Истории традиционного общества

Print PDF

1. «Транспортное сообщение в Черногории до конца XIX — начала XX века было затруднено. Дорог практически не было, даже старая дорога в Цетинье, которой пользовались до 1890 г., была недоступна для колесной техники, остатки этой дороги автор осмотрел лично на участке от поселка Реки Црноевича до Цетинья. На ней могли разъехаться с некоторым трудом два всадника, рельеф же её (большой перепад высот и иногда просто подобие ступеней) с трудом дает возможность предположить саму возможность использования колесного транспорта.

Другие дороги были, по свидетельствам очевидцев прошлых лет, ещё хуже, так как по ним с трудом могли продвигаться даже вьючные животные. Обычно грузы переносились вручную, женщинами.<…>

Женщина вне рамок семьи вообще не подвергалась насилию. Считалось, что любая представительница прекрасного пола может безбоязненно пройти всю Черногорию из конца в конец (Ровинский, 1897, с.203). В. Броневский писал:

«Впрочем, черногорцы такое имеют уважение к нежному полу, что считается великим бесчестием и низостью обидеть женщину, и потому-то употребляют их для посылок и часто шпионами» (Броневский, 1818, с.275)

и

«Красавица в лагере черногорском может быть столь же покойна и безопасна, как под надзором своей матери; почлось бы великим бесчестием для того, кто вздумал бы влюбиться в неё» (Броневский, 1818, с.275).

И.М.Драмбян, 2006. Обычаи примирения в традиционной культуре черногорцев// Агрессия и мирное сосуществование: универсальные механизмы контроля социальной напряжённости у человека. Ред. М.Л.Бутовская. М.: Научный мир, 2006. С.246-258.

2. «…я хотел бы привести сценку, свидетелем которой я стал в лагере-приемнике для евреев-эмигрантов под Аденом в ноябре 1949 г. Она происходила между двумя йеменскими евреями, один из которых уже стал израильтянином, то есть прожил в Палестине достаточно долго, чтобы социально адаптироваться, а другой — эмигрантом, который прибыл в лагерь всего несколько дней назад.

Йеменит-израильтянин, служитель в лагере, разумеется, держался наравне со всеми остальными — с директором лагеря, главным врачом и университетским профессором. Однажды я стоял около него, когда какой-то йеменит-эмигрант подбежал к нему и за долю секунды распростерся перед служителем на земле, целуя его ноги и припадая к стопам, чтобы подкрепить какую-то заурядную просьбу. Особенно примечательным здесь был сам физический аспект. Падение наземь на полном ходу, которое не причинило никакого вреда павшему, свидетельствовало, что у этого человека, несомненно, была длительная практика в подобных действиях. Конечно, Йемен — одна из самых отсталых арабских стран, но все же эта сценка иллюстрирует огромный контраст».

Шломо Гойтейн. Евреи и арабы: их связи на протяжении веков.

4. «…бои на севере [Синайского] полуострова [в октябре 1956 г., в ходе контртеррористической операции «Кадеш» против баз палестинских федаинов, поддерживаемых АРЕ. Прим.публикатора] развернулись как по прибрежной дороге Газа —Эль-Ариш —Кантара, так и по внутренней дороге Абу-Агейла — Бир Гафгафа — Исмаилия. 7-я танковая бригада натолкнулась на сильное сопротивление египтян под Абу-Агейлой и взять деревушку с ходу не смогла. Тогда полковник Ури Бен-Ари решил обойти эти укрепления и двигаться дальше, оставив египтян сидеть у себя в тылу. Этот риск оправдался. Остальные египетские войска быстро покатились к Бир Гафгафе и дальше, к каналу. Когда силы Бен-Ари уже были в положенных 10 милях от канала, в Абу-Агейле вдруг спохватились, что их Брестская крепость находится уже далеко в тылу израильских войск.

В укреплениях сидели 3000 египтян. Их командир совершил, по сути, военное преступление. Он заявил, что позиция оставляется и солдаты должны спасаться, кто как может. Это означало, что им придется топать чуть менее 100 км по песку до канала. Этот безумный приказ привел к гибели почти всех египетских бойцов, которых по пути убили и ограбили местные бедуины.

С воздуха наблюдали израильские летчики, как падают на землю усталые и обезвоженные египетские солдаты, как режут им горла бедуины и снимают с них форму. Поделать ничего было нельзя, через барханы никакая техника пробиться не могла. О бедуинах давно ходили истории, что эти ребята могут на своих тропках перерезать горло любому, кто попадется, ради пары носков. Причем были случаи, когда носки снимали, а на ручные часы не обращали внимания».

М.Штереншис. История государства Израиль. С.223-224.

5. «[О традиционном крестьянском быте] Справедливости ради следует добавить, что в одном пространстве-времени с этим рукотворным земным раем (сравнительно с последующей разрухой — до сих пор, до XXI века!) существовал, как положено, и ад. Точнее, целых три ада.

Первый заключался в тяжком продолжительном физическом труде 364 дня в году (365 в високосном). Редко меньше 10-12 часов в день — разве что по воскресеньям и праздникам. Часто до 14-16 часов — до предела человеческих возможностей. Это сегодня у нас почти каждый день — либо выходной, либо праздник, либо отпуск. А домашняя скотина такого баловства не признает — требует ежедневного ухода. Да и поле-огород живут по своим законам, далеким от людских удовольствий. И кто бы мог подумать, что такой ад кромешный и есть нормальные условия существования человеческого общества? А как только начинаются сплошные выходные-праздники-отпуска, перемежаемые чаепитиями до и после обеда, всевозможными юбилеями и другими оргиями, — это верный признак близкого конца прогнившей цивилизации¹.

