«Белый мусор»: проблемы восприятия бедности в США

Print PDF

Кристо Аргириди

Американская историография проделала значительный путь за последнее время. Многие концепции, которые относительно недавно считались уделом «маргинального меньшинства», преимущественно левого, стали основными направлениями развития в американской истории.

Хорошим примером стали исследования положения бедных низов привилегированного белого большинства в США. Не так давно, как-то 30-40 лет назад популярные мифы говорили о тождественности интересов белых рабочих и белой буржуазии в деле эксплуатации и угнетения цветных меньшинств. Крайне небольшое количество исследователей говорило о разветвленной и сильно иерархизированной системе структуре самого белого большинства, где рабочие часто оказывались в положении отнюдь не лучшем, чем цветные.

Коммунисты, левые радикалы и даже часть либерально-консервативной публики указывали на частое использование «расового единства» в качестве средства, которое должно было притушить общественные конфликты внутри белого сообщества. Национализм и расизм активно использовались в качестве средства приручения «бунтующих низов». Но существовала и обратная сторона, ведь национализм — игра в которую можно играть в несколько рук.

С момента создания сегрегационного режима в США расцветает движения черной сепарации. Обратный расизм цветных был логичным ответом на расизм со стороны большинства. Он подогревался им и часто использовал те же самые методы убеждения и риторику, но с обратным знаком.

Хотя история такого рода отношений довольно известна, гораздо менее известна история белого расизма в отношения белых, и история выстраивания сложных структурных отношений между нативистами (коренными американцами) и белыми иммигрантами, несколько волн которых заливали американский континент. Одновременно с этим, унаследованные из средневековой Британии представления о бродяжничестве и необходимости владения землей, как о привилегии «по-настоящему свободного человека», и победа более прогрессивного Севера в Гражданской Войне 1861-1865 годов, окончательно сформировали комплекс представлений о так называемом «белом мусоре».

Книга Нэнси Изенберг повествует как раз об этом: как складывались такого рода отношения и почему восприятие американского общества как общества «социальной мобильности» не вполне верно [сейчас — и совсем неверно. Прим.публикатора].

Как подчеркивает автор, в своих лекциях она часто использует американскую классику. Например, роман «Убить пересмешника», где противопоставляется Аттикус Финч, белый, прогрессивно настроенный адвокат, готовый защищать обвиняемого черного, и представители белых бедных, в частности семья Ивилов (интересно отметить, что по звучанию фамилия семейства — Ewells, близка слову «Evil» — зло). Два вида белых отличаются не только подходом, но и происхождением — с одной стороны темная «белая масса», запутанная, запуганная, склонная к насилию, включая и сексуальное, нищая, а с другой — образованные, состоятельные белые, готовые взять шефство над несчастным черным меньшинством.

Некоторые из критиков усматривают в этом традиционные позывы к господству и подчинению, которые проецируются с самого верха при помощи интеллигентской обслуги белой буржуазии. В цветных она находит идеальное воплощение тех, кто может быть её подчиненным, а с другой стороны, как подчеркнула в своем интервью НОР (Национальное общественное радио, NPR) исследовательница, господствующие верхи используют такой подход для возбуждения распри среди эксплуатируемых.

[Скорей — сплочения среди белых, чтобы «перебить» классовый интерес бедняков, которым выгодно объединяться с бедняками других рас и народов против работодателей из белой верхушки, блюдущей расовую — сначала и вероисповедную — чистоту. Стигматизация бедных как «мусора», буде достаточно сильна, в соединении с естественными попытками восходящей мобильности резко усиливает известный «расизм белых бедняков» — поскольку «цвет» их единственное конкурентное преимущество, и поскольку «социальные лифты» в руках пропагандирующей это верхушки. Эту же роль играет стигматизация рабочих семей, с существенно большим равенством полов, чем в буржуазных классах, как «матриархальных«. Везде и всегда буржуазные классы заинтересованы в насаждении среди трудящихся своей культуры, социальных норм, жизненных практик не меньше, чем в прибыльности своих бизнесов, а то и больше, ибо это лучший способ подорвать опасное им классовое сознание. Прим.публикатора.]

От святого Финча, Изенберг переходит к американской истории. В своем интервью журналу Salon по-поводу книги, она сообщает много интересных подробностей.

После обретения САСШ независимости, один из отцов-основателей, Джефферсон, пытаясь протолкнуть через законодательное собрание Вирджинии закон о минимальном обучении бедных низов (закон был успешно провален), одновременно с этим называл их, низы, «мусором». В своем пренебрежении американскими низами, он был не одинок, Александр Гамильтон, один из самых неоднозначных деятелей истории молодого государства, с которым связывают концепцию неограниченной власти президента, как эдакого » выборного конституционного монарха», открыто заявлял, что «народ — это восставший жестокий зверь, которого надо постоянно держать в узде».

