилось ок. 2-х тысяч уголовников и ок. 8-ми тыс. политических заключенных²³. В ночь с 17 на 18 сентября 1939 г. [в страхе] перед наступающей Красной Армией охранники и персонал покинули концлагерь.

Освободившиеся немцы разбились на две группы: для Восточной и Западной Галиции. Первую возглавил Зепп Мюллер, вторую – пастор Рудольф Валлошке. Они попытались пешком вернуться назад, к местам проживания в Западной Украине, которые переходили под юрисдикцию СССР. Германские оккупационные власти переместили бывших узников в Восточную Пруссию, откуда они сами выбрали дальнейшее место пребывания.

З.Мюллер перебрался к родственникам в Верхнюю Силезию, откуда в 1939 г. был призван в Берлин, для работы в переселенческой комиссии²⁴. Перед наступавшими советскими войсками вместе со своей польской стражей бежал бывший сенатор Э. Хасбах, арестованный 1 сентября 1939 г. и этапированный в Ровно²⁵.

Нужно отметить, что не все немецкие «марш-группы» достигли Березы Картузской. Наступавшие части вермахта фактически сорвали депортацию немцев из Верхней Силезии. 16 сентября 1939 г. под Сточеком германские войска «отбили» колонну из 600 лодзинских немцев. Таким образом, массовое интернирование и депортации на восток Польши затронули все основные немецкие этнические группы и регионы. Общее число принудительно перемещенных польских немцев составило 10-12 тыс. человек. Депортации, как правило, осуществлялись пешим ходом, организованными «марш-группами», в темное время суток. Этот факт предопределил значительное количество смертей среди интернированных немцев, что было вызвано как тяготами и лишениями многокилометровых пеших маршей и отсутствием должных питания и медицинской помощи, так и репрессивными действиями польских конвоиров и местного населения. Поляки видели в своих согражданах немецкой национальности диверсантов, представителей «пятой колонны» нацистской Германии. В первые дни войны в западно-польских городах произошло несколько массовых расправ над этническими немцами.

1 сентября 1939 г. в городе Лисса (Лешно) под Познанью неизвестными лицами были обстреляны польские солдаты. Подозрение пало на местных «фольксдойче», из числа которых польскими властями были отобраны 20 заложников. Их планировали депортировать в Березу Картузскую, но в итоге расстреляли на месте. Об этих событиях свидетельствует одна из выживших – Анна Кранц. Она вспоминала, что 1 сентября 1939 г. польские солдаты явились к ним домой и потребовали покинуть дом.

«Когда мы вышли во двор, то увидели там солдат и вооруженных гражданских. Нам приказали построиться в шеренгу и приготовились расстрелять. Солдаты вскинули ружья. Я успела бросить взгляд на прекрасное голубое осеннее небо. Тут появился офицер, и приказал: «Не стрелять!». Солдаты опустили оружие. … Нас стали избивать прикладами, и мы упали на землю. Вильгельм Венер стоял возле столба для сушки белья, бледный как смерть и весь покрытый испариной. Я услышала щелчок, и увидела, как Венер рухнул как подкошенный и больше не шевелится. 88-летняя мать теребила его за плечо, но он не реагировал. Мои ноги были черными от облепивших их насекомых, которых привлекла кровь. Между тем во дворе появилось несколько человек, которые выкрикивали в наш адрес оскорбления и бросали камни. К счастью, мы не понимали этих обидных слов… Позже надо мной наклонился один из солдат, приоткрыл мои глаза сказал: «Она еще жива!», и ударил меня солдатским ботинком по голове…»²⁶.

После занятия Лисы частями вермахта германские власти расстреляли в ответ 20 польских заложников, невзирая на протесты местного немецкого священника Мартина Руца²⁷. Жертвами антинемецкого психоза становились немцы не только на западе Польши, но и в других регионах. Показательна трагедия немцев из галицийского городка Ной Зандеца (Новы-Сонч), которых обвинили в шпионаже. Среди арестованных была школьная учительница, две гимназистки, студенты. 10 человек в итоге пали жертвами самосуда, в том числе одна гимназистка и учительница, которую поляки забили до смерти1.

