Арабы в еврейской истории, и наоборот

Print PDF

«Эллинистическая еврейская литература существовала в Александрии Египетской, Антиохи Сирийской и в других центрах эллинской учености. Её ареалом чтения был тогдашний средиземноморский мир. Раввинистическая культура родилась в глухом и крошечном уголке этого мира – в Галилее (север римской провинции Палестина). Из Галилеи Мишна проделала путь в Месопотамию (которую по традиции называли Вавилоном). Здесь привился росток раввинистической учености, здесь был создан Вавилонский Талмуд. Грекоязычные и латиноязычные евреи Римской империи оказались каменистой почвой для этого ростка в отличие от говоривших и думавших по-арамейски евреев Сасанидской империи. Ни огромная община римских евреев, ни процветающие евреи Константинополя не оставили нам талмудических трактатов.

Арабское завоевание совершило сразу два чуда. Во-первых, раввинистическая ученость распространилась на Запад, где центром её стала Испания. Во-вторых, в пределах этой учености возродилась эллинистическая еврейская культура. Через арабов средневековые еврейские философы и поэты впитали творения античных авторов. Они поняли их заново, без всякого знакомства с творениями александрийских евреев. Поразительным образом Маймонид почти дословно воспроизвел многие толкования Филона. Средневековая еврейская продолжала традиции александрийцев, сама не зная того».

Ковельман А.Б., 2007. Эллинизм и еврейская культура. М.-Иерусалим: Мосты культуры/Гешарим.

Дальше подъём средневекового арабского мира, сохранившего и приумножившего достижения эллинизма, побудил наш народ второй раз после «александрийцев» заняться наукой и философией —  на арабском языке и в рамках арабской культуры[1]. Тогда же рост городов и бурное развитие денежной экономики на основе дальней торговли (вместе с политикой властей, выжимавших что можно с крестьянского населения) стимулировал евреев уйти из земледелия и заняться преимущественно бизнесом и сложным городским ремеслом, вроде врачевания, ювелирного дела и пр.

См. главу из книги Шломо Гойтейна «Евреи и арабы. Их связи на протяжении веков[2]».

«… объединение региона под арабским правлением привело также к единению разбросанных еврейских общин. Однако источники содержат мало сведений по этому поводу в том, что касается первых двух столетий ислама. Молчание источников согласуется с тем, что известно о характере раннемусульманского государства и положении в нем немусульман. От политического единства мало проку населению, у которого нет ни права, ни возможности свободно передвигаться, а при раннем исламе свободы передвижения было немного. Сами арабы обычно рассматривались как солдаты, размещенные в определенном пункте, который они могли покидать только по специальному разрешению. Подвластное население было еще более связано необходимостью платить налоги.

Каждый взрослый немусульманин должен был платить подушную подать, называемую джизъя, размер которой зависел от доходов и составлял один, два или четыре золотых в западных, бывших византийских частях мусульманской империи, или их эквиваленту в серебре в восточных, в прошлом персидских, областях ее.

Единственное исключение составляли женщины, дети, старики и калеки. Часто подчеркивалось, что эта подушная подать больше была средством показать второсортный статус немусульман, чем экономической дискриминацией. Из-за унизительного характера этой подати высокопоставленные немусульмане часто старались освободиться от ее уплаты. Евреи из Хайбара в Северной Аравии предъявляли документ — разумеется, фальшивый — о том, что сам Мухаммад обещал им освобождение от налога.

Наряду с этим еврейские и мусульманские источники постоянно утверждают, что уплата подушной подати была порой выгодной, потому что она обозначала плательщика как «покровительствуемое» лицо, чья жизнь и собственность считалась защищенной.

Приводятся рассказы о халифах, которые хотели избавить своих еврейских друзей от данной повинности, однако те просили их не делать так, поскольку это принесет больше вреда, чем пользы. Каким бы ни было отношение к джизъе, подушному налогу, большая часть населявших страну людей были так бедны, что джизъя представляла для них непереносимое бремя.

Разумеется, они также должны были платить другие налоги с продукции своей земли и своих стад. Конечно, один золотой в год представляется весьма скромной суммой. Но на этот счет есть арабская пословица:

«Верблюд за один грош — это прекрасно, да только нет у меня ни гроша».

Как нам известно из арабского папируса IX в. (когда деньги ценились меньше, чем при раннем исламе), сельскохозяйственный рабочий получал в год шесть золотых.

По различным документам Генизы мы можем заключить, что этого ему едва хватало, чтобы поддерживать собственное существование, не говоря уж о содержании семьи. При таких обстоятельствах уплата налога в один золотой превращалась в очень тяжелую обязанность. Неудивительно, что в источниках того времени мы находим сведения о том, что для сбора налогов применялись порка, тюремное заключение, выставление под палящие солнечные лучи и т.д. Раз люди владели столь малым, самым обычным способом избежать налогообложения было бегство в другой город или деревню. По этой причине передвижение с места на место не разрешалось. Разрешения давались только в особых случаях (некоторые из этих разрешений сохранились).

По письмам Генизы, поступавшим из сельских районов Египта, можно заключить, что даже в поздние, более либеральные времена никто не мог покинуть свою деревню без расписки об уплате налогов в кармане. В Ираке расписку (печать) вешали на шею немусульманину. Каждый, кого обнаруживали без такой печати, подлежал смертной казни.

Подобная процедура была настолько обычной, что в течение некоторого времени ей подвергались даже крестьяне, принявшие ислам.

Вторая причина ограничения свободы передвижения естественно вытекала из первой: это был страх, что сельское население покинет страну. Положение крестьян в Халифате конца VIII в., каким его рисует Абу Йусуф, верховный судья знаменитого Харуна ар-Рашида из «1001 ночи», выглядит поистине удручающим. Арабским завоевателям потребовалось некоторое время, чтобы научиться благоразумию.

Как гласит арабская пословица, «нельзя одновременно забить корову и доить ее». Нам не известно точно, в каком состоянии арабы нашли Ближний Восток, когда завоевали его. Однако несомненно, что по сравнению с поздне-римскими временами в мусульманский период общее положение сельского населения ухудшилось и что это ухудшение произошло очень рано.

Во всяком случае, в первые века ислама мы видим, что арабские правители прилагают все усилия, чтобы удержать сельскохозяйственное население на земле, и делают это путем ограничения свободного передвижения своих подданных.

Учитывая все это, мы не можем предполагать, что объединение через завоевание областей, принадлежавших ранее Византии и Персидской империи, было тотчас благосклонно воспринято еврейскими общинами, разбросанными там. Наоборот, кажется, что провал в еврейской истории в течение двух первых веков ислама отражает ужасающее положение людей, принадлежавших в основном к наиболее угнетенным низшим классам. Очевидно, именно в это время евреи были выброшены из сельского хозяйства.

Если Талмуд полагает, что еврей даже в Ираке, как правило, владел возделанной землей, то еврейская юридическая литература начиная с III в. хиджры и далее представляет противоположный взгляд на эту проблему. Еврейский закон, который до 500 г. н.э. был по сути своей законом крестьянского населения, пришлось полностью переориентировать. Но юристам это удалось лишь отчасти. Поскольку большинство сделок законно могли быть заключены только «по отношению к земле», они приняли юридическую фикцию, что каждый еврей в идеале владеет частью Святой Земли.

В Генизе были найдены сотни документов, по которым одна сторона предоставляла другой четыре квадратных локтя от своей доли Святой Земли «вместе» с тем или другим правом, которое и составляет истинное содержание договора. В некоторых каталогах материалов Генизы такие документы обозначены как «трансфер на землю», но насколько мне удалось проверить, они содержат лишь юридическую фикцию. Правда, Гениза показывает, что вплоть до XII в. некоторые евреи все еще занимались земледелием, но это были исключения, которые лишь подтверждают правило.

В городах положение евреев также было незавидным. Согласно скудной информации, которой мы располагаем, в ранне-исламские времена евреи не занимали значительного места ни в торговле, ни в ремесленном производстве, хотя нам известно о нескольких крупных еврейских купцах и одном-двух знаменитых врачах. Были ремесла, красильное например, которые, кажется, стали монополией евреев по всему мусульманскому миру и частично в Византии. Предположительно, эта монополия основывалась на утаивании некоторых технологических деталей производства. Однако подобные ремесла, хотя без них и нельзя было обойтись, невысоко стояли в системе социальных ценностей.

Низкое положение еврейского народа в первые века мусульманства отражалось и в духовной сфере. Конечно, некоторые разновидности еврейской литературы в это время процветали: вид религиозной поэзии, известный под названием пиют, который требовал глубоких познаний в древнееврейском языке и еврейской традиции; мидраш, который по форме представляет собой проповедническое толкование Библии, а по содержанию — сокровищницу народной мудрости, верований и остроумия; а также мистические рассуждения и правовые дискуссии.

Однако все эти разновидности литературы развились в римское и византийское время (само слово пиют греческого происхождения), и зачастую только какой-нибудь более или менее туманный намек на арабское правление свидетельствует о принадлежности данного произведения к исламскому времени.

Кажется, что вклад евреев в науку проявлялся лишь спорадически. В качестве признака раннего участия евреев в новой мусульманской цивилизации историки часто ссылаются на пример Масарджавайха, еврея из Басры (Южный Ирак), который носил персидское имя и был известен своими сочинениями по медицине и переводами на медицинские темы с сирийского на арабский.

Другой знаменитый пример — Маша’алла (буквально означает «если Господь пожелает»; это выражение употреблялось позднее как защита от дурного глаза), астроном, который писал также на общие темы, трактат которого «О высоких и низких ценах» сохранился до наших дней. Довольно забавно, что его имя стало в мусульманской религиозной литературе образным обозначением науки, противопоставляемой религии. Но насколько мы можем судить теперь, это были особые случаи.

Основная масса еврейского народа в исламские времена довольствовалась общедоступной религией, далеко отстоящей от абстрактного мышления, которого требовали теология, философия или наука. Любопытно, что знаменитый мусульманский ученый аль-Джахиз (умер в 869 г.), который сам был негритянского происхождения, полагал, что евреи физически не способны к абстрактному мышлению из-за постоянных близкородственных браков («вы никогда не слыхали, чтобы еврей женился на ком-нибудь, кроме еврейки»), тогда как основная масса мусульманского населения представляла собой смесь всех народов мира.

Положение изменилось в результате полного преобразования Ближнего Востока, которое описывается в главе 1 как «буржуазная революция» VIII-IX вв., когда возникло совершенно новое еврейское общество, совсем непохожее на общество средневековой Европы, а напоминающее скорее XIX в., когда отдельные евреи, особенно в Восточной Европе, достигли успехов в области коммерции, банковского дела, производства и свободных профессий, тогда как преобладающей части их приходилось довольствоваться более скромными занятиями.

Поскольку эта «буржуазная революция» VIII-IX вв. имела решающее значение для еврейской истории, но до сих пор нигде не описана, остановимся здесь на ее главных аспектах. Специальное исследование на эту тему готовится автором.

1) В ходе переворота, вызванного арабским завоеванием, во всех странах между Испанией и Индией началось общее «движение капитала». Сокровища, которые так долго хранили цари, и церкви, и аристократия, были захвачены завоевателями и выброшены на рынок. Примером тому является судьба золотых мадонн Сицилии, на которых после мусульманского завоевания заработали деньги, отправив их морем в Индию и продав идолопоклонникам; знаменитого бронзового Колосса острова Родос купил у мусульман еврейский сборщик металлолома, превративший гигантскую статую в девятьсот верблюжьих вьюков бронзы.