Эти определения по большей мере относились именно к бедным низам. Автор тут делает важное уточнение, хотя в США считают, что освобождение от колониальной зависимости от Британии привело к некоей исключительности и провозглашению «американской мечты» — это не более чем миф. На самом деле, восприятие классовых отношений в США во многом покоятся на британских абсолютистских, если не средневековых, представлениях.

Для бедных в США быль и существует до сих пор много определений: трейлерный мусор, пожиратель клея, бродяги, люди-мусор, бесплодные, рэднеки и т.д. Во многих случаях, как доказывает автор, это имеет прямое отношение к владению землей и разведению, включая разведение скота.

Такое отношение пришло из Британии 15-17 веков. В те времена существовали представления, что население более плодородных и обильных земель, говоря грубо, наследует эту обильность и плодородие. Во-первых, это отражается на их внешнем виде. Их внешний вид более здоровый, более белый (кожа более белого цвета). Во-вторых, это было связано с возможностью вести более независимый образ жизни. Хороший пример переплетения классовых — владение землей, накопление богатства, и чисто антропологических признаков — за счет питания, более здоровый вид, за счет богатства — возможность использования наемной силы, меньший упор на физическую работу.

Население менее плодородных областей, поденщики, беднейшие крестьяне, бродяги — автоматически становились менее белыми. Их кожа, по тогдашнему мнению, была с явной примесью «цвета». Подозрения только усиливались из-за частых браков между белыми бедняками, индейцами и цветными. Кроме того, нищета уже сама по себе была пороком, потому что приводила к наследованию наиболее отвратительных внешних признаков и дегенерации населения.

Автор подчеркивает, что, поскольку, население США большую часть времени было «сельским обществом», такого рода представления были очень укоренены и воспринимались и переносились на приезжих мигрантов. Многие из которых, конечно же, никакой земли поначалу не имели, а в последствии удача при заселении больших западных пространств улыбнулась далеко не каждому.

Все вместе взятое привело к своеобразному комплексу: ты не считаешься свободным, пока ты не обладаешь определенными средствами для подтверждения своей независимости. А ими, в свою очередь, служат — владение землей и недвижимостью, т.е., опять же, землей.

Другим моментом, который повлиял на переплетение расовых и классовых представлений, был, по мнению исследовательницы, демографическим. Развитая страна должна была обладать хорошими почвами и хорошим население, здоровым и быстрорастущим. Поскольку бедняки не попадали под «определений здоровой части общества», постольку они рассматривались как часть, размножение которой должно было сдерживаться. Соединение социал-дарвинистских представлений, заимствованных из сельского хозяйства представлений о разведении скота и классовой ненависти к беднякам приводило к тому, что в отношении белых бедняков стала применяться евгенические определения «недоразвитой части общества», которая проиграла эволюционную борьбу, а с другой — тезисы о биологической предопределенности их судьбы. Последнее служило цели рационализации жестких ограничений в области социальных трат: бедным не нужна медицина, образование, дешевое жильё — это впустую переводить необходимых для развития общества средств на людей, чья судьба заранее известна. Ярким примером такого подхода были жители Аппалачей, «хиллбилли». Хотя часть общества считала необходимым поднять их уровень жизни и, как бы, цивилизовать, другая часть откровенно полагала, что нечего тратить деньги на «эту шваль». Проблемы жителей Аппалачей стали по-настоящему решаться только с 1960-х годов.

Беспокойство о «дегенеративном наследии», которое так сильно будоражило белое общество, привело к зарождения стерилизационного движения и принятию во многих штатах, особенно на Юге, специализированных законов, посвященных «расовой интеграции». Автор особо подчеркивает пример штата Вирджиния, который принял такого рода закон в 1924 году. Закон очень жестко описывал кто на ком может жениться. Такого рода жесткие практики по выделению настоящей «белой части» подписывались убеждением, что бедняки ведут беспорядочный половой образ жизни, а с другой — боязнью проникновения потомков расовых мезальянсов на верх белого общества и последующей дегенерации вследствие «обращения цветной крови» на самом верху. К 1931 году евгенические законы были приняты в 27 штатах. Движение не было маргинальным, в него входили многие политики, ученые, буржуазии и т.д. Таким образом происходило прикладывание границ не только «межрасовых», но и межклассовых.

Не смотря на отмену сегрегационных законов и практик, в реальности сегрегация сохранилась, но по большей мере приняла неофициальный или экономически стимулированный характер. Теперь, чтобы жить в белом сообществе не нужно обращаться к евгенике, достаточно скопить необходимую сумму денег и… купить землю и дом. Да, до сих пор обладание земельной собственностью является важной формой идентификации социально-классовой принадлежности к общественной верхушке.

Сохраняющаяся сегрегация ведет к характерным особенностям американской политики, которые в нынешнюю компанию выбора президента США отлично видны.