Наиболее известной и резонансной из числа антинемецких акций начального периода Второй мировой войны стало Кровавое воскресенье в Бромберге (Быдгощи), жертвами которого стали мирные этнические немцы, преимущественно женщины, дети и старики, проживавшие в этом западно-польском городе. Основанный в 1346 г. г. Бромберг был наряду с Познанью и Торном одним из крупнейших западно-польских городов, в котором немцы составляли значительную часть населения. После разделов Речи Посполитой город отошел Пруссии (Германии).

До 1914 г. подавляющее большинство его населения составляли немцы (77,4%). Однако после того, как в 1920 г. город вошел в состав Польской республики и стал называться Быдгощ, удельный вес немецкого населения резко снизился: с 27% в начале 1920-х гг. до 6,4% по данным на 1939 г. К началу Второй мировой войны в городе проживало 7-8 тыс. немцев. Бромберг являлся крупным центром машиностроения и деревообработки, и занимал стратегически важное положение у начала канала, соединявшего реки Висла и Одер. 1 сентября люфтваффе нанесли бомбовый удар по портовым сооружениям города. До польско-германской границы было достаточно близко, и уже к вечеру 2 сентября вермахт стоял в 10-15 километрах от Бромберга. Основные польские войска армии «Поморье» находились севернее города. В самом Бромберге фактически стоял один 82-й батальон и части резервистов. Сил для обороны города у поляков практически не было. Ситуация усугублялась неразберихой, которую вносили следовавшие через город беженцы и отступавшие солдаты польской армии. К тому же, к югу от Бромберга была замечена группа вооруженных местных «фольксдойче», хотя к утру 3 сентября из города были депортированы активисты немецкой общины в количестве 200 человек²⁸.

В этой ситуации утром 3 сентября группа горожан обратилась в городской совет с просьбой организовать для защиты и обороны Бромберга гражданскую гвардию. Городской староста, который не располагал ни оружием, ни достаточными в условиях военного времени полномочиями, отослал депутацию к командиру батальона майору Славинскому. Однако последний также не смог помочь горожанам, так как свободного оружия у него не было²⁹. Как уже было отмечено выше, Бромберг представлял собой важный опорный пункт в междуречье Вислы, Нотець и Варты. Отступавшие перед танками Гудериана части польской армии «Поморье» могли воспользоваться только переправой через реку Брда в Бромберге: мосты через Варту были уже уничтожены.

Это привело к скоплению в городе отступавших польских солдат, которые были дезорганизованы и раздражены. Теплым, солнечным воскресным утром на Данцигской улице раздались первые выстрелы. Поводом послужили слухи о том, что в город уже вошли германские передовые части при поддержке местных немцев. В Бромберге в это время было оживленно: помимо польских солдат и беженцев с утренней службы возвращались прихожане. С первыми выстрелами началась паника. Польские солдаты открыли беспорядочный огонь, часто вступая в перестрелки со своими же товарищами. Гражданское население бросилось врассыпную, ища укрытия у подъездов домов и в подворотнях. Поползли слухи о том, что в городе уже видели немецкие танки, о предательстве местных немцев. Раздавались призывы к мести.

Польское военное руководство не смогло взять ситуацию под контроль. Разрозненные отряды польских солдат, резервистов и всех, кто сумел раздобыть оружие, разбрелись по городским улицам, открывая огонь по крышам, чердакам, верхним этажам зданий – по всем местам, откуда велась (или могла вестись) стрельба. Жертвами антинемецкой истерии стали преимущественно мирные граждане немецкой национальности. Их численность с тех пор является предметом научных и политических споров и дискуссий. Впервые о «Бромбергском кровавом воскресенье» публично информировал печатный орган «Deutsche Rundschau», в котором приводились завышенные данные о числе жертв³⁰. Германские власти в сентябре – октябре 1939 г. по горячим следам провели расследование не только бромбергских событий, но и антинемецких акций во всей Польше, и пришли к выводу, что общая численность погибших «фольксдойче» составило 5800 человек³¹.