Многие побежденные лишались собственности; огромные богатства прибирались к рукам. Разумеется, зачастую эти новоприобретенные богатства контролировались не самими завоевателями, а их «клиентами», так называемыми мавали, представителями завоеванного населения, которые перешли в ислам, приняли арабские имена и превратились в приемышей арабских племен, к которым принадлежали их хозяева.

Похоже также, что капитал часто переходил в руки этих мавали или во владение христиан и евреев, которые следовали за победоносными армиями и помогали им разобраться с добычей. Первым признаком появления нового класса капиталистов было свержение арабской династии Омейядов в 750 г. — событие, в значительной степени спланированное капиталистами-финансистами, которые заправляли антиомейядской пропагандой.

2) Накопление свободного капитала шло параллельно созданию большого резерва дешевой рабочей силы. Этому содействовали многие факторы: обнищание больших групп завоеванного населения; бегство из деревень в города; широкомасштабное использование принудительного труда (corvee — «барщина»), о чем многое известно как по литературным, так и по археологическим источникам.

Если на развалинах одного из омейядских дворцов севернее Иерихона (Палестина) была найдена табличка, на которой каменщик нацарапал еврейские и арабские буквы (очевидно, еврейский мастер, который хотел выучить арабский), мы можем смело предположить, что этого человека привезли туда, как и многих других ремесленников, которых насильно включали в омейядские «трудармии», о чем говорится в арабских исторических сочинениях.

Труд был дешевым, потому что он был бесплатным. Рабы, которых покупали за деньги, обычно использовались для личных нужд, а не в производственных целях. Только в III в. хиджры существовали большие группы негритянских рабов, использовавшихся в качестве рабочей силы -в Южном Ираке, где произошло мощное восстание рабов, не имевшее аналогов в мусульманской истории.

3) Новые арабские города явились очень важным экономическим фактором не только потому, что они вызвали к жизни невиданную строительную деятельность, но и потому, что, в сущности, были большими гарнизонами и роскошными дворами правителей или местных губернаторов. Таким образом, возникло постоянное экономически сильное население, способное к потреблению товаров первой необходимости и предметов роскоши. Известны многие влиятельные евреи, которые сделали себе состояние на поставках либо двору, либо армии.

4) Новые города легко могли принять большое количество людей, так как тяжелые условия жизни на селе сделали сельскохозяйственную продукцию очень дешевой. По свидетельству историков, частые неурожаи местных культур и прочие бедствия приводили к большим колебаниям цен на основные товары. Но это сильно стимулировало торговлю зерном и прочими продуктами.

5) Великие военные походы в дальние страны были сами по себе крупными капиталистическими предприятиями, сопровождавшимися большим экономическим подъемом. Перед началом такого похода каждый командир и каждый солдат получал особую сумму на экипировку и снаряжение для долгого пути и для сражения. Легко представить себе, какой эффект это имело для местного рынка; иногда историки специально описывали подобные обстоятельства.

6) Огромное смешение, перетряска населения, непомерное обогащение некоторых групп его породили множество новых привычек в еде, одежде и устройстве дома. Эти моды и привычки, должно быть, представлялись людям необычайно важными, поскольку в литературных источниках о них упоминается очень часто. Естественно, они послужили сильным толчком для международной торговли.

Я пишу эти строки, глядя на лежащее передо мной письмо еврейского купца из Адена (Южная Аравия), посланное в Каир примерно 850 лет назад. Он просит своего делового партнера в Каире закупить всевозможные товары для своего дома и хозяйства. В списке из сорока с лишним предметов значатся товары, произведенные в Горгане, на самом севере Персии, в Амиде (Курдистан), в Багдаде, Бейруте, в самом Каире и многих других местах Египта, а также в Испании.

Кажется, что чем более издалека был привезен товар, тем более модным он считался.

7) Много других, более второстепенных причин обусловили расширение торговли и подъем капитализма в период, последовавший за героической эпохой ислама: прокладка и ремонт дорог, изначально предпринятые в военных и административных целях, создание точных путевых описаний (путеводителей), изначально предназначенных для имперских нужд; усовершенствование средств передвижения, особенно по морю; наконец, подъем покупательной способности христианского Запада, о котором еще много будет говориться в связи с еврейской торговлей, и т.д.

8) Вдобавок к экономическим и производственным причинам, конечно, весьма важно было и то, что верхушку арабского государства составляла торговая аристократия. Происходя из мест, где родился исламский Пророк, они, разумеется, были более восприимчивы к различным потребностям бизнеса, чем рыцари и родовитые господа Персидской империи, которые полагали, что аристократу надлежит проводить половину жизни в боях, а другую половину — в пирах.

Вообще кажется, что, несмотря на свои ограничения, арабо-мусульманское правление, во всяком случае вначале, было более эффективным и более справедливым, чем предшествующие режимы. Кроме того, мусульманский закон в значительной степени основывался на арабской традиции, которая, как уже отмечалось, была гибкой и хорошо приспособленной к потребностям нации торговцев.

9) Другим весьма важным социальным фактором подъема ближневосточного капитализма было уничтожение арабскими завоевателями прежних господствующих или привилегированных классов, которых вытеснила новая аристократия денег. В сущности, произошло вот что: деньги стали тем путем, по которому способные или удачливые взбирались по социальной лестнице.

10) В добавление к экономическим, производственным и социальным изменениям, приведшим к созданию ближневосточного капитализма, его подъему содействовал очень сильный религиозный элемент.

Идеалом жизненного пути в I в. мусульманской эры был святой воитель, борец за веру. Естественно, что этот идеал отчасти оставался в силе и в последующие века, так что драчливые праведники всегда могли обрести самовыражение в непрерывных пограничных столкновениях с неверными. Однако к концу II в. хиджры к военной профессии стали привлекать в основном неарабов, и скоро она стала исключительной сферой деятельности рабов-варваров, почти утратив свою былую славу.

Другое широкое поле государственной службы, чиновничья администрация, привлекла к себе немало сильных умов, опять-таки неарабов, и эта бюрократия, «люди пера», как их называли, была в значительной степени ответственна за развитие характерных черт синкретической арабской литературы III-IV вв. хиджры.

Но религиозные люди избегали государственной службы и вообще считали правительство настоящим олицетворением сил, которые противостоят власти Господа на земле. Благочестивый человек не должен был принимать приглашение на ужин от государственного чиновника. Еда, которую там подавали, не признавалась «халал» (разрешенной религией), поскольку считалось, что большая часть государственных доходов получена от вымогательства, нарушения законов и угнетения слабых.

Но религиозный подход к торговым делам был совершенно иным. Прибыль от честной торговли рассматривалась в мусульманской религиозной литературе как типичный пример халал, дохода, не вызывающего никаких возражений. Вдобавок купец был особо приспособлен к исполнению религиозного долга, предписанного мусульманину: он мог ежедневно совершать пятикратную молитву, так как согласно медленному темпу восточной торговой сделки такой перерыв способствовал благоприятному завершению дела. Купец также мог найти время для чтения религиозных книг. В настоящем арабском мусульманском городе, таком, как Сана, столица Йемена, увидеть купца, читающего, сидя в своей лавке, рукопись по религиозному праву, — обычное дело.

В торговых путешествиях купцу легче было исполнить свой долг паломничества в Мекку; он мог посетить знаменитых богословов или святых. Он был в состоянии выполнить заповедь о милостыне. Считалось, что ему легче соблюдать посты, чем его единоверцам с низким доходом, которые занимались физическим трудом. И наконец, разве сам Пророк и большинство его выдающихся сподвижников не занимались этим делом?

Короче говоря, как зарождение современного капитализма в Европе сопровождалось новым религиозным подходом к зарабатыванию денег, так и «буржуазная революция» в мусульманской империи VIII-IX вв. имела солидное религиозное обоснование. Это обстоятельство, бесспорно, ускорило процесс превращения евреев из народа, занятого главным образом ручным трудом, в народ, основным занятием которого стала оптовая торговля.

Такая трансформация, конечно же, вызвала немалое сопротивление. Один ранний еврейский автор, принадлежавший к секте караимов (подробнее о ней будет сказано далее), поносил склонность к коммерческой деятельности как «нееврейскую» и как подражание язычникам (подразумевая под ними то ли арабов, то ли мусульман вообще). Его тирады показывают, что, хотя коммерческая деятельность стала для евреев совсем обычной, она все еще рассматривалась как нечто новое.

Евреи, в сущности, земледельческий народ, трижды на протяжении своей древней и средневековой истории обращались к коммерции как к средству выжить. После разрушения Первого Храма (587 г. до н.э.) и депортации в Вавилон (современный Ирак) они научились торговать у вавилонян, древней торговой нации. Во время эллинистического периода наставниками им служили греки. В мусульманские времена они опять обнаружили, что им противостоит крайне меркантильная цивилизация, но ответили на вызов так энергично, что сами превратились в нацию коммерсантов.

Разумеется, в исламские времена евреи были не такими уж новичками в коммерции и торговле. Тот еврей, что превратил Колосса Родосского в металлолом в эпоху первых мусульманских завоеваний, взялся за эту задачу, потому что он и раньше был связан с продажей и обработкой металла (позднее этим делом занимались многие евреи, как свидетельствуют документы Генизы) и потому что он располагал капиталом, чтобы финансировать эту сделку.

Я хотел бы привести другие примеры торговой деятельности евреев в мусульманские времена: один хорошо известный, а другой не опубликованный ранее, — которые покажут, что известная экономическая деятельность евреев начиная с этого периода, очевидно, была продолжением той, которой они занимались и до ислама.

Первым примером, конечно, служит знаменитая история о раданитах, которым доктор Л. Рабинович, главный раввин Объединенной еврейской конгрегации Йоханнесбурга (Южная Африка) посвятил целую книгу под названием «Еврейские купцы-предприниматели» (London, 1948). Их история приводится в одном из мусульманских путеводителей. Этот путеводитель, который содержит подробности о раданитах, был составлен около 870 г. н.э. Ибн Хордадбехом, высокопоставленным чиновником имперской почтовой службы. Его рассказ о еврейских купцах, чье название пока не поддается истолкованию, действительно весьма примечателен.

«Эти купцы говорят по-арабски, по-персидски, по-румийски (то есть по-гречески, как говорили в Восточной Римской империи), на языке франков (жителей нынешней Франции), андалузцев (христианского населения Испании) и славян. Они путешествуют с запада на восток и с востока на запад, частично по суше, частично по морю. Они садятся на корабль в землях франков на Западном море и следуют до Фарамы (древний порт в Египте, располагавшийся поблизости от северного конца нынешнего Суэцкого канала). Там они перегружают свои товары на верблюдов и отправляются сушей до Кулзума (порт на южном конце Суэцкого канала).

Затем они плывут по Восточному морю к Индии и Китаю. На обратном пути они везут… товары восточных стран до Кулзума, переправляют их в Фараму, где опять выходят в Западное море. Некоторые заходят в Константинополь, чтобы продать товар византийцам, другие отправляются ко двору короля франков, чтобы предложить там свой товар».

Далее автор описывает три других пути, использовавшихся раданитами:

первый — морем из Франции в Сирию, а оттуда через Ирак и Персидский залив в Индию и Китай;

второй — сушей через Испанию, затем через Гибралтарский пролив вдоль побережья Северной Африки до Египта, через Палестину, Сирию и Ирак в Персию и Индию;

третий — через центр Европы к землям хазар, тюрко-язычного народа, обитавшего по берегам Каспийского моря, чей высший класс исповедовал тогда иудейскую веру; через Хазарское царство раданиты перебирались в Азию и, наконец, прибывали в Китай.