Автор цитирует одного австралийского обозревателя, который сказал, что в США никогда не знали, что такое настоящая демократия. Потому что вместо неё в стране сложилась «демократия таких как я». Граждане США готовы терпеть высокий уровень имущественного расслоения и неравенства, лишь бы выбранный политик был бы «их поля ягода». В качестве примера автор рассматривает особенности компании Трампа.

Трамп — олигарх, но в тоже самое время он собирает голоса американских белых рабочих и бедных низов. Как такое выходит? Риторика. Трамп не лезет за словом в карман, он ругается и посылает своих противников, он играет и тщательно разжигает этнорасовую ненависть, совсем как южные правые популисты 1900-1940-х годов и позже. Он представляет собой идеальный тип нувориша, который нацепил бейсболку и пытается говорить так, как белые рабочие. Он не стесняется в выражениях, но это только в плюс — в обществе, где корректность долго была особым признаком принадлежности к самой верхушке, наплевательское отношение к нормам только увеличивает популярность Трампа. Экономический популизм, этнорасовая неприязнь и псевдо-рабочистская риторика — и вот уже сами рабочие радуются тому, что «страна будет нашей» (при этом, основная масса избирателей Трампа в среднем зажиточней избирателя демократов).

Перефразируя рабочих из другой страны, такой Союз нам не нужен (Штаты — официально Союз Штатов), но кто сказал, что нам не нужен Союз?

Вернемся все же к корням. Во многом, не смотря на широкое распространение самой концепции «белого мусора», в своей основе он ассоциируется именно с Югом, а особенно с Конфедерацией и последующем развитием этого региона. Ещё на доконфедеративном Юге сложившаяся рабовладельческая олигархия, обладая основной массой земли и имущества, включая цветных рабов, быстро пришла к необходимости создания стратифицированного общества, где бы белые бедняки были лишены каких-либо прав. Лучше всего это выразил Крэйг Калхун, который прямо заявлял, что белые бедняки мало чем отличаются от рабов и лишение их гражданских прав «является необходимым для защиты наших прав и свобод». Кого имел Калхун под «наших» дает пример известного южного генерала Брэгга.

Будучи человеком, который сколотил большое состояние на работорговля, в войну Брэгг прославился дерзкими кавалерийским рейдами и бешеный, близкой к параноидальной и психопатической, жестокостью. В первую очередь к цветным солдатам армии Союза. Но в историю он вошел тесными связями с проконфедеративными парамилитаристскими отрядами эпохи Реконструкции и позже, включая ККК. А также четкой формулировкой цели войны: «если мы не воюем за рабством, за что же нам ещё воевать», — говаривал генерал.

Четкое понимание гражданской войны в США, как войны за рабство, а, значит, в той или иной степени «расовой» приводило к тому, что основную тяжесть войны за своё имущество, южные рабовладельцы перекладывали на местную бедноту, которая просто не видела смысла просто так воевать за Конфедерацию. Дезертирство приняли дикий размах, продовольственные бунты, разрушение собственности, бегство населения, партизанские движение — Юг был в огне, и этот огонь пожирал его изнутри.

Что же сделала южная верхушка, чтобы остановить это пожар? Поначалу она думала просто лишить белую бедноту избирательных прав, но потом был найден способ лучше — южанам-беднякам стала вдалбливаться нехитрая мысль о том, что в случае проигрыша Конфедерации их положение ничем не будет отличаться от положения бывших рабов.

После поражения в войне, непоследовательная реализация Реконструкции, сопровождавшаяся обогащением буржуазии Севера, привела к широкому распространению такого рода настроений, но понадобилось ещё 40 лет, ультраправый террор, разгром популистского движения 1880-1890-х годов и реализации части мер по улучшению некоторого положения белой бедноты, чтобы окончательно рассорить естественных союзников — бывших рабов, свободных цветных, сельскую бедноты и городских белых рабочих (некоторую долю ответственности несут и черные сепаратисты, особенно Мартин Делени).

Возбуждение ненависти среди низов по этнорасовому признаку, в котором принимала участия и интеллигенция среднего класса, было на руку исключительно американской буржуазии. Автор цитирует президента США, Линдона Джонсона, который говорил, что если дать белому бедняку кого-нибудь, кто стоит ниже его по положению, и обвинять в его бедах, давая ему надежду на освобождение — он с радостью будет опустошать свои карманы ради вас.

В конечном счёте, как подчеркивает автор, такая политика вела к господству американской верхушки над её низами. И эта же политика поддерживалась американцами среднего класса, потому что позволяла им представить своё положение как «заслуженное», упражняясь в унижениях низов.

«Мы не только не являемся в пост-расовым обществом, мы даже не являемся пост-классовым», — говорит автор книги.

На этой оптимистический ноте — победа разума над американскими мифами состоялась, — я и закончу свой разговор.

Книгу можно скачать по этому адресу.

Источник apecanfly