Добавим, что 12-16 часов работы в день — это не собрание-заседание. Это в три часа утра (глубокой ночью по-нынешнему) хозяйке вставать доить корову, а хозяину — задавать корм скоту. Затем часы и часы лопатой или вилами до изнеможения. И только потом завтрак. И опять часы и часы работы. Обед и «мертвый час» — иначе не выдержишь. Снова часы и часы работы. Ужин. И часто многое еще доделывать после ужина, чтобы часов в десять вечера рухнуть мертвым сном. А через пять часов — подъем…

И все это — в избе площадью не более 15-20 кв. м (часто — менее) и высотой не более 3 м (часто — менее). В этой привычной до сих пор кубатуре ночевали не двое, как сейчас, а человек двадцать, в том числе пара стариков и больше дюжины детей мал мала меньше. Спали в четыре яруса: молодежь высоко под самым потолком на полатях, старики — на печке, супруги — на сундуке, служившем кроватью, рядом по лавкам кто постарше, малышня — вповалку на полу. И каждый год — новый младенец орет по ночам в люльке. И каждый год в той же избе выхаживаются новорожденные теленок, затем жеребенок, затем ягнята, затем козлята и т. д. В хлеву в первые недели жизни они просто замерзнут. Перечитайте этот абзац еще раз и попытаетесь вообразить себе этот комфорт, который автор ребенком видел из соседней горницы отнюдь не в самой бедной избе на селе.

Можно представить, какое обилие насекомых дополняло такое сосуществование разных млекопитающих. Касательно комаров, насколько помнится, Господь Ладу более или менее миловал. А вот мух всюду — как людей сегодня в центре Москвы. И, понятно, в каждой избе — клопы, блохи, тараканы, как саранча. До сих пор не знаю, какими народными средствами бабушка ухитрялась держать избу в чистоте от этой нечисти.

Во всяком случае, с клопами мне впервые пришлось познакомиться уже десяти лет от роду. И не в селе Лада, а в городе Чистополе. На съемной квартире, где среди ночи проснулся полузагрызенный. А когда зажгли свет, с ужасом увидел десятки мерзких тварей, наползающих на меня со всех сторон. Я еще не читал тогда воспоминания маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году», где он утверждал, что такое обилие клопов было не только в крестьянских избах и что он спасался от них, приказывая ставить ножки своей походной кровати в лоханки с водой и закрываясь сплошным пологом от пикирующих с потолка клопов, как от москитов в тропиках.

А с блохами впервые и вовсе столкнулся лишь на четвертом десятке лет жизни. И не где-нибудь, а на даче в Саулкрастах под Ригой — наследие обитавших там до нас псин. Ну а что такое тараканы — знает и поныне почти каждый москвич. В деревенских избах их было не меньше, чем мышей в амбарах. В нашей избе благодаря стараниям бабушки — не больше, чем сегодня в моей городской квартире, раз в месяц пришелец от кого-то из соседей.

Второй рукотворный ад люди устроили сами себе своими отношениями друг с другом. Чтобы выдержать каторжный труд, были установлены его вековые ритуалы, дополненные такими же ритуалами быта и досуга. Все было как на сцене театра — каждый обязан был играть свою роль. За этим бдительно следило всемогущее в тех условиях общественное мнение окружающих. Чуть оступился в чем-то — окрик, брань, затрещина, избиение, обидное прозвище, травля, самоубийство. Все это с самых ранних лет видел и слышал все в той же Ладе. Мне ото всего этого перепала сущая гомеопатия, но и в двадцать лет я инстинктивно закрывался рукой, когда мать делала в сердцах неосторожное движение: вполне мог последовать привычный подзатыльник.

Наконец, в третьем аду чертовщиной являлось всевозможное начальство. И то, которое требовало «выкупных платежей» сверх немалого налога. И то, которое просто отбирало собранное зерно, оставляя самую малость на семена и скудное пропитание [и возвращая из собранного в виде школ, МТС, больниц, детсадов и т. д. социалки, для крестьян ставших реальностью лишь после коллективизации. Прим.публикатора]. И то, которое отобрало землю и почти весь домашний скот, заставляя работать даром за право не умереть с голода картошкой с оставшегося клочка приусадебного участка. И то, которое без взятки не даст разрешения ни на что в жизни. И то, которое может запросто сжить со света, если не угодишь в чем-то [Однако все утверждающие сие в мемуарах дальше рассказывают, как успешно сопротивлялись «сживанию», отбивали накат, а то и побеждали вчистую — когда это рассказывается про советское начальство. С российским выходит иначе — ему сопротивляться труднее даже в тех аспектах, где длинней поводок. Прим.публикатора]. Вплоть до сего дня.

Как выжить в таком аду, где спасается только низко кланяющийся и ломается насмерть всякий, сохранивший хоть малейшее чувство человеческого достоинства? Тоже вплоть до сего дня».

Бестужев-Лада И.В. Свожу счёты с жизнью. Записки футуролога о прошедшем и приходящем.

Примечание.