Однако для достижения большего пропагандистского эффекта, Й. Геббельс распорядился десятикратно увеличить это число, и официально было объявлено о 58.000 трупах среди этнических немцев. После окончания Второй мировой войны историки неоднократно предпринимали попытки сделать беспристрастные расчеты количества погибших немцев. Так, германский исследователь Гюнтер Шуберт насчитал в Бромберге всего 103 могилы жертв 3 сентября 1939 г. Но при этом признал, что это дает лишь приблизительное представление об истинном числе жертв³². Отто Хайке пришел к выводам о том, что в самом Бромберге погибло 366 немцев. Еще 457 жертв было обнаружено им в окрестностях города, и 68 человек числилось пропавшими без вести. Таким образом, общее число жертв Бромбергского кровавого воскресенья составило 891 человек. Что касается общего числа немцев, лишившихся жизни в сентябрьские дни 1939 г., то после 1945 г. польская сторона передала правительству ФРГ данные на 5.792 человека, из которых установленными считались 3.315 смертных случаев, 1796 числились пропавшими без вести, и плюс к этому 564 человека, оказавшихся на территории СССР. В 27-ми случаях было отмечено, что об указанных персонах не удалось получить сведений. Не оспаривая этих данных, Хайке приводит собственные выкладки, из которых следует, что общее число погибших и пропавших в первые дни войны немцев было 5.292 человек. При этом большинство пострадавших автор находит в Познани и Поморье – 3.2311³³.

Еще один исследователь, бывший активист МНПП и член СС, Август Мюллер, после проведения тщательного анализа документов, касающихся событий сентября 1939 г. в Польше, пришел в январе 1973 г. к заключению, что «точное число реальных жертв событий сентября 1939 г. в Польше в настоящее время установить невозможно»³⁴.

В целом, изначальные цифры в 5.800 погибших «фольксдойче» в Польше в сентябре 1939 г. адекватно отражают размах антинемецких репрессий. Тем не менее, до сих пор не утихают споры об их достоверности, которые усугубляются вопросом о степени вины польских «фольксдойче» в подготовке и осуществлении агрессии нацистской Германии. В частности, существуют значительные расхождения между польской и германской историографией этого вопроса.

В германской исторической науке доминирует точка зрения о том, что «резня в Бромберге» и другие антинемецкие акции были делом рук дезорганизованных солдат армии «Поморье» и неуправляемых групп польского гражданского населения. Сами акции носили стихийных характер³⁵.

Иной точки зрения придерживается ряд авторов, в частности, Г. Шуберт, который пришел к выводу о том, что

«выстрелы в Бромберге были произведены из тыла, а именно – с немецкой стороны»³⁶.

Он полагает, что инициаторами бойни в городе были группы немецких диверсантов, которые при поддержке местных «фольксдойче» заняли позиции на верхних этажах, чердаках, в подвалах зданий, и оттуда утром 3 сентября открыли огонь по польским солдатам и беженцам. После 1945 г. в польской историографии утвердилась точка зрения о том, что главной причиной антинемецких репрессий в сентябре 1939 г. стала деятельность «пятой колонны» нацистов из числа местных немцев (в первую очередь – в Бромберге).

Насильственные действия польских военных и цивилистов в отношении немцев трактовались как ответная реакция на провокации, а число жертв в 5.800 человек признавалось завышенным. В этом контексте был сформулирован основной тезис польской историографии, согласно которому немцы, заселившие исконные польские территории, в 1939 г. поддержали гитлеровскую агрессию. Они участвовали в репрессиях против поляков, евреев и других национальностей, и их выселение из Польши после 1945 г. было закономерным историческим явлением³⁷.

После крушения коммунистического режима в Польше, ее внешнеполитической переориентации на страны НАТО и Евросоюза были пересмотрены многие стереотипы польской историографии. Однако такие принципиальные моменты, как антинемецкие акции сентября 1939 г. и выселение немцев из страны после 1945 г. ревизии подвергнуты не были. Показательным примером может служить выступление польского президента Л. Качиньского на открытии в ноябре 2006 г. в Берлине Центра исторических исследований Польской академии наук, в котором акцент был сделан на необходимости продвигать польскую культуру и распространять в Германии знания по истории Польши³⁸.