Успехи, достигнутые этим торговым сообществом, были беспримерны, им нет аналогов в истории раннесредневековой торговли. Мы можем в полной мере оценить достижения раданитов, сопоставив их с последующим развитием. В Каирской Генизе было найдено много документов, касающихся еврейской торговли с Индией в XI-XII вв., но ни в одном из них не упоминается Китай или другая страна восточнее Индии и Цейлона. Эти поздние торговцы с Индией, вернувшись, регулярно посещали Испанию, в то время мусульманскую, и Северную Африку, но не имели дела с христианской Западной Европой.

Итак, я хотел бы сказать в заключение, что широкая международная торговля, связанная с историей раданитов, не имеет никакого отношения к социально-экономической трансформации еврейского народа в исламские времена. Скорее это было продолжение до-исламской еврейской торговли, которая приобрела беспрецедентную важность, когда пришествие ислама воздвигло временный барьер между Востоком и Западом. Евреи, которые сочетали политический нейтралитет с давними международными связями, в первые века ислама пересекали границы легче, чем христиане или мусульмане.

Штаб-квартира раданитов, очевидно, размещалась в Западной Европе, хотя, как показывает многоязыкий характер их деятельности, у них были партнеры по всему мусульманскому миру, еврейский, возможно, служил у них общим языком. Однако, как представляется, деятельность раданитов подошла к концу в X в. Становление торговых республик Италии буквально сокрушило еврейскую торговлю. Одновременно с этим в мусульманском мире трансформация еврейского населения в торговый по преимуществу класс была близка к завершению.

Сходное явление можно наблюдать в другой сфере деятельности евреев. Из документов Генизы нам известно, что евреи владели судами и путешествовали или посылали грузы на принадлежавших им кораблях по арабским и индийским морям. Но мне никогда не встречались упоминания о еврейских моряках в этой части света.

Что касается Средиземноморья, то в Генизе попадаются случайные ссылки на моряков-евреев (навати, производное от греческого слова, встречающееся в иврите и в арабском, отзвуком которого является английское navy).

Это различие несомненно возвращает нас к тому факту, что спорадические упоминания о еврейском мореплавании в Средиземноморье в позднеисламские времена обозначают лишь слабеющие следы еврейской активности, которая, как мы знаем из христианских источников, была гораздо большей в предшествующий период.

…Итак, путь для сбалансированной оценки великой социо-экономической трансформации еврейского народа во II-III вв. хиджры открыт. Наши источники не дают возможности описать сам этот процесс, но они содержат достаточно информации, чтобы ясно показать его результаты.

Во-первых, мы находим, что к началу X в. евреи распространились по всему арабо-мусульманскому региону, за исключением лишь небольшой части Северной Аравии, откуда их изгнали в первые дни ислама. У нас нет статистических данных, которые подтвердили бы возрастание их численности по мере распространения ислама, но общее впечатление таково, что процветающие еврейские общины встречались повсюду, даже в таких местах, как Йемен и Северная Африка, откуда исчезло христианское население, занимавшее в прошлом важное место.

Из мусульманских источников явствует, что при раннем исламе происходили лишь спорадические обращения евреев в мусульманство, тогда как в Египте, например, один из христианских писателей заявляет, что во время мусульманского завоевания евреи в отличие от многих христиан не поддавались давлению победившей религии.

Все это показывает, что

(а) в ранний, истинно арабский период не было никаких насильственных обращений в ислам;

(б) экономические и социальные преимущества, получаемые в обмен на принятие господствующей веры, были не настолько сильны, чтобы соблазнить евреев на вероотступничество.

Очевидно, сам факт явной близости иудаизма и ислама мешал возникновению внутренних побуждений, которые могли бы привести еврея к принятию ислама. Кажется, только в позднем средневековье экстатический мистицизм ислама представлял определенную привлекательность для оскудевшего восточного еврейства, и то лишь пока колоссальный подъем еврейского мистицизма в XVI в. не вызвал временного возрождения этих общин.

Вторым выдающимся обстоятельством, которое производит впечатление на всех изучающих источники, дошедшие до нас от X в., является необычайная подвижность еврейских общин в мусульманском мире и вместе с тем — их живая и тесная связь между собой. Это был действительно период энергичного внутреннего миграционного движения.

Как мы видели, подобное положение вещей создало отнюдь не только временное политическое объединение Ближнего Востока под властью арабов. В течение темного I в. ислама мы все время слышим о насильственном переселении той или иной части еврейского населения, например, из Палестины на средиземноморское побережье Северной Сирии, которое было открыто для атак византийцев с моря.

Халифы пытались заменить живших здесь христиан евреями, на которых они могли больше полагаться. Другой пример миграции дает основание Кайрувана, столицы страны, ныне известной как Тунис. Халиф приказал губернатору Египта послать туда тысячу «еврейских или коптских» (копты — египетские христиане) семей, что показывает, кстати, что немусульмане были необходимы для администрации. Поскольку вскоре Кайруван стал знаменитым центром еврейской учености, вполне возможно, что евреи жили там с самого начала. Новое заселение евреями Иерусалима после завоевания его арабами также приходится на первое столетие ислама. Рассказ о том, что христиане перед сдачей Иерусалима поставили условием, чтобы там не разрешалось жить евреям, и что арабы приняли это условие, полностью лжив, как я уже указывал в специальном исследовании.

Сведения документов Генизы о том, что семьдесят семей из Табарийи (Тивериады) — главного еврейского центра в Палестине — перебрались в Иерусалим вскоре после его падения, правдоподобны по многим причинам; вероятно также, что йеменские евреи поселились там вместе с йеменскими арабами, которые, как известно, образовали первый мусульманский гарнизон в Святом Городе.

Разумеется, все это лишь отрывочные данные. Еврейские источники почти ничего не сообщают о передвижениях еврейского населения в течение первых двух веков ислама. III в. дает чуть больше информации. Но в IV в. хиджры (X в. н.э.), когда империя мусульман уже совсем распалась на изначальные географические единицы, отношения между различными еврейскими центрами и передвижение между ними достигли своего пика. Следует сразу подчеркнуть, что в этом положение еврейской общины лишь отражало обстановку мусульманского мира в целом. Именно в этот момент, когда внутри ислама выросло столько политических границ, мусульманские писатели заговорили о «мамлакат алъ-ислам» — «царстве ислама» как об объединяющем начале. Подлинные носители мусульманской цивилизации, мусульманские купцы, оказались сильнее всех политических границ, они непрестанно передвигались по всему пространству между Испанией и Марокко на западе и Средней Азией и Индией на востоке.

В этой области с мусульманами соперничали, а возможно, и превосходили их евреи. Документы Генизы, которые часто дают возможность проследить за перемещениями и связями одного человека на протяжении ряда лет, показывают, насколько поразительную подвижность обрели евреи.

В один год мы видим некое лицо в Индии, на следующий год его же — в Адене (Йемен) и Египте, откуда он совершает две успешные поездки в Испанию и Марокко; в промежутке он приносит извинения деловому знакомцу из Адена, так как по особым обстоятельствам никак не сможет «в этом году» опять отправиться в Йемен и Индию.

По-видимому, для человека того времени было вполне обычным не один раз в жизни совершать длинные путешествия из Марокко или из Испании в Индию. Не следует думать, что до становления исламской коммерческой цивилизации у евреев не было собственных навыков в крупной торговле. Ранее уже приводилась пространная ссылка на раданитов, далее мы рассмотрим также до-исламскую деятельность персидских евреев. Однако не вызывает сомнений, что никогда прежде в истории евреев к коммерции и международным торговым перевозкам не привлекалась столь значительная часть еврейского населения, как это было в X в. и особенно начиная с XI в. и далее.

При изучении документов Генизы, касающихся еврейской торговли между Средиземноморьем и Индией, наибольшее впечатление производит то обстоятельство, что в ней было занято так много мелких предпринимателей. Очевидно, что к XII в. международная торговля отражалась на жизни всей общины.

Участие рядовых членов общины в международном бизнесе было возможно потому, что он проводился, как правило, на основе партнерских отношений. Во времена, когда путешествие было таким опасным, люди предпочитали разделять риск и капитал между несколькими предприятиями, а не вкладывать все, что имели, в одно дело. Купец, живущий в другой стране, обычно путешествовал вместе с товарищем; он пускался в коммерцию не в одиночку, напротив, всегда набирал большое число заказов, часто мелких.

Таким образом, люди с ограниченными ресурсами получали возможность принять участие в торговле, например, между Египтом и Индией или между Египтом и Испанией. Партнерство, товарищество между капиталистами и купцами или между странствующими купцами различных, порой отдаленных, стран было действительно вполне обычным явлением. В одном письме, найденном в Генизе, еврейский купец из Туниса пишет своему сотоварищу в Египте: он-де надеется, что их сыновья будут поддерживать близкие отношения, которые на протяжении поколений поддерживались двумя семьями.

Деловые взаимосвязи вообще в те дни рассматривались как основа для личной дружбы. Возможно, иначе и быть не могло. Вопрос доверия был наиболее важным при этих больших расстояниях и всеобщей ненадежности. Большинство деловых писем имеют приятный личный оттенок и часто заканчиваются списком подарков, посылаемых автором письма в знак дружбы. Кстати, такие списки дают нам отличное представление о повседневной жизни адресатов, например аравийских евреев, живших в Индии. Предмет, который часто упоминается в письмах в Индию, это сыр халал, то есть кошерный (разрешенный религией) сыр, совершавший долгий путь из Египта, куда его в свою очередь привозили из Сицилии.

Деловые связи очень часто способствовали также возникновению семейных отношений. Здесь опять Гениза дает нам множество подробностей. Было вполне обычным для мужчины из Северной Африки жениться на женщине из Адена или испанскому еврею привезти домой из путешествий на Восток жену из Каира. Как мы узнаем из одного литературного и одного юридического документа, привлекательность йеменских молодых женщин придавала особую соблазнительность рискованным путешествиям на Восток (кстати, это обстоятельство подтверждают и аналогичные заявления в мусульманской литературе)… В добавление к коммерции, на объединение еврейского народа внутри ислама очень сильное влияние оказала миграция.

С III по V в. хиджры движение шло с востока на запад, из Персии и Ирака в Палестину, Египет, Северную Африку и Испанию. На этом пространстве перемещение евреев также соответствовало (и, возможно, предшествовало) мусульманскому. Африка и Испания были колониальными областями для более развитых и более предприимчивых мусульман Азии, арабов и персов. Палестина, конечно, представляла собой особый случай. Большая часть христианского населения, особенно из греческих городов, после мусульманского завоевания эмигрировала в Византию.

Вследствие привлекательности святых мест брешь, оставленная христианами, вскоре была заполнена мусульманами и евреями. Египет, возможно, более других стран демонстрирует огромные перемены, принесенные миграционным движением. Во времена раннего ислама это была сельскохозяйственная провинция, используемая, главным образом, для того, чтобы снабжать продуктами мусульманскую армию, которая была расквартирована в Сирии (чтобы сражаться с византийцами) или где-нибудь еще.

К концу X в. он превратился в торговый центр мусульманского мира, не превзойденный никем, даже Ираком с его столицей Багдадом. Существовали две главных причины таких изменений: негативная, то есть ухудшение политической ситуации в Ираке и Персии, и позитивная, то есть колоссальное развитие колониальных областей Африки и Испании в предшествующие столетия. У нас есть определенные данные арабских источников об эмиграции целых групп мусульманских купцов из Ирака в Египет и обильные свидетельства подобного же перемещения среди еврейских купцов.