Тем не менее, принятые в коммунистической Польше трактовки событий сентября 1939 г. подвергались и подвергаются критике учеными и общественными деятелями других стран. В качестве ответа польский Институт Национальной памяти провел с 2003 г. исследование событий 1939 г. на основе новых источников и пришел к выводу, что трагедия в Бромберге была инициирована агентами гестапо и их сторонниками из числа «пятой колонны». Именно они обстреляли отступавшие польские войска, которые открыли ответный огонь. В ходе перестрелок погибло около 50-ти польских солдат и до 300 мирных граждан немецкой национальности. В аналогичном ключе были оценены и другие антинемецкие акции. Общее число жертв среди этнических немцев сентября 1939 г. в официальной полькой историографии определяется в количестве 3.841³⁹.

Современные польские историки исследовали как общую историю деятельности «пятой колонны», так и конкретные примеры ее «работы» в различных регионах Польши (как западных, так и восточных). Анализируется подрывная работа нацистских диверсионных групп в первые дни войны, деятельность немецких «фрайкоров» и отрядов самообороны. При этом польские авторы приходят к однозначному и ожидаемому выводу о большой деструктивной роли этих подразделений, активном участии в их составе местных «фольксдойче». В качестве аргументов польские историки приводят донесения, дневниковые записи польских и германских военных, отчеты польского гражданского населения.

Эти данные зачастую принимаются как абсолютно доказанные, без критического анализа. Гитлер готовился напасть на Польшу, подавить ее военной силой. Важная роль в подготовке агрессии отводилась провокациям и диверсиям в приграничных районах. Однако подготовка таких групп осуществлялась на территории Рейха; немецкой агентуре в Польше отводилась второстепенная, вспомогательная роль проводников на местности и поставщиков информации о представителях польской военно-политической элиты (которая подлежала уничтожению или изоляции). Например, в польской Верхней Силезии, где симпатии к нацистам были особо сильны, накануне войны отделение германского генштаба в Бреслау организовало две военизированные группы, которым было предписано в первый день войны захватить мосты, железнодорожные станции и электростанции. Одной группе лейтенанта Альберта Херцнера в составе 70 бойцов по ошибке было сообщено, что война начнется 26 августа, и вечером 25 августа она заняла железнодорожный тоннель возле станции Яблункова, который играл роль «калитки» на территорию польской Верхней Силезии. 26 августа польские войска выбили не получившую поддержки группу Херцнера (который впоследствии получил за этот «подвиг» награду в виде Железного креста) со станции⁴⁰.

Польские историки П. Коссовский и Т. Хиньчинский опубликовали военные реляции, согласно которым в конце августа 1939 г. имели место многочисленные провокации со стороны солдат-немцев. Так, на передовых польских позициях в районе Бризена (Бжежно) и Нове Место Любавске в ночь с 24 на 25 августа 1939 г. сослуживцами был задержан и избит солдат-немец, который агитировал их сложить оружие в случае германского нападения. Он был арестован и передан в руки польской полевой жандармерии⁴¹. Некоторые «фольксдойче» в польской армии были убиты сослуживцами в первые дни войны⁴². Польский историк М. Цыганский приводит данные о том, что в первые дни войны на западе Польши было убито более 100 германских диверсантов⁴³. Польские авторы приводят в качестве аргументов и воспоминания свидетелей таких событий, как «кровавое воскресенье» в Бромберге. Так, Регина Грабовская (1922 г.рожд.) вспоминала о событиях в городе 3 сентября 1939 г.:

«После того, как германский вермахт вступил в Польшу, местные фольксдойче начали восстание против Польши … Немцы стреляли из окон по отступающим польским солдатам. Из мести они расстреливали и убивали поляков из своих домов… Я сама видела из окна, как мужчины прицеливаются и стреляют. Не могу сказать, были ли это немцы или поляки. На утро я видела трупы … Мы бежали из города, и там остались только мои братья. Они не причиняли вреда немцам и немцы их тоже не трогали. Вскоре мы вернулись. Я ходила в немецкую школу. А потом нас выселили из дома, который принадлежал фольксдойче, на окраину Бромберга⁴⁴.

Не подлежит сомнению тот факт, что в Польше существовала нацистская тайная агентура, которая возникла еще в Веймарский период⁴⁵. Но такую агентуру имеет практически любая страна, тем более готовящаяся напасть на соседа. Широкое прогерманское подполье в Польше просто не могло быть создано: для этого требовалось много времени и средств, и, самое главное, это подполье не могло оказать нацистам существенной помощи в деле подготовки войны и в ее ходе. К тому же, мы не располагаем объективными документальными свидетельствами того, что сотрудничество польских немцев с нацистами было массовым. Основными исполнителями диверсий в первые дни войны были сотрудники и агенты германских спецслужб, которые использовали польских «фольксдойче» на вторых ролях⁴⁶.

Еще один аргумент против того, чтобы квалифицировать польских немцев как «пятую колонну», заключается в том, что в предвоенные месяцы практически все немецкоязычные лидеры, видные фигуры были либо арестованы, либо взяты под надзор и просто физически не могли координировать «подрывную» деятельность своих фольксгеноссе. Польские историки приводят большое количество примеров деятельности диверсионных групп в районе Бромберга. Как правило, это рапорты и доклады офицеров, принимавших непосредственное участие в боестолкновениях. Усомниться в их достоверности нет поводов, однако при внимательном анализе содержания возникает ряд вопросов. Например, гауптман К. Боббе докладывал о том, что 3 сентября 1939 г. его часть двигалась с запада на восток, в районе Бромберга, где была обстреляна укрывшимися в здании школы диверсантами.

Они быстро отступили, а на месте их дислокации, в школьном подвале, гауптман обнаружил записку по-польски:

«Прошу прощения, что я приветствовал вас огнем, но этим я выполняю долг перед родиной»⁴⁷.

Польский офицер не располагал временем для поиска диверсантов, и продолжил свой путь. При этом он отмечал, что вдоль дороги ему встречались говорившие по-польски мужчины с нарукавными повязками и в фуражках железнодорожников, которых он идентифицировал как заградительные отряды. Одного диверсанта гауптман обнаружил в лице передвигавшегося на велосипеде немца, которого он арестовал и передал другой армейской части.

Подобные реляции дают основания критикам версии антипольского восстания в Бромберге утверждать, что именно польские партизаны участвовали в диверсионных акциях. Одним из главных представителей данной точки зрения является В. Ястшембский, который издал в 1990 г. в Познани книгу «Кровавое воскресенье 1939 года в Бромберге: Легенда и действительность». В ней польский историк рассматривал события 3 сентября как ответную акцию польских военных на немецкую диверсию в городе, но при этом признавал недостаточность источников для окончательного вывода о сущности самой диверсии и роли в ней местных «фольксдойче»⁴⁸. Эта работа Ястшембского считалась с тех пор классикой историографии «кровавого вос-кресенья», причем не только в Польше, но и в Германии. Тем не менее, в начале ХХI столетия этот польский историк кардинально поменял свою позицию.

Ястшембский отстаивает точку зрения о том, что данные об особой операции германских спецслужб в Бромберге при поддержке местных немцев являются не более, чем мифом. Согласно предпринятым польским историком архивным изысканиям, отсутствуют сколь-нибудь достоверные данные об «операции «Кровавое воскресенье», якобы организованной германской стороной. Более того, автор приводит сенсационные данные о том, что именно польские силы безопасности и стали инициаторами «резни в Бромберге».

В качестве доказательства своей правоты профессор Ястшембский приводит дневниковые записи начальника штаба 62-й польской пехотной дивизии майора Болеслава Рассальского, которые тот вел в лагере для военнопленных в Пренцлау. Этот дневник был передан автору книги сыном майора Рассальского в 2007 г., и до этого был не востребован исследователями⁴⁹.

Согласно записям Рассальского, еще накануне войны он получил распоряжение о проведении «зачистки» прифронтовой полосы в районе Бромберга от немцев, чтобы предотвратить со стороны последних диверсии и теракты. Исполнение этой задачи было возложено на партизанские отряды, в состав которых входили как кадровые польские военные, так и не подлежащие призыву цивилисты. Таким образом, именно польские партизаны и были, по мнению Ястшембского, инициаторами истребления немецкого гражданского населения в Бромберге.