Две главных синагоги Старого Каира называли «синагога иракцев» и «синагога палестинцев», показывая иноземное происхождение большей части еврейского населения. В различных городах Палестины были «иракские» синагоги. Действительно, иракский элемент в Палестине был столь многочислен, что давние обитатели страны восприняли некоторые из иракских религиозных ритуалов.

Если большую часть мусульманского населения Иерусалима в X в. составляли персы, то немусульманская состояла в основном из евреев. Таким образом, персидский язык, в добавление к арабскому и древнееврейскому, постоянно слышался, когда евреи собирались на молитву поблизости от древнего Храма. В то время персидское влияние в Иерусалиме было таким сильным, что великий еврейский лексикограф Давид бен Аврааам аль-Фаси, который жил там, изъяснялся по-персидски, хотя, как показывает его имя, был родом из Феса в Марокко. Эти факты о грандиозной еврейской миграции из Ирака и Персии в Палестину, страны Африки и Испанию были давно известны, хотя, возможно, еще не рассматривались в их подлинном историческом контексте. Однако когда документация арабской Генизы будет полностью опубликована, станет возможным воссоздать гораздо более точную и детальную картину этой миграции.

Одни лишь имена лиц, упомянутых в документах, уже говорят о многом. Многие евреи в Африке носят имена по названиям азиатских городов, таких, как Самарканд (Средняя Азия) и Нишапур (Северо-Восточная Персия), Хамадан и Тустар (Западная Персия), Багдад и Басра (Ирак), Алеппо, Хама и Дамаск (Сирия), Иерусалим, Акра, Ашкелон и Рамла (Палестина), и даже по названиям стран Аравийского полуострова, таких, как Хиджаз и Йемен. Вдобавок Гениза содержит подлинные даты миграции из Азии в Африку.

В начале XII в. ситуация изменилась и началось движение в обратном направлении — с мусульманского Запада (Испания, Северная Африка, Западный Египет) на восток, который включал в себя и Египет, и Азию.

Самый знаменитый пример миграционного движения в еврейской истории это Моше Маймонид, который родился в 1138 г. в Кордове (Испания), жил некоторое время в Марокко и в тридцать лет эмигрировал через Палестину в Египет, где и умер в 1204 г. За ним последовал его ученик, Иосеф ибн Акнин, а многие предшествовали им.

Непосредственной причиной эмиграции Маймонида были гонения альмохадов, о которых упоминалось в предыдущей главе. Однако они шли уже проторенной тропой. Ведь мусульманский Запад, хоть он и был первоначально колониальной территорией, собрал за столетия, минувшие после его колонизации, достаточно средств, чтобы самому стремиться к экспансии.

Отчасти это было верно и для того еврейского населения, которое в основном происходило от купцов, прибывших с Востока, и в дальнейшем больше занималось торговлей, чем старожилы еврейских общин Египта и Азии. В документах Генизы имеются обильные свидетельства того, что большинство еврейских купцов, занятых торговлей с Дальним Востоком, пришли с мусульманского Запада.

Многие из них временно или постоянно поселились в Египте, Йемене или в самой Индии. (Один документ сообщает о двух североафриканских евреях, мастерах по обработке серебра, которые в 1140 г. эмигрировали на Цейлон.) Некоторые наиболее известные еврейские торговцы в Адене первой половины XX в. были родом с мусульманского Запада, тогда как евреи Испании и Северной Африки по религиозным причинам (которые иногда сочетались с коммерческими соображениями) еще раньше избрали своим домом Палестину. В общем, мы видим, что великое еврейское переселение в исламские времена было в основном связано с массовым вступлением еврейского населения в коммерцию.

Было бы интересно выяснить, насколько еврейская миграция и коммерция распространились за границы арабо-мусульманского мира во время наивысшего подъема еврейско-арабского симбиоза. Как показывают биографии многих еврейских знаменитостей, на рубежах ислама и Западной Европы, то есть в Испании, на юге Франции и в Сицилии, движение туда-сюда было постоянным. Подведем итоги сложной ситуации в центре мусульманского мира, особенно в Египте, о которой известно немало.

Еврейские купцы из Византии, Италии и Франции проезжали через Египет, направляясь в Святую Землю, или прибывали туда как эмигранты, или даже приезжали на учебу. Попадая в беду, оказавшись в плену у пиратов или подвергнувшись притеснениям алчных чиновников, они могли опереться на помощь египетских евреев, точно так же, как их единоверцы из любой восточной страны.

Однако, насколько можно судить по тысячам документов, сохранившихся в Генизе, деловые связи евреев Египта с евреями, живущими за пределами исламского ареала, были ограниченными. Имена, указывающие на европейское происхождение, почти отсутствуют в Генизе; даже имя Руми (идущее от Рума, то есть Византии, Константинополя и его округи) встречается нечасто. Печально известным примером ученого французского еврея, который достиг высокого положения на арабском Востоке, был Анатоли, главный судья еврейской общины в Александрии во времена Маймонида. Однажды какой-то важный еврейский сановник его оскорбил, попрекнув низким, европейским происхождением. Но в целом он пользовался высоким уважением; в окружении Маймонида были и другие ученые из христианских стран.

Еще более значительным вопросом является роль евреев в развитии средневекового капитализма и их относительная важность в экономической жизни мусульманского мира. Современное состояние исследований, как мусульманских, так и еврейских, пока не может предложить определенный ответ на этот вопрос. Разумеется, правильно говорить, что вклад евреев был значительным, но насколько именно, пока решить невозможно.

Что касается банковского дела, то список еврейских банкиров X-XI вв., способных предоставить правительству значительные ссуды, производит сильное впечатление, как это подчеркивает Уолтер Дж. Фишель в своей книге «Евреи в экономической и политической жизни при средневековом исламе» (London, 1937). Доктор Фишель совершенно прав, когда указывает, что халиф X в. мог по пятнадцать раз менять своих первых министров, но за своего еврейского придворного банкира он держался практически с начала собственного правления до самого конца. (Это напоминает о том, как в начале двадцатых годов нашего века Хезкиель Сассун, министр финансов современного Ирака, удерживал за собой этот пост в разных сменявших друг друга кабинетах.)

Один мусульманский географ второй половины X в. утверждает, что большинство банкиров и менял Сирии и Ирака были евреями. Но мне представляется, что христианские банкиры упоминались в мусульманских источниках чаще и гораздо раньше, чем еврейские; совершенно точно, что еврей не выступает в мусульманской классической литературе в качестве типичного банкира и ростовщика, каким его изображают средневековые христианские писатели.

Богатый материал относительно еврейской торговли в арабских странах, сохранившийся в Генизе, дает нам возможность, определить, в каких именно отраслях коммерции были заняты евреи, однако мы не можем оценить их относительную значимость, поскольку соответствующие мусульманские источники пока недоступны. Евреи были известны участием в широкой индийской торговле пряностями, благовониями, красителями и лечебными травами; в торговле тканями и платьем; в торговле металлами — как в торговле необработанным металлом и составляющими металлообработки, так и готовыми металлическими изделиями всех видов.

Они экспортировали железо и сталь из Индии и везли туда медь и свинец; кроме того, похоже, что евреи работали не только в качестве золотых и серебряных дел мастеров (то есть ювелиров), какими они были во всех мусульманских странах с до-исламских времен и до наших дней, но и как изготовители бронзовых, а возможно, также серебряных и золотых сосудов. (Еще в 1924 г. я обнаружил в Дамаске евреев, специализировавшихся на металлических сосудах; христиане, трудившиеся на том же предприятии, работали по перламутру, а армяне занимались деревянными изделиями.)

Жемчуга, привезенные с Востока, кораллы, найденные в Средиземном море и отправленные морем в Индию, химикалии, лекарства и бумага были другими предметами, торговлей которыми заправляли евреи.

О еврейской торговле сельскохозяйственной продукцией я не нашел много данных — большинство деталей о пересылке морем продуктов почти исключительно касается подарков друзьям по бизнесу, а не товаров для продажи, мне не попалось также ни одного упоминания о евреях, торговавших лесом, хотя импорт этих товаров имел огромное значение для арабо-мусульманских стран, а в XIX в. этот самый бизнес становится типичным занятием евреев в Восточной Европе.

В будущем любая оценка вклада евреев в великую торговую цивилизацию средневекового Ближнего Востока должна учитывать тот факт, что наш главный источник знаний о еврейской экономической деятельности — тысячи документов Генизы — является односторонним: он сосредоточен на Египте и на XI-XII вв. Мы знаем, что Египет изначально был колониальным регионом, который привлек еврейских купцов из Персии и Ирака, и что процесс коммерциализации Ближнего Востока был в основном завершен к X в.

Старинная еврейская торговая компания раданитов, как мы видели, миновала Египет, используя для транзита только перешеек, который теперь рассечен Суэцким каналом. В их время Египет был настолько незначительным с коммерческой точки зрения, что если мы сравним суммы, которыми оперировали евреи в Персии и Ираке (они зафиксированы мусульманскими историками), с теми, которые упоминаются в документах Генизы, то придем к заключению, что по-настоящему крупные капиталы евреев находились в странах вокруг Персидского залива. Источник этих богатств не является тайной.

Один христианский автор отмечает, что уже в до-исламские времена персидские евреи накопили много денег своей морской торговлей с Индией; Саадия Гаон, духовный лидер вавилонского еврейства во второй четверти X в., упоминает тот же источник.  Но в тучной и часто подвергавшейся наводнениям земле Ирака и Южной Персии бумажные документы не могли сохраниться так, как в сухой почве Египта. Поэтому мы не можем ожидать, что более древняя и, возможно, более значительная коммерческая деятельность вавилонских евреев оставила по себе такое же богатство информации, каким мы располагаем о евреях, которые в позднем средневековье жили на великом пути между Испанией, Египтом и Индией.

Тем не менее, пересмотр компетентным ученым существующих литературных источников (как еврейских, так и мусульманских) может дать нам новую картину жизни вавилонского еврейства в исламские времена и тем самым предложить объективную оценку роли евреев в мусульманской цивилизации в целом.

Очевидно, что самой насущной причиной самодеятельной организации еврейских купцов была необходимость в защите их интересов и даже самой жизни. На длинном пути из Испании и Северной Африки в Индию им встречалось немало мелких царьков, порой неотличимых от пиратских или разбойничьих атаманов. Даже в добропорядочных государствах почти невозможно было получить доступ к местному правителю в том случае, если купец был ограблен, обманут или подвергся другой напасти.

Вдобавок во многих странах существовал обычай законной конфискации собственности иноземного купца, умершего в дороге. Чтобы защитить себя от этих бед, еврейские купцы в каждом значительном торговом городе имели «представителя», который обращался по их делам к правителю страны, заключал специальные соглашения «со всеми хозяевами морей и пустынь» в интересах своих клиентов и заботился об их имуществе в случае кораблекрушения или смерти при других обстоятельствах.

Кроме «дипломатических отношений» купеческий представитель (на иврите «пакид ха-сохарим«, по-арабски «вакилъ«) исполнял много других функций, напрямую связанных с коммерцией. На склад к нему иностранные купцы присылали или привозили свои товары. Там устанавливались цены, и часто представителю поручали распределить прибыль между разными партнерами или самому распродать товар. Он также служил банкиром. Ему отдавали деньги на сохранение, через него осуществлялись платежи. Он действовал и как почтовая контора: письма поступали к нему, а он передавал их иностранным купцам, когда те прибывали.

Можно не сомневаться, что подобные представители были и у других религиозных общин, и весьма вероятно, что консулам итальянских купцов на Ближнем Востоке, которые были предшественниками современных консульств и представительств иностранных государств, послужили моделью старинные институты пакид ха-сохарим или вакилей.

Насколько известно, формальных выборов на должность (или пост) представителя не проводили. Удачливый и уважаемый коммерсант со временем занимал это место и передавал его сыну, если тот имел соответствующие способности и склонности.

Так, в Каире конца XI в. мы находим представителя по имени Йекутиель, сына врача, который передал свои функции сыну, но внук Йекутиеля вернулся к профессии своего прадеда и стал лекарем. Напротив, Йосеф бен Иехуда Кохен, чьи предки на протяжении почти двух столетий занимали высокое положение в религиозных кругах Вавилонии, а затем Палестины и Египта, согласился стать представителем купцов. Пробиться к нему, очевидно, было нелегко. Мы видим группу купцов, ограбленных византийцами у берегов Сицилии, которые просят компаньона сообщить об их деле Йосефу, поскольку сами они недостаточно красноречивы для этого.

Мы особенно хорошо информированы о семье купеческих представителей в Адене, судьбу которой можно проследить на протяжении трех столетий. Такая же служба существовала в Рамле, главном городе Палестины, в Тире, который был тогда главным портом на ливанском побережье, и даже в небольшом городке Нижнего Египта. Кажется, в Ираке подобные функции частично выполнял придворный банкир.

Мы так подробно остановились на службе купеческих представителей, потому что она была самым новым явлением в еврейской общинной организации в исламские времена, о котором нам известно. Все прочие еврейские общинные институты, хотя и получили значительное развитие в период арабского правления, существовали уже в до-исламские времена.

Сюда следует отнести даже самый главный еврейский институт, пост рейш галута, главы еврейской общины в изгнании, экзиларха, как называли его историки. Его резиденция была в Ираке, и он считался потомком царского рода Давида, да, вероятно, и был им. В до-исламские времена он, как и правители провинций в Персидской империи, носил титул «царь». (Официальным титулом персидского императора был «царь царей».) В то время, когда на значительной части земель еще жили еврейские крестьяне, рейш галута входил в администрацию империи и занимался сбором налогов, надзором за рынками и даже разбирательством уголовных дел. Он был одним из высших государственных чиновников. Об одном из этих еврейских «царей» известно, что он выдал свою дочь Шушандухт за персидского царя Йездигерда I (399-420). Именно она основала еврейские колонии в Исфахане и Хамадане, которые были такими известными в исламские времена.

Положение рейш галута при исламе значительно изменилось. Арабские войска взяли Ирак силой, таким образом, вся земля считалась мусульманской собственностью. Евреи, может быть, еще в большей степени, чем другое сельское население, отказались от земледелия и сконцентрировались в городах, чтобы сохранить свою религию. К тому же мусульманское государство было более строго организовано, чем слабо связанная Персидская империя. Все это способствовало тому, что в исламские времена рейш галута занимал весьма почетное положение как генеральный представитель еврейской общины. Согласно христианским источникам, его положение при дворе халифа было выше, чем у христианских сановников, но, как правило, никакими административными функциями он наделен не был.

Мусульмане обращались к нему «господин наш, сын Давидов», а поскольку Давид описывается в Коране как один из величайших пророков, естественно, что его пост был окружен ореолом святости. Он возводился на этот пост халифом (такой документ о назначении сохранился у одного из мусульманских писателей), и знамением времени было, когда в 918 г. один из двух экзилархов-соперников удостоился назначения, прочитав в присутствии халифа подходящий к случаю отрывок из арабской поэзии.

В свою очередь, экзиларх утверждал назначения еврейских религиозных сановников в тех странах, которые прежде входили в Персидскую империю, даже в Йемене, хотя эта страна с X в. составляла часть Фатимидского халифата, постоянного противника правителей Ирака. На испанско-еврейского путешественника Вениамина Тудельского, посетившего Багдад около 1168 г., произвела большое впечатление пышность двора экзиларха, он также подробно описал свое недельное пребывание у халифа.

Но пышность двора экзиларха не умаляла того обстоятельства, что он обладал очень малой исполнительной властью. Его юрисдикция не распространялась на уголовные дела, а доход ограничивался поступлениями с его собственных земель и более или менее добровольными пожертвованиями. Весьма показательно замечание аль-Бируни, великого мусульманского ученого, который жил в 973-1048 гг., когда халиф стал лишь номинальным главой мусульманского мира: он объяснял, что в его время халиф занимает положение, похожее на положение еврейского рейш галута.

Для евреев в исламских странах гораздо большее значение, чем рейш галута, имел другой «вселенский» сановник, гаон, который и в самом деле был так известен среди евреев в течение первых пяти веков ислама, что этот период был назван «период гаонов». Гаон был титулом, который носили главы двух великих еврейских академий Вавилонии/Ирака (первоначально лишь одной из двух), евреи всего мира признавали наивысшими авторитетами во всех религиозных делах (в то время туда, разумеется, включали и гражданское право).

Так называемые респонсы гаонов, то есть их письменные ответы по правовым и ритуальным вопросам, тысячи из которых сохранились, действительно представляют собой наиболее характерную литературную продукцию иудаизма того времени. «Респонсы» иногда вырастали в целые трактаты и объединялись в сборники под разными заглавиями. Так, еврейские ученые Сиджильмасы, города в далеком Марокко, собрали и опубликовали все респонсы, полученные ими из академий Ирака, — процедура, которая находит параллели в мусульманской религиозной литературе. В добавление к этому гаон мог посылать своих ближайших сторонников (называемых пекидим — «уполномоченные»), чтобы решать дела на месте, разрешать споры и собирать средства.

Такие авторитеты, как покойный профессор Луис Гинзберг из Еврейской теологической семинарии Нью-Йорка, утверждали, что гаонат развился под влиянием исламского владычества. Это утверждение, однако, нуждается в уточнении. Институт еврейских академий, включая должности их глав, проповедников, а также литературный жанр «респонса» являются, конечно, очень древними: они восходят к дохристианским временам.

Сам титул гаон появился за полвека до арабского завоевания Ирака. Кроме того, мусульманская религиозная ученость была организована иначе, чем в еврейских академиях, у нее была очень расплывчатая структура. Еврейские религиозные авторитеты занимали промежуточную позицию между мусульманской неоформленностью и строгой иерархией христианской церкви, поскольку отделения академий состояли из ученых разных рангов, которые повышались согласно довольно четким правилам, тогда как ученых, не принадлежавших к академиям, и даже простых людей, «неспециалистов», приглашали на собрания академий дважды в год, за месяц до весенних и осенних праздников, так что собрания эти приходились соответственно на сезонную паузу в сельскохозяйственных работах. Никаких подобных мероприятий не известно в исламе того времени; следовательно, нельзя предполагать исламское влияние, которое определило бы образ действия древних еврейских академий Ирака.

Однако косвенным образом арабская цивилизация во многом повлияла на гаонат. Без миграций и торговых странствий по всему мусульманскому миру институт респонсов никогда не смог бы обрести то значение, которое он имел в IX, X и XI вв. Путешествия, предпринятые для посещения знаменитых ученых и школ, были давним обычаем евреев, наиболее отмечаемым в талмудической литературе, и эта традиция получила новый импульс при арабском правлении, когда путешествие ради приобретения знаний стало характерной чертой мусульманской цивилизации. Даже в византийские времена евреи обычно посещали развалины Иерусалима для совершения молитвенных и траурных обрядов, но вполне понятно, что при исламе этот обычай получил новый толчок, так как в мусульманстве паломничество к святым местам является одной из главных религиозных обязанностей верующего.

Таким же образом еврейским ученым из Испании и Северной Африки надлежало стремиться посетить Иерусалим или, как сказано в поговорке, «созерцать Иерусалим» хотя бы раз в жизни, а на мусульманском Востоке — вероятно, посещать оплоты еврейской учености, в особенности Ирак. Множество писем от руководителей еврейских академий в Египет или в страны мусульманского Запада показывают, что адресаты были им лично известны.

С конца IX в. и далее политическая и экономическая жизнь в Ираке постоянно ухудшалась. Как мы видели, еврейское население страдало от этого упадка. Конечно, академии и экзиларх, также не составляли исключения, хотя последний сохранял свой былой блеск еще несколько столетий. Когда же мусульманский мир стал свидетелем политического распада, еврейские общины в различных государствах начали обзаводиться своими собственными руководителями — нагидами («князьями»). Такие нагиды были известны в Испании, Северной Африке, Египте, Палестине и даже в Йемене, где они были идентичны купеческим представителям, упоминавшимся ранее. Наиболее примечательным примером таких нагидов были потомки Моше Маймонида, которые занимали в Египте этот пост в течение двух столетий.

Как и рейш галута, эти нагиды назначались или утверждались правящими властями соответствующих стран, как и их экуменический прототип, они почти не обладали исполнительной властью. Самым действенным объединением евреев в мусульманских странах были местные общины. Хотя в их терминологии арабские названия обычно соперничают с еврейскими (например, глава общины называется по-арабски «мукаддам«, а сама община — «джамаа«), документы Генизы, равно как и респонсы гаонов, показывают, что их внутренняя структура не обнаруживает никакого арабского влияния. Причиной этого является простой факт: у мусульман не было ничего соответствующего местной еврейской организации, которая выполняла религиозные, социальные и до некоторой степени даже политические функции. Как показывает анализ современной общины йеменских евреев, еврейские общины в странах ислама сохранили некоторые из характерных особенностей, которые отличали их в поздне-римские времена.

Местные нужды удовлетворялись в первую очередь — согласно талмудическому принципу, что «бедные вашего города пользуются преимуществом перед другими бедняками». Но даже самая маленькая община выделяла пожертвования на общееврейские и региональные нужды. Иерусалим и Палестина в целом с их центрами образования, учеными и подвижниками занимали первое место, но также оказывалась поддержка академиям Ирака и, конечно, академиям в столицах разных стран.

Выкуп за византийских евреев, привезенных в Египет арабскими пиратами, собирали в крошечных общинах египетской глубинки и подобным же образом заботились о беженцах из Палестины и Сирии во времена крестовых походов, что похоже на методы такой современной организации, как «Объединенный еврейский призыв». Еврейским купцам в Индии надлежало присылать пожертвования одновременно и на главную синагогу Старого Каира, и на еврейские святые места в Ираке и Египте, и на нуждающихся в других общинах. Мусульманская благотворительность имела точно такой же межтерриториальный характер. К каждому из приведенных примеров можно подыскать параллель в арабских источниках.

Наш обзор экономического положения и социальных институтов евреев на протяжении пяти первых веков становления ислама показал, что существовало много факторов, работавших на возрождение и постепенное объединение еврейского народа в рамках мусульманского мира: экономический подъем и вступление евреев в разряд людей бизнеса и торговли; коммерческие и семейные отношения, связывавшие евреев из многих мусульманских стран; новый институт «купеческих представителей»; преданность общепризнанным и региональным главным авторитетам; путешествия «в поисках мудрости» и паломничество к святым местам; применение одного и того же закона ко всем евреям, где бы они ни жили; и, наконец, еврейская благотворительность, которая, как и ее мусульманский двойник, не лимитировалась политическими границами. Новые экономические и социальные условия не могли не оказать также заметного влияния на культурную жизнь евреев в исламский период»[1]

Было и обратное влияние; иудаизм в значительной степени определил те формы, которые принял мусульманский монотеизм, см. Гойтейн о «еврейской традиции в исламе».