«Из анализа акций по зачистке прифронтовой зоны от местных фольксдойче в начале сентября 1939 г. в Бромберге и его окрестностях ясно следует, что в них принимали участие не одни только мародеры, дезертиры и искавшие приключений юноши, но также дисциплинированные солдаты польской регулярной армии»⁵⁰,

– делает вывод польский историк. Жертвами этой акции пали невиновные женщины, дети и старики из числа «фольксдойче», которые не планировали никаких диверсий и антипольских акций. Выводы Ястшембского произвели в Польше эффект разорвавшейся бомбы, и вызвали волну критики, в частности, со стороны сотрудников Института Национальной Памяти Польши Т. Хинциньского и П. Махцевича. Они упрекают Ястшембского в избирательном подходе к источникам, что делает его выводы недостаточно аргументированными⁵¹. Ястшембский возражает, что все документы, относившиеся к операциям польских иррегулярных формирований против «фольксдойче» были засекречены и практически сразу уничтожены их инициаторами, а приказы в большинстве случаев отдавались устно.

Данная точка зрения подтверждается, например, отсутствием документов о нахождении интернированных немцев (а также украинцев, белорусов, литовцев) в концентрационном лагере Береза Картузская в сентябре 1939 г. Лагерное руководство либо не вело документации в этот период, либо полностью ее уничтожило. Это, кстати, не позволяет историкам привести точное количество депортированных, находившихся в этом лагере на тот момент, когда его охрана бежала.

Несмотря на размах массовых депортаций и репрессии в отношении польских немцев, значительная часть из них оставалась лояльными гражданами Польши. 15-20 тыс. этнических немцев приняло участие в войне на польской стороне. Накануне войны число немцев в польской армии составляло 08-09%, и еще 0,3% числились в запасе. 1 сентября 1939 г. перед этими солдатами встала дилемма: остаться верным присяге и воинскому долгу или встать на сторону исторической родины? В начале 1939 г., во время польской «малой мобилизации», многие немцы из приграничных районов бежали от призыва в Германию.

Более того, под влиянием агитации национал-социалистов и младонемцев они вступили во фрайкоры, которые затем участвовали в войне на стороне Германии. 2.628 человек дезертировало из Познаньского воеводства, и 5.506 – из Верхней Силезии. Итого – 8.134 немца. При этом неучтенными оставались немцы, уклонившиеся от призыва в центральных польских областях, а также в районах Волыни⁵². Массы польских немцев, особенно из восточных регионов страны, оставались верными присяге. Например, только в Познань после войны не вернулось 1.057 солдат-немцев. Все они погибли или пропали без вести. Среди польских немцев были также и такие, которые предпочли скрыть свое немецкое происхождение даже в советском плену, в том числе – в печально знаменитом лагере в Катыни.

Здесь, по подсчетам В. Ястшембского, погибло 108 этнических немцев, а всего в советских лагерях оказалось не менее 1200 польских офицеров немецкого происхождения⁵³. Немало польских немцев не только сохраняли лояльность Польскому государству, но после его оккупации оставались активными антифашистами. Социал-демократ Эмиль Цербе, левые социалисты, а позднее – коммунисты Вильгельм и Йозеф Дильнеры, Артур Линке, Генрих Шайблер оставались на польской территории, принимая участие в движении Сопротивления.

Небольшая группа немецких социалистов из лодзинской организации (Оскар и Альфред Зайдлеры, Отто Абель и Вильгельм Цинзер) в сентябре 1939 г. попала в застенки гестапо. Двое последних были вскоре отпущены (позднее Цинзер был вновь схвачен, и, несмотря на членство в национал-социалистической организации, приговорен к смерти и расстрелян в декабре 1943 г.). О. Зайдлер умер в 1941 г. в концлагере от сердечного приступа⁵⁴.

Таким образом, массовые депортации и репрессии против этнических немцев в Польше накануне и в начале Второй мировой войны носили характер превентивных, предупредительных мер, разработанных польским руководством на случай войны Германией. Антинемецкие акции, в том числе убийство ни в чем не повинных немцев и уничтожение их имущества, носили не спонтанный характер, а явились следствием проводимой польским руководством планомерной пропаганды, направленной против собственных граждан непольской национальности. Это был первый акт в большой драме периода Второй мировой войны, приведшей к массовым депортациям, изгнаниям, уничтожению лиц немецкой национальности на территории Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы.

С.С.Кретинин. Немцы в Польше. 1918-1939 гг. Тамбов: ИД «Державинский», 2019. С.179-205.

Примечания