Еврейская традиция в исламе

«В знаменитом изречении, приписываемом Мухаммаду в самом авторитетном собрании так называемого мусульманского устного предания, он описывает отношение ислама к старшим религиям следующим образом:

«Вы должны следовать традициям тех, кто предшествовал вам, пядь за пядью и локоть за локтем — так близко, чтобы вы могли идти за ними, даже если заползут они в нору ящерицы».

В этих словах нет ничего удивительного, кроме, может быть, их образности. Однако примечательно, что видный египетский мусульманский писатель А.М. Аккад использовал их как основу для своей статьи в популярном арабском ежемесячнике «Аль-Китаб» (октябрь 1946 г.). Это показывает, что вопросы, к которым мы обратимся в следующих главах, сегодня свободно обсуждаются даже в мусульманских странах [увы, лишь в 40-50-х гг., к настоящему времени ситуация сильно  ухудшилась, их обсуждение опасно для жизни. Прим.публикатора].

Ранние биографы Мухаммада видят знак божественного Провидения в том, что в Медине, местопребывании первой мусульманской общины, еврейское население было столь многочисленным: оно своим примером и влиянием смогло подготовить своих арабских соседей к принятию монотеистической религии. Это было действительно уникальным стечением обстоятельств, что в такой решающий момент арабской истории по всей Аравии располагались еврейские поселения.

Беспочвенно строить предположения о начале еврейского заселения Аравийского полуострова. Когда я стоял на старом кладбище еврейской общины в Адене, многие надгробия которого 700- или 800-летней давности были увезены в музеи, и смотрел на естественную гавань, где еще продолжали строить суда по местным моделям, мне пришло в голову, что поблизости могли причаливать корабли царя Соломона, не слишком отличавшиеся от тех, которые я теперь здесь видел.

Может быть, они положили основание первой еврейской общине на арабской, как принято считать, почве. Пророк Иоель (Иоил) совершенно определенно говорит о еврейской торговле со страною Шеба (Сабеей), и, конечно, существует множество легенд у евреев и у арабов о происхождении еврейской общины в Аравии. На этот счет нет недостатка и в научных догадках — современной форме легенд.

Археологические свидетельства возвращают нас на более твердую почву. В огромном некрополе Бет Шеарим в Палестине, раскопанном Беньямином Мазаром, была открыта гробница, датируемая примерно 200 г. н.э., которая предназначалась для евреев из Химьяра в Южной Аравии. Химьяритские надписи, найденные в Йемене, подтверждают, что некоторые до-исламские цари в этой стране действительно приняли иудаизм, как это утверждали мусульманские историки.

Благодаря открытиям и публикациям Гонзаго Рикманса из Лёвена (Бельгия) мы особенно хорошо информированы о Зу Нувасе Ас’аре, последнем еврейском царе Химьяра. Надписи, касающиеся этого царя, изображают его монотеистом, который называл своего Бога Рахман — «Всемилостивый», что было тогда еврейским обычаем.

В то время все еще почитались местные святыни — на манер того, как Мухаммад сохранял преданность храму Каабы в своей родной Мекке. В этих евреизированных химьяритских надписях мы также встречаем — впервые на арабской территории — идею «священной войны», проводившейся ради распространения истинной веры.

Таким образом, евреи должны были расселиться в Йемене самое позднее во II в. н.э. Это соответствует результатам британских и американских раскопок, проводившихся в бывшем Британском протекторате Аден, которые показали, что эллинистическая цивилизация оказала подавляющее влияние на древнюю Южную Аравию. Еврейские поселенцы в Йемене составляли лишь небольшую группу среди множества купцов, которые вели торговлю между Средиземноморьем и Южной Аравией и Индией, производившими благовония. Нет сомнений, что именно благодаря этому обстоятельству кустарные изделия йеменитских евреев до сего времени сохраняют некоторые эллинистические черты.

Присутствие евреев в Северной Аравии удостоверяет наличие еврейских надгробных плит в старых частях городов, расположенных между Меккой и Палестиной. Они относятся к еще более раннему времени — периоду разрушения Второго Храма. Должно быть, эти поселения имели большое значение, так как в еврейский закон были включены специальные установления на их счет.

Одно из них представляется особенно интересным. Исходя из глубоко земледельческого характера еврейского народа, еврейский закон полагал, что каждый человек должен владеть землей. Поэтому права жены в случае смерти мужа или при разводе охранялись посредством записи на ее имя части земли, принадлежавшей мужу.

Однако в Аравии, согласно палестинскому источнику III в., этой же цели служили верблюды и благовония. Таким образом, мы видим, что в тот период большинство аравийских евреев были торговцами. Но во время Мухаммада, спустя примерно 300 лет, мы находим их организованными в компактные земледельческие единицы, в основном выращивавшие финиковые пальмы.

Такая перемена легко объяснима. Как часто случалось в истории еврейской коммерческой деятельности, процветающая торговля была захвачена другими, большими группами. Появление Мекки как крупного торгового центра бесспорно связано с упадком еврейской торговли в Аравии, вместе с тем можно предположить, что суровые преследования еврейской религии со стороны Византии вынудили евреев, некогда обитавших в долине Иордана, эмигрировать в Аравию и перенести туда свои прежние трудовые навыки. Это могло бы объяснить, почему некоторые из этих евреев, будучи изгнаны Мухаммадом из Аравии, направились назад в Иерихон.

Я хотел бы остановиться на одном важном моменте. Мусульманские историографы описывают два главных еврейских клана (или конгрегации) в Медине как коханим, то есть кланы «священников». Как показал покойный профессор С. Клейн, города, населенные исключительно или в основном священниками, были обычным явлением за много веков до разрушения Храма, поскольку строгие законы относительно священнической чистоты проще было соблюдать в компактных общинах. Уже давно было выдвинуто предположение, что Ме-Дина (это слово по-арамейски означает «город») была названа так первыми еврейскими поселенцами по контрасту с близлежащей Вади-ль-Кура, — «долиной деревень», где также обитали евреи.

Аналогично этому вплоть до нынешней массовой эмиграции из Йемена многие семьи коханим жили в Сане, столице, и в других городах, но никто из них — в деревнях. Некоторые мидраши прямо указывают на бегство священников в Аравию. Все это, вместе взятое, подводит нас к тому, чтобы признать свидетельство мусульманских авторов по поводу того, что Медина, главная сцена деятельности Мухаммада, была изначально священническим городом, общиной коханим, остатки которой все еще сохранялись ко времени Пророка.

Из этого не следует делать вывод, будто евреи Медины были очень законопослушными и учеными. Ведь сказано же в Талмуде о коханим из Мешана в Южной Вавилонии, оплота еврейской учености, что они никогда не соблюдали библейский закон, запрещающий священнику жениться на разведенной женщине!

Наряду с этим сказанное насчет Медины имеет отношение к часто обсуждаемому вопросу, были ли аравийские евреи эмигрантами из Палестины и других еврейских центров или исконными обитателями Аравии, обратившимися в иудаизм.

Чтобы ответить на этот вопрос, полезно сравнить выходцев из Йемена, современных потомков аравийских евреев, с фалашами, чернокожими евреями Абиссинии (внимание англо-говорящей общественности было к ним привлечено опубликованной «Yale University Press» книгой профессора Вольфа Леслау «Антология фалашей»). Выходцы из Йемена во всех отношениях являются обычными евреями, которые всегда участвовали в развитии еврейской религии в полной мере, настолько полной, что некоторые полагают, будто йеменские евреи — самые «настоящие» из всех евреев мира, тогда как фалаши, хотя они, несомненно, обратились некогда в иудаизм, сохранили или восприняли элементы, которые свойственны нееврейскому населению.

В Аравии, как и в других местах, случались обращения в иудаизм. Арабские стихотворения, приписываемые знаменитому ас-Самавалю и другим до-исламским еврейским поэтам, ни по языку, ни по духу не отличаются от стихов их современников-язычников. Этот факт, однако, вероятно, обусловлен скорее ассимиляцией, чем расовой принадлежностью поэтов, о которых идет речь.

Наиболее яркое доказательство еврейского характера израильских общин в Аравии, однако, содержится в самом Коране, где многократно упоминаются еврейские раввины и мудрецы, которые читали и толковали Тору и за свою ученость были в высокой степени почитаемы общиной; они названы там «раббаниййунва-ахбар«,а слово «ахбар» представляет собой арабизированную форму от «хавер» — «товарищ», распространенное обращение в Палестине.

Коран постоянно упоминает о Субботе как о дне отдыха, о еврейских пищевых запретах и других законах и включает в себя так много легенд и теологических понятий, почерпнутых в талмудической литературе, что можно нарисовать картину духовной жизни евреев, с которыми общался Мухаммад.

Конечно, нельзя ожидать, что такая картина будет точной и полной, поскольку изложение в Коране принципов и правил самой новой религии весьма далеко от исчерпывающего, систематического или даже недвусмысленного. В частности, в Коране не сказано точно, составляла ли еврейская община в Аравии во времена Мухаммада одну компактную религиозную структуру или представляла собой разнородную группу/группы; и не являлась ли эта община в целом каким-либо сектантским ответвлением от иудаизма, известным нам по талмудической литературе.

Хотелось бы проиллюстрировать этот вопрос несколькими примерами. Одной из значительных заслуг Мухаммада была реформа брака и улучшение положения арабских женщин. Мухаммад принял библейские законы, касающиеся запрещенных браков. Хорошо известно, что брак с племянницей представляет предмет разногласий между ортодоксальным иудаизмом, который разрешает его, и еврейскими сектами, как до, так и после Мухаммада, которые его запрещают. Например, караимы и те, кто принадлежал к так называемому «Дамасскому завету«, которые были тесно связаны с авторами недавно найденных свитков Мертвого моря. Разумеется, Мухаммад мог также узнать о запрете брака с племянницей из каких-нибудь христианских источников.

Ведущей силой проповеди Мухаммада в начале его деятельности было устрашение неминуемым Страшным судом, который он описывает в самых энергичных выражениях. Большинство этого материала можно проследить по еврейским источникам. Приведем лишь одну иллюстрацию. В Коране говорится (16:77):

«И поднимутся все умершие во мгновение ока».

Евреи, которые молятся по Палестинскому канону, произносят эти слова трижды в день — в составе Шмоне-Эсре, ежедневной молитвы.

Но в целом талмудическое благочестие, очевидно, больше вдохновляла идея вечного воздаяния в будущей жизни, чем страх перед неотвратимым Судным днем. Однако в более ранние времена существовали также еврейские группы другого религиозного типа, богатая апокрифическая литература которых, как и проповеди Мухаммада, проникнута мрачными предчувствиями того, что конец физического мира уже близок. Возможно, что еврейская группа такого типа жила в Аравии, — это объясняет многие заимствования из еврейской литературы, обнаруживаемые в ранних проповедях Мухаммада о Страшном суде.

Позднее, в последних диспутах Пророка с евреями мы находим, так сказать, «караимскую тенденцию», выраженную в ориентации лишь на письменный текст Библии и предостережениях против «людских» добавлений и ухищрений. Библейский запрет наживаться на ссудах, которым, согласно Мухаммаду, пренебрегали аравийские евреи (точно так же, как его собственные последователи обходили подобный коранический запрет), может служить иллюстрацией такой «караимской тенденции».

В Коране имеются упоминания о том, что, хотя большинство евреев твердо отказалось присоединиться к новой вере, некоторые из них признавали Мухаммада как пророка. Похоже, что так называемая «караимская тенденция» в Коране обязана своим возникновением таким обращенным. И, наконец, в священном писании ислама безошибочно можно выделить еврейские мидраши, которые пока еще не были прослежены в древнееврейской литературе. Как уже отмечалось в предыдущей главе, Мухаммад не включил в свою новую религию идею или практику дня отдыха. Поэтому, если мы встречаем в Коране легенды, восхваляющие евреев за соблюдение Субботы или упрекающие их за нарушение ее, эти легенды могут исходить только из еврейских источников.

В Коране есть прелестная сказка о прибрежной еврейской деревушке, к которой рыба приплывает только по субботам — пока люди соблюдают Субботу, — потому что рыба, конечно же, отлично знает, что евреи не могут обойтись без рыбы в Субботу. Согласно другой истории, нарушители Субботы превратились в обезьян. Обе легенды наверняка местного происхождения, поскольку обезьяны — обычное явление в Южной Аравии (но их совсем нет в Палестине), а Эйлат, гавань на Красном море, во времена Мухаммада была населена еврейскими рыбаками. Если собрать вместе мидраши, появляющиеся в Коране, но не отмеченные в других источниках, то можно выделить несколько отличную еврейскую традицию.

Все это ведет нас к важнейшему вопросу: какая религия или какая секта служила Мухаммаду непосредственной моделью, или, поскольку в разных местах Корана упоминаются лица, которые наставляли Пророка, кто были его учителя?

Этот вопрос пробудил к жизни огромную, но несколько неоднозначную литературу [о ней на момент 1950 г. см. «Мудрецы песчаных пустынь«]. Наиболее ценный вклад в нее, на мой взгляд, внес блестящий шведский ученый Тор Андрэ своей книгой «Происхождение ислама и христианства», опубликованной в 1926 г., в Германии. Среди недавних публикаций наиболее полезна «Иностранная лексика в Коране» профессора А.Джеффри, а «Происхождение ислама» профессора Дж. Оберманна в «Арабском наследии» («Princeton University Press, 1944) показывает, что новый пересмотр вопроса способен восстановить некоторые забытые аспекты. Моя статья о Коране в «Enciclopedia Judaica» может служить критическим обзором литературы до 1930 г.

Почему так трудно разрешить эту проблему? Основные причины таковы.

Коран содержит массу материала, который можно проследить как по еврейским, так и по христианским источникам. Это относится не только к библейской и апокрифической литературе, с которыми Мухаммад мог знакомиться по христианским и по еврейским каналам, но и к элементам еврейской литургии и теологии, которые очень рано проникли в христианские круги. Они могли независимо развиваться из сходных посылок, таких, например, как фраза:

«В одно мгновение ока наступит день Воскресения из мертвых»,

которая, как мы видели, присутствует в ежедневных еврейских молитвах в соответствии с Палестинским каноном, но также употреблялась знаменитым христианским проповедником.

Наряду с этим Коран содержит много деталей, про которые теперь твердо можно сказать, принадлежат они евреям или христианам. Что касается христиан, существует одна трудность. То, что Мухаммад говорит о Христе и на темы христианства, не соответствует ни одной из христианских конфессий и сект в до-исламские времена.

Более того, создается впечатление, что существовала какая-то третья «традиция», не христианская и не еврейская, которая влияла на Мухаммада (хотя я лично не столь уверен в этом, как Тор Андрэ и другие сторонники этой позиции). Ведь Мухаммад верил, что начиная от Ноя и Авраама ему предшествовала длинная череда пророков, посланных к разным народам, в том числе к арабам, которые все были равно истинными и все проповедовали, в сущности, одну веру, — убеждение, давшее ему возможность объявить себя пророком.

На мой взгляд, эта идея легко могла быть выведена (особенно в миссионерских целях) из обычной еврейской, а возможно, также и христианской тенденции изображать патриархов и других библейских персонажей как святых, если не пророков, проповедующих те же самые устоявшиеся принципы веры и поведения.

В любом случае видные ученые, озадаченные разнообразием и неоднородностью материала, представленного в Коране, и тем фактом, что учение о пророках в Коране выказывает некоторое сходство с рядом «пророков истины», признанных иудео-христианскими гностическими сектами, полагали, что они нашли решение проблемы, признав, что непосредственным образцом для Мухаммада послужила такая секта, как «эбиониты» (название секты образовано от еврейского эвион — «бедняк») или, скорее, более поздний вариант этого гностического направления, представленного элкезаитами.

На этом основании Харнак, авторитетный исследователь раннего христианства, отрицает возможность влияния на Мухаммада официальной христианской церкви. Как он говорит,

«ислам — это переделка еврейской религии на арабский лад после того, как сама еврейская религия была переделана в гностическое евреизированное христианство» (Dogmengeschichte II, с.553-557).

Однако эту позицию, детально развитую Г.И. Шэпсом, немецко-еврейским профессором истории религии, в его недавно вышедшей книге «Теология и история иудеохристианства» (1949), невозможно принять. Поскольку, как более убедительно показал Тор Андрэ — и как показывает непредвзятое чтение Корана, — проповеди Мухаммада не содержат подлинных гностических идей и вообще демонстрируют религиозную позицию, совершенно отличную от эзотерических кругов; а это устраняет возможность использования им элкезаитов или подобной секты в качестве непосредственной модели.

Собственная платформа Тора Андрэ, глубокомысленная, но несколько растянутая, может быть сведена к следующему:

(а) Главным и непосредственным источником вдохновения Мухаммада был мир христианского монашеского благочестия с его постоянным ожиданием Господа и Его суда, с его молитвами, бдениями и постами.

(б) Ни одно христианское направление не могло служить Пророку моделью, потому что он, по-видимому, без различия заимствовал у всех или у большинства тех, с кем общался.

(в) Идея насчет цепи пророков истины, очевидно, почерпнута им из другого источника.

(г) В последней половине своей карьеры, в Медине, Мухаммад испытывал значительное влияние еврейских воззрений и образа жизни.

(д) Собственный духовный мир Мухаммада с его бескомпромиссным монотеизмом включал в себя многое от духа иудаизма.

Однако заключения Андрэ нуждаются в некоторых оговорках.

(1) Предположение, что Мухаммада в начале его пророческой деятельности в основном вдохновляли христиане различных направлений, включая иудео-христиан, полностью опровергается тем простым фактом, что в ранних частях Корана, которые изобилуют повествованиями о святых людях Ветхого Завета и арабской древности, совершенно нет упоминаний о фигуре (даже имени) Христа и о чем-либо специфически христианском.

Согласно Нёльдеке (см. его «Введение в Коран), который размещает главы Корана в хронологическом порядке, рассказы о Христе и других персонажах Нового Завета впервые появляются в суре (главе) 19, которая считается 58-й из 114 глав по хронологии Нёльдеке. Надо отметить также, что из 90 других глав священного писания, которые были составлены в Мекке, имя Христа приводится лишь в четырех, причем дважды оно лишь упомянуто, из чего можно сделать вывод, что Мухаммад специально изучал христианские предания и догматы только на самой поздней стадии своей деятельности.

Невозможно утверждать, что все христианские и иудео-христианские проповедники разных направлений, которые могли вдохновить Мухаммада до того, как он решил стать пророком, намеренно отбросили все связанное с Новым Заветом. Предположение о подобном молчаливом соглашении между таким количеством людей совершенно неправдоподобно. Да и зачем им было так поступать? Ведь сам Коран показывает, что именно такие рассказы производили сильное впечатление на Мухаммада и его аудиторию. Что могло привлечь их больше, чем красивые истории про Христа, что могло больше соответствовать ранним проповедям Мухаммада, чем прокламации Крестителя и Христа о том, что грядет Час (Судный день)?

Короче говоря, Мухаммад как уроженец процветающего торгового города, стоявшего на караванных путях, безусловно, встречал христиан до того, как он стал пророком. Но наставниками, намеки на которых встречаются в Коране, от которых он в действительности получил материал для своей новой религии, христианские миссионеры быть не могли.

Позднее, когда он начал интересоваться другими религиями — что естественно для человека облеченного религиозной миссией, — он приобрел некоторые знания о христианской вере, хотя и неполные и неточные, которые тотчас включил в свое собственное Писание. Эти знания усваивались постепенно, о чем наилучшим образом свидетельствует тот факт, что само имя Христа (по-арабски алъ-Масих — Мессия) стало известно Мухаммаду (или, во всяком случае, упоминается им) только после того, как он перебрался в Медину.

(2) Наряду с этим Моисей является доминирующей фигурой в Коране. Мне бы не хотелось особенно нажимать на количественный аспект, хотя он достаточно впечатляет: по сравнению с Иисусом, упомянутым в Коране только четыре раза на протяжении мекканского периода, который был, так сказать, формообразующим периодом в карьере Мухаммада, имя Моисея приводится более ста раз. Но гораздо более важным является тот факт, что рассказы о Моисее не ограничиваются какой-то одной главой, но проходят через весь Коран и образ Моисея — Пророка с Писанием — настолько покорил Мухаммада, что он немедленно приступил к созданию собственной священной книги.

Представляется несомненным, что на раннем этапе своей карьеры Мухаммад знал только одного такого пророка — Моисея и поэтому рассматривал себя в качестве его прямого наследника. Так, он говорит (46:12):

«Прежде этой Книги было Писание Моисея… а эта Книга подтверждает сие на языке арабском».

В той же главе (стих 30) джинны (невидимые духи), которые услышали чтение Корана, говорят:

«Мы слышали Писание, ниспосланное Небесами после Моисея и подтверждающее прежние Писания».

А когда Мухаммад в одной из ранних сур клянется горой Синай и святой Меккой, своим родным городом, то в основе его клятвы лежит, по-видимому, та же самая идея.

(3) На протяжении периода, когда специфически христианские черты еще не появляются в Коране, там уже есть множество деталей, которые можно проследить по еврейской литературе. Этот факт неоднократно обсуждался — начиная со знаменитого тезиса Абрахама Гайгера на эту тему, выдвинутого в 1833 г., и вплоть до «Происхождения ислама» Оберманна. Поэтому представляется обоснованным предположить, что в ранние годы Мухаммад находился в тесном контакте с евреями, которые не слишком отличались от тех, какие описаны в талмудической литературе.

(4) Коран содержит много слов и выражений, которые несомненно имеют христианское происхождение. Вот только два примера. Во-первых, одно из имен дьявола там — Иблис, от греческого Diabolos (английское слово «devil» произведено от того же корня),во-вторых, что более важно, алъ-кийама — «воскресение», о котором говорится очень часто, понятие христианское. Даже форма библейских имен — Ильяс для Элийаху или Сулейман для Соломона (Шломо) — безошибочно указывает на их христианское происхождение.

Но ведь вполне естественно, что в язык Аравии, которая в течение веков была окружена и наводнена христианами, проникло множество христианских слов.

(5) В Коране также использованы литературные обороты, пока выявленные только в христианской литературе. Уже 50 лет назад я показывал в моей докторской диссертации, что в середине мекканского периода Мухаммад имел обыкновение заканчивать каждую историю о каком-либо пророке, призывом к его благословению (см., например, гл. 37 и 19).

Этот литературный прием обнаружен в сирийских религиозных поэмах (мемре).

Еще более важен тот факт, что общее направление аскетической, пиетистской религиозности Мухаммада с ее доминантой устрашения неминуемым Судным днем кажется ближе к монашескому благочестию, чем к раввинистическому иудаизму.

(6) Путь к разрешению проблем, созданных этими, казалось бы, противоречивыми свидетельствами, возможно, лежит в простом допущении, что те евреи, которые, как можно предположить, подтолкнули Мухаммада сделать его первые шаги, хотя они и были, в сущности, обычными ортодоксальными иудеями, сами подпали под влияние монашеского благочестия и переняли кое-что из этой практики, а возможно, и из этой литературы.

Любой, кто знаком с современными исследованиями в области еврейской истории, не найдет ничего странного в таком допущении. Как показал профессор еврейской истории Еврейского университета в Иерусалиме Ф. Бэр («Zion», vоl.3, р.6- 7), в самый разгар крестовых походов, когда страдания, причиненные евреям христианами, были еще живы в памяти, благочестивые евреи Германии, знаменитые хасидей ашкеназ, оказались под влиянием проповедей христианских монахов, тогда как современное им еврейское религиозное движение на Востоке, возглавляемое Авраамом, сыном Маймонида (Рамбама), открыто подражало мусульманским мистикам и даже восприняло кое-что из их практики, например частые падения ниц.

(7) Можно с уверенностью утверждать, что большинство или все элементы монашеского пиетизма, просочившиеся в Коран, уже присутствовали в той или иной форме в раннем иудаизме: «бдения» несколько раз упомянуты в Книге Псалмов, они играли также весьма важную роль в жизни Кумранской общины.

Как бы то ни было, в талмудические времена размышления по ночам заняли место ночной молитвы. Падение ниц было самой характерной чертой еврейской молитвы вплоть до второго столетия. Позднее от этой практики отказались — именно из-за того, что она была сочтена распространяемой монахами. Однако еврейское окружение, которое влияло на Мухаммада, едва ли могло быть прямым ответвлением от какой-то старой секты, такой, например, как Кумранская община, потому что в этом случае не проявлялось бы столь близкое сходство с талмудической литературой, которое так выразительно засвидетельствовано Кораном.

(8) Решение вопроса об идентификации наставников Мухаммада, которое я осмеливаюсь предложить, кажется также наиболее правдоподобным объяснением той твердой и бескомпромиссной позиции, которую Пророк занимал в вопросе монотеизма с самого начала своей миссии. Эту позицию невозможно объяснить его естественной склонностью или складом ума, она может быть вызвана лишь очень сильным влиянием монотеистов такого же сорта, а именно евреев.

(9) Я не считаю, что все аравийские евреи времени Мухаммада были такого типа, как я указал. Напротив, большинство евреев Медины, с которыми Мухаммад так часто имел дело на втором этапе своей карьеры, вероятно, больше походили на обычных талмудических евреев. Разумеется, невозможно определить, имела ли группа, которую я описывал, какое-нибудь особое название. Если так, то можно предположить, исходя из огромного числа упоминаний о Моисее в Коране, имя, связанное с этим пророком, что-нибудь вроде Бней Моше, — «последователи Моше (Моисея)». Похоже, что намеки на это попадаются кое-где в поздней части мекканского раздела Корана, когда Мухаммад уже начал свое изучение христианской веры.

Так, провозгласив себя Пророком «всех племен», он продолжает (7:159):

«Среди последователей Моисея был народ, который указывал путь истины и судил, опираясь на истину».

Я не собираюсь, конечно, преувеличивать значение этого момента или категорически настаивать на ответственности данной группы также за то, что я назвал «караимскими тенденциями» в Коране, хотя и склонен считать, что дело именно в этом.

В заключение хочу сказать следующее: будет ли принято предложенное здесь решение проблемы происхождения ислама или нет, очевидно, что победа, которую Мухаммад так блестяще и с такой легкостью одержал над своими соплеменниками, была предрешена много веков назад на холмах Иудеи.

Подлинная ценность веры в единого Бога, Творца мира и Вершителя человеческих судеб, Господа справедливого и милостивого, пред Которым в ответе все от мала до велика, пришла к Мухаммаду, как он не уставал подчеркивать, от евреев.

* * *

Коран является священным писанием ислама и его фундаментальным во всех отношениях источником. Однако так же, как еврейская религия, прошедшая после завершения библейского периода значительный путь развития и создавшая литературу, во много раз превосходящую по объему еврейскую Библию, ислам претерпел огромные изменения после смерти арабского Пророка, пока не превратился в тщательно разработанную систему идей, институтов, обычаев и писаний.

Сравнение классического ислама и классического иудаизма весьма показательно. Если, как мы уже видели, существует тесная связь между Кораном — созданием Мухаммада — и религией Израиля, то сходство между полностью развитыми системами обеих религий поражает еще сильнее. Кроме того, что многие аспекты религиозного закона и литературы оказываются общими как для ислама, так и для иудаизма — факт, который едва ли случаен, — все основные характерные черты этих систем идентичны или почти идентичны.

(1) Ислам, как и иудаизм, является религией галахи, «шари’а» по-арабски, то есть богоданным законом, который пунктуально регулирует все аспекты жизни: право, вопросы культа, этические и социальные нормы. Галаха-шари’а представляет собой саму сущность, сердцевину обеих религий.

(2) Этот религиозный закон основан на «устной традиции», называемой по-арабски хадис, а по-еврейски словами того же значения; эта традиция авторитетно толкует и дополняет писаный закон, по-арабски Китаб, а по-еврейски — Тора ше-бихтав, что то же самое.

(3) «Устная традиция» распадается на две части: относящаяся к закону (в широком смысле слова) и относящаяся к морали. И в мусульманской, и в еврейской литературе они представлены в одной и той же форме — в виде мало связанных между собой максим и коротких анекдотов.

(4) Хотя у мусульман существовало государство, когда они создавали свой религиозный закон, хотя они вступали в контакт с организованными христианскими церквами, их шари’а, как и еврейская галаха, формировалась абсолютно свободной и неорганизованной республикой ученых; правители в период раннего ислама могли принимать решения по конкретным случаям, но они никогда не создавали законов и не провозглашали их официально. Никогда не было в исламе и клерикальной иерархии, которая решала вопросы, заседая в официальных синодах и советах, как это практиковалось в христианских церквях.

(5) И в иудаизме, и в исламе религиозный закон приобрел окончательную форму в виде различных школ или толков, которые изначально охватывали собой общепринятые решения и наиболее распространенную практику какой-то одной страны, например Вавилонский и Палестинский каноны у евреев или Мединский и Иракский толки у мусульман, причем в обеих религиях считалось, что эти школы или толки равно ортодоксальны.

(6) Логические процедуры, применяемые для построения религиозного закона, во многом идентичны в исламе и в иудаизме. Это не простые совпадения, обусловленные природой вещей, но, как показывают некоторые термины, сходство, вызванное прямыми связями.

(7) Изучение даже чисто юридических вопросов рассматривалось обеими религиями как форма служения Богу. Праведники ислама и иудаизма это не священники или монахи, а люди, изучающие ниспосланный Богом Закон. В позднем исламе развился антагонизм между законоведами и праведниками, склонными к мистицизму. Однако в годы становления ислама они были едины. Кстати, это помогает объяснить, почему ранняя пиетистская мусульманская литература включает много изречении, содержащихся также в раввинистической литературе.

Исходя из перечисленных фактов, можно сделать следующие выводы:

(а) иудаизм был полностью развитой системой, когда арабские мусульмане совершали свои первые завоевания;

(б) мусульманский религиозный закон, как показали недавние исследования, развивался в основном в Ираке, главном центре еврейской науки;

(в) ислам по самой своей природе был склонен учиться у других религий;

(г) бескомпромиссный монотеизм Мухаммада должен был побудить хотя бы часть его приверженцев искать наставлений у столь же строгих монотеистов.

Все это позволяет предположить, что влияние иудаизма на ранний ислам было весьма значительным, если нерешающим. Вопрос этот весьма сложен, и анализ технических деталей потребовал бы долгого обсуждения. Как бы то ни было, основополагающий факт — главенствующую роль иудаизма в развитии посткоранического ислама — невозможно отрицать. В главе 7 мы увидим, что ислам полностью рассчитался с иудаизмом. Там мы коснемся также некоторых аспектов еврейского религиозного закона и учености, которые могли влиять на ислам.

Было и личное влияние:

«Роль иудеев, как, впрочем, и других носителей «учения Авраамова» («ака’ид Ибрахим») в становлении ислама общеизвестна. Одним из первых прославился ученостью «раввин арабов» Ка’б ал-Ахбар — уроженец южноаравийского Химйара, принявший ислам при Абу Бакре (632-634 гг.). При халифе Османе (644-656 гг.) получил известность Абдаллах б. Саба — также иудей из Йемена, принявший ислам, «начитанный в писании иудеев и христиан», «любивший богословские споры»… и ставший основоположником шиитской религиозной доктрины (Петрушевский 1966:39)».

Этот «великий ученый и знаток Писания»(и другие неофиты из христиан и иудеев) повлиял на восприятие мусульманами образа Иисуса.

«По словам Ка’ба, Иисус не имел жилища, был бос, «не нуждался ни в украшениях, ни в домашнем скарбе, ни в монетах, нося с собою только пропитание на день. Там, где заставал его закат, становился он и молился до рассвета…». Без доли сомнения Ка’б описывает и внешность Христа, как «человека среднего роста, с бледным обветренным лицом и длинными, гладкими волосами».

По всей видимости, главным источником подобных россказней была собственная фантазия Ка’ба ал-Ахбара и других «ученых». Далеко «не корректные цитаты» из библейских текстов, которые приводил Ка’б, свидетельствовали, что сам он вряд ли умел читать и писать и в основном черпал сведения из «запаса народных легенд и вольно пересказанных библейских изречений, бытовавших в форме устных преданий в той среде, в которой он вырос» (Андре, 2003: 43-46)».

Дьяков Н.Н., 2008. Мусульманский Магриб. Шерифы, тарикаты, марабуты в истории Северной Африки. СПб.: изд-во СПбГУ. 344 с.

Примечания

[1]А дальше упадок арабского мира, в Магрибе и Машрике, вызвал значительный перерыв, после которого евреи «вернулись» к научным занятиям только в Европе и в рамках просвещенческой эмансипации. Напротив, в средневековье евреи Европы, за некоторыми исключениями, бежали науки и философии, особенно ашкеназы за Альпами и севернее Луары. См. книгу Колетт Сират о средневековой еврейской философии и «Против «отбора на ум» у евреев«.

[1] Скажем, средневековые еврейские философы, обсуждаемые в посвящённой им книге Колетт Сират (2003), полностью укладываются в направления арабской философии того времени – мутакаллимы и пр. См. также главу 7 книги Гойтейна.

[2] «Капитализмом» он (ошибочно) называет максимальное развитие денежной экономики, её финансовых инструментов, общественных институтов и пр. надстроечных явлений: скажем¸ мусульманское право, как оно сложилось в 8-10 вв., представляет собой бюргерскую утопию. Конечно, это феодальное общество, а не капиталистическое (ту же ошибку делал П.Левек, называя «капитализмом» однотипные явления в эллинистическом мире). Как показал К.Поланьи, капитализм начинается с того, что торговый капитал вкладывается в промышленное производство, купец из торговца всё больше делается его организатором. При этом он активно использует знания (людей, местностей, климата, свойств материалов и пр.), необходимые ему на прошлом, «торговом» этапе, которые получал благодаря связям с учёными. Или работе их на него, как Леонардо из Пизы (Фибоначчи), создавший двойную бухгалтерию. Благодаря этому технологический процесс и организация производства всё время прогрессируют на основе новых знаний, полученных «наукой» данного общества. Что и позволило европейцам, начавшим с очень низкого уровня, обогнать сложное и изощрённое ремесло мусульманских стран или Индии, развивавшиеся на базе традиции.